Ироикомическая поэма-сказка «Душенька» и. Ф. Богдановича.

Душенька, Родня Душеньки + две сестры, Амур, Венера, Юнона, Минерва, Зефир, Утеха (Радость, Жизнь).

Содержание «Душеньки» составляет известный миф о любви Амура и Психеи. Вспомните этот миф. И по содержанию, и по форме поэма-сказка была полемически направлена против героического эпоса классической поэзии.

Такие традиционные категории бурлеска как игра несоответствием высокого и низкого в плане сочетания сюжета и стиля поэме Богдановича 1783 года совершенно чужды: «Душенька» не является пародией героического эпоса, герои поэмы — земные люди и олимпийские божества не травестированы через высокий или низкий стиль повествования. И первым же знаком отказа от обычных приемов бурлеска стал у Богдановича оригинальный метр, избранный им для своей поэмы и в принципе лишенный к этому времени каких-либо прочных жанровых ассоциаций (за исключением, может быть, только ассоциации с жанром басни) — разностопный (вольный) ямб, с варьированием количества стоп в стихе от трех до шести, с весьма прихотливой и разнообразной рифмовкой. В целом же стиль поэмы, а также ее стих Богданович точно определил сам: «простота и вольность» — эти понятия являются не только характеристикой авторской позиции, но и стиля, и стиха поэмы.

Бурлескность поэмы Богдановича заключается совсем в другом плане повествования, и общее направление бурлеска предсказано тем именем, которое поэт дает своей героине. У Апулея и Лафонтена она называется Психея, по-русски — душа; первый русский переводчик повести Лафонтена слегка русифицировал это имя, присоединив к греческому корню русский уменьшительный суффикс: «Псиша». Богданович же назвал свою героиню «Душенькой», буквально переведя греческое слово и придав ему ласкательную форму. Богданович обозначил тенденцию к частичной русификации. В шутливо-ироническом духе изображены образы античной мифологии (Венера, Марс, Нептун), они причудливо смешиваются с персонажами русских сказок (Царь-девица, Змей Горыныч, Кащей Бессмертный) Встречаются элементы травестирования (пародирования) древнегреческого мифа:

• меч, которым Геркулес отсек 9 голов у гидры, хранится в арсенале Кащея и называется Самосеком (заимствовано из русских сказок)

• Венера отправляет Душеньку за живой и мертвой водой (по Апулею – Психея должна зачерпнуть склянку стигийских вод). К змею, охраняющему источники, Д. обращается: «О змей Горыныч, Чудо-Юдо».

• греческую царевну наряжает в русский крестьянский наряд, превращая ее в «Венеру в сарафане»

Сама Душенька потеряла черты древней Психеи – олицетворенной души. Героиня Богдановича живая, кокетливая Душенька, которой свойственны женские капризы, щегольство. Поэма заканчивается дидактической прописью: «красота души» лучше «наружной крастоты». Но концовка присоединена механически, никак не вытекая из характера героини. И только в этом соединении героини, образу которой приданы черты иной национальной определенности, с античными Амурами, Зефирами, Венерой и прочими богами олимпийского пантеона заключается бурлескная неувязка планов повествования. В «Душеньке» нет ни философской глубины античного мифа, ни мудрой непосредственности русских сказок, это произведение прямо противоположное майковскому «Елисею». Майков стремится своей поэмой «изнадорвать читателям кишки», Богданович же хочет, чтобы «в часы прохлад, веселья и покоя приятно рассмеялась Хлоя». Поэма-сказка с ее иронией по отношению к мифологическим героям и сюжетам знаменовала идейно-эстетический кризис классицизма. Формальная свобода, непринужденность «Душеньки» в сочетании с шаловливой ироничностью тона – новое явление в нашей литературе, первый в жанре поэмы образец так называемой «легкой поэзии».

Бытовая атмосфера, воссозданная в поэме-сказке Богдановича, своим конкретным содержанием нисколько не похожа на густой бытовой колорит жизни социальных низов, составляющий бытописательный пласт в романе Чулкова или поэме Майкова. Но как литературный прием бытописание Богдановича, воссоздающее типичную атмосферу бытового дворянского обихода и уклада, ничем от бытописания в демократическом романе или бурлескной поэме не отличается: это такая же внешняя, материальная, достоверная среда, в которую погружена духовная жизнь человека. Тем более, что в поэме-сказке это подчеркнуто через использование традиционных мотивов вещно-бытового мирообраза — еды, одежды и денег, которые тоже лишаются своей отрицательной знаковой функции в том эстетизированном облике, который придает им Богданович: еда — роскошно накрытый пиршественный стол; одежда — великолепные наряды, деньги — сверкающие драгоценности.

Лиризмом пронизана вся атмосфера повествования в «Душеньке» и преимущественный способ его выражения — непосредственное включение авторского голоса, опыта и мнения в описательные элементы сюжета. В первой песне «Душеньки» есть описание поездки богини Венеры на остров Цитеру в раковине, запряженной дельфинами: это опыт переложения сюжета декоративной настенной росписи «Триумф Венеры» на язык поэтической словесной живописи — и здесь, описывая резвящихся вокруг колесницы Венеры тритонов, изображенных в настенной росписи, Богданович легко и органично переходит от описания к выражению лирической эмоции.