Больше чем "мы были здесь"

Вернемся к нашему сценарию.

1. Мы знаем, что наша постиндустриальная цивилиза­ция конца XX иска должна -погибнуть в результате неиз­бежного космического или геологического катаклизма.

2. Мы знаем — поскольку наша наука достаточно раз­вита — что гибель будет почти тотальная.

3. Мобилизуя мощные технические ресурсы, мы под­ключаем наши лучшие умы к тому, как обеспечить хотя бы частичное выживание нашего вида в катастрофе и сохране­ние основ наших научных, медицинских, астрономических, географических, архитектурных и математических знаний.

4. Мы, разумеется, сознаем, насколько призрачны наши шансы на то, чтобы преуспеть в решении обеих задач; тем не менее подстегиваемые перспективой вымирания мы, на­прягаясь, строим ковчеги и прочные убежища, где избран­ные смогут укрыться, и концентрируем свою изобретатель­ность на способах передачи сущности знаний, которые мы накопили за 5 тысяч лет нашей официальной истории.

Мы начали готовиться к худшему. Мы считаем, что

кто-то хоть и уцелеет, но будет отброшен назад в каменный век. Осознавая, что может потребоваться от десяти до две­надцати тысяч лет, чтобы цивилизация такого же уровня, как наша, поднялась подобно Фениксу из пепла, одну из основных своих задач мы видим в том, чтобы найти способ связаться с этой будущей цивилизацией. Мы хотели бы сказать им как минимум: "Мы были здесь" — и быть уве­рены, что они получат наше послание, на каком бы языке они ни говорили и какие бы этические, религиозные, идео­логические, метафизические или философские симпатии их общество не испытывало.

Я уверен, что нам хотелось бы сказать им больше эле­ментарного "Мы были здесь". Нам хотелось бы, например, сообщить им, этим нашим далеким правнукам, когда мы жили по отношению к их времени.

Как мы могли бы это сделать? Как бы мы выразили, скажем, 2012 год эры христианства на языке, достаточно универсальном, чтобы его спустя двенадцать тысяч лет смогла расшифровать и понять цивилизация, которая не будет ни­чего знать ни о христианской, ни о какой иной эре?

Одно очевидное решение могло бы состоять в том, что­бы опереться на прекрасную предсказуемость прецессии зем­ной оси, которая медленно и регулярно изменяет наклоне­ние всего звездного неба по отношению к наблюдателю в фиксированной точке и которая столь же медленно и регу­лярно поворачивает точку равноденствия по отношению к двенадцати зодиакальным созвездиям. Из предсказуемости этого движения следует, что если бы мы могли найти спо­соб объявить, что "МЫ ЖИЛИ, КОГДА ВЕСЕННЕЕ РАВ­НОДЕНСТВИЕ ПРИХОДИЛОСЬ НА СОЗВЕЗДИЕ РЫБ", то стало бы возможным указать нашу эпоху с точностью до 2160 лет в пределах Большого прецессионного цикла про­должительностью 25920 лет.

Единственный недостаток этой схемы проявился бы в том случае, если цивилизация, подобная нашей, не сумела бы развиться за 12 или даже 20 тысяч лет после катаклизма, а на это потребовалось бы намного больше, скажем, 30 ты­сяч лет. В этом случае монумент или календарное устрой­ство, объявляющее, что "мы жили, когда весеннее равно­денствие приходилось на созвездие Рыб", перестало бы ра­ботать однозначно. Будучи обнаружено высокоразвитой куль­турой, чей расцвет пришелся, например, на самое начало будущей эры Стрельца, его могли бы расшифровать, как "Мы жили за 4320 лет до вашего времени", то есть за два

полных прецессионных "месяца" до эры Стрельца ("меся­цы" Водолея и Козерога по 2160 лет каждый). Но оно мог­ло бы означать "Мы жили за 30240 лет до вашего времени", то есть те же два "Месяца" плюс полный предыдущий пре­цессионный цикл в 25920 лет. Археологам эпохи Стрельца пришлось бы не только напрягать свои умственные способ­ности, чтобы понять содержание послания (то есть "МЫ ЖИЛИ, КОГДА ВЕСЕННЕЕ РАВНОДЕНСТВИЕ ПРИ­ХОДИЛОСЬ НА СОЗВЕЗДИЕ РЫБ"), но и поискать до­полнительные признаки, по которым можно было бы уточ­нить, о какой именно эре Рыб идет речь: последней из предыдущего прецессионного цикла или из того, который был перед предыдущим.

И здесь геология могла бы оказаться естественным со­юзником.