Глава двадцать седьмая. В тартарары

1

По ту сторону портала тишины и спокойствия, Обычных для закрытой Зоны будущего, не осталось и и помине. Звуки стрельбы, громыхание разрывов гра­нат и свист вертолётных лопастей сменились на гул и I рохот не менее громкие. Да что ж это такое?! Из огня да в полымя?

Окружающее пространство горело, плавилось, рушилось и осыпалось. Оплавлялось, кажется, даже небо. Всё вокруг было укутано в красно-жёлтое маре­во, плетённое ослепительными узорами высверков молний, как при выбросе. И только небольшой остро­вок, место, где стояли мы, я и она, всё ещё напомина­ло тот ставший привычным райский сад, созданный ею для нас двоих и для горстки перерождённых стал­керов, не покинувших Зону, которую они считали своим домом и потому жить за её пределами не захо­тели. Всё то же зелёное покрывало травы и клочок си­него-синего неба над головами.

Любимая, неизменно прекрасная в своём чело­вечьем воплощении, стояла молча и неотрывно смот­рела на меня. О-о, этот взгляд! В её глазах стыли горь­кие слёзы. Значит, дела совсем плохи...

Я шагнул к ней и крепко-крепко обнял. Задать хоть какой-то из сотен терзающих меня вопросов я просто не смог. Ответные объятия были настолько отчаянно жаркими, как и последующие поцелуи, что я почти решил — всё, уже конец. Любимая пы­тается в последний раз насладиться нашей близо­стью. Вот-вот явится смерть, перед которой — не надышаться...

— Всё, всё! — Она вдруг разорвала объятия и от­странилась. — Совсем нет времени! Я смогу их сдер­живать, но совсем недолго.

• Кого это «их»? — задал я вполне резонный во­прос, хоть уже знал примерный ответ.

• Сейчас нет времени что-либо объяснять. Возь­ми. — Она протянула мне самый обыкновенный флэш-носитель памяти. — Здесь вся необходимая ин­формация. Я выиграю для тебя ещё немного време­ни, чтобы ты успел узнать. Но здесь и сейчас тебе уже нельзя оставаться, совсем скоро начнётся на­стоящий ад.

• А прямо сейчас, значит, не ад?! — Я обвёл ру­ками пространство, бьющееся в агонии за пределами островка стабильного «старого мира».

• Вот ещё, возьми. — Любимая пропустила мимо ушей мои слова, двумя руками подняла лежащий на траве тяжёлый сталкерский рюкзак и протянула его мне. — Тут всё, что тебе необходимо для последней ходки.

Ух, как же мне «нравится» это словосочетание: «по­следняя ходка»! Особенно из её уст. Звучит как приго­вор. Я принял рюкзак и ещё раз крепко обнял любимую.

• Всё будет хорошо, — попытался я успокоить напарницу, хоть ещё даже не знал, что же именно произошло и происходит.

• Я знаю. Иначе и быть не может. — Она ещё раз меня поцеловала, жарко-прежарко, как умеет одна она во всём этом подлунном мире, и слегка оттолкну­ла руками.

Секундой раньше я уловил едва различимый, но очень знакомый, характерный звук. Где-то за моей спиной открылся портал. И лёгкое движение рук лю­бимой отправило меня в эту пространственно-вре­менную нору. Тут же привычная круговерть перехода унесла меня от неё прочь, в неизвестном во всех смыслах направлении. Что же, вполне разумно, хоть и обидно. Длинные проводы — лишние слёзы...

То место, где я очутился, было знакомо до боли. Раздолбанная подстанция всё так же стояла на холме и всё так же выглядела мрачно и зловеще. Покосив­шиеся столбики бетонных опор, поваленные и сгнив­шие цилиндры масляных выключателей и торчащие из земли ржавые балки ЛЭП вперемежку со скопле­ниями аномалий. Ничего не изменилось с тех пор, как я перехватил в этом месте курьера, несущего наёмни­кам флэшку с заказами. А может быть, всего этого ещё и не произошло. Всё зависит от того, какой год сейчас «на улице».

Бесцеремонно выгнав из логова на подстанции семейную пару псевдособак, я устроился в их гнёз­дышке. Пока информация с флэшки закачивалась в мой КПК, я разложил на земле содержимое рюкзака.

Ой-ёй, как всё до боли знакомо! Тут было много чего, но некоторые вещи невольно ввергли меня в со­стояние дежа-вю. Термокомбинезон высшей степени защиты. Пара бухт капронового каната, универсаль­ные карабины. Два бесшумных пистолета-пулемёта с магазинами увеличенной ёмкости под усиленный па­трон. Десятка полтора ярко-белых артефактов в одно­разовых упаковках. И мощное взрывное устройство, что наверняка активирует огромную и разрушитель­ную аномалию.

Всё как тогда, в столичном подземном бункере-лаборатории. Нехорошее предчувствие кольнуло внутри, и неприятный холодок побежал по жилам...

Тихий сигнал оповестил о том, что процедура за­качки данных на КПК завершена. Что там у нас? Кар­та с объектом «X», тропки к нему прорисованы, отме­чены ловушки, поля мин и автоматические турели, схемы помещений, какие-то коды доступа, ещё чёрт его знает что... ни фига себе комплекс! И всё это здесь, в Зоне?! О, видеофайл.

Дисплей КПК мигнул и тут же выдал картинку. Это была она. Человеческое воплощение моей люби­мой напарницы воспользовалось вэб-камерой ноут­бука для записи послания... Стало быть, она даже не знала, успеет ли при встрече сообщить мне обо всём непосредственно.

Перестраховалась и, как выяснилось, далеко не зря. Её глаза тревожно метались, глядя то в камеру, то куда-то в стороны, а голос дрожал от волнения. На заднем фоне уже было отчётливо заметно, что окру­жающая реальность начинает «плавиться» и раство­ряться.

«Любимый мой человек, если ты это смотришь, значит, ситуация хуже некуда. Мы ошиблись, когда решили, что удары ноосферного модификатора по мне производились из московского бункера. Это лишь одна из наших роковых ошибок, но самая глав­ная... Те люди, которых мы уничтожили, наоборот, пытались нейтрализовать излучение другого модифи­катора. Того самого, который был и продолжает быть причиной всех наших бед. Я старалась не акцентиро­вать на этом раньше, но ты и сам догадывался, что в моей памяти существуют некоторые провалы... много провалов. Они вызваны именно тем, вторым излуча­телем, который всегда был тут, прямо во мне. Не во­вне, а внутри.

Я не могла о нём знать и тем более помнить! Они тщательно за собой подчищали и постоянно удаляли из моей памяти информацию о своём присутствии. Эти нелюди — группа учёных, некогда работавших на правительство. Они здесь были с самого начала. Это именно они провели эксперимент, который стал пер­вопричиной всего. Я наблюдала за твоей последней ходкой. Именно тогда они и засветились, начиная с той самой таблички. Но как только я наконец что-то уловила и поняла, эти твари атаковали нагло и бесце­ремонно. Они бы не смогли победить, но им кто-то очень сильно помог. Человек, такой же, как и ты. Тот самый преследователь, которого мы так и не смогли перехватить. Он перемещался следом за тобой и свёл на нет результаты многих коррекций. В результате я не просто лишилась тузов в рукаве, но ещё и потеряла тс козыри, которые всегда имела. Сейчас мне что-то предпринимать уже слишком поздно. Но у тебя ещё есть шанс на последнюю попытку... Я отправила тебя в «аварийную зону». Не спрашивай, что это такое! Плюс в том, что они о тебе здесь ничего не знают, не смогут увидеть, засечь и, главное, совершенно не ожидают твоей атаки. Не теряй времени, я не знаю, сколько его осталось у нас. Я успела вычислить ме­стоположение их подземной базы. Все данные уже должны быть в твоём компьютере. Уничтожь их лю­бой ценой, но умоляю, останься в живых! Ты должен жить и помнить обо мне. Человек не умирает, пока о нём помнят.

Наверное, это всё. Остальное не столь важно. Не забывай, мой Нессия, я люблю тебя. Эта любовь и сделала меня человеком...»

Изображение замерло. Она неподвижно смотрела на меня бездонными чёрными глазами ещё несколько секунд, затем сомкнула веки, скрыв черноту. Изобра­жение погасло. Запись кончилась.

Времени на рефлексии нет. Я сейчас инструмент, исполняющий работу. Выживу — буду рыдать от горя. Главное — выжить. И помнить.

Картина происходящего несколько прояснилась. Больше не теряя ни секунды времени, я затрамбо­вал всё разложенное на земле назад в рюкзак. Рас­пихал по кармашкам и примочкам магазины, схва­тил пистолеты-пулемёты и крейсерской трусцой отправился в пункт назначения. Во все детали пред­стоящей ходки вникал на бегу. Не прекращая дви­жения, изучал схемы помещений и вырабатывал план действий.

Пока я продвигался аккуратно, не светился, но когда уже доберусь до самой лаборатории, ничто меня не будет сдерживать. Тогда я использую весь свой скрытый потенциал, почти всегда сохраняв­шийся в глубокой тайне от окружающих. Маскиро­ваться уже нет смысла. Вот только бы не выдать се­бя заранее.

Бункер расположен на окраине Лиманска, куда никто никогда не суётся из-за большой плотности «диких гусей» на квадратный метр. А вот и он... Я спря­тался за фрагментом обрушенной стены и достал би­нокль. Руины как руины, ничего примечательного, если бы местами не торчали из земли небольшие «скворечники» вытяжек старого бомбоубежища. Там, внизу, они и сидят. Вентиляция здесь не такая, как в столице, — по ней ничего вниз не отправишь. При­дётся прорываться с боем, так глубоко, как смогу, а там уже и оставить сюрприз. По указанным напарни­цей данным после активации устройства возникнет симбионт размером с маленький стадион. Бомбу в принципе можно оставить и на поверхности — вполне достанет до этих уродов. Но прежде необходимо обес­точить модификатор. Иначе его излучение всё ней­трализует, и смертоубийственная аномалия не акти­вируется.

— Ну что, сталкер, полный вперёд? — спросил я сам у себя и выпрямился во весь рост.

Ответом мне было содрогание земли под ногами.

Небо в один миг почернело, и мне показалось, что разом взвыли все твари в Зоне, имеющие голос. А во­ют они лишь в одном случае — когда бежать уже неку­да. Неужели я опоздал?!

Я мчался к замаскированному входу в подземелье, когда начался феноменальный по мощности выброс. Никогда в Зоне ничего подобного не происходило, даже когда она резко выросла в шестнадцатом году и образовала Чёрный Край диаметром шестьсот кило­метров. Сам не знаю, как я это узнал, но понял сразу и поверил безоговорочно. Земля вздрогнула так силь­но, что я не удержался на ногах, упал и покатился по щебню. И только-только успел вновь подняться на ноги, как кусок пространства, в котором я находился, обрушился...

И я вместе с окружающей реальностью рухнул прямиком в бездонную тьму.

2

— ...и самое настоящее чудо, что я продолжаю за­писывать! Ура, живой! Между этой и предыдущей за­писями считаные сутки по моему субъективному био­логическому времени, но... боюсь даже загадывать, КОГДА я... Где я, понятно, всё там же, в Зоне. Только в какой Зоне? Да, я перепрыгнул через пропасть, про­бил стену... Мне кажется, Чернота внезапно ослабела, её со страшной силой придавили извне, чуть кишки не выпустили. В этот миг слабости для меня всё-таки открылось будущее, и я, проклятый изгой, вернулся в закрытую Зону, из которой сбежал в тот день, когда она закрывалась... Всё, что я здесь вижу, убедило ме­ня, что я не так уж плохо устроился! Вот если бы ос­тался, тогда был бы одним из этих... Я брожу в саду Древосилов, смотрю на тех, кто не сбежал, и радуюсь, что не оказался среди них. Так и проторчал бы под каким-то из деревьев и не видел бы собственными глазами хмурый рассвет двадцать пятого октября ты­сяча девятьсот семнадцатого года или огненный, на­полненный грохотом разрывающихся авиабомб рас­свет двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого... Если вдруг только появится возможность, я обязательно расскажу, какое отношение к процессам, предшествующим событиям тех дней, имеет наша аномальность... Да, перед этим я побыл пленником в Зоне, под завязку набитой рыщущими кровожадными сталкерами и монстрами, но как по мне, лучше уж быть полноценным бойцом на самой ужасной войне, чем вот как эти мужчины и женщины — древесным придатком... Да, я понимаю, что она людей таким об­разом спасала, заботливо кормила грудью, но подоб­ная участь — точно не по мне. Молодец я, что сбе­жал! Только вот моё поведение после побега... Я не просто лох, а полный, законченный, хронический лох. Я сражался с чудовищами, которых сам себе при­думал! Она тут вернула человечеству почти всё, что отняла. Пыталась пойти другим путём, чтобы как-то выжить, оставаясь человеком, не возвращаться к тому состоянию, которое чёрным ужасом наползало на мир... А Несси, как я и подозревал, на самом деле не предатель. Он истинный собеседник переродившейся Зоны, а я, вместо того, чтобы помочь им справиться с кучей проблем, только палки в колёса вставлял и пла­ны нарушал... Ловчий, называется, ё-моё, воспитатель Зоны! Если бы я мог себе позволить впасть в шок, уже впал бы. Да-а, натворил я дел... Самое гнусное, что нечего и пытаться найти способы исправить собст­венные ошибки. Поздно, поздно... Да у меня и собст­венных проблем может навалиться, мало не покажет­ся... Луч однажды рассказывал о том, как впервые ехал в Зону из Москвы на поезде. Ему запомнились слова одного случайного попутчика, и он их мне пересказал. Разговор в вагоне зашёл о двойниках, которые есть у каждого из нас где-то на планете. Тот человек считал двойников напоминанием. Таким спо­собом реальность намекает, что смертного скопиро­вать недолго. Так что не стоит особо задаваться, губу раскатывать, бытие ещё одного такого же изобразит в момент, без проблем. Не уникален ты, человече, как минимум ещё одна копия существует... Я к чему об этом вспомнил. Моё-то заветное желание освободить­ся от власти линейного течения времени исполнила не аномальность, а самая что ни на есть нормаль­ность. Моя истинная покровительница — сама реаль­ность Земли. Если она от меня не отвернулась... не удалила за ненадобностью, не заменила двойником,

не выбросила на помойку истории... Вдруг моё мне­ние хоть что-то да значит ещё? Сейчас я больше всего па свете хочу, чтобы все эти замороченные сталкеры проснулись и чтобы мы отсюда выбрались! Эта Зона кончается, к сожалению, и лучше бы нам всем из неё успеть убраться подобру-поздорову, не то...

3

На речной берег она приползла. Ноги совсем не держали. Хотелось застыть и не шевелиться, закрыть глаза и больше не подымать веки, чтобы не видеть рушащееся мироздание. Но она не могла себе позво­лить сдаться, признать поражение... и пока жива, пока в сознании, до последней мысли будет держать портал открытым, даже если это уже не имеет смысла.

Ползя к реке, женщина видела просыпающихся, избавляющихся от иллюзий подопечных. Они огля­дывались по сторонам, в ужасе нечленораздельно восклицали, некоторые вскрикивали. В этих звуках слышался один вопрос: «Куда я попал?!» Каждый че­ловек пробуждался в неведомом, резко отличном от привычной среды обитания пространстве, так что совсем не удивительно для первой минуты яви. Это уже во вторую минуту появятся другие вопросы. Ещё и как появятся! Но ей уже будет не до ответов навер­няка.

Сад горел. Первыми трансформировались в пепе­лище обычные деревья и кусты, и от них уже не оста­лось даже воспоминаний.

Чёрные лепестки летали повсюду. Чёрные круги под сгорающими Древосилами разрастались, начина­ли смыкаться между собой. Защитная трава жухла, расползались голые проплешины. Проглядывала ис­сушенная земля. Она трескалась, из змеящихся тре­щин сочилась болотная жижа, валили клубы удушли­вого чада, с шипением вырывались красные, белые и синие языки пламени, и всё это яростное буйство сверху припорашивал чёрный снег лепестков...

Больше всего в жизни она хотела упорядочить ха­ос, с самого рождения творившийся в ней. Мечты хаоса, желания хаоса превратить в стройный, краси­вый внутренний мир. И вот хаос возвращался рико­шетом, поражая и разум, и душу, сметая и стирая ма­териальные воплощения, те, что она успела создать.

Девиз «Остановись, мгновенье!» уже не реял на её растоптанном знамени. Время сдвинулось и понес­лось галопом, устремляясь в будущее. Всё такое же неизвестное и всё такое же негостеприимное. В кото­ром ей, такой, места не нашлось.

Сознание угасало. Перед глазами плыли тёмные пятна. Словно зримое отображение множащихся про­валов в памяти. Подсознание ещё что-то творило, от­чаянно пыталось продлевать жизненные процессы, но эти попытки уже были ничем иным, как конвульсия­ми агонии.

Память истаивала прямо на глазах. Возвращалась темнота, наполнявшая её всю жизнь до того момента, в который она осознала себя человеком и даже реши­ла, что видит свет в конце тоннеля. Увы, это были всего лишь огни приближающего поезда в ад...

Тонкий человеческий силуэт, кажется, женский, появился в поле зрения, вырос, увеличился в разме­рах, закрыл собою небо — человек наклонился над телом-аватаром. Предсмертная галлюцинация или кто-то из бывших подопечных, пробудившихся и не­вольно брошенных на произвол нормальности...

Вот какая она, смерть, отстранённо подумала женщина, замирая на берегу ошалевшей, вздыбившей волны чуть ли не до неба реки, куда всё-таки сумела доползти, расплатившись последней каплей жизнен­ной энергии. В эту секунду ты есть, а в ту — тебя уже нет. Исчезнет память — исчезнешь ты.

Но какое-то из твоих желаний будет последним. Самым последним. Арьергардом всей уходящей жизни. Вот оно.

Повернуть ключ в замке люка аварийного выхо­да, и...