Глава двадцать пятая. Разрыв контроля

1

Сонная тварь оскалилась и, совершая угрожаю­щие выпады, плевалась в мою сторону. Густая пена брызгала из её пасти. Уродина сидела на возвышении, нагромождённом из всего, что только сумел натащить сюда Мымр. Семейным гнёздышком это можно было назвать лишь в первом приближении. Что же, воз­можно, и получится обойтись малой кровью. Я быст­ро пробежал по некоему подобию моста из скальных пород и очутился у подножия семейной пирамиды — так я для себя обозвал эту кучу мусора. Теперь наверх!

Мымра разошлась не на шутку, она принялась взахлёб лаять, ну точно как разъярённая собака, толь­ко громче раз в десять. И тут же с вершины горы в ме­ня полетели тяжёлые элементы конструкций, плиты, рельсы и разного рода тяжёлые штуковины. Едва увернулся от покорёженной стальной крышки люка какого-то бункера... Железяка вспорола брюхо бетон­ному коробу, с которого я долей секунды раньше ус­пел убраться, и, громыхая, улетела дальше. Старый трансформатор килограммов на сто буквально про­свистел надо мной. Битка фонарного столба, невесть откуда взявшегося здесь, чуть не смела меня к чертям собачьим. И все эти прелести Мымра швыряла одной лапой. Но когда она обеими конечностями, кряхтя от натуги, занесла над своей башкой огромный шмат, оторванный от корпуса... тепловоза, я не на шутку озадачился и выстрелил.

Сомневаясь в том, что один выстрел в голову сможет завалить эту злобную тварь, максимально сов­ратившую Безымянного с пути истинного, я отстре­лил ей левую кисть, больше похожую на клешню. Мымра взвыла, и железнодорожная махина рухнула на неё сверху. Эффект от падения многотонной желе­зяки был подобен удару кувалды по спелому томату. Огрызок тепловоза угодил ей в точности на вздутый живот, внешний скелет не выдержал и лопнул, оголяя кровавое месиво. Красные брызги ударили мне в щи­ток шлема. Стерев этот фарш ладонью в перчатке, я поднялся на вершину пирамиды обломков.

Мымра лежала и умирала, её тоскливый стон, за­полнивший весь подземный зал, молотил по барабан­ным перепонкам, ухитрившись прорвать акустиче­скую защиту шлема. На мгновение мне стало по-настоящему жаль монструозную тварь... Как ни крути, она-то не виновата, не ведала же, что творила. Я на­правил «гаусс» ей в голову, тварь всё поняла и испус­тила последний тоскливый, щемящий душу вой. Спустя ещё мгновение я освободил её от мук. Стоны прекратились.

Покончив с делом, я уже решил, разогнавшись по крутому склону груды обломков, с разбегу нырнуть в потоки реки Хронос и вернуться в убежище Закрытой Зоны. Но тут из чёрной дыры прохода в один из мно­гочисленных тоннелей пулей вылетел Мымр. Он из­давал звук, очень похожий на человеческий крик от­чаяния, и стремительно приближался. Пока я сделал первый прицельный выстрел, он уже преодолел поло­вину склона пирамиды.

Попадание пришлось в сустав передней лапы. Брызнула кровь, лапа неестественно вывернулась, оголяя мясо, и спустя пару мощных прыжков отломи­лась. Но это практически не замедлило монстра. Вто­рой залп, нацеленный ему в голову, прошёл мимо неё, но металл, разогнанный до неимоверной скорости, всё же угодил Мымру в брюхо. И видимо, выстрел по­вредил что-то очень и очень важное. Бывший Безы­мянный взвыл, последний раз прыгнул и всей тяже­стью тела плюхнулся на камни. Он был смертельно ранен, но упрямо отказывался умирать. Напрягая по­следние силы, выпуская из пасти кровавые пузыри, упорно полз на вершину... Мне показалось, что он вот-вот соберёт всю оставшуюся энергию в последний импульс и прыгнет, чтобы разорвать меня на части.

Воспользовавшись небольшой паузой, я сменил позицию, сместился в сторону и укрылся за ощети­нившимся месивом рельс и шпал. Прицелился, на этот раз уродливая башка получит своё... Но что-то во мне не позволило сделать последний выстрел. Я опус­тил «гаусс» и встал. Противник продолжал карабкать­ся, только полз он совсем в другую сторону, не по мою душу. Подземный обитатель пытался доползти туда, где лежала его мёртвая подруга...

Оцепенел я в буквальном смысле. Что это, если не любовь?! Я стоял неподвижно и молча смотрел. Мымр наконец дополз до вершины, оставшейся при нём пе­редней конечностью дотянулся до любимой, взял в эту свою «руку» её правую «кисть» и, тяжко похрипев с минуту, испустил дух у её «ног».

Я приблизился к мёртвым телам. Ещё раз глянул на усопшего ренегата, изменившего своей создатель­нице Зоне. Умный, сильный хищник, поставленный охранять подземелья, уснул. Неприятное ощущение засосало под ложечкой, я остро сожалел, что при-

шлось его убить. А ведь во всём виновата она! Я со злостью ткнул носком ботинка лапу Мымры.

И в этот миг свет фонаря выхватил на её запястье что-то блеснувшее... Я присел, чтобы получше рас­смотреть предмет, привлёкший моё внимание. Это оказался стальной прямоугольник, прикрученный са-морезами прямо к костяному панцирю. Надпись на нём содержала длинный цифровой код и несколько символов. Ряд цифр заканчивался чёткой надписью, которую просто невозможно было трактовать много­значно: «Лаб. № 12. Вед. спец. проф. Ю. Назаров»

Эта маленькая пластинка свидетельствовала о том, что тварь выводилась кем-то искусственно и с вполне определённой целью. Полученная информация требо­вала срочного осмысления. Всё говорило о том, что у нас имелся тайный враг, которого мы до этого момен­та не смогли распознать.

Или это нижний фронт вступил в союз с верхним?

Но главный вопрос: зачем напарница послала сю­да меня, банального охотника с пушкой наперевес? Как такое могло произойти, что её собственное поро­ждение вышло из повиновения... Почему этот неотъ­емлемый элемент Зоны вдруг стал недоступен её пря­мому влиянию, оборвал поводок, вышел из-под кон­троля... До такой степени, что пришлось использовать меня в качестве лекарства, призванного утихомири­вать взбунтовавшийся внутренний орган.

2

— Вынужден признаться, что растерян. Давно не помню себя в таком подвешенном состоянии. Так или иначе, почти всегда достаточно быстро находил решение проблем... Но не в этой патовой ситуации. Я прочёсываю Зону как проклятый. В разные време­на, в разных точках, меня уже некоторые особо наблюдательные сталкеры встречают подозрительными взглядами, скоро начнут стрелять. Маскировку по полной программе в бешеном темпе движения просто некогда соблюдать... Я не могу найти Другого. Про­пал, и вся недолга! Сгинул бесследно. Как будто по­чувствовал, что я его намерен разыскать во что бы то ни стало, и спрятался от пресловутого удара в спину. Но этого просто быть не может, уж в чём, в чём, а в трусости он замечен не был. Однако нигде, никогда я не могу найти свежих следов его присутствия. И за пределами Зоны я не ощущаю его... Неужели он взял отпуск и не вылезает из будущего, куда нет доступа мо­ей чуйке? Или, так сказать, под землю провалился...

Штрих задумчиво посмотрел вниз, на усеянную битым кирпичом почву. В эту минуту он сидел в од­ном из бывших дворов города Припять, ещё не совсем разрушенного, лета две тысячи двадцать шестого. Где-то в этом году по Зоне ковыляет новичок, которому ещё только предстоит получить гордое имя Луч, а прихода в Черноту двух его разновозрастных будущих учеников, оболтуса-пофигиста из северного Питера и чёрного археолога из «южного Питера», Николаева, ещё ждать и ждать.

— Вообще, конечно, у Несси вполне могут быть внятные причины держаться подальше от сталкерско-го пятидесятилетия существования Зоны. Моё то­тальное прочёсывание дало результат, несмотря на то, что Несси я нигде и никогда не обнаружил. Зато со­брал коллекцию наблюдений, на совокупность кото­рых ещё не решил, как реагировать. Хоть смеяться, хоть плакать. Странностями это не назовёшь, слиш­ком неадекватное слово. Ненормальными явлениями разве что. Но в аномальной Зоне это прозвучит как глумливое издевательство. И прозвучало бы, если... если бы это не было именно так. А оно так. Более то­го, на самом деле я скорей всего обозрел только вер­хушку айсберга. Моя способность, мой дар, он же и проклятие, позволяет мне первым увидеть. Я могу воспринимать события в комплексе, системно, по­этому и увидел. Совсем не это хотел видеть, но вот, никуда не денешься... Происходят некие самопроиз­вольные изменения в реальности. Раньше было так-то и так-то, я-то помню, в разных временах побывал, а теперь вдруг стало иначе. Я уношу с собой память в другое время, поэтому она уцелела, не изменилась вместе с реальностью... Вроде бы лишь детали разнят­ся, некоторые моменты, не глобально, но общее впе­чатление тревожащее. Неужели кто-то оказался силь­ней меня и всё-таки сумел на Зону повлиять впря­мую? Тогда запущен процесс, который не остановить. Вряд ли это моё желание сработало, даже мне слабо верится, что заветные мечты исполняются дважды, а моя уже реализована и от этого мира мне больше ждать нечего. Вывод напрашивается неутешительный. Исчезновение Несси — не исчезновение. В изменив­шихся реалиях ему просто не нашлось места. Но с та­ким же успехом места в реальности и мне не найдёт­ся? Тогда куда смотрит моя покровительница? Или я фатально заблуждаюсь, что она у меня есть?

3

Некоторые из спящих норовили проснуться. Их разумы, погружённые в режим полного забвения, пы­тались отряхнуть морок сновидений и войти в погра­ничное состояние дрёмы. Из которого останется сде­лать всего лишь один короткий шажок — и распахнут­ся врата яви.

Хозяйке сада пришлось оперировать более дейст­венными методами. Она уже не брала сталкеров за ручки и не отводила их обратно к личным Древоси-лам. Происходящее вынудило ограничить свободу пе­редвижения. Теперь ветви шевелились, гнулись, тянулись почти до защитного слоя травы, не выпускали подопечных из-под древесной сени. Перед тем, как заработала эта контрмера, люди уже не просто сом­намбулически разбредались. Они двигались целена­правленно, тело к телу, собирались в компании и хва­тались за руки. Некоторые крепко обнимались... Если проснутся, то могут впасть в шок. Поймут, что обо­жаемой ими Зоны нет и в помине и Предзонья уже нет, а окружающая реальность совсем не то, к чему они привыкли. Страшно представить, что начнётся в саду, когда невольные постояльцы решат, что этакая «древесная» жизнь их категорически не устраивает...

— Во сне человек проживает лучшие мгновения! Во сне можно быть кем хочешь, а не кем придётся, — с досадой сказала она Шутке, перед Древосилом ко­торой остановился её аватар-женщина. — Зачем же вы хотите проснуться? Здесь холодно и страшно, здесь предают друзья и осаждают враги. Здесь за каждое лишнее мгновение жизни требуется расплачиваться.

Ей в пору было самой себе сказать в точности эти же слова. Краткое просветление миновало. В памяти опять всё перепуталось, смешалось, затуманилось. Она обескураженно признала, что события развора­чиваются не так, как планировалось, точнее, её пла­ны завели не туда, куда хотелось. И главная пробле­ма не в том, что вмешивался этот упорный Гробокоп со своими попытками исправить последствия кор­рекций.

Из воспоминаний периода Зоны Сталкеров нача­ли всплывать не только какие-то явления и эпизоды, которые она не помнила. Подобные внезапные воспо­минания и раньше случались, и она подозревала в этом происки Дикой Зоны, заложившей мины фальш-памяти. Нет, теперь в её разум словно вторгалась ка­кая-то другая, совершенно неизвестная ей память, высверкивали воспоминания, которые не укладыва­лись в картину мира. Коротко говоря, новоявленные

воспоминания выстраивали целую параллельную па­мять. Она помнила и тот вариант, и этот — поэтому терялась, не всегда разбирая, где ложная картина, а где реальная. Это было бы похоже на шизофрению, если бы обе вселенные не помнились одновременно. Они не затмевали одна другую, не переключались. Накладывались, переплетались, но не сливались и не взаимоисключались.

Происками собственного тёмного прошлого это наглое вторжение уже было не объяснить.

Из некоего неизвестного ей источника велась на­правленная трансляция, пробившая все защиты и беспрепятственно вторгнувшаяся в её разум. Это ка­залось невозможным, но, увы, оказалось возможно.

— Что скажешь... э-э... подруга? — спросила она Шутку.

Но сталкерша сидела под деревом и молча смот­рела на неё пустыми, отсутствующими глазами.

Что случится с хозяйкой сада в тот момент, когда эти глаза станут осмысленными и эти уста разомкнут­ся, чтобы ответить?..