Глава семнадцатая. Тройная опека 1

Если бы у меня появилась возможность увидеть своего солидного папу двенадцатилетним хулиганом, бегающим по двору и бьющим стёкла, то возникшие у меня чувства были бы наверняка похожими на те, что я испытал сейчас. Мой наставник — мастер ство­ла и подствольника, ликвидатор номер один, легенда из легенд Зоны, «бэст оф зэ бэст» среди всех поколе­ний моих коллег, сейчас полз кустами и канавами, но широкой дуге огибая двух ничтожных пьяных бандюков.

Годиком-двумя позже — фиг бы он прятался. Да он даже крейсерскую скорость своего бега не замед­лил бы, походя пристрелив этих гопников из пары своих любимых кольтов на ковбойский манер, на­вскидку. И бандитские фразы типа «стоять-бояться, козёл», «га, хто к нам такой сам лезет», «оп-ля, ребя, шара ввалила» скользнули бы мимо его восприятия, не прерывая тёплую мысль о шикарных котлетах лю­бимого бара «Лихорадка».

Ну, собственно, каждый из нас когда-то ещё сиську сосал и под себя пудил. В Зоне все стартуют фактически одинаково, а вот дальше — уже по жела­нию и возможностям, и само собой, как ляжет карта удачи. В данном случае карта должна бы лечь очень чётко, правильно и вовремя — без вариантов. И если ситуация потребует, то я самолично подтасую в коло­ду событий свой козырный туз.

Это была очередная серия ходок, связанных с подстраховкой значимых персон моей жизни. Отча­янно надеюсь, последняя. Уж очень хрупкое это со­оружение, как выяснилось, — судьба человека. Вдруг чуть-чуть не так повернёшься, заденешь ненароком локтем, и рухнет, разлетится вдребезги. А там попро­буй с гарантией догадайся, что именно удастся скле­ить из осколков...

Мой будущий учитель отважно покинул сталкер-ский поселок в одиночку, без проводника или на­парника, и теперь «полз». Его перевалочный пункт назначения — Старый Бар. Далее — везде... В этом отчаянном рейде первохода-новичка, московского журналиста Котомина, наивно уверенного, что ни единому человеку в Зоне он и даром не надобен, под­страховывал не только я. Восточнее на некотором от­далении скользила одна из лучших сталкеров за всю историю Зоны. Сталкерша — точно самая лучшая.

Шутка, которая его сюда и заманила.

Я прокрадывался западнее, симметрично, на та­ком же расстоянии от Ника, ею незамеченный, и всё поглядывал в её сторону. С момента первой встречи каждый раз, вспоминая напарницу учителя, я рефлек-торно тянулся рукой вниз. У меня возникало желание потрогать ягодицу, некогда простреленную Шуткой. Вот это женщина! «Шило в заднице» — сказано про неё, чуть ли не буквально, только вот с одним нюан­сом. Не простое шило, а шило солидного калибра. Я-то помню...

На подходе к Свалке я предпринял марш-бросок и обогнал «дядю». Помнится, я обожал его так назы­вать, ведь он был гораздо старше меня возрастом в момент нашего знакомства в призонной округе. Ух, славно мы тогда покрошили с обломков самолёта це­лую толпу снорков... и я впервые увидел настоящую стрельбу по-македонски... и спас раненому Лучу жизнь, использовав «пламя» семейки Тимецких. Тот самый артефакт, который и привёл меня с берегов Балтики в Чёрный Край, когда Влад, пусть ему Зона будет пухом, но не жгучим, решил переться в самую черноту на розыски своего старшего брата Юрки Тимецкого. А я, заправский пофигист, от нечего делать прилепился к нему и оказался здесь просто за компанию, ещё не подозревая об уготованной мне участи...

Шутка немного задержалась, нарвавшись на не­скольких кабанов, и приотстала. Если бы я тоже оття­нулся назад, то в одной из узких лазеек этой террито­рии мы бы с нею точно лбами столкнулись. Поэтому решение забежать вперёд и вести будущего учителя «на поводке» до самого Бара, расчищать ему тропу, показалось единственно верным.

По Свалке я пронёсся ураганом. Специально бе­жал во весь рост, с гауссом наперевес. Вся местная братва, засевшая по своим нычкам в засадах, поспе­шила выскочить на перехват наглого сталкера, не за­платившего «за транзит». Влом было их по одному от­стреливать, я подождал, когда они соберутся в кучу, а потом вскинул свой ИМА. Пятьдесят разрывных игл и столько же бронебойных опрокинули навзничь почти всех, кто не сообразил вовремя рвануть когти в ужасе. Некоторые выжившие придурки, схоронясь за деревь­ями, сшившими остовами техники и железобетонны­ми коробами, открыли огонь. Там они все и остались с застывшими выражениями удивления на лицах.

С тем же успехом можно было использовать пач­ки маргарина в качестве бронепластин. Импульсный блок для разрывного и бронебойного магазинов сей­час настроен на максимум, и иглы летели с огром­ной скоростью, подобно метеоритам, что в оболочке огня пронзают атмосферу Земли. И пока не приду­мают бронежилет от метеоритов — брони, защи­щающей от снарядов элекромагнитного оружия, то­же не будет.

Из руин, расположенных западнее старой тропы, никто даже носа не высунул. Может, и прятались там в засаде бандиты, но моя превентивная очередь изре­шетила высокий ветхий забор, огораживающий осто­вы дряхлых построек. Тем сооружениям тоже доста­лось с лихвой, потому как плиты забора ненамного замедлили летящие стержни. Кто прятался в тех руи­нах, если не умер, то ретировался в сторону Агропро-ма, от греха подальше.

На северной границе территории ещё три фигуры мелькнули вдали, норовя двинуться в мою сторону. Я вскинул ИМА. Грудная клетка одного из них разо­рвалась от моего выстрела, оголив обломки рёбер. Двое остальных спрыгнули в какую-то канаву и залег­ли на её дне. Ещё бы, ведь расстояние между нами со­ставляло не менее трёх дистанций прицельной стрель­бы из их штурмовых винтовок, и нужно было быть полным кретином, чтобы после такой демонстрации силы надеяться преодолеть хотя бы половину этого пути живым.

Покинув Свалку, я залёг западнее, в кустах на не­приметном холмике, и стал ждать, рассматривая через оптику скупой пейзаж. Путь предварительно расчи­щен. Сложностей с преодолением этого участка Зоны у моего будущего учителя не должно возникнуть, тем более что не я один его подстраховываю.

Фортун, а именно так сейчас звали будущего Лу­ча, появился в поле моего зрения спустя четверть ча­са. Явился как на ладони, потому что заросли и кана­вы на его пути закончились. И теперь он быстро бе­жал, пытаясь скорей преодолеть открытый участок местности.

Что-то мелькнуло перед ним. Я всмотрелся. Слег­ка размытый воздух можно было принять за анома­лию, если бы это образование не передвигалось и... не имело два отлично знакомых буркала кровососа.

Эх! Не заметит и не завалит монстра Фортун — он ещё бродяга совсем неопытный. И Шутка просто бес­сильна. Даже если она и засекла кровососа, то вы­стрелить не сможет — прямо на линии её огня спина Ника. Стрелять наудачу и я бы не рискнул, окажись на её месте. Да и себя выдавать, откровенно пристре­лив тварь, перед самым носом ведомого, вряд ли вхо­дит в хитрые планы сталкерши... Хотя какие, к чёрту, планы, если угроза смертельна и...

Времени на размышления не оставалось. Я дёрнул мизинцем, нажимая кнопку подачи четвёртого мага­зина. Одной Зоне известно, почему я не снял его по­сле ходок, в которых занимался селекцией мутных. Именно в этом магазине содержались ампулы тран­квилизаторов. Спецназовцы их применяли в миссиях, когда объект необходимо было взять живым.

Один за другим три продолговатых «кокона» ещё В канале ускорителя раскрыли тонкие когтистые лап­ки своих игл и превратились в подобия стальных пау­ков, брюшками которым служили композитные ампу­лы. Мощность импульса на них была настроена ми­нимальная, поэтому два паучка просвистели мимо мутанта, но последний всё-таки впился ему в бок.

Было даже забавно наблюдать, как испугался Фортун, когда прямо перед ним, взвыв от боли, в воздухе проявился кровосос. Монстр ничего не по­нял, он стоял и тряс лапами перед лицом журнали­ста. Мышцы кровососа наливались жгучей болью и каменели с каждой секундой, ещё немного — и пара­лизованный гад плюхнулся бы в пыль дороги. Но тут дядя вышел из транса. Весь магазин германской штурмовой винтовки он выпустил в область головы мутанта, превратив ту самую область в сплошные рваные тряпки.

Эта отчаянная очередь прогромыхала на фоне во­царившейся над Свалкой тишины подобно призыву церковного колокола. Эх, дядя, пожалел денег на глушитель! Неудивительно, что кое-где стали возни­кать фигурки бандюков. Повылезали шакалы на запах наживы! И геноцид, который я им недавно устроил, ровным счётом ни на что не повлиял. Фортун сам по­нял, что привлёк к себе излишнее внимание, и, спра­вившись с шоком неожиданной встречи, уже топотал дальше.

Бандиты сбились в небольшой отряд, но, видать, уразумели, что не догнать им халявный хабар, и оста­новились на границе своих владений. Трое из них, сунув по два пальца в рты, хлёстко и звонко свистну­ли. Заслышав этот свист, мой подопечный высоко подпрыгнул как ошпаренный и побежал ещё быстрее. Братва проводила его групповым хохотом и парочкой салютных залпов в воздух, чтобы пятки драпающего сверкали ярче. Бандюки ещё долго стояли, тыкали перстами в уменьшающуюся спину Фортуна и ржали.

И вот это самое перепуганное чудо когда-то ста­нет легендарным сталкером, который своим мастерст­вом зацепит мою душу за живое. Первая же увиденная мной перестрелка с монстрами в его исполнении за­села в памяти рыболовным крючком, покрепче, чем воспоминание о первой женщине. Тот пистолетный танец «по-македонски» мне никогда не позабыть. Столько всего видел и пережил после... но и вправду самые первые впечатления всегда самые острые.

А бандюки пусть смеются до поры. Я-то знаю, что это за человечек неуклюже крадётся по Зоне навстре­чу своей судьбе. И если самым первым шагам и непо­средственно ходить по Зоне я научился самостоятель­но, то именно Луч показал мне, как по ней бегать, прыгать и даже, в некотором роде, летать.

Благодаря ему и я встретил свою собственную судьбу.

А сейчас мой сэнсей ещё даже не Луч. Пока он — журналюга, стремящийся к пресловутому Саркофагу за репортажем века. Столичный деятель, очень смутно понимающий, что именно он там хочет обрести... Та­кой знакомый и родной учитель сейчас был просто неузнаваем. Недоумение и удивление это зрелище у меня вызвало просто неописуемые. Всё равно что на вершине поднявшегося из пучин океана кракена уз­реть какого-нибудь спящего очкастого ботана лет пятнадцати от роду.

Но мы все когда-то делали первую ходку. Боюсь цаже представлять, каким лохом тогда я сам выглядел к глазах старожила Луча.

2

— ...и никто из них меня не заметил. Даже сторо­жевой суперпёс Другой, которому Зоной положено унюхивать моё близкое присутствие. Я крался за ними всеми, а они были настолько увлечены первой серьёз­ной ходкой, случившейся в зонной жизни Луча, что назад не оглядывались и меня в упор не засекли. Те­перь я практически убеждён, что в Другого превра­тился не кто иной, как Несси. Это он, больше некому. Иначе с какого перепугу этот монстр из монстров раз за разом нежно лелеет своего предшественника Луча, собеседника Зоны второго поколения? Точнее, ещё журналиста Ника... Я наконец знаю, что мне делать дальше. Я могу прыгать по разным годам жизни Зо­ны, вот и буду прыгать. Кому, как не мне, по силам предостерегать ловчих, спасать от происков Зоны. Но... э-э-э... напрямую делать этого нельзя, от самих ловчих мне лучше держаться подальше. Поэтому ис­пользую простых сталкеров, через которых смогу внедрить разнообразную информацию. Слухи и но­вости в Зоне растекаются исправно, вот и буду бо­роться словом — когда правдивым, когда лживым, когда вперемешку. В нужное время и в нужном месте сказанное слово может быть оружием пострашней мини-гана... Перебежать в ночь прихода Котомина в Зону и убить Луч-Ника прямо в первые минуты, в лесу между блокпостом и южным посёлком, я всегда успею. Если сумею. В смысле, если смогу решиться убить Луча.

Штрих сказал всё, что хотел. Замолчал и посмот­рел на доставшийся ему от Луча рекордер, спрятан­ный в зажатом кулаке. Эту запись он наговаривал почти шёпотом, лёжа в щели между наваленными в кучу железобетонными плитами, изгрызенными вре­менем. Сюда он заполз переночевать, не успев доб­раться до одной из своих нор. И, видимо, в дальней­шем ему стоило поостеречься часто использовать за­готовленные схроны. Главные козыри в его рукавах — мобильность, неуловимость и непредсказуемость. Всё своё ношу с собой и в себе. Ноги кормят волка, а сталкеру и подавно помогают не сдохнуть.

3

— Знаешь, подруга, от скуки я точно не помру! Появилась новая странность. В глубинах своей памя­ти я выуживаю воспоминания, которых не могла най­ти раньше. Очень важные, очень своевременные, только... они вдруг всплывают там, где их вроде бы и в помине не наблюдалось. Вот и думаю, не коварная ли это дезинформация, подкинутая тёмной Зоной? За­крадывается подозрение, что эти фрагменты воспо­минаний как бы запрограммированы на выход из тени в тот самый момент, когда я начну активно искать свидетельства о конкретных событиях... Или всё-таки там, в прошлом, происходят реальные изменения, благодаря которым ко мне просачивается больше ин­формации? За основное я пока что приняла именно это объяснение, хотя остаюсь настороженной и всяче­ски перепроверяю воспоминания. Так вот, я анализи­рую этот всё более увеличивающийся объём данных и, в частности, среди прочего разбираюсь в имеющихся сведениях об этом неотступном преследователе... По­нимаешь, реченька моя, я уже знаю наверняка, кто он, этот охотник. Действительно, бывший чёрный ар­хеолог, сталкер Гробокоп. Но обретение этого знания не решило проблему, а наоборот, ещё более усложни­ло. Я не могу понять, что ему нужно. С одной сторо­ны, он ловчий желаний второго поколения, способ­ный не только услышать Зону, но и ответить ей. Зна­чит, по определению должен бы помогать ловчему третьего поколения Несси, истинному собеседнику, по терминологии ловчих. Человеку, способному сво­бодно общаться с аномальной сверхсущностью, при­званному выявить и поддержать в Зоне всё светлое и доброе... А с другой стороны, этот Вася ведёт себя как заклятый недруг, искренне считающий Несси врагом номер один! Он стремится изо всех сил оправдать своё прозвище Гробокоп, угробить и закопать моего лю­бимого напарника. Что это? Дикая чернота преврати­ла Гробокопа в своего наёмника и таким образом бо­рется со светлым грядущим?.. Насколько я себя пом­ню, тогда не испытывала ни малейшего желания помириться с окружающей реальностью и человечест­вом, наоборот, жаждала переть в будущее исключи­тельно по пути агрессивной экспансии. Расширяться, расширяться, расти, сжирать пространство и жизни других, чтобы выжить самой... я и сейчас очень даже не против того, чтобы выжить, но убивать больше не желаю. Потому и впала в спячку, чтобы найти другие способы выживания.

Она перестала говорить вслух и оглянулась. В той стороне, откуда женщина пришла к берегу, прости­рался цветущий сад, в который её стараниями превра­тилась аномальная Чернота, ненавидевшая человече­ство. В отличие от серо-зеленоватых, однотонных речных волн сложенные из цветущих крон раститель­ные волны были роскошно пёстрыми, разноцветны­ми. Со стороны (кромку массива деревьев и обрыв над рекой разделяла обширная лужайка, покрытая травой, к счастью, по-прежнему ярко-зелёной!) её сад выгля­дел царством мира и спокойствия... В этот миг из-под крон выбрела человеческая фигура. Резко останови­лась, будто наткнувшись на невидимую стену. По­стояла неподвижно, словно разглядывая отдалённый и недоступный берег. Затем развернулась и побрела обратно. Но ей на смену, правее и левее, уже выбре­дали два... нет, три... четыре силуэта подопечных. По­стояв на опушке, и они уйдут обратно, но это палом­ничество на край сада упорно становилось всё более массовым.

— Может быть, заложенные в прошлом «мины» и привели к тому, что здесь и сейчас во мне назревает неодолимое противоречие? — тихонько, почти шёпо­том, спросила она.

Кого? Себя-светлую или себя-тёмную?..

Она долго, медленно добиралась сюда, к реке, на­значенной в задушевные подруги и по этой причине искусственно обособленной от остальной территории. По пути хозяйка сада наводила хотя бы относитель­ный порядок. Сталкеры почти безостановочно пере­мещались, забредали в кустарниковые заросли и запу­тывались в ветвях, топали напрямик по бутонам и стеблям, вытаптывали цветочные кусты, некоторые пытались влезать на деревья. И все как один добро­вольно не возвращались к своим Древосилам. Они не сопротивлялись, когда она их отводила к лепестковым кругам, но сами туда не ходили. Более того, избегали Древосилы, старались обходить их стороной. Будто под сенью животворных деревьев располагались не источники энергии, а наоборот, нечто отнимающее, высасывающее силы.

Но не это выглядело самым угрожающим. Душа болела от того, что повсеместно прорастало всё боль­ше стеблей, цветков и листьев тёмных, мрачных то­нов. И что самое ужасное, почти на каждом Древоси-ле начали появляться чёрные лепестки. Рук не хватало обрывать их.