В.В. Виноградов Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. Задачи стилистики

(отрывок)

В той очень обширной, малоисследованной и не отграниченной четко от других лингвистических или даже – шире – филологических дисциплин сфере изучения языка вообще и языка художественной литературы, в частности, которая ныне называется стилистикой, следовало бы различать, по крайней мере, три разных круга исследований, тесно соприкасающихся, часто взаимно пересекающихся и всегда соотносительных, однако наделенных своей проблематикой, своими задачами, своими критериями и категориями. Это, во-первых, стилистика языка как «системы систем», или структурная стилистика; во-вторых, стилистика речи, т.е. разных видов и актов общественного употребления языка; в-третьих, стилистика художественной литературы. Именно к последней примыкают теория и история поэтической речи и поэтика. Они во всяком случае тесно соприкасаются, а иногда и взаимодействуют со стилистикой художественной литературы.

Стилистика языка, или структурная стилистика, описывает, квалифицирует и объясняет взаимоотношения, связи и взаимодействия разных соотносительных частных систем форм, слов, рядов слов и конструкций внутри единой структуры языка как «системы систем». Она изучает исторически изменяющиеся тенденции или виды соотношений стилей языка, характеризующихся комплексом типичных признаков. Эти стили обычно называются функциональными, например разговорный, противопоставленный книжному вообще и отграниченный от других стилей языка коммуникативно-бытовой функцией, поэтому в этой сфере иногда выделяются обиходно-бытовой и обиходно-деловой стили; научно-деловой, специальный, определяющийся своеобразными свойствами и принадлежностями научно-коммуникативной функции; газетно- или журнально-публицистический, выделяющийся по характерным качествам и приметам агитационно-коммуникативной функции; официально-канцелярский или официально-документальный и некоторые другие (например, парадно-риторический, художественно-изобразительный). Можно – в связи с различиями понимания основных функций языка – представить и иное соотношение стилей. При выделении таких важнейших общественных функций языка, как общение, сообщение и взаимодействие, могли бы быть в общем плане структуры языка разграничены такие стили: обиходно-бытовой стиль (функция общения); обиходно-деловой, официально-документальный и научный (функция сообщения); публицистический и художественно-беллетристический (функция воздействия).

Само собой разумеется, что структурные своеобразия языковых стилей, количественные, а тем более качественные различия между ними, их состав исторически изменяются и различны в разные эпохи развития национального литературного языка. Точно так же различны в разные периоды истории языка и литературы характер и степень влияния языковых стилей на разные стили и жанры художественной литературы. (Ср., например, значение трех стилей русской художественной литературы в XVII и XVIII вв.). Во всяком случае несомненно, что с развитием центростремительных тенденций в истории национального литературного языка, с постепенным подчинением областных вариаций народно-разговорного общим нормам языка литературного, с всё большей концентрацией структуры национального языка языковые стили становятся базой для дифференциации многочисленных и многообразных стилей речи, характеризующих усложненность и многообразие форм речевого общения. Стилистика языка в этом плане тесно связывается со стилистикой речи.

Естественно, что в стилистику языка входит изучение и разграничение разных форм и видов экспрессивно-смысловой окраски, которые сказываются и в семантической структуре слов и сочетаний слов, в их синонимическом параллелизме и тонких смысловых сооотношениях, и в синонимике синтаксическмих конструкций, в их интонационных качествах, в вариациях словорасположения и т.п.

Стилистический анализ литературно-художественного произведения очень часто непосредственно исходит из знания или изучения структуры языка и заложенных в ней языковых стилей. В качестве иллюстрации можно сослаться на рассказ Л.Н. Толстого “Зерно с куриное яйцо”. Здесь воспроизводятся своеобразные черты поэтики и стиля народной сказки. Между прочим, несколько раз употребляются формы прошедшего многократного или давнопрошедшего времени с оттенком обыкновения типа: покупывал (покупать), раживался (родиться), севал (сеять) – с отрицанием не и без него.

В стиле индивидуального творчества могут быть преобразованы и переосмысленны значения даже общелитературных знаков препинания. Об этом удачно писал Вл. Лидин в своих «Страницах записей»: «Словесные находки, как и находки эпитетов, зачастую пугающие молодых редакторов, которых обучали словесной каллиграфии, и составляют особенность писательской речи… Это относится и к пунктуации…» В письме к одному из пробовавших свои силы литераторов Р.Ф. Ващук Чехов писал: «…я указал вам… на необходимость правильно и литературно ставить знаки препинания, потому что в художественном произведении знаки зачастую играют роль нот, и выучиться им по учебнику нельзя; нужны чутье и опыт». Посылая Н.Д. Телешкову рукопись своей книги «Темные аллеи», И.А. Бунин строжайше наказывал: «Сохранить мои знаки препинания, поставить ударение (!) над теми словами, что указаны мной…» Известно также замечание А.П.Чехова в письме к Н.А. Хлопкову (13 февраля 1888). «Знаки препинания, служащие нотами при чтении, расставлены у вас, как пуговицы на мундире гоголевского городничего. Изобилие мноточий и отсутствие точек».

В стилистике художественной литературы широко и своеобразно используются стилистические средства языка, связанные с порядком слов и интонацией. Еще И.Ф. Калайдович в статье «Слог г. Полевого в грамматическом отношении. – Нечто о местах частиц» писал: «…места союзов весьма постоянны в языке русском, но мы не должны забывать возможности переставлять те слова, к которым союзы относятся. Три слова, напр. Дай мне хлеба могут иметь шесть алгебраических перестановок: дай мне хлеба; дай хлеба мне; мне дай хлеба; мне хлеба дай; хлеба дай мне; хлеба мне дай. Каждая из сих шести перестановок может быть произнесена четырьмя образами – без возвышения гололса, и с возвышением одного на каждом слове порознь: дай мне хлеба; дай мне хлеба; дай мне хлеба; дай хлеба мне, дай хлеба мне, дай хлеба мне и т.д.»

С этими замечаниями И.Ф. Калайдовича можно сопоставить такие рассуждения Л.В. Щербы в статье «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании», основанные на принципе трансформационного анализа: «В качестве примера синтаксического эксперимента возьмем фразу «никакой торговли не было в городе». Эта фраза переводится так: «торговля отсутствовала в городе» (надо иметь в виду, что в устном языке и фраза, и ее перевод могут иметь троякую ритмическую форму, каждая из которых имеет свое значение: «торговля – отсутствовала в городе», «торговля отсутствовала – в городе» и нерасчлененная, которая здесь имеется в виду). Попробуем переставлять слова в «в городе». Получим, во-первых, «никакой торговли в городе не было» и, спросив себя, что это будет значить, переведем так: «торговля в городе отсутствовала» (возможно двоякое ритмическое членение); во-вторых, получим: «никакой в городе торговли не было», что прежде всего будет значить: «торговля в городе отсутствовала вовсе» (иные ритмические членения могут дать и иные значения); в-третьих, получим: «в городе не было никакой торговли», что будет значить: «город не имел никакой торговли»; наконец, можно получить: «никакой торговли не было в городе», что ничего не значит, ибо так сказать нельзя, т.е. получится отрицательный языковой материал (впрочем, первая часть до слова «было» может быть осмыслена – «торговля вне города»). Нужно иметь в виду, что для полной убедительности эксперимента необходимо для каждого изменения мысленно создавать соответственный контекст или ситуацию».

Стилистика речи базируется на стилистике языка. Языковая система не только «порождает» речь, не только сдерживает её поток в известных берегах и пределах, но и питается ею, применяется под её сильным воздействием. Однако было бы слишком узко, односторонне и даже ошибочно представлять речь по образу Соссюровского parole. Специфику parole составляют главным образом те языковые явления, которые именно в речи, т.е. в практическом применении языка, и существуют. Это, во-первых, те явления, которые присущи речи, как таковой: к ним относится, например, то, что в английских работах этого толка именуется voicing, интонация, ритм. Это, во-вторых, те явления, которые возникают в речи соответственно реальным условиям, задачам и способам высказывания: к ним относятся, например, темп, паузы, эмфазис, фразовый акцент.

Всё это, конечно, проявляется и должно изучаться в сфере речевой деятельности. Однако и здесь на первый план исследования выступают способы употребления языка и его стилей в разных видах монологической и диалогической речи и в разных композиционных системах, вызванных или кодифицированных общественной практикой – социально-групповой, производственно-профессиональной и т.д. Только такой подход и создаёт возможность построить стилистику речи на основе анализа форм общественной языковой практики. Именно в ней и проявляется подлинная творческая природа языка, как её определил Гумбольдт. При этом следует ориентироваться на две основных (по крайней мере, в настоящее время) сферы общественной языковой практики - на сферу ограниченной коммуникации. К такому пониманию отчасти тяготеют концепции американских лингвистов, изучающих язык в аспекте речевого «поведения», и взгляды японских языковедов, говорящих», говорящих о «языковом существовании». Однако, перенося все эти проблемы в область стилистики, следует подчеркнуть, что стили речи – это, прежде всего, некие композиционные системы в кругу основных жанров или конструктивных разновидностей общественной речи.

Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. –

М., 1981. – С. 20-22.

Приложение 20