§ 5. Дворянский усадебный быт в первой половине XIX в.

Типичными для крупных помещичьих хозяйств XIX в. были конезаводы, оранжереи, винокурни, псарни, где разводили собак охотничьих пород и т. д. Поместье нередко представляло собой самодостаточное натуральное хозяйство, к тому же известное своими диковинными породами скота или сортами растений.

Усадьба — своеобразное «государство в государстве» — жила по законам вотчинного права, здесь тесно переплетались стремления к возвышенным идеалам и бытовые проблемы, а самовыражение хозяев проявлялось как в творчестве, так и в самодурстве.

Свою роль в жизни усадеб играли и крепостные крестьяне. Они были не только няньками барских детей, доверенными лицами своих хозяев, предприимчивыми приказчиками. В условиях деспотического подавления человеческих прав дворовые люди вступали в прямой конфликт (очевидный или скрытый) с дворянами.

Детские и юношеские годы И. С Тургенева в Спасском-Лутовинове прошли в атмосфере произвола и крепостнического гнета, царившего вокруг. Наказание крепостных розгами, ссылка в далекие деревни, издевательства над людьми, причуды помещицы — Варвары Петровны Тургеневой — были обычным явлением в Спасской усадьбе.

«Почти все, что я видел вокруг себя, — вспоминал потом Тургенев, — возбуждало во мне чувство смущения, негодования, отвращения». В подростковом возрасте Тургенев возненавидел крепостное право: «В моих глазах враг этот имел определенный образ, носил известное имя; враг этот был крепостное право- Под этим- именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решил бороться до конца, с чем я поклялся никогда не примиряться...»

После смерти Варвары Петровны в 1850 г. И. С. Тургенев стал владельцем Спасского-Лутовинова. «...Я немедленно отпустил дворовых на волю, — писал он, — пожелавших крестьян перевел на оброк, всячески содействовал успеху общего освобождения, при выкупе везде уступал пятую часть — ив главном имении — не взял ничего за усадебную часть земли, что составляло крупную сумму».

А вот Лесковы купили небольшой Панинский хутор в Кромском уезде в 1839 г. Семья имела всего сорок десятин земли, два двора крестьян, мельницу. «Жили мы, — вспоминал Н. С. Лесков позднее, — в крошечном домике, который состоял из одного большого крестьянского сруба, оштукатуренного внутри и покрытого соломой. Отец сам ходил сеять на поле, сам смотрел за садом и за мельницей и при этом постоянно читал, но хозяйство у него шло плохо, потому что это совсем было не его дело... Я не изучал народ по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе на гостомельском выгоне с казанком в руке, я спал с ним на росистой траве ночного, под теплым овчинным тулупом, да на замашной панинской толчее за кругами пыльных замашек... Я с народом был свой человек, и у меня есть в нем много кумовьев и приятелей, особенно на Гостомле, где живут бородачи, которых я, стоя на своих детских коленях, в оные, былые времена, отмаливал своими детскими слезами от палок и розог».

Известна история, связанная с богатым Болховским помещиком А. Д. Юрасовским и учителем его сына. Большинство барских крестьян в начале XIX в. были отпущены на оброк. Один из них, Сенька Карнеев, послужив какое-то время управляющим в дальнем имении, занялся торговой хлебом и в итоге сделал хороший капитал, богато зажил в Болхове. Надо было случиться тому, чтобы воспитатель барчука влюбился в красавицу дочь Карнеева. Несмотря на мольбы учителя выдать за него девушку, хлеботорговец выгнал барского любимца, пригрозив побить его.

По традиции на Рождество Юрасовский раздавал подарки своей дворне. В скором времени настал праздник (было это в 1830 г.). В главном зале громадного дома с вечера была отслужена всенощная, а утром — обедня, на которую собралась кроме барской семьи и гостей помещиков вся многочисленная дворня. В зал внесли столы, заваленные подарками. Барин, сидя в мягком кресле, указывал своему сыну, кому какой подарок вручить, причем каждому по вкусу. Получив подарок, слуги отвешивали низкий поклон, целовали руку барчуку и тут же исчезали, давая место следующим. Наконец к столу подошел грустный учитель. Мальчик пытался найти какую-то вещь, но отец вручил ему только бумагу. Все были удивлены тем, что подарком оказался какой-то невзрачный лист. Но более всех был поражен учитель, когда увидел, что ему подарили дарственную на всю семью Карнеевых — его невесту, ее отца, мать, сестер, братьев и других родственников. К тому же помещик подарил учителю и дом на лучшей улице Болхова.

В качестве типичного примера обратимся к сделанному в середине XIX в. описанию усадьбы орловского помещика Дмитрия Яковлевича Ефремова. Бывший армейский капитан, участник Отечественной войны 1812 года, он имел в селе Лопушь деревянный дом с 12 окнами, на каменном фундаменте, с двумя крыльцами и балконом. В доме располагалось восемь комнат и четыре кафельные печи. Во дворе были построены флигель на четыре комнаты, три амбара, конюшня, сарай, кухня, скотный двор, овин, рига. Все эти постройки были покрыты соломой. Имелись два фруктовых сада, которые насчитывали более 350 плодовых деревьев и кустарников.

В доме было 13 кресел, 15 стульев с кожаными подушками, диван, три столика для игры в карты, десертные столики, шкафы со стеклянными дверками, две кровати, кушетка. В «святых углах» висели 14 икон. В старых сундуках помимо трех фраков и шести жилетов бережно хранились армейские мундиры хозяина, а в шкатулке из дорогого красного дерева — ордена, медали, пряжка от шпаги с надписью «За храбрость». Имел помещик Ефремов различную посуду, а также столовое серебро общим весом в фунт, шкатулку с лекарствами. Пожалуй, главным богатством дома были книги — их насчитывалось 276 томов. В то время книга стоила от 2 до 5 рублей, а крестьянская лошадь — 4—5 рублей, свинья — 50 копеек. При такой дороговизне печатных изданий редко в каком помещичьем доме можно было найти даже несколько книг, да и то церковных. Зато вес столового серебра в имениях обычно исчислялся пудами...