Глава IV

СОДЕРЖАНИЕ ПРАВА ЛИЧНОЙ СОБСТВЕННОСТИ ГРАЖДАН СССР

Рассматривая содержание права личной собственности граждан, мы исходим из определения права личной собственности, данного в главе 1 настоящею работы (см. стр. 34).

Исходя из этого определения, основная задача правового регулирования отношений личной собственности заключается в обеспечении охраны и максимальной свободы каждого гражданина в использовании предоставленной ему части совокупного общественного продукта или продукции его личного подсобного хозяйства для удовлетворения своих материальных и культурных потребностей. Это определяет содержание права личной собственности и характер основных правомочий собственника.

Ст. 58 ГК РСФСР и других союзных республик указывает как на основные правомочия собственника — на право владения, пользования и распоряжения имуществом в пределах, установленных законом. Мы не будем останавливаться на вопросе о том, исчерпывают ли эти правомочия содержание права собственности, так как это не относится непосредственно к нашей теме¹. Поскольку эти правомочия представляют собой основные правомочия собственника, их анализ и должен быть положен в основу рассмотрения содержания права личной собственности. (стр.131)

§ 1. Владение, осуществляемое личным собственником

Под владением в советской юридической литературе и в практике понимается фактическое господство лица над вещью². Некоторые советские цивилисты возражают против этого определения, рассматривая его как определение, выражающее отношение человека к вещи. Так, К). К. Толстой в статье, посвященной вопросу о содержании права социалистической и личной собственности в СССР, пишет о принятой в советской литературе точке зрения: “… владение—это фактическое господство лица над вещью, т. е. отношение человека к вещи…” и затем приводит ряд уничтожающих доводов против трактовки владения, как отношения человека к вещи¹. Несомненно, трактовка любого правоотношения как отношения человека к вещи противоречит марксистскому пониманию права. Это — истина ясная для каждого советского юриста. Но определение владения как фактического господства над вещью вовсе не означает, что владение — отношение человека к вещи. Совершенно очевидно, что, давая такое определение владения, советские юристы имели в виду не отношение между владельцем и вещью, а отношения между лицами по поводу фактического господства лица над вещью².

Следует отметить, что Ю. К. Толстой не приводит никаких аргументов, подтверждающих, что принятое в советской юридической литературе определение означает признание владения отношением лица к вещи. Возражая столь категорически против принятого в советской юридической литературе определения владения, Ю. К. Толстой по существу не предлагает другого определения. Приведенная им характеристика права владения не дает еще конкретного определения этого права. К тому же не со всем, что сказано автором по этому поводу, можно согласиться. Не вызывает возражений положение автора о том, что во владении-правомочии получает свое выражение статика права собственности. Но это положение ни в какой мере не противоречит принятому в советской юридической литературе определению владения.(стр.132)

Положение же автора о том, что право владения юридически закрепляет существующую в обществе систему распределения средств производства и предметов потребления, вызывает серьезные возражения. Владение здесь по существу подменяет право собственности. Именно право собственности, а не право владения юридически закрепляет существующую в обществе систему распределения средств производства и предметов потребления. Владение же, являясь лишь одним из правомочий собственности, само по себе ничего юридически закрепить не может.

Неприемлемость рассматриваемого положения особенно ярко сказывается при попытке применить его к конкретным отношениям. Действительно, в чем находит свое юридическое закрепление существующая в СССР система распределения средств производства и предметов потребления: в праве государственной социалистической собственности, единым и единственные субъектом которого является социалистическое государство, или в праве владения, субъектами которого являются и юридические лица — госорганы? Достаточно поставить этот вопрос для того, чтобы убедиться в полнейшей несостоятельности попыток выделить владение как самостоятельное средство юридического закрепления существующей в данном обществе системы распределения средств производства и предметов потребления. Таким юридическим средством может быть только право собственности как совокупность всех составляющих его правомочий.

Владение представляет собой одно из основных правомочий собственника. Оно тесно связано с другими правомочиями собственности, являясь в ряде случаев необходимой предпосылкой осуществления этих правомочий. Так, пользование имуществом возможно чаще всего при условии владения им; в ряде случаев владение имуществом необходимо для осуществления правомочия распоряжения.

Владение может осуществляться собственником. В этом случае оно представляет собой одно из правомочий собственности. Но владение может осуществляться и не собственником. В этом случае владелец должен иметь определенные основания для владения: титул, по которому он владеет. Советское право не знает защиты беститульного владения, владения, основанного лишь на факте и не имеющего юридического основания. Советское право защищает владение, осуществляемое собственником; защищает владение, осуществляемое лицом, не являющимся собственником, но имеющим определенное право, из которого вытекает владение (права нанимателя, хранителя, перевозчика и т.д.).

В советской юридической литературе справедливо отмечалось, что охрана титульного владения по советскому праву вовсе не означает обязательность проверки юридического титула, по которому осуществляется владение в каждом

отдельном случае. (стр. 133) когда встает вопрос об охране владения.¹ В ряде случаев суд охраняет права владельца, не проверяя титул его владения, и это совершенно правильно. Как уже указывалось в советской цивилистической литературе, такая проверка только затрудняла бы и загромождала работу суда, в то время как по существу в ней никакой надобности нет. Лишь в тех случаях, когда возникает спор о правомерности владения, осуществляемого лицом, требующим защиты владения, либо если у суда возникают сомнения в титуле владения, суд должен проверить наличие такого титула.

Это решение вопроса основывается на той предпосылке, что, как правило, владение осуществляется у нас либо собственником, либо лицом, имеющим соответствующее правовое основание владения. Поэтому обычно требование об охране владения предъявляет титульный владелец. Такое решение вопроса основывается и на роли советского суда, рассматривающего каждое дело всесторонне и активно участвующего в процессе.

Исходя из этого решения вопроса, следует присоединиться к тем советским цивилистам, которые отрицают наличие в советском гражданском- праве особого института владельческой защиты независимо от титула владения и считают ненужным установление такого института в будущем законодательстве².

Если владение осуществляется не собственником, то закон различает случаи, когда владение осуществляется законным или незаконным владельцем. Владение законного владельца охраняется в соответствии с правовыми основаниями его владения. Так, владение нанимателя охраняется против всякого нарушителя, в том числе и против собственника (ст. 170 ГК).

Из чужого незаконного владения собственник вправе отыскивать свое имущество и требовать возвращения или возмещения доходов, которые извлек или должен был извлечь владелец. Размер возвращаемых или возмещаемых собственнику доходов зависит от того, находилось ли имущество у добросовестного или недобросовестного владельца (ст. 59 ГК)³.

Лицо, которое добросовестно приобрело имущество не непосредственно у собственника (кроме тех случаев, когда это имущество было у собственника похищено или было им утеряно), становится собственником этого имущества. Как уже указывалось (стр.134) в советской юридической литературе, в этих случаях имеет место первоначальный способ приобретения права собственности. Добросовестный приобретатель становится собственником вещи, а бывший собственник, вещь которого выбыла из его владения по его воле, имеет только обязательственное требование к лицу. отчудившему вещь.

Во всех других случаях утрата владения вещью не означает утраты права собственности на нее; не владеющий собственник может ее истребовать у незаконного владельца. Владение вещью 1 не создает у владельца права собственности на нее. Но как быть в том случае, когда с момента нарушения владения истек срок исковой давности, а собственник не обратился с требованием своей вещи? Кто является в этом случае собственником? Владелец не является собственником, так как наше право не знает приобретательной давности. Собственник не утерял права собственности, так как выбытие вещи из владения собственника (кроме тех случаев, когда вещь выбыла из владения собственника по его воле и затем перешла к добросовестному приобретателю) не лишает его права собственности. Но осуществить свое право собственник уже не может, так как истек срок давности по иску об истребовании вещи у владельца.

В советской юридической литературе и в практике такое имущество часто рассматривается как бесхозяйное и собственником его признается государство. Однако отдельные советские цивилисты возражали против такого решения вопроса, считая, что имущество, находящееся у незаконного владельца и не истребованное собственником в пределах срока исковой давности, нельзя рассматривать как бесхозяйное и считать государственной собственностью¹. Высказывалось мнение и о том, что такое решение вопроса создает ряд практических затруднений и запутывает гражданские отношения, связанные с имуществом, срок истребования которого собственником у владельца истек².

Несомненно, рассматриваемые нами отношения весьма сложны. А. В. Венедиктов, Б. Б. Черепахин, И. Б. Новицкий очень аргументирование доказывают, что имущество, находящееся у незаконного владельца и не истребованное собственником в течение срока исковой давности, нельзя рассматривать как бесхозяйное и, следовательно, как государственную собственность. Действительно, истечение срока исковой давности погашает только право на (стр. 135) иск, но не материальное право³. Б. Б. Черепахин совершенно правильно считает, что ст. 47 ГК применима и к тем случаям, когда владелец имущества, добровольно возвращает его собственнику после истечения срока исковой давности⁴. Более того, мы считаем, что если собственник после истечения срока исковой давности имеет возможность снова завладеть своей вещью и восстановить таким образом нарушенное владение, то такие его действия (если в них нет состава уголовного преступления, например самоуправства) являются правомерными. Владелец в этом случае не может, конечно, требовать восстановления нарушенного владения. Не будет предъявлять требования и государство об изъятии этого имущества от собственника на том основании, что по истечении срока исковой давности это имущество стало бесхозяйным и должно перейти в собственность государства.

Такое требование было бы неосновательным, поскольку в момент его предъявления имущество находилось бы во владении собственника и никаких оснований для признания его бесхозяйным нельзя было бы указать. Вряд ли таким основанием мог бы служить тот факт, что имущество в течение определенного времени находилось в незаконном владении. Этот факт не может служить основанием прекращения права собственности на имущество у собственника его. В советской литературе неоднократно указывалось, что признание имущества, находящегося у незаконного владельца и не могущего быть истребованным собственником из-за истечения срока исковой давности, государственной собственностью не вытекает непосредственно из закона, а было сформулировано в разъяснении пленума Верховного суда по конкретному вопросу¹. Следует согласиться с авторами, считающими, что это разъяснение, данное в первой фазе развития социалистического государства и имевшее в виду определенные отношения, существовавшие в этот период, нельзя безоговорочно применять в условиях перехода от социализма к коммунизму, при отсутствии частной (стр.136) собственности². Правильным является и указание на то, что' в настоящее время государство не заинтересовано в изъятии у фактических владельцев—трудящихся “задавненного имущества”, каковым являются в основном предметы домашнего обихода³.

Но из этих правильных положений А. В. Венедиктов и Б. Б. Черепахин делают выводы, с которыми мы не можем согласиться. Указывая на то, что в рассматриваемых нами случаях собственник не может через суд восстановить свое нарушенное владение, а владелец по истечении срока исковой давности не приобретает титула владения и поэтому положение его остается неопределенным, А. В. Венедиктов и Б. Б. Черепахин предлагают de lege ferenda ввести в советском гражданском праве институт приобретательной давности.

Нам представляется, что это предложение не соответствует характеру личной собственности граждан СССР и задачам социалистического государства по охране этой собственности. Что означало бы введение приобретательной давности? Это означало бы, что по истечении довольно короткого срока (очевидно срок приобретательной давности должен быть согласован со сроком исковой давности, иначе оставался бы какой — то период, во время которого создавалось бы то самое неопределенное положение, которого хотят избежать сторонники введения в советском праве приобретательной давности) незаконное владение превращалось бы в законное и собственник терял бы свое право собственности, уступая его лицу, в свое время незаконно завладевшему имуществом.

Введение приобретательной давности означало бы, что в отношении права собственности истечение срока исковой давности имело бы более тяжелые для управомоченного лица последствия, чем в области обязательственных отношений. Если в обязательственных отношениях истечение срока давности означает для управомоченного лица лишь потерю возможности принудительного осуществления своего права, но не лишает его самого права, то в отношениях собственности истечение срока давности лишало бы собственника не только возможности принудительного осуществления права, но и самого права. Есть ли какие-либо основания для того, чтобы ставить собственника, не осуществившего свое право в пределах срока исковой давности, в худшее положение, чем кредитора? Нам представляется, что охрана прав собственника должна быть, если не более полной, то уже во всяком случае не менее полной, чем охрана прав кредитора в обязательственном отношении. (стр.137)

Введение приобретательной давности не способствовало бы — осуществлению воспитательной роли права личной собственности, на которой мы останавливались в главе 1 настоящей работы.

Санкционируя неправомерные действия владельца и давая ему возможность по истечении определенного времени на законном основании извлекать выгоду из своих неправомерных действий, институт приобретательной давности не способствовал бы воспитанию в гражданах бережного, внимательного отношения к личной собственности других.

Каково же должно быть решение вопроса в рассматриваемых случаях? Нам представляется, что наиболее правильным было бы сохранение существующего положения. По истечении срока исковой давности незаконный владелец имущества никаких прав на это имущество не приобретает. Собственник сохраняет право собственности на это имущество до тех пор, пока это имущество не изъято у незаконного владельца государством. Поэтому, если владелец возвращает имущество собственнику по истечении срока исковой давности, то это ни в какой мере не является дарением, а представляет собой восстановление владения собственника. Точно так же правомерным является поведение собственника, завладевшего имуществом после истечения срока исковой давности, если собственник при этом не нарушил нормы уголовного закона.

По истечении срока исковой давности имущество может быть изъято у незаконного владельца государством. Нам могут возразить, как уже упоминалось выше, что государство не заинтересовано в изъятии у владельцев имущества, представляющего собой обычно предметы домашнего обихода. Но государство в данном случае заинтересовано не в изъятии вещей, а в том, чтобы не допустить использования имущества лицом, незаконно им завладевшим, чтобы активно бороться с нарушениями социалистического правопорядка.

Б. Б. Черепахин указывает на то, что введение института приобретательной давности пойдет во многих случаях на пользу самому собственнику, если для него представляется невозможным или крайне затруднительным доказать свое право собственности на данную вещь. Автор считает, что трудность доказывания своего права на вещь существует для подавляющего большинства собственников. Но ведь в споре по иску государства об изъятии имущества у незаконного владельца истец должен доказывать незаконность владения. На нем лежит бремя доказывания, а не на ответчике. Поэтому для собственника, если он является владельцем, введение приобретательной давности безразлично, так как и без этого истец не смог бы доказать незаконности его владения, а собственник не должен был бы приводить доказательства своего права. Да и вообще, как правило, вопрос об изъятии (стр.138) имущества у собственника по рассматриваемому нами основанию не встанет. Б. Б. Черепахин приводит рассматриваемый аргумент потому, что вопрос о судьбе имущества, находящегося в незаконном владении, срок истребования которого истек, он рассматривает в неразрывной связи с презумпцией государственной социалистической собственности. Если исходить из этого, то, действительно, собственнику приходилось бы доказывать в каждом случае свое право собственности, что, конечно, весьма бы его затруднило. Между тем рассматриваемый нами ^вопрос совершенно не связан с презумпцией государственной социалистической собственности. Государство изымает имущество у незаконного владельца не потому, что всякое имущество, в отношении которого собственник не может доказать свое право собственности, является государственной собственностью, а потому, что данное лицо владеет имуществом незаконно. Поскольку в связи с истечением срока исковой давности собственник не может принудительно изъять это имущество, государство изымает его у незаконного владельца и обращает в свою собственность. Этим прекращается право собственности у бывшего собственника и возникает право государственной социалистической собственности.

Совершенно очевидно, что в таком процессе ответчик вовсе не должен доказывать свое право собственности. В соответствии с общими принципами советского гражданского процесса, истец должен здесь доказать основание своих исковых требований, т. е. незаконность владения, отсутствие у владельца законного титула. При такой постановке вопроса нет никаких оснований считать, что введение приобретательной давности в какой-либо мере могло бы пойти на пользу собственнику. Наоборот, как мы пытались показать выше, введение института приобретательной давности ухудшило бы положение собственника, лишив его права собственности в пользу незаконного владельца по истечении срока исковой давности. При существующем же положении собственник остается собственником своего имущества, находящегося в чужом, незаконном владении и по истечении срока исковой давности. Его право собственности может прекратиться лишь в том случае, когда имущество переходит в собственность государства. Как указывалось выше, признание лица собственником имущества, находящегося в чужом, незаконном владении и по истечении срока исковой давности, влечет за собой определенные правовые последствия, способствуя более эффективной охране права личной собственности.

Исходя из всех изложенных выше соображений, следует высказаться против введения в советском праве института приобретательной давности, как и против института особой владельческой защиты независимо от титула владения.(стр.139) Правовые институты, охраняющие владение как таковое, независимо от его основания, чужды духу советского гражданского права, его задачам, выполняемой им воспитательной роли. Советское гражданское право всемерно охраняет владение, как одно из правомочий собственности, владение, осуществляемое собственником, либо лицом, имеющим определенный титул владения.