2.1.4. Концептуализация и лексикализация эмоций

Профессор Оксфордского университета Джин Эйтчисон сетовала на то, что лингвисты боятся эмоций и мало о них пишут. До середины 1970-х гг. проблема языковой концептуализации и вербализации, равно как и категоризации эмоций, действительно, была довольно экзотической и опасной: работы, изредка появлявшиеся в лингвистике на эту тему, чаще вызывали неприятие, чем интерес. Но позже начали зарождаться контуры новой линг­вистической парадигмы — гуманистической с пристальным вниманием к создателю, носителю и пользователю языка, к его психологии, лингвисты уже не могли обойти сферу эмоций как самый человеческий фактор в языке. На смену общеизвестному категоричному звегинцевскому «это не язык» приходит осознание того, что Ш. Балли во многом был прав, провозглашая приоритет аффективного в языке.

Как резюмируется в диссертации Я.А. Покровской, эмоции — универсальная сущность. Они являются одной из главных составляющих невербального аспекта языковой личности. Именно поэтому адекватно выразить эмоцию словами, т.е. через их лексикализацию, невероятно трудно, и вербальное выражение эмоций представляет собой лишь верхушку айсберга.

Природа невербального выражения эмоций интересовала ученых и мыслителей начиная с древнейших времен. Одна из первых развернутых теорий сущности эмоциональных явлений, предложенная Ч. Дарвином, провозглашала наличие связи между анатомо-физиологической организацией живых существ и внешним выражением их эмоциональных проявлений. Современными сторонниками взглядов Ч. Дарвина было показано, что при анализе эмоционально-экспрессивного поведения людей, принадлежащих к никогда не соприкасавшимся ранее культурам, прежде всего бросается в глаза единообразие невербального проявления некоторых из их эмоциональных состояний, таких как гнев, радость, печаль, удивление, страх и некоторые другие, которые тоже концептуализуются, но, не лексикализуясь, выражаются авербально.

Учет данных общей, возрастной, социальной психологии и этнопсихологии важен для различных направлений исследования языка эмоций в лингвистике. К такому выводу с неизбежностью приходишь, знакомясь с трудами талантливого исследователя языка эмоций А. Вежбицкой. А. Вежбицкая внесла большой вклад в толкование эмоциональных концептов, используя понятия семантических примитивов. В течение более 20 лет она создавала «естественный семантический метаязык», который позволил ей построить четкие, непротиворечивые и ясные толкования эмоций. Критикуя используемые ее предшественниками «измерения», или «основные признаки» значения, такие как оценка (evaluation), потенция (potency), деятельность (activity) [87; 84], как сложные и туманные, не имеющие никакого ясного и интуитивно воспринимаемого значения, А. Вежбицкая предлагает определять эмоциональные концепты «с помощью слов, которые были бы интуитивно понятны и не являлись бы сами именами эмоций и эмоциональных состояний».

В одной из своих последних статей А. Вежбицкая [71] убедительно показывает роль языка в номинации и интерпретации эмоций для их адекватного межкультурного восприятия и понимания. Автор доказывает, что язык проникает во внутреннюю структуру названий человеческих эмоций, тем самым опредмечивая, т. е. концептуализируя и лексикализируя их. Автор утверждает, что существуют универсальные «когнитивные сценарии», позволяющие людям осознавать свои собственные и чужие эмоции — эмоции речевых партнеров. Эти «сценарии» являются гидом, облегчающим межкультурный обмен эмоциями и позволяющим их сравнивать и опо­знавать в межкультурном общении.

Через анализ, представленный в упоминаемой статье А. Вежбицкой и ее соавтора, она пытается показать, что такое культурно независимое средст­во описания и толкования доступно в естественном семантическом метаязыке NSM (от английского названия ‘Natural Semantic Metalanguage’). Это средство, как показано в статье, многократно протестировано, в том числе и в сфере концептуализации и лексикализации — номинации одних и тех же эмоций в разных лингвокультурах.

Статья детально обсуждает польское название эмоции «żal», выкристаллизовывая его два значения, не переводимых дословно на другие языки. Например, в статье показывается несоответствие этого польского слова английским номинациям соответствующих эмоций: grudge, sadness, sorrow, grief.

Семантический анализ имен эмоций сопровождается в статье обсуждением той роли, какую могут играть для понимания имен человеческих эмоций личные автобиографические «показания» людей. И прежде всего тех, которые одновременно пользуются двумя языками и культурами, включая и свидетельства билингвокультурных писателей.

Статья подтверждает теоретически результаты собственного практического опыта авторов в кросскультурном общении при описании и назывании анализируемых эмоций в разных языках. Все это делает даннуюстатью А. Вежбицкой оригинальной и открывающей новые перспективы в исследовании концептуализации и лексикализации универсальных человеческих эмоций в национально-этническом аспекте.

Разносторонне изучена система эмотивных знаков и способов «упаковки» концептов с разным эмоциональным наполнением. Важным этапом в достижении новых знаний о концептуализации и вербализации сферы человеческих чувств стало изучение текстообразующего потенциала эмоций, их мотивирующей и реализующей функции.

На современном этапе изучения реализации категории эмотивности в лексике возможно выявление следующих направлений исследований: 1) изучение отдельных эмотивных лексем; 2) изучение лексико-семантических групп эмотивной лексики; 3) изучение синонимических и антонимических отношений эмотивной лексики; 4) изучение семантических/тематических полей, охватывающих эмотивную лексику; 5) изучение роли метафоры в семантическом представлении эмоций.

Моделирование концептов, в частности концептов эмоций, представляет одно из наиболее интересных, перспективных и продуктивных направлений когнитологии — отрасли языкознания, в центре внимания которой находится язык как общий когнитивный механизм, оказывающий влияние на процессы получения, хранения, переработки и трансляции эмоциональной информации.

Монография Б. Волек посвящена сложной и актуальной проблеме эмотивности языка [92]. Вплоть до начала 80-х гг. эмотивность считали «несемантической» сферой языка, относили к маргинальным явлениям, якобы нарушающим систему и грамматические нормы. В лучшем случае эмотивность упоминалась в научной литературе лишь как стилистическая и фоностилистическая черта языка. С начала 80-х гг. стали делаться попытки рассмотреть с позиции семантики, синтактики и прагматики эмотивное поле языка как некую семиотическую по своей функции систему.

Б. Волек сумела вывести давнюю и чрезвычайно перспективную проблему эмотивных знаков языка из узких рамок генеративной лингвистики в области антропологической (роль человеческого фактора в языке), прагматической (взаимоотношение языковых знаков с говорящими-слуша­ющими в конкретных речевых ситуациях), социальной (зависимость средств выражения эмоций от национальной специфики языковых обществ) и когнитивной (эмоции и познание) лингвистик. Решение такой задачи позволило Б. Волек внести определенный вклад в интегральное описание языка и вербального общения.

Прежде всего, Б. Волек пытается разграничить эмотивность и экспрессивность с семиотической точки зрения. Надо сказать, что попытки развести эти две взаимосвязанные категории предпринимаются в лингвистике давно и пока довольно безуспешно, поскольку до сих пор остается невыясненным, что же собой представляет экспрессивность как лингвистический феномен.

По ее мнению, в науке возможно сосуществование двух пониманий экспрессивности: по одному из них экспрессивность — это прямое и намеренное выражение эмоционального опыта человека с помощью специальных семиотических средств языка и символических индексов. По другой концепции экспрессивность — это ненамеренное самовыражение эмоций говорящего с помощью симптоматического использования соответствующих кодированных языковых средств. Свое дальнейшее исследование Б. Волек строит на первой концепции экспрессивности, подчеркивающей тесную взаимосвязь экспрессивности и эмотивности.

Б. Волек предлагает типологию эмотивов, среди которых особое внимание уделяет символическому типу эмотивных знаков. По мнению автора, большинство эмотивных знаков являются символическими индексами, поскольку они «помимо своего понятийного содержания выражают еще и эмотивность без представления ее в обобщенном концепте» [92: 119]. Символический характер эмотивных знаков Б. Волек объясняет тем, что выражаемая эмоция всегда принадлежит конкретному говорящему, а используемый им для этого эмотивный знак относится к этому говорящему как к носителю данной эмоции. Говорящий при этом выступает вторичным десигнатом такого слова и экзистенционально относится к нему: говорящий и носитель эмоции выступают в этих символах как одно и то же лицо.

Для выработки концепции эмотивных знаков языка Б. Волек в качестве практического материала избрала русские диминутивы, которые наиболее рельефно отражают всю специфику эмотивности как семантической категории языка. Автор признает факт существования языковой категории эмотивности и трактует ее как «определенные психофизические ощущения и отношения говорящего (не обязательно оценочные), которые он испытывает во время говорения и которые он выражает в речи без трансформирования их в понятийные знаки» (Там же: 12). Представляется, однако, что в такой трактовке речь идет не о языковой категории эмотивности, а о психической (психологической) категории эмоциональности, которая, только пройдя языковую «переработку», становится эмотивностью, т.е. языковой категорией.

Ю.А. Сорокин считает, что сочетание «эмоция и когниция» является нонсенсом на том основании, что «коня и трепетную лань вместе запрячь не удавалось еще никому» (подробнее об этом см. подразд. 2.4.3).