2.4. Базовые положения лингвистической теории эмоций

2.4.1. Категориальная эмоциональная ситуация в свете теории и семиотики эмоций

Коммуникативная парадигма современной психолингвистики интенсифицировала изучение эмоций как базисного человеческого фактора в языке. Это объясняется тем, что любая интеракция человека изначально заряжена эмоциональностью, даже если она явно не выражена или выражена косвенно.

Любая интеракция представляет собой эмоциональную адаптацию к своему речевому партнеру и к данной коммуникативной ситуации. Конкретная эмоция всегда вызывается специфичной коммуникативной ситуацией, которую можно назвать типовой или категориальной.

Каждая КЭС в реальной коммуникации имеет свой эмоциональный профиль, который подвергается стилизации и типизации в художественной коммуникации, сохраняя в ней узнаваемость и адекватность реальной. В целях адекватного эмоционального резонанса в КЭС сохраняются, благодаря специфическим языковым знакам (эмотивным), и вызываются в памяти художественных коммуникантов и коммуникантов-читателей определенные эмоциональные следы, которые связаны с концептами или образами, приобретенными эмоциональным опытом коммуникантов данной КЭС.

Исследователи Arieti, Averill, Nunley назвали эти образы эндосептами. Благодаря их адекватной активизации в сознании и эмоциональной памяти коммуникантов осуществляется эмоциональное резонирование с конкретной КЭС, с ее (а)вербальной семиотикой и с эмоциональным профилем коммуникантов в данной КЭС. В каждой КЭС имеются объективные лингвистические знаки, которые оповещают о типе манифестируемых в ней эмоций (или их кластере). Согласно Кристофу Бюргелю, адекватное опо­знание выражаемых (или описываемых) в конкретной КЭС знаков происходит одновременно по двум каналам сознания/мышления (дедуктивному и абдуктивному).

Для этого коммуниканты должны в своей эмоциональной/эмотивной компетенции иметь структурированные знания о теории эмоций и о семиотике эмоций. Эти две системы знаний являются взаимодополняющими в опознании/осознании (понимании) испытываемой, транслируемой, вызываемой эмоции. Уже одной из них, как правило, достаточно — теории или семиотики эмоций, — чтобы опознать актуальную в данной КЭС эмоцию. Но, чтобы определить более/менее конкретную температуру этой эмоции (градацию и интенсивность), необходима синхронная работа обеих систем знания у всех участников данной КЭС: активных художественных партнеров, художественного наблюдателя и реального (читателя).

Поскольку эмоции явно доминируют в сегодняшнем мире СМИ, политиков, молодежи и др. и превратились в важнейший элемент адаптации человека к все увеличивающейся опасности его бытия, позволим себе не согласиться с Э. Сепиром, который утверждал в своем классическом труде «Язык», что эмоциональная составляющая не присуща самому слову и что демонстрация эмоций не представляет никакого интереса для лингви­стики. Великие лингвисты тоже заблуждаются: вся наука субъективна.

Когнитивным ключом к изучению человеческих эмоций, как теперь точно известно, является именно язык, который вербализует, категоризует их и все знания о них. Художественная литература является депозитарием человеческих эмоций и через КЭС моделирует эмоциональный опыт индивида, социума, этноса, народа, что влияет на формирование их эмоциональной картины мира. Отсюда активность и теоретическая значимость лингвистических штудий проблемы КЭС.

Примеры КЭС:

— ваучеризация — через короткое время эта КЭС сменила свой аксио­логический знак плюс на минус и свою базовую эмоцию радость на гнев;

— монетизация — эта КЭС получила сразу амбивалентный аксиологический знак: для Правительства РФ — хорошо, для пенсионеров — плохо и полярную эмоциональную доминанту: для Правительства РФ — ожидание благодарности, для пенсионеров — негодование, возмущение.