2.4.3. Эмоции и когниция: концептуализация и лексикализация эмоций (вопросы теории эмоциональных концептов)

Ю.А. Сорокин считает, что сочетание «эмоция и когниция» является нонсенсом на том основании, что «коня и трепетную лань вместе запрячь не удавалось еще никому. Тем более, что лань — когниция — испещрена неразборчивыми пятнышками сверху донизу. И неизвестно никому, в какой вольер научного зоопарка ее следует поместить» (Из дискуссионной переписки Сорокина Ю.А. с автором: письмо от 8 декабря 2002 г.).

Такая эмоционально-образная рефлексия известного филолога, переводоведа и писателя на проблему соотношения эмоций и когниции является мнением, мотивированным его личностным опытом и его эмоциональным дейксисом [62]. Практика же теоретических штудий указывает на прямо противоположное. Лингвистический мейнстрим — когнитивные аспекты эмоций, их концептуализация и оязыковление, т.е. лексикализация, проявляется в большом количестве публикаций. Достаточно взглянуть, например, на библиографию в докторских диссертациях Е.Ю. Мягковой (по психолингвистике) и О.Е. Филимоновой (по теории языка). В США выпускается специальный журнал «Cognition and Emotion», проводятся конференции (см., напр., Language of Emotions), создан научный центр по изучению этой проблемы.

Лингвистам-когнитологам уже давно известна роль слова в ментальных процессах концептуализации знания, в том числе и об эмоциональном мире (космосе) человека, включая и его эмоциональный интеллект [78]. Именно слово указывает на смысловое содержание концепта и является его материальным знаком — символом, который замещает абстракцию, изреченную с помощью этого слова. Изречение концептуального знания о той или иной эмоции как об эмоциональном концепте осуществляется с помощью процесса лексикализации. Е.В. Лукaшевич под этим процессом понимает «приобретение словом специфических формальных и/или семантических признаков, не выводимых из внутренней формы слова или его словообразовательной структуры» [35: 87].

Форма слова, в семантике и словарной прагматике которого содержатся знания обо всех его психологических, культурных, ситуативных, сигнификативных и других экстралингвистических референциях, а также знания о коммуникативных языковых (сочетаемостных и др.) референциях, становится статическим графическим фиксатором, опредмечивающим конгруэнтный эмоциональный концепт и позволяющим всем членам данной языковой общности дифференцировать один эмоциональный концепт от других.

Прагматика значения у такого языкового знака не всегда будет совпадать с его прагматикой у пользователей языка — у отправителя и у получателя. Однако такое варьирование прагматики формального знака лексикализованной эмоции в конкретных эмоциональных коммуникативных ситуациях не препятствует опознанию эксплицируемого знака (зоны) клас­терных эмоций или даже и конкретной эмоции. Это опознание проводится за счет домысливания получателем, при наличии соответствующих знаний в его эмоциональной компетенции.

Знания об эмоциях формируются линейно, постепенно на основе личностного, видового (социального) опыта и биологической памяти. Они включают в свою концептуальную структуру знания-рецепторы (базовые, одинаковые, для семантической памяти всех коммуникантов) и знания-ретуши, различные для разных коммуникантов. И те, и другие формируют концептуальное значение лексикализованной (ословленной и означенной) эмоции в форме ментального конструкта.

Поэтому слово, называющее или выражающее ту или иную концептуализованную и лексикализованную эмоцию, является кодированным хранителем всех лингвистических и экстралингвистических знаний Homo sentiens о ней, входящих в его эмотивную/эмоциональную компетенцию. В случае определенных лакун в этой компетенции можно говорить об эмоциональной проблеме конкретного речевого партнера, т.к. от этой лакуны зависит значение его прагматики, которая может расходиться со значением прагматики одного и того же эмотива у другого партнера (тем более если он из другой лингвокультуры).

На авербальном уровне тоже можно говорить о концептуализации и семантизации эмоций, но не о ее лексикализации. В известной степени можно говорить об их концептуальной визуализации (в проксемике, жестах, позах, мимике и пантомиме) и концептуальной аудизации (просодии и фонации), т.к. способы и средства авербальной экспрессии эмоций кодированно семантичны не в меньшей, если не в большей степени по сравнению с лексикализованными формами эмоций.

Получается, что концептуализация эмоций осуществляется и на языковом и на параязыковом уровнях. И там, и там они отражаются, конструируются и выражаются (эксплицируются) в соответствующих формах — лексикализованных или супрасегментных (экстралингвистических, но обязательно семантизированных и потому коммуникативно релевантных). В любом случае эмоции человека всегда в процессах общения являются смыслонесущими факторами. По А. Вежбицкой «Emotions are a semantic domain» [94: 235], это подтверждается многочисленными исследованиями эмоциологов, эмотиологов и концептологов [91].

В роли концептуализатора знаний об эмоциях выступает человеческое сознание/мышление, которое накапливает, обобщает и конструирует (реконструирует) знание о них, т.е. концептуализирует их и присваивает им лексикализованную или паралингвистическую символику (соматикон).

Homo sentiens регулярно вступает в различные отношения с другими людьми и объектами мира в многообразных коммуникативных ситуациях. При этом почти всегда он испытывает к ним сиюминутные или устойчивые эмоции (психологи насчитывают их более 5000). Социальная и биологическая эмоция — непременная величина мышления. Практика показывает, что эмоции и мысли могут воспроизводиться в сознании одновременно: эмоциональная память, как и эмоции, является одной из подсистем сознания.

Исследования показывают, что эмоциональная активация является необходимым условием продуктивной интеллектуальной деятельности. Признавая большую роль эмоций в мыслительной деятельности, некоторые научные направления выделяют эмоциональное мышление в качестве самостоятельного типа, что представляется убедительным, т.к. коммуникативная деятельность личности, ее сознание, мышление, эмоции (как часть ее психики) и язык социально и неразрывно взаимосвязаны. Поэтому истинность человеческого мышления проявляется в его речевых поступках, в том числе в эмоциональных.

Языковое выражение и ощущение эмоций невозможно без работы сознания. Коммуникативная эмоциональность, в отличие от некоммуникативной, носит осмысленный характер. Способность человека как языковой личности управлять вербальным выражением эмоций и пропускать их через ситуативные, социальные и прочие фильтры в процессе общения и, в зависимости от них, «упаковывать» одни и те же эмоции в различные языковые формы или вообще не «пропускать» их в язык указывает на интеллектуальность коммуникативной эмоциональности.

Работы по функциональному базису речи подтверждают, что при считывании «сенсорного кода» сознания перерабатывается вся поступающая в мозг через органы чувств информация и продуцируются образные представления на основе эмоциональных процессов, связанных переживаниями или внутренней интерпретацией «сенсорной картины» [2].

Когнитивное исследование категоризации эмоций на основе знаний о них и на основе сходства эмоций [86: 27—46] показало, что их категоризация на основе знаний о них более плодотворна, поскольку принцип «схожести/несхожести эмоций» размыт и многие эмоции в определенных коммуникативных ситуациях легко переходят друг в друга, даже в противоположные. Их ассоциации по сходству легко превращаются в диссоциации, что, естественно, препятствует их четкой категоризации. Кроме этого эмоции могут быть категоризованы на основе их лексических решений по трем измерениям: ценность, активность и потенциальность [96: 409—424].

Особый интерес в рамках когнитивной и лингвокультурологической парадигм представляет проблема культурной перспективы в лингвистической презентации эмоций и эмоциональных событий (причин этих или иных эмоций у языковых личностей). Установлено, что существует определенная культурная регуляция вербальных взаимоотношений между эмоциональными языковыми личностями в различных этносах. Культурные перспективы языковых личностей варьируют вербалику их эмоционального поведения следующим образом: в тех культурах, в которых ценятся взаимоотношения и взаимозависимости языковых личностей в качестве языковых маркеров эмоций и эмоциональных ситуаций, их провоциру­ющих, используются конкретные термины. В тех же культурах, в которых акцентируется индивидуальность языковых личностей, превалируют абстрактные номинации эмоций (например, через прилагательные) [89: 11—28].

Итак, эмоции культурно обусловлены, они навязываются языковому коллективу этноса различными когнитивными сценариями, ассоцииру­ющимися с тем или иным терминопонятием эмоции. Все когнитивные сценарии эмоций сформированы не универсальной человеческой биологией и психологией, а культурой конкретного этноса и его национально обусловленными рефлексами (см. о рефлексах: [7]). Мнение интересное, но небесспорное, поскольку, с другой стороны, переживаемая эмоция и ее вербальный конгруэнтный коррелят, номинирующий и выражающий ее, не обходятся и без биологической рефлексии. Таким образом, эмоция — это комплексно обусловленная референция к обобщенному конструкту — определенной эмоциональной ситуации, безотносительно конкретной языковой личности. Эта референция регулируется знанием-рецептом, т.е. видовым когнитивным опытом конкретного этноса, и варьируется индивидуально-личностным когнитивным опытом (знанием-ретушью), который, в свою очередь, участвует в формировании эмоционального дейксиса языковой личности.

Известно, что все языковые личности различаются по своему эмоциональному опыту в том плане, что одни из них четко различают разнообразные положительные и отрицательные эмоции (внутри каждой из этих зон), другие языковые личности переживают эмоции в относительно нечеткой дифференциации, воспринимая их и лексикализуя как взаимно заменя­емые.

Установлено, что первый тип языковых личностей более внятно способен регулировать свои и чужие эмоции по сравнению со вторым типом, который слабо разграничивает испытываемые эмоции внутри каждой из их оценочных зон. Эти два типа языковых личностей различаются степенью эмоционального интеллекта. Особенно это заметно на примере интенсивных отрицательных эмоций: ярость, бешенство, буйство и т.п., где давление языка на эмоциональное регулирование коммуникантов наиболее явно.

Видовой и индивидуальный когнитивный опыт языковой личности в сочетании с эмоциональным дейксисом и определяют содержание культурного референта той или иной социальной эмоции, концептуализованной и лексикализованной в данном этносе, в отличие от его содержания в других этносах.