Burkkhardt_Ya_-_Kultura_Vozrozhdenia_v_Italii_L

росших под впечатлением бесконечных романьольских вендетт между ними и домом Пазолини. Весь дом представлял собой поистине арсенал и караульное помещение; матери и дочери были также весьма воинственны. Уже на тринадцатом году жиз­ ни Джакопо тайно покинул дом и уехал сначала в Паникале к папскому кондотьеру Бальдрино, тому самому, кто и мертвый продолжал вести свое войско, ибо из покрытой знаменем па­ латки, где лежало его набальзамированное тело, передавался пароль войскам - пока не был найден достойный преемник.

Джакопо, поднимаясь все выше и выше на разной службе, собрал вокруг себя своих приближенных и получил с их помо­ щью именно то, что иному князю переходит по наследству от длительно существовавшей династии.

Эти родственники сохраняли боеспособную армию, пока он лежал раненый в Кастель дель'Нуово в Неаполе; его сестра собственноручно взяла в плен посланцев короля и тем самым спасла ему жизнь.

На далеко идущие планы указывает то, что Джакопо был ис­ ключительно надежен в денежных делах и поэтому сохранял до­ верие банкиров и после поражений; он повсюду защищал кресть­ ян от солдатских грабежей и не любил, когда разрушали завое­ ванные города; но особенно то, что он выдал свою очарователь­ ную возлюбленную Лючию (мать Франческо) замуж за другого, чтобы быть свободным для брачного союза, который помог бы ему занять княжеский престол. Браки его родственников также были подчинены определенному плану. Он был далек от безбо­ жия и беспутной жизни своих собратьев по воинскому ремеслу, а три наказа, которые он дал своему сыну, выпуская его в свет, были таковы: не соблазняй чужую жену; не бей никого из своих людей, а если это случится, отошли его очень далеко; и наконец, никогда не садись на тугоуздую или теряющую подковы лошадь.

Но прежде всего как личность он являл собой если не вели­ кого полководца, то великого воина (солдата), физически силь­ ного и тренированного человека, с открытым, располагающим к себе лицом крестьянина; он обладал замечательной памя­ тью, помнил всех своих солдат, их лошадей и оплату солдат в течение многих лет. Его образование было лишь итальянским; но весь свой досуг он использовал для изучения истории и при­ казывал переводить для себя греческих и латинских авторов.

Франческо, его еще более прославленный сын, с самого начала явно стремился к высокой власти; он завоевал могуще­ ственный Милан благодаря блистательному полководческому искусству и несомненному предательству (1447-1450 гг.).

22

Его пример манил. Эней Сильвий49 писал об этом времени так: «В нашей столь подверженной изменениям Италии, где ничто не прочно и нет больше старой власти, слуги легко ста­ новятся королями». Но один человек, сам себя называвший «человеком Фортуны», который занимал тогда воображение всей страны, - Джакомо45* Пиччинино, сын Николо. Все открыто задавались одним животрепещущим вопросом: удастся ли и ему основать свое княжество или нет? Более крупные государства были явно заинтересованы в том, чтобы воспрепятствовать это­ му, и Франческо Сфорца также считал, что род военачальников, ставших властителями, должен окончиться на нем самом.

Но войска и их предводители, которых посылали против Пич­ чинино, когда он, например, намеревался завоевать Сиену, виде­ ли50 свой интерес в том, чтобы поддержать его: «Если с ним будет покончено, нам останется только снова мирно пахать землю». Держа его в осаде в Орбетелло, они в то же время снабжали его продовольствием, и он с почетом смог выйти из окружения. Но и он в конце концов все-таки не избег своей судьбы. Вся Италия спорила о том, что произойдет, когда он после визита к Сфорца в Милан (1465 г.) поехал к королю Ферранте46' в Неаполь. Несмотря на все поручительства и высокие обязательства, последний, по сговору со Сфорца, приказал убить его в Кастель Нуово51. И кон­ дотьеры, владевшие доставшимися в наследство государствами, никогда не чувствовали себя уверенными в своей судьбе; когда Роберто Малатеста и Федериго Урбинский умерли в один и тот же день (1482 г.), один в Риме, а другой в Болонье, обнаружилось, что каждый из них, умирая, завещал свое княжество другому52! По отношению к сословию, которое позволяло себе столь многое, считалось дозволенным все.

Еще совсем юный Франческо Сфорца женился на богатой наследнице из Калабрии, Полиссене Руффа, графине Монтальто, которая родила ему дочку; одна из его теток отравила жену и ребенка и завладела наследством53.

Со времени падения Пиччинино появление новых княжеств кондотьеров воспринималось как нетерпимый далее скандал; че­ тыре «великих государства» - Неаполь, Милан, Папское государ­ ство и Венеция - создали как будто некую систему равновесия, которая не терпела более никаких нарушений такого рода. В Пап­ ском государстве, кишевшем мелкими тиранами, которые частич­ но еще были или оставались кондотьерами со времени Сикста IV, непоты добились исключительного права на подобные предприя­ тия. Но достаточно было какого-либо колебания в отдельных слу­ чаях, чтобы кондотьеры вновь давали о себе знать.

23

В дни жалкого понтификата Иннокентия VIII47' дело было близко к тому, что бывший ранее на бургундской службе капи­ тан Боккалино чуть было не передался к туркам вместе с горо­ дом Озимо, который он завоевал для себя54; можно было толь­ ко радоваться тому, что он при посредничестве Лоренцо Вели­ колепного48' удовлетворился денежной компенсацией и уехал. В 1495 г. при общей неразберихе, вызванной войной, которую вел Карл VIII49*, на политической арене появился кондотьер Видоверо из Брешии56; уже раньше он завоевал город Чезена, убив множество дворян и горожан; но крепость не сдалась и ему пришлось уйти.

Теперь во главе войска, которое ему уступил другой аван­ тюрист, Пандольфо Малатеста из Римини, сын вышеупомяну­ того Роберто и венецианский кондотьер, Видоверо отнял у ар­ хиепископа Равенны город Кастельнуово. Венецианцы, которые опасались худшего и без того были теснимы папой, «доброже­ лательно» приказали Пандольфо при случае арестовать при­ ятеля; он сделал это, хотя «с болью в сердце», затем пришел приказ повесить его. Пандольфо предусмотрительно сначала удавил его в тюрьме, а потом показал народу. Последним бо­ лее значительным примером подобных узурпации является зна­ менитый кастелян из Муссо50', который во время смуты в Милане после битвы при Павии (1525 г.)5Г притязал на озеро Комо.

** *

Вобщем, говоря о деспотических государствах XV сто­ летия, можно утверждать, что все гнусности чаще все­ го встречались в мелких и самых мелких государствах.

Именно здесь в многочисленных семействах, члены которых хо­ тели жить в соответствии со своим рангом, постоянно возникали споры о наследстве; Бернардо Варано из Камерино убил (1434 г.) двух своих братьев56 потому, что его сыновья хотели получить их наследство. Там, где какой-либо правитель города выделялся де­ ятельным, бескровным, умеренным правлением и заботой о куль­ туре, он, как правило, принадлежал к могущественному дому или же зависел от политики такового. К этому типу принадлежал, на­ пример, Алессандро Сфорца57, князь Песаро, брат великого Франческо и тесть Федериго Урбинского (1473 г.).

Как хороший правитель, справедливый и доступный регент, он после долгих войн спокойно правил, собрал великолепную библиотеку и проводил свой досуг в ученых и благочестивых беседах. Джованни II Бентивольо Болонский (1462-1506 гг.)52',

24

чья политика была обусловлена политикой д'Эсте и Сфорца, также можно причислить к деятелям такого типа. А что за кро­ вавое одичание мы видим, напротив, в домах Варани из Камерино, Малатеста из Римини, Манфредди из Фаэнцы и прежде всего Бальоне из Перуджи. События в доме последнего в кон­ це XV в. нам особенно хорошо известны из великолепных исто­ рических источников - хроник Грациани и Матараццо5863'.

Бальоне были одним из тех родов, чья власть не оформи­ лась в виде княжества, а в большей степени была верховен­ ством в городе и опиралась на богатство семейства и факти­ ческое влияние на замещение должностей. Один из членов се­ мейства признавался остальными в качестве главы; однако между членами его различных ветвей царила глубокая, тайная ненависть. Им противостояла аристократическая партия, воз­ главляемая семейством Одди; в 1487 г. все были вооружены и все дома этих семейств полны брави (наемных убийц); каждый день совершались насилия; при погребении убитого немецкого студента две коллегии вступили в вооруженную борьбу друг с другом. Иногда брави, бандиты, состоявшие на службе у раз­ личных родов, устраивали сражения на открытых площадях города. Напрасно жаловались купцы и ремесленники; правите­ ли и непоты папы молчали или спешно ретировались.

Наконец Одди были вынуждены оставить Перуджу, и тогда город становится военным лагерем, где целиком и полностью господствуют Бальоне, превратившие даже собор в казарму для своих войск. Заговоры и измены жестоко карались; после того как в 1491 году 130 человек, вторгшиеся в город, были разбиты и повешены у дворца, на площади города соорудили 35 алта­ рей, три дня служили мессы и проходили процессии, чтобы из­ бавить это место от проклятия. Непот папы Иннокентия VIII был среди бела дня заколот в переулке, непот же Александра VI54', посланный чтобы уладить конфликты, не добился ничего, кро­ ме открытых насмешек.

Главы правящего семейства Гвидо и Ридольфо вели бес­ численные переговоры со святой, творящей чудеса, домини­ канской монахиней сестрой Коломбой из Риети, которая, угро­ жая большими невзгодами в будущем, призывала к миру, есте­ ственно безрезультатно. В этой связи хронист постоянно ука­ зывает на богобоязненность и благочестие лучших граждан Перуджи в эти страшные годы. При приближении Карла VIII (1494 г.) Бальоне и расположившиеся лагерем в Ассизи и его окрестностях высланные ими Одди вели между собой такую войну, что все строения в долине были сравнены с землей, поля

25

оставались невозделанными, крестьяне дичали, превращаясь в разбойников и убийц, а олени и волки заселили буйно разрос­ шийся кустарник, пожирая трупы убитых, «мясо христиан».

Когда папа Александр VI бежал в Умбрию от возвращавше­ гося обратно из Неаполя Карла VIII (1495 г.), в Перудже у него возникла мысль, что он мог бы навсегда избавиться от Бальоне; он предложил Гвидо устроить нечто вроде рыцарского тур­ нира, чтобы где-нибудь собрать их всех вместе, но Гвидо счел, что «самым прекрасным зрелищем было бы увидеть вместе все войско Перуджи», и папа отказался от своего плана. Вскоре после этого высланные Одди вновь предприняли нападение, в ходе которого лишь личное мужество Бальоне позволило им одержать победу. В этом сражении на главной площади города восемнадцатилетний Симонетто Бальоне сражался с немноги­ ми сотоварищами против нескольких сотен, он упал, получив более 20 ран, но поднялся снова, когда на помощь ему пришел Асторре Бальоне верхом на коне, в золоченых стальных дос­ пехах, с соколом на шлеме: «Подобный Марсу по виду и подви­ гам, он ринулся в гущу сражения».

В те годы Рафаэль был двенадцатилетним мальчиком в уче­ нии у Пьетро Перуджино. Возможно, впечатления этих дней увековечены в ранних, небольших по размеру изображениях святых Георгия и Михаила; возможно, что-то взято оттуда и продолжает жить в знаменитой картине, изображающей св. Михаила; и если Асторре Бальоне и нашел где-то свое вопло­ щение, то в облике небесного воина в «Илиодоре».

Противники были частью уничтожены, частью в панике бе­ жали и не имели больше сил повторить нападение. Некоторое время спустя им было частично дано прощение и разрешение вернуться. Но в Перудже не стало спокойнее; внутренний раз­ дор в правящем семействе проявился теперь в новых ужасных преступлениях. Против Гвидо, Ридольфо и их сыновей Джанпаоло, Симонетто, Асторре, Джисмондо, Джентиле, Маркантонио и других объединились два внучатых племянника, Грифо­ не и Карло Барчилья, последний был также племянником князя Варано ди Камерино и зятем одного из изгнанных ранее - Джеронимо делла Пенна. Тщетно Симонетто, имевший дурные предчувствия, молил на коленях своего дядю позволить ему убить этого Пенна; Гвидо отказал ему в этом.

Заговор внезапно созрел ко времени свадьбы Асторре с Лавинией Колонна в середине лета 1500 года. Празднество началось и несколько дней продолжалось при зловещих пред­ знаменованиях, нарастание которых замечательно описано

26

Матараццо. Присутствовавший на свадьбе Варано собрал всех соучастников вместе; с дьявольской хитростью Грифоне было указано на стремление его супруги Дзенобии к единовластию и на ее вымышленную связь с Джанпаоло и, наконец, каждому заговорщику была определена его жертва. Дома всех Бальоне были удалены друг от друга и большей частью расположены на месте нынешней крепости. Каждый из заговорщиков получил подкрепление из 15 брави; оставшихся поставили на стражу. В ночь на 15 июля двери были взломаны, Гвидо, Асторре, Симонетто и Джисмондо были убиты; остальным удалось бежать.

Тело Асторре лежало на улице рядом с телом Симонетто; ви­ девшие его и «особенно иностранные студенты» сравнивали его с древним римлянином, столь достойным и великим он выглядел.

Выражение же лица Симонетто было столь бесстрашным, будто сама смерть не смогла одержать над ним верх. Победи­ тели обходили друзей дома, чтобы представиться, но нашли всех в слезах и в приготовлениях к отъезду в свои имения. Бе­ жавшие Бальоне собрали войско и на следующий день ворва­ лись во главе с Джанпаоло в город, где другие их сторонники, которым Барчилья только что угрожал смертью, немедленно перешли на их сторону; когда у церкви Сан Эрколано Грифоне попал в его руки, Джанпаоло приказал своим людям убить его; Барчилья и Пенна бежали к главному виновнику несчастья, Варано, в Камерино; в одно мгновение, почти без потерь, Джан­ паоло стал властителем города.

Аталанта, все еще красивая и молодая мать Грифоне, кото­ рая за день до этого вместе с его женой Дзенобией и двумя деть­ ми Джанпаоло уехала в свое имение и прогнала с материнским проклятием поспешившего вслед за ней сына, теперь вернулась с невесткой, разыскивая умирающего сына. Все избегали обеих женщин: никто не хотел, чтобы его сочли убийцей Грифоне, боясь навлечь на себя проклятие матери. Но люди ошибались; она сама потребовала от сына простить того, кто нанес ему смертельный удар, и он умер с ее благословением. Люди благоговейно смотре­ ли вслед обеим женщинам, когда они в своих окровавленных пла­ тьях шли по площади. Это та самая Аталанта, для которой Рафа­ эль впоследствии написал свое знаменитое «Положение во гроб». Таким образом она положила свою собственную печаль на ал­ тарь наивысшего и самого святого горя матери.

Собор, рядом с которым происходила большая часть этих трагических событий, был обмыт вином и освящен заново. Со времени свадьбы все еще стояла триумфальная арка, распи­ санная изображением подвигов Асторре и хвалебными стиха-

27

ми того, кто описывает нам все это, славного Матараццо. Воз­ никла новая легендарная история Бальоне, которая является лишь отражением этой цепи жестокостей. Легенда утвержда­ ла, что с давних пор в этом роде все умирали насильственной смертью, однажды 27 сородичей сразу; их дома разрушались и обломками мостили дороги и т. п. При Павле III66'действитель­ но начался снос их дворцов.

Однако теперь у Бальоне появились добрые намерения наве­ сти порядок в собственной партии и защитить должностных лиц от титулованных злодеев. Но проклятие рода продолжало дей­ ствовать подобно кажущемуся потушенным пожару. В понтифи­ кат Льва X66' в 1520 году Джанпаоло заманили в Рим и обезглави­ ли; один из его сыновей, Орацис, властвовавший в Перудже лишь временно и в период жестоких столкновений как приверженец партии герцога Урбино, которому также угрожал папа, вновь сви­ репствовал в собственном доме самым отвратительным образом. Были убиты дядя и три двоюродных брата, после чего герцог при­ казал передать ему, что этого довольно59. Его брат Малатеста Бальоне-флорентийский полководец, обессмертивший свое имя предательством в 1530 г., а его сын Ридольфо - последний в роду, получивший в 1534 году путем убийства легата и чиновников ко­ роткую, но страшную власть над Перуджей.

t * *

Властители Римини будут попадаться нам довольно часто. Дерзость, безбожие, военный талант и высокое образование редко сочетаются так в одном человеке,

как в Сиджизмондо Малатеста (ум. 1467 г.). Но там, где пре­ ступления множатся, как это произошло в этом роде, они пере­ вешивают талант и увлекают тирана в пропасть. Упомянутый выше Пандольфо, внук Сиджизмондо, еще держался лишь по­ тому, что Венеция не желала падения своего кондотьера, несмот­ ря на все его преступления; когда же его подданные (1497 г.) по веским причинам60 бомбардировали его крепость в Римини и затем позволили ему бежать, венецианский комиссар привел обратно виновного в братоубийстве и прочих преступлениях.

Тридцать лет спустя члены дома Малатеста превратились в нищих изгнанников.

Около 1527 года, как во времена Чезаре Борджа, разрази­ лась настоящая эпидемия, разрушающая эти мелкие династии; лишь очень немногие пережили ее и даже не на благо себе. В Мирандоле, где властвовали мелкие князья из рода Пико, в 1533

28

году находился бедный ученый Лилио Грегорио Джиральди57*, бежавший из разоренного Рима к гостеприимному старому кня­ зю Джованни Франческо Пико (племяннику знаменитого Джованни58'); в связи с обсуждением устройства надгробия, которое князь хотел приготовить для себя, появилось сочинение61, посвя­ щение которого датируется апрелем того же года. Но как же пе­ чально звучит позднейшая приписка: «В октябре этого же года несчастный князь был лишен своим племянником жизни и княже­ ства, а мне едва удалось бежать в самом жалком состоянии».

Бесхарактерная полутирания, которую осуществлял Пандольфо Петруччи в раздираемой междуусобицами Сиене, едва ли до­ стойна подробного рассмотрения. Ничтожно и злобно правил он с помощью профессора права и астролога и возбуждал ужас, со­ вершая убийства. Его летним развлечением было сбрасывание огромных камней с горы Монте Амиата; он не обращал внимания ца то, кого и что они встретят на своем пути. После того как ему удалось то, что не удалось самым хитрым, - он избежал козней Чезаре Борджа - он позднее умер тем не менее презираемым и забытым. Но его сыновья продержались еще довольно долго с помощью своего рода совместного властвования.

** *

Из более значительных династий следует особо рассмот­ реть Арагонскую. Ленное владение, существующее здесь со времен норманнского вторжения в виде ба­

ронского землевладения, придает государству своеобразный характер, так как в остальной Италии, за исключением южной части Папского государства и некоторых других областей, суще­ ствует лишь обычное землевладение, и государство не дозволя­ ет более приобретать наследственные права на землю. Альфонс Великий (1458 г.), получивший власть над Неаполем с 1435 г., являет собой пример иного рода, чем его действительные или мнимые потомки. Блистательный во всем своем образе жизни, никого не боявшийся среди своего народа, проявлявший ис­ ключительную любезность в обращении, он не только не осуж­ дался за свою позднюю страсть к Лукреции д'Аланья, а, наобо­ рот, вызывал этим восхищение окружающих; дурной чертой его характера была расточительность62, которая позже привела к неизбежным отрицательным последствиям. Бессовестные фи­ нансовые ведомства становились сначала всемогущими, пока обанкротившийся король не завладел их имуществом; пропо­ ведовалась идея крестового похода, чтобы под таким предло-

29

гом обложить налогами духовенство; при сильном землетрясении

вАбруццах оставшиеся в живых должны были продолжать пла­ тить налоги за погибших. При всем этом Альфонс был самым гос­ теприимным хозяином своего времени для высоких гостей (см. с.

18)и прославился непрестанными пожертвованиями кому угодно,

втом числе и врагам; в вознаграждении же за литературные тру­ ды он вообще не знал предела - так, Поджо за латинский перевод «Киропедии» Ксенофонта получил 500 золотых монет.

Ферранте63, сменивший Альфонса, считался его незаконным сыном от испанской дамы, но, возможно, его отцом был валенсийский маран59*. Сделало ли его мрачным и жестоким его проис­ хождение или заговор баронов, угрожавших его жизни, но среди тогдашних князей он был в любом случае самым ужасным. Неуто­ мимый в своей деятельности, признанный одним из сильнейших политиков своего времени, он, не будучи развратником, направ­ лял все свои способности, включая злопамятность и глубочайшее притворство, на уничтожение своих противников.

Оскорбленный всем, чем только можно оскорбить князя, ибо состоявшие с ним в родстве предводители баронов вступили в сношения со всеми его внешними врагами, он привык считать чрез­ вычайное повседневным. Средства для борьбы и внешних войн извлекались теми же магометанскими способами, которые при­ менял Фридрих II: зерном и маслом торговало только правитель­ ство; всю торговлю вообще Ферранте сконцентрировал в руках крупного купца Франческо Коппола, который делился с ним свои­ ми доходами и поставил себе на службу всех судовладельцев; к этому добавились принудительные займы, казни, конфискации, безудержная симония и контрибуции с церковных корпораций. Кроме охоты, которой он безоглядно предавался, Ферранте оста­ вил себе два развлечения: он держал своих живых противников в

надежно охраняемых темницах, а бальзамированных мертвых сохранял в той одежде, которую они носили при жизни6460*. Он по­

смеивался, говоря со своими доверенными лицами о пленниках; из коллекции мумий даже не делалось тайны. Его жертвами были почти исключительно люди, которых он предательски захватил за своим королевским столом. Совершенно дьявольским было отно­ шение к поседевшему на королевской службе больному первому министру Антонелло Петруччи, который постоянно испытывал страх смерти, что неизменно доставляло удовольствие Ферран­ те, пока наконец подозрение в участии в последнем заговоре ба­ ронов не послужило поводом для его ареста и казни, одновремен­ но с Копполой. Описание этого у Караччоло61' и Порцио62' поверга­ ет в ужас.

30

Из сыновей короля старший, герцог Альфонс Калабрийский63\ получил право своего рода соправителя; это был дикий

ижестокий развратник, превзошедший отца в откровенности и не стеснявшийся демонстрировать свое презрение к религии и ее обычаям. Лучшие, живые черты тогдашних тиранов у этих князей искать не следует; все, что они взяли от культуры и об­ разования, - лишь роскошь или внешний блеск. Настоящие испанцы появляются в Италии почти всегда уже деградировав­ шими; но последний представитель этого маранского рода (1494

и1503 гг.) проявляет бросающиеся в глаза черты вырождения. Ферранте умирает от забот и страданий; Альфонс подозревает своего родного брата Федериго, единственного порядочного человека в семье, в измене и оскорбляет его самым недостой­ ным образом; наконец он, считавшийся до сих пор одним из лучших полководцев Италии, потеряв самообладание, опромет­

чиво бежит в Сицилию, оставив своего сына, младшего Фер­ ранте64*, в жертву французам и всеобщей измене. Династия, правившая подобным образом, должна была бы по крайней мере дороже продать свою жизнь, чтобы ее наследники и по­ томки могли надеяться на реставрацию. Но жестокий человек никогда не бывает смелым («Jamais homme cruel ne fut hardi»), как по этому поводу несколько односторонне, но в целом со­ вершенно справедливо замечает Коммин.

** *

Истинно итальянским, в понимании XV столетия, пред­ стает княжество в правление герцогов Милана, власть которых со времен Джангалеаццо представляет собой

полностью сформировавшуюся абсолютную монархию. После­ дний Висконти, Филиппо Мария (1412-1447 гг.) был в высшей степени странным человеком, к счастью, очень хорошо описан­ ным65. Что страх может сделать с человеком, обладающим зна­ чительными дарованиями и занимающим высокое положение, выражено в данном случае, можно сказать, математически со­ вершенным образом; все средства и цели государства он кон­ центрирует на единственной задаче - сохранении своей осо­ бы, надо только сказать, что его жестокий эгоизм не переходил в кровожадность. Он сидит в Миланской крепости с ее велико­ лепными садами, аллеями и местами для прогулок, в течение многих лет ни разу не выходя в город; выезжает лишь в заго­ родные поселения, где находятся его великолепные замки; флотилия барок, влекомая быстрыми лошадьми, доставляет

31