Burkkhardt_Ya_-_Kultura_Vozrozhdenia_v_Italii_L

нем что-либо как о человеке, то на первый взгляд все сводится к его повествованию о том, как он сделал свою карьеру. Одна­ ко по зрелом размышлении эта замечательная книга может быть удостоена иной оценки. Существуют люди, которые в основ­ ном являются зеркалом того, что их окружает: мы проявляем к ним несправедливость, если продолжаем с упорством наводить справки об их убеждениях, внутренней борьбе и глубинных жиз­ ненных достижениях. Так, Эней Сильвий целиком и полностью отдавался делам, не особенно-то расстраиваясь по поводу ка­ кого-либо внутреннего нравственного раскола; в этом отноше­ нии его, насколько это было необходимо, защищала добрая католическая вера. И уже после того, как он принял самое не­ посредственное участие в разрешении всех духовных вопро­ сов, которые занимали его эпоху, а в значительной мере во мно­ гих отношениях способствовал ее развитию, в конце жизни он сохранил достаточно живости духа, чтобы посвятить себя крес­ товому походу на турок и умереть с горя по поводу его срыва.

Также и автобиография Бенвенуто Челлини403' не сводится к наблюдениям собственного внутреннего мира. В равной мере, отчасти против собственной воли он с захватывающей правди­ востью и полнотой отображает целостного человека. Это ведь немаловажный факт, что Бенвенуто, наиболее значительные работы которого остались лишь в набросках и погибли, извест­ ный нам в качестве художника с определенной полнотой лишь в области малых декоративных форм, а в прочих отношениях, если судить на основании того, что реально уцелело, вынуж­ денный оставаться в тени своих великих современников, - что этот самый Бенвенуто будет как человек занимать людей до конца времен. Ему не вредит то, что читатель зачастую подо­ зревает автора во лжи или бахвальстве: все равно верх здесь берет впечатление страстной и энергичной, полностью сфор­ мировавшейся натуры. Рядом с ним, например, наши север­ ные автобиографии, как бы ни высоко следовало иной раз оце­ нивать их направленность и нравственную сущность, все же выг­ лядят изображениями натур неполных. Бенвенуто - это такой человек, который все может, на все отваживается и носит соб­ ственную меру в себе самом. Нравится нам это или нет, в нем живет легко распознаваемый первообраз современного чело­ века.

Нам следует здесь назвать еще одного человека, и тоже такого, чьи слова также не всегда следует принимать за чистую монету: Джироламо Кардано404' из Милана (род. в 1500 г.). Его книжечка «De propria vita»405'89 переживет память о нем в каче-

222

стве выдающегося исследователя в области естественных наук и философии, как книга Бенвенуто - его художественные тво­ рения, хотя ценность сочинения Кардано состоит в ином. Слов­ но врач, Кардано щупает пульс у самого себя и отображает физические, интеллектуальные и нравственные качества сво­ ей личности заодно с условиями, под влиянием которых каче­ ства эти сформировались, причем делает это насколько может искренне и объективно. В этом отношении он был способен превозойти открыто признаваемого им в качестве образца Мар­ ка Аврелия с его сочинением о себе самом потому, что сам он не был стеснен никакими заповедями стоической добродете­ ли. Кардано не желал щадить ни себя, ни мир: его жизненный путь начинается с того, что его матери не удается попытка изба­ виться от плода с помощью аборта. О многом говорит и то, что расположению звезд, которое имело место в день его рожде­ ния, он приписывает только свою судьбу и интеллектуальные способности, но не нравственные качества. Кроме того, Карда­ но открыто признается (гл. 10), что в молодости ему сильно на­ вредило усвоенное из астрологии заблуждение относительно того, что он не переживет сорока, в крайнем случае - сорока пяти лет. Однако недопустимо, чтобы мы занимались здесь вы­ писками из такой распространенной, имеющейся в каждой биб­ лиотеке книги. Кто начинает ее читать, ощущает себя во влас­ ти этого человека, пока не дойдет до конца. Действительно, Кардано сознается, что был шулером, мстительным и не зна­ ющим раскаяния человеком, что в своих речах он намеренно задевал людей, - сознается без наглости, но и без благочес­ тивого раскаяния, и даже без желания заинтриговать читате­ ля, а скорее с объективной и безыскусной правдивостью ес­ тествоиспытателя. Но что поражает больше всего, так это то, что этот 76-летний человек, с очень сильно пошатнувшей­ ся верой в людей, после всех ужасов, что ему довелось пе­ режить90, тем не менее в определенном смысле счастлив: с ним все еще остается его внук, он все еще обладает своими колоссальными познаниями и славой, окружающей его тру­ ды. У него имеется порядочное состояние, положение в об­ ществе и уважение окружающих, могущественные друзья, знание тайн природы, но что лучше всего: вера в Бога. Нако­ нец, Кардано пересчитывает зубы у себя во рту: их осталось целых пятнадцать.

Когда писал Кардано, инквизиторы и испанцы уже проявля­ ли по всей Италии заботу о том, чтобы такие люди больше не могли развитываться либо были тем или иным способом изве-

223

дены. Чрезвычайно велика дистанция, пролегающая между эти­ ми записками и мемуарами Альфиери406'.

Однако было бы несправедливо завершить этот обзор ав­ тобиографий, не упомянув еще одного достойного внимания и

вто же время счастливого человека. Это - известный фило­ соф житейской мудрости Луиджи Корнаро, жилище которого в Падуе было построено по классическим канонам и в то же вре­

мя было приютом всех муз. В своем знаменитом трактате «Об умеренной жизни»91 он вначале описывает строгий жизненный распорядок, с помощью которого ему удалось, после болезней, донимавших его ранее, достичь здоровой и глубокой старости (тогда ему было 83 года). Далее Корнаро отвечает тем людям, что в принципе пренебрегают возрастом после 65 лет, почитая его чем-то вроде смерти заживо: он доказывает им, что его жизнь

ввысшей степени деятельна и непохожа на смерть. «Пусть они приходят, пусть поглядят и подивятся моему хорошему само­ чувствию, тому, как я без чьей-либо помощи сажусь на лошадь, как взбегаю по лестнице и на холм, как я радостен, весел и доволен, насколько я свободен от душевных горестей и непри­ ятных помышлений. Радость и покой не оставляют меня... Круг моего общения образован людьми исключительно разумными, учеными, замечательными, а когда их нет возле меня, я читаю

ипишу, пытаясь, сколько хватает сил, быть полезным другим таким образом, а также и всеми другими возможными способа­ ми. Все это совершаю я спокойно и вовремя, обитая в моем прекрасном жилище, находящемся в лучшем районе Падуи, где предусмотрены все ухищрения строительного искусства как на случай лета, так и зимы, и где имеется также сад и проточная вода. Весной и осенью я отправляюсь на несколько дней на свой холм, находящийся в прекраснейшем уголке Эвганеи, с колодцами, садом и покойным и красивым пристанищем. Там я участвую, как то подобает моему возрасту, в необременитель­

ной и доставляющей удовольствие охоте. Некоторое время про­ вожу я в моей красивой вилле на равнине92: все дороги сходят­ ся там на одну площадь, посередине которой возвышается ми­ ленькая церквушка. Могучий рукав Бренты протекает через уго­ дья - сплошь плодородные, хорошо возделанные поля: ныне все здесь густо заселено, а когда-то это были одни болота и дурной воздух, обиталище, предназначенное скорее для змей, чем для человека. Это я отвел отсюда воды; и тогда воздух оздоровился, здесь поселились и умножились в числе люди, и местность была устроена так, как это можно видеть теперь, так что поистине я могу сказать: в этом месте я соорудил Богу ал-

224

тарь и храм и населил его людьми, чтобы ему поклоняться. Я утешаюсь и блаженствую всякий раз, как сюда приезжаю. Вес­ ной и осенью я посещаю также ближние города, вижусь со сво­ ими друзьями и беседую с ними, а через них знакомлюсь с дру­ гими выдающимися людьми: архитекторами, живописцами, скульпторами, музыкантами и управляющими усадьбами. Я осматриваю, что нового они создали, вновь знакомлюсь с уже мне известным и всегда узнаю много нового, что может приго­ диться и мне: в отношении дворцов, садов, древностей, градоустройства, церквей и крепостей. Однако что приводит меня в моих поездках в величайшее восхищение - это красота окрес­ тностей и городков, когда они со своими домами и садами рас­ кидываются вокруг то по равнине, то на холме, а то вдоль рек и ручьев. И это мое удовольствие не убывает с ухудшением зре­ ния или слуха: все мои чувства, слава Богу, находятся в совер­ шенно неповрежденном состоянии, как и вкус, поскольку теперь те немногие простые яства, что я отведываю, приходятся мне по вкусу больше, чем некогда, когда я вел неупорядоченную жизнь, нравились лакомства».

Упомянув после этого выполненные им для республики ра­ боты по осушению болот и упорно предлагавшиеся им проекты по содержанию в порядке лагун, Корнаро говорит в заключе­ ние: «Это есть поистине с Божьей помощью осуществившееся обретение здоровой старости, которая свободна от тех духов­ ных и телесных страданий, жертвой которых становится столько молодых людей, столько чахнущих стариков. И если вообще допустимо ставить рядом со значительным - малое, с серьез­ ным - шутку, то плодом моей умеренной жизни является также

ито, что на 83-м году жизни я еще смог написать чрезвычайно потешную комедию, полную благопристойной шутливости. А ведь вообще-то дело это - удел молодости, так же как траге­ дия - старости; и если к славе одного знаменитого грека при­ числяют тот факт, что он сочинил трагедию на 73-м году жизни, то не значит ли это, что я, будучи на 10 лет его старше, все же здоровее и бодрее, чем этот грек - в его тогдашнем возрасте? А чтобы у моего возраста не было недостатка в утешении, пе­ ред глазами у меня находится некоего рода телесное бессмер­ тие - в виде моего потомства. Когда я возвращаюсь домой, меня встречают не один или два, но одиннадцать внуков в возрасте от двух до восемнадцати лет, все происходящие от одного отца

иодной матери, причем все они отменного здоровья, талант­ ливы (насколько об этом можно было судить доныне) и имеют склонность к образованию и добронравию. Некоторых из са-

225

мых младших я постоянно держу при себе в качестве шутов (buffoncello), госкольку дети в возрасте от трех до пяти лет - прирожденные шуты. Старшие же принадлежат к моему кругу общения; но поскольку у них великолепные голоса, я наслаж­ даюсь еще и тем, что слушаю их пение и игру на различных инструментах. Да и сам я пою, причем теперь голос у меня луч­ ше, звонче и звучнее, чем когда бы то ни было. Таковы отрады моей старости. Так что я живу полноценной, а вовсе не угас­ шей жизнью, и я не поменялся бы своей старостью с такой мо­ лодостью, которая подвержена страданиям».

В «Наставлении», прибавленном Корнаро много позже, ког­ да ему было уже 95 лет, он почитает за счастье также и то, что его «Трактат» приобрел себе много сторонников. Корнаро скон­ чался в Падуе в 1565 г., в возрасте более ста лет.

Наряду с характеристиками отдельных личностей возника­ ет также способность выносить суждения о населении в целом

иего изображать. По всей Западной Европе в эпоху средневе­ ковья города, племена и народы имели обыкновение друг на друга нападать со словами насмешки и издевательства, содер­ жавшими в себе при всех передержках зерно истины. Однако и

вэтом отношении итальянцы выделяются в смысле осознания ими духовных отличий, существующих между различными го­ родами и местностями. Их местный патриотизм, как бы ни ве­ лик он был (больше, чем у какого-либо другого средневекового народа), уже на ранних этапах имел свою литературную сторо­ ну и связывался с понятием славы: описание местностей воз­ никает параллельно с биографическим описанием (с. 97). Во

времена, когда каждый кругжый город начал воспевать себя в стихах и прозе93, явились также и авторы, описывавшие наибо­ лее важные города и группы населения в целом, отчасти серь­ езно сравнивая их друг с другом, отчасти же остроумно над ними издеваясь, а иногда делая это в такой форме, что серьезность

ииздевательство невозможно отделить друг от друга.

Рядом с некоторыми знаменитыми местами «Божественной комедии» наш взгляд падает на поэму «Dittamondo», принад­ лежащую Уберти (около 1360 г.). В основном здесь специально упоминаются только отдельные выдающиеся явления и черты: вороний праздник у церкви св. Аполлинария в Равенне, колод­ цы в Тревизо, громадные подвалы возле Виченцы, высокие пошлины в Мантуе, лес башен в Лукке. Однако встречаются в поэме также хвалебные и язвительные отзывы иного рода: уже здесь Ареццо упоминается в связи с изощренными умами его уроженцев, Генуя - по поводу искусно подчерненных глаз и зу-

226

бов (?) женщин, Болонья - бессмысленного расточительства, Бергамо - неблагозвучного диалекта и здравомыслия обитате­ лей и так далее94. В XV в. всякий прославляет собственную ро­ дину, в том числе и за счет других городов. Так, Микеле Саво­ нарола допускает, что лишь Венеция и Рим превосходят вели­ колепием его Падую, Флоренция же для него в лучшем случае веселее95 - к объективным сведениям о городах все это, понят­ но, мало что прибавляет. В конце столетия Джовиано Понтано

всвоем «Антонии» изображает вымышленное путешествие по Италии лишь для того, чтобы иметь возможность высказать в

связи с этим ряд злобных замечаний. Однако XVI в. дает нача­ ло ряду таких правдивых и глубоких характеристик96, которыми

вту пору не обладал ни один другой народ. Макиавелли в сво­ их бесценных сочинениях изображает качества немцев и фран­ цузов, а также политическое положение у них таким образом, что даже уроженец Севера, знакомый с историей собственной страны, будет благодарен флорентийскому мудрецу за проли­

тый им сюда свет. И вообще флорентийцы (с. 55, 59) чрезвы­ чайно охотно изображают сами себя97, явно нежась в лучах с лихвой заслуженного блеска достигнутой ими в духовной обла­ сти славы. Быть может, то был пик их самоощущения, когда они, например, отнюдь не относили превосходство Тосканы в

области искусств на счет гениальных способностей, но выво­ дили его из старательности, из напряженных занятий98. Хвалеб­ ные речи по адресу Тосканы со стороны славных итальянцев, уроженцев других областей, как, например, великолепную XVI песнь Ариосто, можно воспринимать в качестве воздаяния ей вполне заслуженного.

Унас имеется возможность привести только название од­ ного, как можно полагать, весьма выдающегося источника по

вопросу о различиях между населением различных областей Италии99. Леандро Альберти100407' вовсе не так обстоятелен в

отображении духа отдельных городов, как того можно было ожидать. Относящийся к середине столетия маленький аноним­ ный101 «Комментарий» содержит рядом с многочисленными не­ лепостями немало ценных указаний на несчастливый упадок, в котором пребывала страна в середине столетия102.

Мы не в состоянии более детально оценить то, какое дей­ ствие на другие нации могло оказать сравнительное рассмот­ рение, в особенности итальянскими гуманистами, населения отдельных местностей. Как бы то ни было, и в этом отношении, как и в области космографии, Италии, вообще говоря, принад­ лежит пальма первенства.

227

** *

Однако открытие человека не ограничивается одним ду­ ховным изображением индивидуумов и народов: также

ивнешняя сторона человека рассматривается в Ита­ лии совершенно иначе, нежели на Севере103.

Мы не отваживаемся рассуждать относительно места, за­ нимаемого великими итальянскими врачами в прогрессе физи­ ологии, художественное же исследование человеческого обра­ за принадлежит не к нашей теме, но к истории искусств. Однако здесь может идти речь об общей тренированности глаза, кото­ рая сделала возможным появление в Италии объективных, имеющих всеобщее значение суждений в отношении телесных красоты и уродства.

Что первым делом поражает при внимательном чтении ита­ льянских авторов того времени, так это точность и филигран­ ность в обозначении внешних черт, а также полнота характери­ стики многих личностей104. Жителям Рима до сих пор свойствен дар тремя словами сделать узнаваемым человека, о котором идет речь. Это стремительное схватывание характерных черт является, однако, существенным предварительным условием познания прекрасного и способности его описать. У поэтов об­ стоятельность описания является скорее пороком, поскольку одна-единственная черточка, подсказанная глубокой страстью, может создать у читателя куда более глубокий образ соответ­ ствующей личности. Нигде Данте не превознес Беатриче с боль­ шей силой, нежели там, где им изображается исключительное сияние, которое исходит от ее существа на все окружение. Од­ нако речь у нас теперь идет не о поэзии, которая как таковая преследует свои собственные цели, но о способности обрисо­ вать в словах как конкретные, так и идеальные образы.

Мастером в этом отношении является Боккаччо, причем не в «Декамероне», поскольку новеллы не допускают сколько-ни­ будь пространного описания, но в романах, где ему приходится посвящать этому досуг и прикладывать необходимое в таких случаях воодушевление. В своем «Амето» он дает описание105 блондинки и брюнетки приблизительно так, как это делал бы художник сотню лет спустя - ибо и в этой области образован­ ность как таковая идет далеко впереди возможностей искусст­ ва. В случае брюнетки (и в лишь ненамного ослабленном виде - блондинки) уже проявляются некоторые черты, которые мы назвали бы классическими. В словах Боккаччо «la spaziosa tes­ ta е distesa»408' содержится предчувствие укрупненных форм,

228

выходящих уже за пределы миловидности. Теперь брови не об­ разуют, как то было в идеальном представлении византийцев, двух изогнутых дуг, но составляют сплошную сросшуюся вое­ дино линию; нос, изображаемый им, заставляет представлять нос, приближающийся скорее к так называемому орлиному106. Также и широкая грудь, умеренной длины руки, впечатление от изящной кисти (то, как она лежит на пурпурном одеянии), - все эти черты приводят на ум ощущение красоты, свойственное на­ ступающему времени, и бессознательно сближающееся с иде­ алом высокой античной классики. В другом своем описании Боккаччо упоминает о ровном (а не выпуклом, как в средневе­ ковье) лбе, серьезных, миндалевидных карих глазах, округлой, лишенной впадин шее, и, разумеется, о весьма современной «крошечной ножке», а в случае черноволосой нимфы -также и

о«паре плутовских проворных глаз»107 и многом другом.

Яне могу положительно сказать, оставил ли по себе XV в. письменное описание своего идеала красоты: достижения, про­ демонстрированные в этом отношении живописцами и скульп­ торами, не сделали такое описание чем-то излишним, как это могло бы представиться на первый взгляд, потому что именно

рядом с их реализмом у людей пишущих мог бы сохраниться некий специфический канон красоты108. В XVI в. появляется Фиренцуола409* со своим в высшей степени примечательным трактатом о женской красоте109. Необходимо в первую очередь отделить то, что было им усвоено исключительно от античных авторов и художников, как, например, определение размеров, выражаемое в величине головы, отдельные абстрактные поня­ тия и тому подобное. В остатке — его в полном смысле соб­ ственное восприятие, которое он подкрепляет примерами яр­ ких женщин и девушек из Прато. Поскольку же его сочиненьице является чем-то вроде речи, с которой он выступает перед эти­ ми же самыми горожанками Прато, т. е. наиболее придирчивы­ ми судьями, Фиренцуоле приходится сохранять верность прав­

де. Его принцип, о котором объявляет он сам, - тот же самый, что у Зевксида410* и Лукиана: соединение отдельных прекрас­

ных деталей в высший идеал красоты. Он определяет цвета, встречающиеся в окраске кожи и волос, и отдает biondo411* пред­

почтение - как самому основному и наиболее красивому цвету волос110, правда, при этом он понимает под ним скорее соло­ менный цвет с красноватым отливом. Далее, он требует, чтобы волосы были густые, вьющиеся и длинные, лоб - светлый и в высоту в два раза уже, чем в ширину, чтобы кожа была светлой

исветящейся (candido), но не мертвенно бледной (bianchezza),

229

брови - темные и шелковистые, чтобы шире всего они были посередине, а к ушам и носу сужались, чтобы белки глаз были голубоватыми, а радужная оболочка была не вполне черной, хотя все поэты и воспевают в один голос occhi neri412' в каче­ стве подлинного дара Венеры, в то время как небесно-синий цвет глаз характерен для самой богини, а наиболее излюблен­ ным цветом является нежный, живо поблескивающий темнокарий. Сами глаза должны быть крупными и выпуклыми, а веки красивее всего - белые с едва заметными красными прожилка­ ми; ресницы не должны быть ни слишком густыми, ни чересчур длинными, ни чрезмерно темными. Глазные впадины должны иметь тот же цвет, что и щеки111. Уши средней величины долж­ ны быть крепко и хорошо посажены; в своих припухлых частях они должны иметь более живую окраску, чем в плоских, а края уха — быть прозрачными и отливать красным, как зернышки граната. Всего красивее белые и плоские, не слишком узкие виски112. Красный цвет на щеках должен сгущаться на их зак­ руглениях. Нос, которым в значительной степени определяют­ ся достоинства профиля, должен плавно и равномерно сужать­ ся кверху; там, где кончается хрящ, должна иметься неболь­ шая выемка, но не так, чтобы в результате выходил орлиный нос, который не идет женщинам. Нижняя часть лица должна иметь более нежную окраску, чем уши, однако это не должен быть холодный белый цвет; пространство над верхней губой должно быть нежно-розовым. От рта автор требует, чтобы он был скорее небольшого размера, однако не должен быть ни сложен дудочкой, ни приплюснут, губы не должны быть черес­ чур тонки, но красиво друг другу соответствовать; когда рот ока­ зывается открытым без внешних причин (т. е. не в случае сме­ ха или разговора), должны открываться самое большее шесть верхних зубов. Особенным лакомством являются ямочка в вер­ хней губе, красивая припухлость губы нижней, разжигающая любовь усмешка в левом уголке рта и так далее. Зубы должны быть не слишком мелкими, а кроме этого - быть одного разме­ ра; они должны четко отделяться друг от друга и иметь окраску цвета слоновой кости; десны не должны быть слишком темны­ ми, им не следует быть цвета даже красного бархата. Подборо­ док должен быть округлым, но не быть ни срезанным, ни заост­ ренным, и розоветь в направлении впадины; особую его славу составляет ямочка. Шея должна быть белой и округлой, не быть ни слишком длинной, ни чересчур короткой, впадины в ней и адамово яблоко должны быть лишь слегка намечены; при вся­ ком повороте кожа должна образовывать красивые складки. От

230

плеч Фиренцуола требует ширины, а что касается груди, то в ее достаточной ширине он провозглашает даже высшее требо­ вание красоты. Кроме того, ни одна кость не должна здесь вы­ ступать наружу, и все расширения и сужения должны быть едва заметны, а что до цвета, то он должен быть candidissimo413'. Ноги должны быть длинными и книзу - тонкими, однако не слишком сухими в голени, а кроме того, иметь мощные белые икры. Что до ступней, то Фиренцуола желает, чтобы они были маленьки­ ми, однако не тощими, подъем (как можно полагать) высоким, а цвет их - белый, как алебастр. Руки должны быть белыми, слегка розовеющими на выпуклостях; их конституция характеризует­ ся им как мясистая и мускулистая, однако столь же нежная, как у Паллады, когда она стояла перед пастухом на Иде, одним словом, их строение должно быть сочным, свежим и креп­ ким. От кистей рук он требует, чтобы они были белыми, осо­ бенно сверху, однако большими и несколько полноватыми, на ощупь же - как тонкий шелк, и имели розовую внутреннюю сторону с немногочисленными, но четко намеченными и не перекрещивающимися линиями, и не слишком выступающи­ ми бугорками. Пространство между большим и указательным пальцем не должно иметь морщин, а цвет его должен быть живым, пальцы - быть длинными, нежными и только на кон­ цах едва заметно утончаться, со светлыми, слегка выпуклы­ ми и не слишком длинными, но также и не квадратными ног­ тями, которые должны быть подстрижены на ширину тупой стороны ножа.

Рядом с этой специальной эстетикой эстетика более об­ щая занимает только подчиненное место. Наиболее глубин­ ные основания красоты, которые глаз отыскивает senza арpello414*, также и для Фиренцуолы остаются тайной, в чем он сам открыто сознается, и его определения Leggiadria, Grazia, Vaghezza, Venustà, Aria, Maestà415* есть отчасти, как от­ мечалось, лишь филслогические экзерсисы, отчасти же яв­ ляются следствием тщетной борьбы с невыразимым. Смех определяется им (очевидно, вслед за античным автором), и очень мило, как сияние души.

На исходе средневековья во всех литературах отмечаются отдельные попытки дать строгое определение красоты113. Од­ нако затруднительно отыскать труд, который можно было бы поставить рядом с тем, что вышел из-под пера Фиренцуолы. Например, куда меньшим авторитетом в сравнении с ним явля­ ется писавший добрые полстолетия спустя Брантом416', посколь­ ку им руководит не чувство прекрасного, но сладострастие.

231