Dzheffri_Alexander_Smysly_sotsialnoy_zhizni

ГЛАВА2

Кажется очевидным, что такие попытки уве­

ковечивания имеют целью создать структуры, ко­

торые инсценируют трагедию Холокоста и дают современникам, в данный момент столь далеким от первоиачалъиого места действия, возможность мощиого переживаиия этой трагедии. В этих по­

пытках олицетворение остается неизмеримо важ­

ным драматургическим средством и продолжает

обеспечивать возможность соотнесения себя с пер­

соиажами, которая имеет ключевое значение для

проекта универсализации. В каждом музее истории

Холокоста участь евреев служит метафорическим

мостиком к обращению с другими этническими, ре­

лигиозными и расовыми меиъшииствами106 • Цель

подчеркнуто заключается не в том, чтобы «продви­ гать• Холокост как важное событие, произошедшее

в более ранний исторический период, а в том, чтобы

вносить вклад в возможность существования плю­

рализма и справедливости в сегодняшнем мире.

От освободителей н: пережившим Холон:ост: показания свидетелей Превращеиие харизмы в рутину, несомненно,

есть неизбежный факт социальной жизни, а увеко-

106Описание музея, недавно приведеиное в •Лос-Анджелес Тайме•, объединяет его драматизацию в трагическом ключе, характер­ ный для него акцент на участии и личном переживании собы­

тий и его попытки придать событиям универсальный масштаб:

•Западный музей Лос-Анджелеса, существующий уже семь лет, известен во многих странах благодаря высокотехнологич­

ным экспозициям и благодаря тому, что он продвигает идеи, а

не артефакты. Вы сразу понимаете, что это не такой музей, где

вы шествуете мимо экспонатов на стенах. Это темное помеще­ ние без окон, чем-то похожее на бетонный бункер, подсвечеиное

вспышками со стены, на которой шестнадцать экранов показы­

вают изображения борцов за гражданские права и где мелькают списки слов: "Придурок. Латипос. Педик"•· (July 30, 2000: El.

Курсив автора). Экспозиция в музее в Лос-Анджелесе начина­

ется с того, что посетителей просят пройти через одну из двух дверей, на одной из которых написано •Без предрассудков•, а надругой •С предрассудками•.

242

ГЛАВА2

вечивание есть наиболее предпочтительный способ

осознать, что оно может институционализировать,

а не только подрывать, изменчивые коллективные

чувства, прежде существовавшие в текучем виде.

Важно также не рассматривать последствия таких

процессов в натуралистическом, вне-культурном

ключе. Закрепляется не «смысл», а отдельные

смыслы. Если говорить об увековечивании и рути­ низации Холокоста, то увековечиванию за послед­ ние десять лет подвергается объективация нарра­

тива трагедии, а не нарратива прогресса.

Появившиеся после 1945 года мемориалы, по­ священные Второй мировой войне, были и оста­

ются связанными с идеями героизма и освобожде­ ния. В центре их внимания - американские сол­ даты и жертвы, которым они помогали. Если бы Холокост продолжал быть объектом нарратива в прогрессивном контексте войны против нацизма,

то он, несомненно, был бы увековечен точно та­

ким же образом. Конечно, как раз последствием

прогрессивного нарратива стало то, что Холокост

стал менее заметным и важным, и в результате до

тех пор, пока репрезентация современной исто­

рии оставалась в русле прогрессивного движения,

предпринималось мало попыток увековечить Хо­

локост. Именно по этой причине те немногочислен­ ные попытки, которые все-таки были предприня­ ты, весьма показательны. В Либерти-Стейт-Парк в

Нью-Джерси на видимом расстоянии от воплоща­

ющей национальную гордость и патриотизм Ста­ туи Свободы расположена статуя под названием

«Освобождение». Металлическая скульптура изо­ бражает двух людей. Более крупная фигура име­

ющего торжественный вид американского солдата

243

16'

ГЛАВА 2

решительно шагает вперед, опустив глаза. На ру­

ках у него человек поменьше, жертва концентра­

ционного лагеря, чья высохшая грудная клетка,

изношенная до лохмотьев тюремная роба, вытяну­

тые руки и безучастно смотрящие в пространство глаза символизируют его беспомощность (Young, 1993: 320-32). Памятник, заказ на который исхо­ дил не только от штата Нью-Джерси, но и от коа­ лиции Американского легиона и других организа­ ций ветеранов, был торжественно открыт только

в 1985 году. В ходе церемонии губернатор штата выступил с речью, целью которой было вновь со­

единить прогрессивный нарратив, воплощением

которого все еще оставалась •последняя правиль­

ная война>), с приобретающим все большую зна­

чимость нарратином Холокоста, символическая и

нравственная важность которого к тому моменту

уже начала существенно его превосходить. Оборо­

нительный и патриотический тон речи говорит о

том, что с помощью такого символического соеди­

нения губернатор стремился противостоять скеп­ тическому отношению к положению Америки в

мире, противостоять тому самому критическому

отношению, которое способствовало осмыслению

Холокоста как нарратива трагедии.

•для меня этот памятникподтверждение мо­ его американского наследия. Он вызывает во мне чувство глубокой гордости за мои американские ценности. Памятник говорит о том, что мы как на­

род поддерживаем свободу. Мы, американцы, не

угнетатели, и мы, американцы, не вступаем в во­

енные конфликты в завоевательных целях. Наша

роль в миресохранять и продвигать нечто весьма

и весьма ценное, а именно таковой мы считаем сво-

244

ГЛАВА2

бодную демократию. Сегодня мы вспоминаем тех, кто отдал свою жизнь за свободу• (321).

Памятник •Освобождение• и закрепившиеся

в нем узконаправленные и прогрессивные чувства

оказались максимально далеки от процессов уве­

ковечивания, которые оформились в последующие

годы. Под воздействием переосмысления массо­

вого истребления евреев в трагическом ключе но­

вые мемориалы часто проводят неявные аналогии

между действиями и убеждениями американцев и

действиями и убеждениями преступников, а роль

армии США в освобождении лагерей играет лишь небольтую роль, если вообще ее играет. В этом уни­

версализированном контексте внимание сосредото­

чено на общих причинах этого трагического собы­

тия, причинах с позиции мировой истории, и на его моральных последствиях, а также на том, чтобы

создать символическое расширение, предоставив

современникам возможность пережить эмоцио­

нальное соотнесение со страданиями жертв.

Именно в контексте такого иревращения по­

явился новый жанр, в котором о Холокосте ста­ ли писать и в котором его стали увековечивать. В

этом жанре основное внимание уделяется новому

типу исторического свидетельства, непосредствен­

ным •показаниям свидетелей•, и новому типу

исторического актора, •пережившему Холокост•.

Пережившие Холокост, которых определяют как

людей, переживших опыт лагерей, обеспечивают осязаемую связь с трагическим событием. Когда их

социальная и личная роль определилась, они нача­

ли писать книги, выступать с обращениями к мест­

ным общинам и ко всей стране и записывать свои воспоминания об опыте лагерей на кассеты и видео.

245

ГЛАВА2

Эти показания свидетелей стали сакрализованны­

ми хранилищами ключевого трагического опыта,

со всеми вытекающими из их страданий нравствен­

ными выводами. Эти свидетельства стали объектом

двух щедро профинансированных проектов по их

записыванию. Один из проектов, организованный

видеоархивом Холокоста Йельского университета,

стартовал уже в 1981 году. Другой проект, Фонд ви­

зуальной истории •Пережившие Шоа•, был орга­

низован режиссером Стивеном Спилбергом в 1994

году на волне эффекта, произведенного на весь мир

его фильмом •Список Шиндлера•.

Хотя проекты приобрели известность, а новый

образ пережившего Холокост стал знаменитым,

важно понимать, что этот новый жанр увековечи­

вания подвергал перестановке риторику освобож­

дения, которая имела основополагающее значение

для предыдущего, прогрессивного, нарратива. Но­

вый тип увековечивания создал не героев, а анти­ героев. В сущности, те, кто создал и сформировал этот новый жанр, настроены весьма критично в

отношении того, что они видят как •ревизионист­

ский стиль, прокравшийся в исследования Холо­

коста после освобождения лагерей•. Они описыва­

ют этот стиль как •естественный, но идущий в не­ верном направлении порыв романтизировать факт

того, что участник событий остался жив, и интер­

претировать мучительное перенесение страданий как форму вызова или сопротивления• (Langer, 2000: xiv). Заявляя, что свидетельские показания переживших Холокост раскрывают трагедию, а не

триумф, авторы утверждают, что эти показания

требуют отказаться от любого их истолкования в

прогрессивном ключе.

246

ГЛАВА2

•Никто не говорит о том, что выживание прои­

зошло за счет мужества или смелости. Нам трудно принять такие оценки. Мы хотим верить в такую

вселенную, где вознаграждаются хорошие лично­

сти и примерное поведение. Мы хотим верить в то,

'fiTO дух человечности обладает силой преодолевать

несчастья. Трудно жить с мыслью, что природа человека может не быть ни благородной, ни геро­ ической и что в чрезвычайных обстоятельствах

мы тоже можем стать жестокими, эгоистичными,

"слишком бесчеловечными"• (Greene & Kumar,

2000: xxv-xxvi).

В ответ на героическую, прогрессивную трак­

товку некоторые из комментаторов заходят на­

столько далеко, что настаивают на изначально

заложенной в Холокосте «бессмысленности•, за­

являя, что показания свидетелей обнаруживают

«страдание, которое нельзя ни компенсировать,

ни искупить• (Langer, 2000: xv). Однако кажет­

ся очевидным, что сама попытка создать свод

показаний выживших свидетелей - это попытка

поддержать жизненную силу переживания по­

средством придания ему вещественной формы, а

следовательно, посредством обезличивания этого

переживания. В таком качестве данная попытка

помогает поддерживать трагическую драму трав­

мы, что создает возможности искупления вины

через страдание для все более широкой аудито­

рии. Это происходит за счет того, что драма под­

разумевает выживание не нескольких разъеди­

ненных и отдельных жертв, а человечества как

такового.

•Сила свидетельских показаний в том, что они

практически не нуждаются в комментариях, по-

247

ГЛАВА2

тому что свидетелисами эксперты, и они расска­

зывают свои собственные истории своими собствен­

ными словами. Преступники старательно пытались заставить своих жертв замолчать, отобрав у них

имя, дом, семью, друзей, имущество и жизнь. Они намеревались отобрать у своих жертв какое бы то

ни было чувство принадлежности к человеческому

роду, стереть их индивидуальность и выкрасть без

остатка их собственный голос. Показания свиде­

телей восстанавливают индивидуальность выжив­

ших жертв - и в некоторых случаях индивидуаль­

ность тех, кто был убит, -и демонстрируют силу их

голосов• (Greene & Kumar, 2000: xxiv).

Те, кто напрямую вовлечен в этот процесс уве­

ковечивания, точно таким же образом понимают

свою работу. Джеффри Хартман, директор видео­

архива Холокоста Йельского университета, рас­

суждает о новом «нарративе, который возника­ ет из союза свидетеля и интервьюера• (Hartman, 1996: 153), нарративе, основанном на реконструк­

ции человеческого сообщества.

«Сколько бы раз интервьюер ни выслушивал

похожие рассказы, они воспринимаются как буд­ то в первый раз. Это возможно благодаря тому,

что, хотя факты и известны, хотя историки потру­

дились - и все еще трудятся - над тем, чтобы вос­

становить каждую деталь, каждая история ожив­

ляется чем-то, что добавляется к историческому

знанию: присутствует стремление восстановить

или реконструировать реципиента, "эмоциональ­ ное сообщество" ... и [таким образом] возродить

чувство сострадания• (153-4).

Каким бы «зловещим ни было содержание этих

показаний•, настаивает Хартман, они представ-

248

ГЛАВА2

ляют собой не «обезличенную историческую под­

борку», а «самую естественную и гибкую форму человеческого общения - рассказ, и более того,

рассказ, который, даже если в нем описывается

вселенная смерти, излагается живым человеком,

который отвечает на вопросы, вспоминает, дума­ ет, плачет, продолжает рассказывать» (Hartman, 1996: 154). Президент Фонда визуальной исто­ рии «Пережившие Шоа» Майкл Беренбаум, ут­

верждая, что цель команды Спилберга- «катало­

гизировать и распространить показания свидете­

лей по всем отдаленным территориям, где только

позволят технические возможности и бюджет,

[в]се в образовательных целях», связывает со­

временный нравственный смысл исторических

событий с возможностью прямого эмоционально­

го соотнесения себя с их персонажами, которую обеспечивают показания свидетелей: «В классах

всего мира встреча переживших Холокост и детей привела к потрясениям, передаче памяти, обсуж­ дению ценностей, предостережению об опасности

предубеждений, антисемитизма, расизма и без­

различия» (Berenbaum, 1998: ix).

Холокост - западное явление?

Хотя высказывания, в рамках которых Холо­ косту придается обобщенный характер, ссылают­ ся на его значимость с позиции weltgeschichte - с позиции мировой истории, на протяжении этого очерка я постарался подробно откомментировать

тот факт, что такая универсализация в основном

ограничивается западной цивилизацией. Универ­

сализация, в том виде, в каком она описывается

249

ГЛАВА 2

здесь, связана с порожденным символизацией

эмоционально заместительным участием в драме

травмы массового истребления евреев. В какой

степени это участие неравномерно распределя­

лось среди стран Запада - это само по себе вопрос

для дальнейrпего исследования. «Сохранение в

памяти• этого события намного сильнее выраже­ но в Западной Европе и Северной Америке, чем в

Латинской Америке. Жители Мексики, занятые

собственными национальными травмами, вос­

ходящими к временам европейского завоевания,

чувствуют гораздо меньrпую связь с «Холоко­

стом•, чем их северные соседикак раз в противо­

вес мифологиям которых мексиканцы зачастую и

выстраивают свое самоопределение. В результате

мексиканская политическая культура может в су­

щественно меньrпей степени испытывать на себе воздействие «этики после Холокоста•. С другой

стороны, может быть и так, что жители Мексики

переносят определенные аспекты нравственности

после Холокоста на местную почву, например, в

плане готовности ограничить притязания на наци­

ональный суверенитет перед лицом требований со

стороны групп аборигенов, легитимирующих свои

позиции с опорой на более rпирокое понимание

прав человека.

Различия становятся еще более резкими, когда

наrпа оценка распространяется на территории за

пределами Запада. Какова степень связи с трав­ мой «Холокоста•, искупительного участия в ней и

извлечения из нее уроков в не-западных цивили­

зациях? В регионах, где распространены индуизм,

буддизм, конфуцианство, ислам, на территории Африки и там, где все еще действует коммунисти-

250

ГЛАВА2

ческий режим, если о •Холокосте• и упоминает­

ся, это делают литературные и интеллектуальные

элиты, отличающиеся совершенно не типичным

уровнем участия в мировом дискурсе, на который

господствующее влияние оказывают Соединенные

Штаты Америки и Западная Европа. Разумеется,

унаходящихся вне пределов Запада территорий

инародов, как я указываю в Главе 3, есть соб­

ственные определяющие их идентичность драмы

травмы. Неяспой остается та степень, в которой работа культуры, конструирующая эти травмы

и реагирующая на них, выходит за пределы про­

блем национальной идентичности и суверенитета

и приближается к универсализирующим наднаци­

ональным этическим императивам, все чаще свя­

зывающимся с уроками •этики после Холокоста• на Западе.

Например, уполномоченные представители Японии до сих пор не признали, что ужасное мас­

совое истребление коренных китайцев японскими солдатами в Нанкипе в Китае в преддверии Второй :мировой войны - •Изнасилование Нанкина• -

имело место в действительности. Они не извини­

лись за него и не сделали ни :малейших попыток

присоединиться к страданию китайского народа

таким образом, который вписал бы это событие в

этику универсализации, по общим принципам ко­

торой можно было бы выносить суждения по по­

воду членов различных азиатских национальных

и этнических группировок. Вместо этого перво­ начальной травмой послевоенной идентичности японцев стали ядерные бомбардировки Хироси­

мы. Хотя результатом этого события стала ис­

ключительная приверженность пацифизму, дра-

251