Dzheffri_Alexander_Smysly_sotsialnoy_zhizni

ГЛАВА 2

матизация травмы, нанесенной Японии ее врагом

военного времени, Соединенными Штатами Аме­ рики, скорее укрепила, чем ослабила роль Японии

в качестве действующего лица нарратива. Иными

словами, эта травма обеспечила непоколебимое

сопротивление любой попытке расширить круг

преступников, вследствие чего маловероятно, что

национальная история Японии подчинится какой­ либо разновидности суждения по наднациональ­

ным стандартам.

Подчинение такого рода, конечно же, очень

сложная задача в любом выраженно националь­ но окрашенном контексте, как на Западе, так и на Востоке. Тем не менее анализ, представленный в данной главе, побуждает нас задать следующий

вопрос: могут ли страны или цивилизации, не при­

знающие Холокост, разработать универсалист­ екие политические принципы нравственности? Очевидно, что не-западные народы не могут «пом­

нить• Холокост, но в контексте культурной глоба­

лизации они определенно постепенно осознали его

символический смысл и социальную значимость. Может быть и так, что у не-западных народов разо­ вьются драмы травмы, являющиеся функциональ­ ными эквивалентами Холокоста. Главной мыслью настоящего очерка является то, что нравственный

универсализм основан на социальных процессах,

которые конструируют и каналиаируют культур­

ную травму. Если дело и в самом деле обстоит та­

ким образом, то глобализация обязательно будет включать в себя род социального процесса, сильно

отличающийся от тех, о которых до сих пор рас­

суждали исследователи этого наднационального

образования: Восток и Запад, Север и Юг должны

252

ГЛАВА2

научиться разделять опыт травм друг друга и при­

нимать заместительную ответственность за несча­

стья других.

Джеффри Хартман недавно уподобил всеобъем­ лющий статус Холокоста в современном мире поч­

ти не проговариваемой, но тем не менее могуще­

ственной и всеобъемлющей легенде. «В греческой

трагедии... с ее моментами очень насыщенного

диалога, легенда, формирующая сюжет, настоль­

ко хорошо известна, что ее нет необходимости спе­ циально подчеркивать. Ее место занимает мощ­ ная абстракция или упрощение. В этом смысле,

и только в этом смысле, Холокост находится на

пути к тому, чтобы стать легендарным событием»

(Hartman, 2000: 16).

Люди - это повествующие животные (storytelling animals). Мы рассказываем истории о на­ ших победах. Мы рассказываем истории о тра­

гедиях. Нам нравится верить в правдаподобие

наших рассказов, но реальными и постоянными

являются именно моральные схемы, а не факти­

ческий материал, который мы используем для их иллюстрации. В истории человеческих обществ часто бывает так, что нарративы, описывающие одно и то же событие, соревнуются друг с другом и

постепенно вытесняют друг друга с течением исто­

рии. В случае с массовым истреблением евреев на­

цистами то, что когда-то описывалось как пролог

и стимул к нравственному и социальному прогрес­

су, было реконструировано как решающее дока­

зательство того, что даже самые «современные»

улучшения условий жизни человечества не могут

гарантировать продвижение ни в каком, кроме

как чисто техническом смысле. Парадоксальным

253

ГЛАВА2

образом, несомненный рост нравственной и соци­ альной справедливости может в конечном итоге оказаться непреднамеренным результатом этой

реконструкции.

254

КУЛЬТУРНАЯТРАВМА И КОЛЛЕКТИВНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

Культурная травма имеет место, когда члены некоего сообщества чувствуют, что их заставили

пережить какое-либо ужасающее событие, кото­

рое оставляет неизгладимые следы в их групповом

сознании, навсегда отпечатывается в их памяти и

коренным инеобратимым образом изменяет их бу­

дущую идентичность1 •

Внижеследующем изложении культурная

травма понимается в первую очередь как эмпи­

рическое, научное понятие, которое предполагает

наличие новых смысловых и причинных связей

между ранее не связанными между собой событи­ ями, структурами, представлениями и действи­

ями. Но это новое научное понятие также вносит

ясность в становящуюся область социальной от­ ветственности политического действия. Именно с

помощью построения культурных травм социаль-

1Эта теоретическая модель - моя личная попытка закрепить ре­

зультат коллективных интеллектуальных усилий. В 1998-1999

годах под эгидой Центра высших исследований в области по­ веденческих науквПало-Альтои при частичной финансовой

поддержке Фонда Хьюлитта у меня была счастливая возмож­

ность организовать исследовательский проект, включавший в себя сотрудничество с Роном Айерманом, Бернардом Гизеном,

Нейлом Смелзером, Петром Штомпкой и Бьорном Уитроком. Мысль о культурной травме как о социологической теме появи­

лась в результате наших первоначальных обсуждений. Когда

идея закрепилась в общих чертах, мы развивали ее на протя­ жении многих месяцев теоретических споров и дискуссий об эмпирических данных. Настоящая главамое введение к на­

шей совместной книге (Cultural Trauma and Collective Identity

(Alexander, Eyerman, Giesen, Smelser, and Sztompka: Berkeley: University of California Press, в печати)). См. также Eyerman, 2001.

255

ГЛАВА 3

ные группы, национальные сообщества, а иногда

даже целые цивилизации не только устанавлива­

ют на сознательном уровне наличие и источник

человеческих страданий, но и принимают на себя

существенную ответственность за них. Поскольку

члены сообществ устанавливают причину травмы

и тем самым принимают за нее такую моральную

ответственность, постольку они определяют объ­

единяющие их связи такими способами, которые,

впринципе, позволяют им разделять страдания

других. Являются ли страдания других также и

нашими собственными страданиями? Склоняясь

к тому, что это возможно, общества расширяют круг «МЫ~. Сходным образом социальные группы могут отказываться (и действительно часто отка­ зываются) признать существование чужих травм, и вследствие своей неспособиости сделать это они

не могут взглянуть на проблему с точки зрения морали. Отрицая реальность страданий других,

такие группы не только иреуменьшают свою от­

ветственность за их страдания, но часто и пере­

кладывают ответственность за свои собственные

страдания на этих других. Иными словами, отка­

зываясь участвовать в том, что ниже описывается

как процесс создания травмы, социальные группы

ограничивают чувство солидарности и оставляют

других страдать в одиночестве.

Ловседневный язык и рефл.ексивностъ Одним из огромных преимуществ этого нового

теоретического понятия является то, что оно так

сильно укоренено в повседневной жизни. На про­

тяжении двадцатого столетия, сначала в западных

обществах, а вскоре и по всему миру, люди посто-

256

ГЛАВА3

янно говорили о том, что они были травмированы

каким-либо опытом, событием, актом насилия

или устрашения или даже просто резким и неожи­

данным и иногда даже не особенно враждебным переживанием социальной трансформации и пе­

ремен2. Люди также постоянно говорят о травме,

когда объясняют, чт6 произошло, не только себе самим, но и тем сообществам, к которым они при­

надлежат. Мы часто говорим, что организованная

группа травмирована, если ее вождь удаляется

или умирает, если падает правящий режим, если

ей приходится переживать неожиданную переме­

ну участи. Акторы часто говорят о себе, что они

были травмированы, когда окружение векоего ин­

дивидуума или сообщества неожиданно изменяет­

ся непредвиденным и вежелательным образом.

Иными словами, из повседневного языка мы

знаем, что речь идет о чем-то часто переживаемом

и интуитивно попятном. Такая укоренениость в жизненном мире есть почва, питающая любое по­

нятие в социальной науке. Хитрость в том, чтобы

2Ограничивалось ли в какой-либо момент исторического вре­

мени популярное восприятие событий как •травмирующих•

рамками западной цивилизации или нет и был ли такой язык

также и внутренней частью культурного дискурса не-западных

обществ до начала глобализации или нет, есть вопрос, заслужи­ вающий дальнейшего изучения. Однако он не является непо­

средственно nредметом настоящего исследования. Я исхожу из

предпосылки, что в контексте современной глобализации чле­

ны как западных, так и не-западных сообществ действительно

размышляют в таких терминах. Таким образом, я заявляю, что

представленная здесь теория культурной травмы носит всеоб­

щий характер в том смысле, что она относится к эпохе, в кото­

рую озабоченность поисками оснований знания сходит на нет

(in а postfoundational sense), и на протяжении главы проиллю­

стрирую данную модель на примерах, взятых как из заnадных,

так и не-западных обществ.

Представление о том, что теория культурной травмы nрименя­

ма повсеместно, тем не менее не означает, что различные реги­

оны мира - восточные и западные, северные и южные - имеют

одни и те же травмирующие воспоминания. Как я отмечаю в

Главе 6, это предположение очень далеко от действительности.

257

17 Кулътурсоциология

ГЛАВАЗ

достичь рефлексивности, перейти от ощущения, что мы имеем дело с общеизвестным понятием, к

ощущению, что это нечто незнакомое, позволя­

ющему нам мыслить в социологическом ключе.

Ведь травма - это не то, что существует от приро­

ды; она создается обществом.

В рамках задачи превратить травму в нечто не­

знакомое ее укоренениость в повседневных жизни

и языке, столь важная для первоначального инту­

итивного понимания, предстает в качестве слож­

ности, которую необходимо преодолеть. На самом

деле исследовательским подходам к травме, кото­

рые предлагалисЪ до настоящего момента, по сути,

часто мешали устойчивые трактовки травмы с по­

зиции здравого смысла, закрепившиеся в повсед­

невной жизни. В сущности, можно сказать, что

эти трактовки с позиции здравого смысла состав­

ляют «популярную теорию травмы• ("lay trauma theory"), которой необходимо противопоставить более теоретически рефлексивный подход к трав­

ме.

Популярпая теория травмы

Согласно популярной теории, травмы суть есте­ ственным образом происходящие события, кото­ рые сокрушают ощущение благополучия у инди­ видуального или коллективного актора. Иными

словами, считается, что способность сокрушать - «травма• - проистекает из самих событий. Реак­ ция на такие сокрушающие события- «пережива­

ние травмы • - ощущается и считается немедлен­

ным, не предполагающим рефлексии ответом на

них. В соответствии с популярной точкой зрения,

травматический опыт имеет место, когда травми-

258

ГЛАВА 3

рующее событие вступает во взаимодействие с че­

ловеческой природой. Человеческим существам

нужны безопасность, порядок, любовь и связи.

Если случается нечто, резко ставящее под угрозу удовлетворение этих потребностей, то, согласно

популярной теории, нет ничего удивительного в

том, что в результате люди оказываются травми­

рованы3.

Трактовка философии Просвещения

Существуют две основные разновидности этой

популярной теории травмы: версия «философии Просвещения» и «психоаналитическая» версия. Трактовка с позиции философии Проевещепия

предполагает, что травмаэто род рациональной

реакции на резкую перемену, будь то на уровне

индивидуума или общества. Объекты или собы­

тия, которые запускают травму, четко восприни­

маются ак'l'орами; их реакции ясны; а последствия

этих реакций направлены на решение проблемы и

на развитие. Когда с хорошими людьми случается

3 Наивысшим примером такого натуралистического подхода

является недавняя попытка локализовать травму в опреде­

ленной части мозга с помощью позитронно-эмиссионного то­

мографического сканирования, построения изображения, на

котором части мозга выделены различными цветами, ставшего

инструментом исследования в неврологии. Такие изображе­

ния приводятся как доказательство того, что травма •реально

существует•, потому что у нее есть физическое, материальное

измерение. Мы бы не хотели утверждать, что у травмы на са­

мом деле нет материальной составляющей. Каждый элемент социальной жизни существует на многих уровнях. Однако мы

возражаем против сведения данного понятия к тому, что трав­

ма есть симптом, вызванный физическим или естественным

фактором. В этом смысле теория травмы очень похожа на еще

одну натуралистическую трактовку, проникшую в современ­

ную социальную жизнь, а именно на понятие •стресса•. В со­

ответствии с современным жаргоном люди •подвергаются воз­

действию стресса•, то есть стресс есть проблема их окружения,

а не опосредующих действий акторов, которые конструируют

окружение как стрессовое в соответствии со своим социальным положением и культурными рамками.

259

17.

ГЛАВА3

что-то плохое, они испытывают шок, возмущение,

негодование. С точки зрения версии, связанной с философией Просвещения, кажется очевидным и,

возможно, даже не заслуживающим упоминания

то, что политические скандалы представляют со­

бой причину для негодования; что экономические

депрессии являются причиной отчаяния; что про­

играиные войны вызывают чувство злобы и ощу­

щение бесцельности; что стихийные бедствия при­

водят к панике; что физическое насилие приводит

к сильнейшей тревоге; что техногеиные катастро­ фы вызывают беспокойство и даже фобии, связан­

ные с соответствующим риском. Реакции на такие

травмы будут заключаться в попытках изменить

те обстоятельства, которые к ним привели. Воспо­

минания о прошлом направляют размышления о

будущем. Будут разрабатываться программы дей­ ствий, восстанавливаться привычные окружения отдельных лиц и сообществ, И постепенно ощуще­

ние травмы утихнет.

Иллюстрация этой, связанной с философией

Просвещения, версии популярной теории травмы недавно была приведе:•а Артуром Нилом в произ­ ведении •Национальная травма и коллективная

памяты (National Trauma and Collective Memory).

Объясняя, как установить, травмировано ли некое сообщество или нет, Нил обращает наше внимание на природу самого события. Национальные трав­

мы создавались, утверждает он, •индивидуальны­

ми и коллективными реакциями на события, по­

добные извержению вулкана, которые потрясли

основания социального мира• (Neal, 1998: ix). Ка­

кое-либо событие травмирует сообщество, потому

что это •исключительное событие•, событие, обла-

260

ГЛАВАЗ

дающее такой (<взрывной силой•, что оно порож­ дает (<беспорядок• и (<радикальные изменения... в

течение короткого периода времени• (Neal, 1998: 3, 9-10.). Эти объективные эмпирические свойства события (<направляют внимание всех основных

подгрупп населения• и провоцируют эмоциональ­

ную реакцию и внимание со стороны обществен­

ности, потому что рациональные люди просто не

могут реагировать иначе (9-10). (<Отклонить или

проигнорировать травматический опыт - пера­

зумный выбор•, так же как и (<Придерживаться

отношения доброжелательного пренебрежения• или (<циничного безразличия• (4, 9-10). Именно

в силу того, что акторы разумны, травмирующие

события обычно приводят к прогрессу в дальней­

шем: (<Самый факт того, что разрушительное со­ бытие произошло•, означает, что (<появляются

новые возможности для нововведений и перемен•

(18). Иными словами, едва ли удивительно, что

(<В результате Гражданской войны, Великой де­ прессии и травмы Второй мировой войны в жизни [американского] народа произошли долгосрочные изменения•

Несмотря на то, что ниже определяется как на­

туралистические ограничения трактовки травмы

с позиции Просвещения, чрезвычайно важным в

подходе Нила остается то, что он сосредоточен на

сообществе, а не на индивидууме, и потому стоит

в стороне от сфокусированных на индивидууме,

испытавших на себе влияние психоаналитической мысли подходов, которые обсуждаются далее. В

своей сосредоточенности на событиях, которые создают травму коллективной, а не индивидуаль­

ной идентичности, Нил следует новаторской со-

261