Dzheffri_Alexander_Smysly_sotsialnoy_zhizni

ГЛАВА 2

Событием, сыгравшим решающую роль в таком

пересмотре, несомненно, был процесс Адольфа

Эйхмана в Иерусалиме в 1961 году. Он стал пер­ сонифицированной и единичной репрезентацией

истребления евреев нацистами, принесенной в

настоящее из отвлеченных туманностей истори­

ческого времени, репрезентацией, которую при­

звали к ответу, после того как Эйхман был пойман

службами безопасности Израиля в ходе дерзкой

неузаконенной миссии, совсем как в шпионском

романе или научной фантастике. Процесс исклю­ чительно широко освещался прессой в Соединен­ ных Штатах Америки. Тем летом Гэллап провел

серию подробных интервью с пятьюстами произ­

вольно отобранными жителями города Окленда в

Калифорнии и обнаружил, что восемьдесят четы­

ре процента опрошенных удовлетворяют мини­

мальным критериям информированности об этом географически отдаленном событии, что было по­ разительной цифрой, учитывая безразличие аме­

риканцев к внешним делам (Lipstadt, 1996: 212, n. 54). В следующем году об Эйхмане и его процес­

се было опубликовано по меньшей мере семь книг

(196).

Процесс, являвшийся первой юридической очной ставкой с Холокостом после Нюрнберга,

был срежиссирован Израилем не для того, чтобы уйти от первоначальных событий, обобщив их, а

для того, чтобы вернуться к ним. По выражению

премьер-министра Давида Бен-Гуриона, процесс должен был дать «поколениям, которые родились

и получили образование в Израиле после Холоко­ ста... возможность ознакомиться с подробностя­ ми этой трагедии, о которой они так мало знают»

192

ГЛАВА 2

(Braun, 1994: 183). Уроки надлежало извлечь из историй определенных мест и определенных на­ родов, Германии, нацистов, Израиля и евреев, и

они указывали на них же - говоря словами Бен­

Гуриона, на «измерения трагедии, которую пере­

жили наши люди• (Lipstadt, 1996: 213. Курсив

мой.-Дж.А.). Однако к тому времени, как процесс Эйхмана завершился, он парадоксальным образом спровоцировал масштабную универсализацию

злодеяний нацистов, которая лучше всего пере­

дана в крайне противоречивом утверждении Хан­

ны Арендт о том, что этот процесс вынудил людей

осознать «банальность зла•. Такое описание вины

нацистов приобрело большое влияние, несмотря

даже на то, что с ним резко и ожесточенно спори­

ли как евреи, так и люди нееврейского происхож­

дения. Ведь в качестве банально злого субъекта Эйхман мог стать «рядовым человеком•. Арендт

исама всегда хотела подчеркнуть именно эту

мысль. В своих самых ранних реакциях на истре­

бление евреев нацистами она выразила свой ужас

и изумление перед абсолютной бесчеловечностью

нацистов. Наставник и друг Арендт Карл Ясперс

упрекал ее за это, предостерегая против иревраще­

ния нацистов в «монстров• и «сверхлюдей•. Такое

превращение, предупреждал Ясперс, просто укре­ пило бы грандиозные ницшеанские фантазии на­

цистов, а также сняло бы ответственность со всех остальных72 • Благодаря исключительному влия­

нию Арендт стало казаться, что злодеи травмы не

так уж и отличаются от прочих73 • Процесс и его по-

72См. переписку Арендт и Ясперса по этим вопросам и проница·

тельный анализ Ричарда Дж. Бернстайна (Hannah Arendt and

the J ewish Question (1996)).

73•Поимка Эйхмана и его процесс, а также возникшие в после­

дующие годы споры по поводу книги Ханны Арендт "Эйхман

193

13 Культурсоциология

ГЛАВА2

следствия постепенно оформились таким образом,

который сузил некогда огромное расстояние меж­

ду послевоенной демократической аудиторией и

злыми нацистами, соединив их, а не изолировав

друг от друга. Эта связь между зрителями и зло­

деями усилила трагическую драматургию травмы.

В это же время на расширение круга «преступ­ ников• влияли и другие силы. Самым показа­

тельным примером служит эксперимент Стэнли

Милграма, доказавший, что обычные, хорошо об­

разованные студенты высших учебных заведений

склонны «просто выполнять приказы• началь­

ствующих над ними специалистов, даже до такой степени, где им пришлось бы подвергать серьезной

опасности жизнь невинных людей. Такие данные

привели к вызывающим глубокий дискомфорт во­ просам о «доброй природе• всех человеческих су­ ществ и о способности жить при демократическом режиме любого отдельно взятого человеческого

общества. Милграм появился на обложке журнала

«Тайм•, и «эксперимент Милграма• стал частью

фольклора шестидесятых годов. Эксперимент

обобщил способность к совершению радикально­

го зла, впервые продемонстрированную нациста­

ми, до уровня всего населения Америки и взаимно

усиливающим образом взаимодействовал с симво­ лической реконструкцией преступников, начатой

анализом Арендт Эйхмана. В одном интервью, ко-

в Иерусалиме" оказались чем-то наподобие пролога к эпохе перехода. В глазах широкой общественности Холокост впервые оформился как особый и обособленный от других процесс, обо· собленный от преступлений нацистов вообще• (Novick, 1994: 161). Только в результате такого обособления поэт А. Альварес мог сделать свое знаменитое замечание в •Атлантик Мансли• о том, что •хотя все бедствия Второй мировой войны померкли, образ концентрационного лагеря продолжает житы (цит. по:

Zelizer, 1998: 155).

194

ГЛАВА 2

торое Милграм провел с добровольцем после того,

как разъяснил ему истинную сущность экспери­

мента, этот доброволец заметил: «Как сказала моя жена, "Можешь называть себя Эйхманом"» (цит.

по: Novick, 1999: 137)74 •

В течение последовавших десятилетий вслед за этой первой культурной реконструкцией по­ следовали и другие мощные примеры. В 1992 году Кристофер Браунинг опубликовал широко обсуждавшееся историческое этнографическое

исследование под названием «Совершенно обыч­

ные люди: резервный полицейский батальон 101

и "Окончательное решение" в Польше» (Ordinary

Меп: Reserve Police Battalion 101 and the Final Solution in Poland) (Browning, 1992), в центре

внимания которого были повседневные действия и мотивы немцев, которые не были ни профее­ сианальными военными, ни особенными при­

верженцами идеологии, но которые тем не менее

проводили систематические и жестокие еврей­ ские чистки. Когда четыре года спустя Даниэль

Голъдхаген опубликовал книгу «Добровольные

палачи Гитлера: обычные немцы и Холокост»

(Hitler's Willing Executioners: Ordinary Germans and the Holocaust) (Goldhagen, 1996), он хотел

переложить вину на (по его словам) беспреце­

дентный и особенный род антисемитизма, кото­ рый он называл «уничтожительным», присущий самим немцам. Критическая реакция Браунинга на труд Гольдхагена была основана на историче-

74Новик затем замечает, что •главным образом именно из-за при­

нятия образа Эйхмана, созданного Арендт (и еще из-за Мил­

грама), выражение "простое выполнение приказов" в словаре американцев превратилось из заявления о смягчающих обсто­

ятельствах в убийственное обвинение•.

195

13.

ГЛАВА 2

ских доказательствах, но также принижала зна­

чение нравственной пристрастности, которая, ка­

залось, подразумевалась идеями Гольдхагена. В

сущности, Браунинг связал свои опытные откры­

тия по поводу «обыденности• преступников с не­

обходимостью универсализировать нравственные

выводы, следующие из преступлений нацистов, и

тем самым вернулся назад к более ранним откры­ тиям Милграма.

«Что позволило нацистам мобилизовать и под­

чинить остальную часть общества в деле массового истребления европейских евреев? Я полагаю, что тут мы, историки, должны обратиться к разобла­

чениям социальной психологии - к изучению пси­ хологических реакций на социальные ситуации.

... Мы должны спросить, что на самом деле есть

человек? Нам придется отказаться от успокаива­

ющих и отстраняющих идей о том, что преступни­ ки, ответственные за Холокост, были принципи­ ально отличным от нас видом людей, потому что они были порождениями абсолютно другой куль­

туры• (Browning, 1996: А72)75 •

В области массовой культуры чрезвычайно

успешный фильм Стивена Спилберга «Список

Шиндлера• также следует рассматривать в этом

ключе. Неочевидным, но несомненным образом

фильм освобождает образы преступников от кон­

кретных признаков, демонстрируя возможности

того, что «даже немцы• могли быть хорошими76 •

75 Более подробно см. Browning, "Ordinary Germans or Ordinary Men? А Reply to the Critics" в: Berenbaum & Peck (1998: 252·65) и Goldhagen, "Ordinary Men or Ordinary Germans?" в: Вerenbaum & Peck (1998: 301-8).

76 • Спилберг не показывает, что сделали "немцы", он показывает,

что сделали отдельпые немцы, и дает нам надежду, что один из

них - Шиндлер - станет одним из многих. В отличие от фильма

196

ГЛАВА 2

Утрата контроля над средствами

производства символов Именно в этом контексте трагического превра­

щенияпо мере того как индивидуализация дра­

мы выводила соотнесение с участниками событий

за пределы собственно круга жертв-евреев и по

мере того как ощущение нравственной виновности стало распространяться на существенно большее число людей, чем собственно круг нацистов, - пра­

вительство Соединенных Штатов Америки и вли­

ятельные социальные деятели утратили контроль

над повествованием истории Холокоста. Когда

американское правительство и его союзники побе­

дили нацистскую Германию в 1945 году и захва­

тили контроль над стратегическими уликами из

лагерей смерти, они тем самым отобрали контроль

над процессом репрезентации у нацистов и созда­

ли гарантии того, что массовое истребление евреев

будет представлено в антипацистеком ключе. Что

вполне естественно, в рассказывании этой истории бывшие союзникиглавным образом Америка, но

также Великобритания и Франция - изображали

себя как ее нравственные главные герои, отводя

себе очистительную роль героических носителей

добра. В течение шестидесятых годов западные

демократические государства были вынуждены уступить свою позицию главного рассказчика. Од­

нако на этот раз контроль над-средствами произ­

водства символов перешел из одних рук в другие

"Холокост", фильм Спилберга рассказывает "правдивую исто­

рию", которая, должно быть, выглядит вдвойне странной. Хотя

события в "Списке Шиндлера", возможно, противоречат пред­ ставлению о нацистском государстве как об идеальной маши­

не, недостатки и государства, и Шиндлера предоставляют нам

парадоксальный выбор- "других нацистов", немцев, которые

делали добро• (WeissЬerg, 1997: 178. Курсив автора.).

197

ГЛАВА2

в силу культурных причин в той же степени, что и

благодаря силе оружия77•

В «решающие годы• с середины шестидесятых

до конца семидесятых политический, военный и моральный престиж Соединенных Штатов Аме­

рики резко упал. Именно в этот период в глазах

десятков миллионов американцев и прочих лю­

дей внутреннее и международное сопротивление

ведению Америкой войны во Вьетнаме превра­

тило американский народ, а в особенности его

правительство и вооруженные силы, в символ не

спасительного добра, а апокалипсического зла.

Это превращение было усилено и за счет других

пробившихся на поверхность ростков «шестиде­

сятых•, особенно революционных настроений,

порожденных студенческими движениями и

движениями черных, борющихся за свои права, внутри Соединенных Штатов Америки и парти­

занскими движениями за их пределами. Эти про­

блемы «реального мира• привели к тому, что о

Соединенных Штатах Америки стали говорить в

терминах, которые до этого времени применялись

исключительно к нацистским преступникам, от­

ветственным за Холокост. В соответствии с про­

грессивным нарративом, только враг стран анти­

фашистской коалиции во Второй мировой войне

77Под •силой оружия• я имею в виду способность Северного Вьет­

нама успешно противостоять Соединенным Штатам Америки и

Южному Вьетнаму на земле. Дэвид Кайзер (American Tragedy

(Kaiser, 1999)) показывает, что в чисто военном смысле амери­

канские и южновьетнамские силы никогда не участвовали в игре и что на самом деле военная интервенция, невежественно

предпринятая Соединенными Штатами Америки, не смогла бы быть успешной без применения ядерного оружия. Если бы Со­

единенные Штаты Америки не осуществили военную интервен­ цию во Вьетнам, Америка, возможно, не утратила бы контроль

над средствами производства символов и Холокост, возможно,

не был бы универсализирован именно таким образом.

198

ГЛАВА 2

мог представлять собой радикальное зло. Однако когда Америка превратилась в «Amerika,., напал­

мовые бомбы стали уподоблять газу, а пылающие

джунгли Вьетнама - газовым камерам. Влия­ тельные интеллектуалы и большая часть обра­

зоваиной западной публики начали считать, что

могущественная американская армия, утверж­

дающая, что она ведет «правильную войну• про­

тив вьетнамских коммунистов - в соответствии

суроками, которые западные демократические

государства извлекли из предшествовавшей борь­ бы с нацизмом, - совершает геноцид в отношении

беспомощных и вызывающих сочувствие жите­

лей Вьетнама. Бертран Рассел и Жан-Поль Сартр создали своего рода альтернативный «военный

трибунал•, чтобы применить логику Нюрнберга к Соединенным Штатам Америки. Не имеющие

оправдания случаи убийства гражданских лиц,

такие как резня в Май Лай в 1968 году, изобра­

жались не как аномальные происшествия, а как

типизации этой новой созданной американцами

трагедии78 •

Процесс физической деконструкции и симво­

лической инверсии дополнительно поспособство­

вал универсализации Холокоста: он позволил

применять нравственные критерии, порожден­

ные предыдущими интерпретациями события,

менее привязанным к определенному народу и

78О силе этой символической пересталовки свидетельствует то,

что двадцать лет спустя американский психолог Герберт К.

Келман и социолог В. Ли Гамильтон опубликовали исследо­ вание •Преступления покорности: к социальной психологии

власти и ответственности• (Crimes of OЬedience: Toward а Social

Psychology of Authority and Responsibllity) (1989), где развива­

лась теория •санкционированной резни• и проводились четкие связи между поведением американских войск в Май Лай и по­

ведением немецких нацистов во время Холокоста.

199

ГЛАВА 2

потому менее конкретным образом. Этот переход еще больше расшатал прогрессивный нарратив,

всоответствии с которым массовое уничтоже­

ние евреев осмыслялось ранее. Ведь способность

оставить драму травмы в прошлом и устремиться

к будущему зависела от физического и символи­

ческого существования незапятнанного главного

героя, который мог бы обеспечить пережившим Холокост жертвам спасение, приведя их в землю

обетованную. «Вьетнам» и «шестидесятые» ос­

лабили мощь главного действующего лица этого

прогрессивного нарратива. Результатом стало

резкое уменьшение уверенности в том, что новый

мировой порядок может быть выстроен вопреки насилию и принуждению; если сами Соединенные

Штаты Америки совершают военные преступле­

ния, какой шанс остается у современных обществ с демократическим строем хоть когда-нибудь бес­

поворотно оставить массовое истребление людей в

прошлом?

В результате этих фактических и символиче­ ских событий современные представители исто­

рических врагов нацизма утратили контроль над

средствами производства символов. Власть изо­ бражать себя как очищенного от скверны главного

героя во всемирной борьбе со злом выскользнула

из рук американского правительства и из рук па­

триотических деятелей в целом как раз тогда, ког­

да оформление изначальной травмы драмы сдви­

нулось от прогресса к трагедии. Способность соз­ давать и производить драму травмы, побуждать к

соотнесению себя с ее персонажами и направлять

ход катарсиса пере111ла и к другим народам, к

антиправительственным группам и даже к исто-

200

ГЛАВА2

рическим врагам еврейского народа. Архетипиче­

ская драма травмы двадцатого столетия стала еще

более обобщенной и более доступной, а критерии

моральной ответственности в социальных отноше­

ниях, когда-то тесно связанные с американским

видением и интересами, стали определяться более беспристрастным, более уравнительным, более

самокритичным, короче говоря, более универса­

листским образом.

Возможно, самым явным и парадоксальным по­

следствием утраты американским правительством

контроля над средствами производства символов

было то, что нравственность лидеров Америки во

Второй мировой войне стала подвергаться сомне­

нию таким образом, который проводил оскверняю­ щие аналогии с нацизмом79 • Одним из источников

•беспокойства• стало, например, оправдание сбро­

са зажигательных бомб на Дрезден и Токио союзни­ ками. Укрепляющаяся атмосфера релятивизма и

пересмотра создала опасность разрушения процес­

сов кодирования, придания смыслового веса и пре­

вращения в нарратив, которые раньше обеспечива­

ли очевидное обоснование этим давним событиям,

что привели к огромным потерям среди граждан-

79 Один недавний пример такой оскверняющей ассоциации был

приведен в рецензии • Нью-Йорк Тайме• на сильно разреклами­

рованный показ по телевидению фильма под названием •Нюрн­

берг•.

•Вот в чем основная проблема "Нюрнберга", амбициозного,

снятого с лучшими намерениями двухсерийного фильма Тэ·

Эн-Тэ о процессе нацистских военных преступников: "самый хороший" персонаж в фильмеГерман Геринг. Благодаря бо·

гатой актерской игре Брайана Кокса Геринг (инициатор созда­ ния гестапо, второй человек в окружении Гитлера) предстает в

лучшем виде. Он любезен, предан, отважен - и ему достаются

лучшие реплики. "Судьями всегда будут победители, а обвиня· емымипобежденные",- говорит он со знающим видом пре·

сыщенного жизнью человека• (Julie Salamon, "Humanized, but Not Whitewashed, at Nuremberg," July 14, 2000: В 22).

201