merged

§поскольку технология не образует стабильной системы, вещи быстро эволюционируют, так же как и их значения. Реальный язык более стабилен;

§в языке вещей нельзя разделить языковой код и речь, как в лингвистике. Технологический уровень не образует структурной автономии (в языке произношение не меняет смысла, а в вещах – меняет);

§потребление и значения вещей складываются под влиянием социальных и производственных факторов, а язык – нет.

Именно "язык вещей", их значения, связанные с функциональностью, и положен Ж.Бодрийяром в основу их классификации. На основе этого подхода он выделил три класса вещей (рис. 13):

1.функциональная система, или дискурс объекта;

2.нефункциональная система, или дискурс субъекта;

3.мета- и дисфункциональная система.

Таким образом, в этой классификации первый и второй уровень вещей (технологический и функциональный) представляет собой основу для их систематизации на третьем (языковом) уровне. Первый класс вещей представляет собой те предметы, главным назначением которых является выполнение определенных функций, удовлетворение непосредственной потребности в чем-либо. Однако, помимо этого, главного своего смысла, вещи обретают и множество других значений, связанных с их формой, расположением в пространстве, цветом, материалом и т.д. И в этом отношении они представляют собой дискурс объекта, ибо говорят сами о себе.

Второй класс вещей представляет собой как бы отрицание первого: это вещи, переставшие выполнять свое основное функциональное назначение, оторванные от этого своего смысла. К таковым предметам Ж.Бодрийяр относит предметы старины, коллекционирования, уникальные предметы и вещи-привычки. Приобретая дополнительный смысл (например, исторические предметы соотносятся со временем), такие вещи представляют дискурс субъекта, т.е. говорят не столько о себе, сколько о своем хозяине.

Третий класс вещей представляет собой "отрицание отрицания": если второй класс "снимал", "отрицал" функциональность, то третий, напротив, - это сверх-, или надфункциональность, абсолютная функциональность – это такие вещи, как, по терминологии Ж.Бодрийяра, "гаджеты", "штуковины" и роботы.

64

§иерархия предметов мебели (главные – буфет и кровать);

§расположение на одной оси;

§загроможденность пространства;

§структурность;

§замкнутость;

§традиционность.

Это было отражением традиций, авторитета, патриархальной семьи, жилья типа "столовая-спальня". Вещи воплощают в пространстве связи внутри семейной группы.

Современная Бодрийяру обстановка отражала новый тип семейных отношений. Главное изменение, свойственное интерьеру 1960-х, – транформационность мебели, подвижность, многофункциональность вещей и пространства. Это соответствует более свободным и неиерархичным семейным связям, новому типу общения с друзьями. Важным становится не уют, а значения. Так, для пространства квартиры и расстановки стали характерны:

§открытость;

§многофункциональность вещей;

§быстрая трансформация одних форм в другие (диван-кровать);

§корпусная мебель, дающая возможность моделирования интерьера;

§либерализация комнат;

§смысловые секторы в одной и той же комнате ;

§скрытые источники света, множественность источников света;

§исчезновение зеркал, семейных портретов (символ буржуазии), часов;

§устранение замкнутости.

Вещи стали прозрачны в своем функциональном значении (исчезает ритуал, этикет, нагромождение деталей). Вещь освобождена в своей функции, а человек освобожден только в качестве пользователя данной вещи. В то же время человек уже не просто потребляет вещи, он управляет ими, возрастает его контроль над пространством дома, он больше не подчиняется заданному интерьеру, а может формировать его в соответствии со своим вкусом. Более важным становится организация пространства жилья, а не отдельные предметы мебели и их значения. Как пишет Ж.Бодрийяр, это означает, что на смену социологии мебели приходит социология расстановки.

Цвет и краски

Краски и цвет традиционно наполняются морально-психологическими смыслами, краски имеют свой язык, диктуют сочетаемость, связаны с определенным материалом. В динамике значений красок Бодрийяр выделяет следующие этапы:

66

§сначала вещи и краски были жестко закреплены друг за другом (например, буфет – коричневый, холодильник – белый, пишущая машинка – черная). Этот этап соответствует лозунгу "только так и не иначе";

§затем, вместе с изменением структуры, возникает освобождение красок. Это стремление, с одной стороны, к яркости, многокрасочности, выкрасить что угодно в какой угодно цвет. С другой – к пастельным тонам и природности красок, что отражало разрыв со старым порядком вещей и соответствовало дискурсу "так, как угодно";

§на третьем этапе возникает новый тип взаимосвязи вещей с их цветом: это функциональная окраска, вписанность вещи в среду, соотношение цветов и форм друг с другом. Этот этап можно обозначить дискурсом "так, как

хорошо".

Материалы

Вещества, из которых сделаны предметы, превращаются в символы. В качестве символа традиционной среды выступает дерево, которое характеризуется природностью, мягкостью, теплом, долговечностью, массивностью. Это образ тепла и природы, близости людей. Материал современности – стекло, которое можно описать как рукотворное, прозрачное, хрупкое, холодное. Это образ разъединенности, чистоты и хрупкости. Оно объединяет визуально, но разделяет людей физически.

Жестуальность

Жестуальность – это характеристика вещи, связанная с жестом, усилием, движением людей по отношению к вещи, к управлению ею. Жестуальность вещей находит отражение в их форме. Главное, что было характерно для традиционной жестуальности, – приспособленность формы вещи к жесту, действию человека, к форме его руки (например, коса или кухонная взбивалка). Кроме того, управление вещью было чаще всего связано с усилием, необходимостью "крепко держать" вещь в руке. В современном мире происходит радикальное изменение жестуальности предметов, которая становится функциональной жестуальностью контроля вместо жестуальности усилия. Иными словами, вещи становятся не столько используемы и применяемы, сколько контролируемы. На место косы приходит газонокосилка, управляемая (включаемая) одной кнопкой; так же как и на место взбивалки заступает миксер. Оба эти новых предмета включаются легким нажатием пальца на кнопку, независимо от разницы их функций. Это теперь скорее игра, чем работа. Изменение жестуальности приводит к стремлению к миниатюризации, поскольку вещь уже не должна быть приспособлена к форме руки

67

человека. Высвобождается форма вещи, старые формы были конкретны, связаны с определенными движениями и сексуальными мотивами; новые формы – нейтральны.

Логика функциональности

Вещи стали сложнее, чем действия людей по отношению к ним. Теперь вещи функциональны, а человек – нет. Однако надо понимать, что функциональность вещей – это их приспособленность не к определенной цели (например, скосить траву или взбить крем), а к системе, т.е. их способность интегрироваться в целое. По словам Бодрийяра, это способность вещей преодолеть свою "функцию" ради вторичной функции, стать элементом игры, «комбинаторной исчислимости в рамках всеобщей системы знаков».

Связь функциональной системы вещей возникает оттого, что вещи этого класса обладают не самостоятельным смыслом, а всеобщей функцией знаковости. Материальность вещей не сталкивается с материальностью потребностей, между ними вклинивается абстрактная система манипулируемых знаков – функциональность.

Таким образом, возникает цепочка: функциональная вещь – функциональная среда

– функциональный человек – функциональный мир.

Нефункциональный класс вещей

Имеется целая категория вещей, которые не укладываются в проанализированную систему - уникальные, диковинные, экзотические, старинные вещи. Они противоречат требованиям функциональной исчислимости, соттветствуют желаниям иного порядка – служить выражением памяти, ностальгии, бегства от действительности. Эти вещи не выпадают из современности, не перестают выполнять свою функцию знака. Есть несколько типов таких вещей.

Старинные вещи

Функциональность современных вещей становится историчностью в вещах старинных, которые часто мифологичны и отсылают к прошлому. Здесь уже не так важно, для чего именно была предназначена вещь когда-то, вазочка это или чайник, она теперь лишена выхода в практику. В рамках системы у такой вещи есть вполне специфичная функция: ею обозначается время, но не реальное время, а лишь его знаки, культурные индексы. Главное в старинной вещи – ее подлинность, завершенность, отражение первоначала. Функциональная вещь обладает эффективностью, старинная (мифологическая) – завершенностью. Старинные вещи нередко становятся объектами коллекции.

Коллекция

Если старинные вещи обладают историчностью, то объекты коллекционирования - маргинальностью. Это предметы страсти. Главное, что характеризует коллекцию – это не

68

использование вещей, а обладание ими. Обладать, как пишет Бодрийяр, можно лишь вещью, абстрагированной от своей функции и соотнесенной с субъектом.

У предметов есть две функции – быть используемой и быть обладаемой. Первая функция соотносится с практическим использованием мира субъектом, вторая – с абстрактным самовыражением человека вне мира. Вещь как предмет коллекции квалифицируется самим коллекционером (прекрасна она или нет), в идеале для коллекции требуется полный набор, или серия вещей. При этом самой желанной и дорогой часто бывает еще отсутствующая в коллекции вещь. Потребление здесь связано с аффективностью, с желанием, со страстью к обладанию.

Уникальная вещь.

Уникальная вещь очень часто становится частью коллекции. Но здесь наблюдается движение от количества (собрать все вещи данного класса) к качеству (обладать именно конкретной одной уникальной вещью). В то же время эта уникальная вещь все равно является только одной из серии, соотносясь с другими и таким образом проявляя свою уникальность по сравнению с ними.

Вещь-привычка

Вещи-привычки выступают как нечто дискретно-повторяющееся, вычленяющее привычные схемы, разряжающее потенциал страха, таящийся в единичности событий. Пример такой вещи – наручные часы, которые, с одной стороны, показывают объективное время, а с другой – помогают осваивать время и как бы преодолевать, присваивать его.

Нефункциональные вещи – это самонаправленный дискурс субъекта, потому что коллекционер, чувствуя себя отчужденным в мире, пытается создать свой собственный мир, чтобы он владел его «означающим» и сам являлся его «означаемым»2. Но эта попытка обрести целостность через вещи всегда обречена на неудачу, она не связана с коммуникацией, она отмечена одиночеством, где теряет всеобщую значимость используемый субъектом язык.

Итак, налицо значительные различия функционального и нефункционального классов вещей с точки зрения их дискурса, рассмотренного Ж.Бодрийяром (табл. 3).

2 «означающее» и «означаемое» - термины семиологии, т.е. науки о знаках

69

"Штуковина" – псевдофункциональность

Это функционализм на холостом ходу, вещь, оторванная от функции. Это размытая, не ограниченная функциональность, или психический образ воображаемой функциональности. То, что раньше было причудой, становится деструктурацией бытового сознания, часто не находя даже подходящего имени. Например, это что-то вроде электрической машинки для извлечения косточек из фруктов. Здесь важна не направленность на косточку как таковую, а удовлетворение веры в то, что для каждой потребности имеется возможность механизации. При этом означаемым здесь является природа в целом (а не отдельная косточка), это целостный симулякр природы-автомата. Это не реальный предмет с практически применением (как машина), а предмет, реализующий воображаемую, абсурдную операцию, функционирующий в области бессознательного.

Робот – метафункциональность.

Предельным случаем воображаемого проецирования являются грезы научной фантастики, где экстраполируются иррациональные тенденции реальной жизни. Фантастика изобрела сверхвещь – робота. Миф о роботе вбирает в себя все пути бессознательного в мире вещей. Это синтез абсолютной функциональности и абсолютного антропоморфизма, это вещь, воплощающая абстрактную силу человека, но не тождественную ему. Это симулякр человека в его функциональной действенности, но одновременно раб человека и принадлежащая ему вещь.

К этой третьей системе вещей стремится техническая эволюция. Но вещи призваны служить заменой человеческих отношений, а техника выступает как отвлекающее от действительных проблем. Так, автомобиль, предназначенный для покорения пространства, очень скоро оказался отягощен паразитарными функциями престижа, комфорта, и сегодня эта вещь находится в полной стагнации по отношению к человеческому синтезу. Он все более абстрагируется от социальной функции транспортного средства, перестраивается в безумном тепме, но в пределах раз и навсегда заданной структуры.

"Благодаря обществу потребления мы можем впервые в нашей истории оказаться перед лицом организованной и необратимой попытки всецело интегрировать общество в раз и навсегда заданную систему вещей, которая всегда и во всем будет подменять собой открытое взаимодействие природных сил, человеческих потребностей и технических средств; ее движущей силой становится официально предписанная и организованная

71

смертность вещей – где в ритуальном истреблении вещей и жестов социальная группа торжествует свою собственную смерть"4.

Социоидеологическая система вещей и потребления.

В данной части книги Ж.Бодрийяр описывает три инструмента, или механизма, при помощи которых осуществляется реализация системы вещей в потреблении: схема "модель-серия", кредит и реклама.

Схема "модель-серия".

Эта схема призвана обеспечить дистрибутивность, или распространение вещей. Если модель означает уникальность, образец, абсолют, качество, эксклюзивность, то серийность означает тиражируемость, доступность, дешевизну и снижение качества. В то же время это символ и идеология общества потребления, общества изобилия: при помощи этого механизма достигается массовость потребления, вещи представляют собой широкий спектр промежуточных звеньев между моделью и серией, и проходят через все цвета социальной призмы.

Кредит.

Если серия дает возможность опережающего пользования моделью, то кредит предоставляет возможность опережающего пользования вещами во времени. Главная функция механизма кредита – ускорение и расширение потребления. Особенности кредита состоят в следующем:

§потребление опережает производство;

§вещь потребляется, не будучи заработанной;

§происходит разделение покупки и платежа;

§вещь потребляется без полных прав на обладание ею (может быть отнята в случае невыплаты);

§происходит закабаление потребителя, под страхом невыплаты он вынужден работать и зарабатывать;

§возникает принудительность покупки – обязанность покупать, чтобы общество продолжало производить;

§волшебство покупки – миф о немедленной реализации желаний даже при отсутствии необходимых средств;

§домашний быт получает социальное измерение – вещи в этом обществе предназначены не для того, чтобы ими владели и пользовались, а чтобы их производили и покупали;

4 Ж.Бодрийяр. Указ. соч., С. 146.

72

§посредством кредита и порождаемой им стратегии вещи начинают играть роль ускорителя и множителя задач, потребностей и расходов

(мультипликатор и акселератор).

Реклама

Реклама представляет собой не приложение к системе вещей, а непосредственно входит в эту систему. Она является и дискурсом о вещи (в ней речь идет о потреблении), и сама она является вещью (т.е. предметом потребления). Это некое "послание", обращение о вещах, и в то же время это управление потреблением. Основные социальные функции рекламы таковы:

§предоставление информации о вещи;

§внушение;

§условность;

§образ "заботы" о потребителе;

§конструирование мифа и образа;

§стимулирование сбыта;

§воображение;

§устранение психической неустойчивости;

§устранение реального мира ("показываться, но не даваться");

§презумпция коллективности;

§вторичный предмет потребления.

Как показывает Бодрийяр, система "реклама-вещь" не образует особый язык (как часто утверждают), так как ему свойственна несвязность, плохая структурированность, это набор элементов, лишенный синтаксиса. В то же время это классификаторный порядок, позволяющий вычленить в обществе категориальные секторы или статусные группы людей, которые опознают себя через тот или иной набор вещей. Ограниченность этого языка видна на примере понятия "марка", ключевого для всей рекламы, функция которой – обозначать собой товар. Однако этот лексикон внесинтаксичен – различные марки размещаются последовательно или параллельно, сменяют друг друга во времени, но между ними нет сочленения и взаимоперехода, это словарь блуждающих элементов, в котором много значений, но нет смысла.

Культурная биография вещей

Экономическая теория и политическая экономия рассматривают вещи только как товары, которые могут быть обменены на другие товары. Акт потребления здесь

73