Гуссерль.Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология

ЧАСТЬ III B. § 73

я называю разработанную мной феноменологию трансцендентальной и говорю в ней о трансцендентальной субъективности. Ибо если Кант в своей критике разума придает новый смысл этому старому слову, то при ближайшем рассмотрении можно очень скоро убедиться в том, что и совершенно иной идеализм Беркли и Юма, и всякий идеализм вообще, имеет перед собой одно и то же тематическое поле и только ставит в нем по-разному ориентированные вопросы.

Разум есть специфическая особенность человека как существа, жизнь которого характеризуется личной активностью и хабитуальностью. Эта личная жизнь есть постоянное становление в постоянной интенциональности развития. Становящееся в этой жизни есть сама личность. Ее бытие есть постоянное становление, а поскольку существует корреляция между бытием отдельной личности и бытием общности (как личности более высокой ступени), постольку это справедливо в отношении того и другого, в отношении отдельных людей и в отношении единых человеческих общностей.

Личная жизнь человека проходит через несколько ступеней самоосмысления и самоотчета, от разрозненных, случайных актов такого вида — до ступени универсального самоосмысления и самоотчета, до осознания идеи автономии, идеи принятия волевого решения — решения придать всей своей личной жизни форму синтетического единства жизни в универсальной ответственности перед самим собой и, коррелятивно, придать самому себе форму истинного, свободного, автономного Я, которое старается осуществить врожденный ему разум, стремление оставаться верным самому себе, сохранять свое тождество с собой как разумным Я [Vernunft-Ich]; но все это в неразрывной корреляции между отдельными личностями и общностями, в силу их непосредственной и опосредованной внутренней связанности — имеющей место и в согласии, и в спорах — во всех их интересах и в необходимости вести разум отдель-

354

ЧАСТЬ III B. § 73

ной личности ко все более совершенному осуществлению только как личностный разум общности, и наоборот.

Универсально и аподиктически обоснованная и обосновывающая наука, как я уже говорил, с необходимостью возникает теперь как наивысшая функция человечества, а именно должна способствовать его развитию в направлении личной и, в рамках всего человечества, всеобъемлющей автономии — такова идея, составляющая движущую жизненную силу на высшей ступени человечества.

Таким образом, философия есть не что иное, как рационализм, рационализм абсолютный, но этот рационализм различается в самом себе на различных ступенях движения интенции и ее наполнения, это ratio в постоянном движении прояснения самого себя, начиная с первого философского прорыва в истории человечества, врожденный разум которого до той поры еще целиком находился в скрытом состоянии, окруженный ночной темнотой.

Начальная стадия греческой философии характеризуется образом утренней зари, первым прояснением, наступившим благодаря первой познавательной концепции «сущего» как универсума, как мира сущего, и последовавшему вскоре (в субъективной направленности взгляда) коррелятивному раскрытию давно известного человека в качестве субъекта мира, но в качестве такого субъекта человек оказывается включен в человечество и в своем разуме соотносится со всей совокупностью бытия и с самим собой. Для поверхностной исторической учености, когда она обращает свой взгляд на сущих в мире людей и на философии как теоретические образования (системы положений), история философии есть лишь одна культурная форма среди других, и в поблекшем поверхностном движении своего становления (которое она — lucus a non lucendo1 — называет развитием) это протекающий в мире, в его пространст- во-временности каузальный процесс.

1 Иноск.: в силу ложной этимологии.— Примеч. ред.

355

ЧАСТЬ III B. § 73

Но если посмотреть изнутри, то это окажется борьбой объединенных духовной общностью, живших когда-то и все еще живущих поколений философов, носителей этого духовного развития, в постоянном стремлении «пробудившегося» разума пробиться к самому себе, к пониманию самого себя, к конкретно понимающему самого себя — а именно в качестве сущего мира, мира, сущего во всей своей универсальной истине,— разуму. Философия, наука во всех своих формах рациональна, это тавтология. Но во всех своих форма она находится на пути к более высокой рациональности, ее рациональность такова, что, вновь и вновь открывая для себя свою недостаточность и относительность, она вновь и вновь стремится завоевать истинную и полную рациональность. Но наконец она обнаруживает, что такая рациональность есть лежащая в бесконечном идея, которая фактически с необходимостью должна встретиться на пути; а также, что здесь существует некая конечная форма, которая одновременно является начальной формой новой бесконечности и относительности; но все это в двояком смысле слова «открытие», которым характеризуются две эпохи: эпоха начала и эпоха продолжения.

Первая эпоха — та, в которой было открыто требование аподиктичности, в которой оно впервые прояснилось и стало волевым намерением у одной исторически уникальной философской личности: у Декарта, инициатора исторической эпохи Нового времени. Временами это открытие забывается, подвергается неправильному толькованию, но даже будучи неправильно истолкованным, оно приносит свои относительные плоды, выражаясь в рационалистических науках — априорных и эмпирических. Сознание недостаточности этой философии возбуждает противодействие, которое, не говоря о сенсуализме и скептицизме (Юм), приводит к возникновению философии Канта и последующей трансцендентальной философии, в которой, впрочем, еще не был разбужен изначальный трансцендентальный мотив, происходящий из требования аподиктичности.

356

ЧАСТЬ III B. § 73

Поступательные и возвратные исторические движения, вновь укрепляющийся эмпиристский сенсуализм и скептицизм, вновь укрепляющийся рационализм прежних наук, немецкий идеализм и реакция против него — все это вместе характеризует первую эпоху, эпоху всего «Нового времени». Вторая представляет собой обновленное начало, новое обращение к картезианскому открытию, к фундаментальному требованию аподиктичности, и здесь благодаря изменившейся исторической ситуации (чему поспособствовали все роковые повороты развития и все философии первой эпохи) возникают мотивирующие дальнейшее исследование силы, осуществляется радикальное продумывание подлинного и неотъемлемого смысла аподиктичности (аподиктичности как фундаментальной проблемы), обнаружение истинного метода аподиктически обоснованной и аподиктически продвигающейся философии — в том числе открытие радикального контраста между тем, что обычно называется аподиктическим познанием, и тем, что в трансцендентальном понимании предочерчивает изначальную почву и изначальный метод всякой философии. Именно с этого начинается философия, характеризующаяся самым глубоким и самым универсальным пониманием философствующим ego себя самого как носителя приходящего к самому себе абсолютного разума, пониманием себя самого как имплицирующего в своем аподиктическом для-себя-самого-бытии всех других субъектов и всех возможных философов, совершается открытие абсолютной интерсубъективности (объективированной в мире как совокупное человечество) как той субъективности, в которой разум, то погружаясь в темноту, то вновь выходя на свет, движется путем бесконечного прогресса в стремлении достичь ясного как день понимания самого себя; открытие необходимого конкретного способа бытия абсолютной (в предельном смысле трансцендентальной) субъективности с ее трансцендентальной жизнью, в коей постоянно «конституируется мир», и в корреляции с этим — новое от-

357

Я. А. Слинин

КРИЗИС ЕВРОПЕЙСКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА: В ЧЕМ ОН СОСТОИТ И КАКИЕ СРЕДСТВА ПРЕДЛАГАЕТ ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

ДЛЯ ЕГО ПРЕОДОЛЕНИЯ

«Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» — одно из произведений Гуссерля (1859–1938), изданных посмертно. Обширный рукописный архив Гуссерля сохранился усилиями его учеников. С 1950 года в Нидерландах начало выходить в свет многотомное собрание трудов Гуссерля («Гуссерлиана»), как опубликованных при его жизни, так и не опубликованных. Неопубликованные автором рукописи Гуссерля, по преимуществу, представляют собой разного рода черновики и конспекты лекций. «Кризис европейских наук» отличается от всех остальных рукописей Гуссерля тем, что эта рукопись готовилась автором к печати, она имеет «беловой вид» и почти закончена. К сожалению, смерть помешала Гуссерлю дописать последние главы «Кризиса». Таким образом, мы имеем дело с последним произведением Гуссерля. Это не черновик, не конспект, не что-то такое, что автор не собирался давать в печать. Если бы внешние обстоятельства ему не помешали, Гуссерль опубликовал бы эту рукопись приблизительно в том виде, в каком мы имеем возможность с ней познакомиться после того, как она была подготовлена к печати и издана его учениками в VI томе «Гуссерлианы» в 1954 году. О том, что предшествовало написанию «Кризиса европейских наук», о том, как Гуссерль его писал, и о том, как затем

359

Я. А. СЛИНИН

рукопись издавалась, из каких элементов состоит, подробно рассказано в предисловии издателя VI тома «Гуссерлианы» В. Биммеля.

Книга Гуссерля многопланова, но главной ее темой является обсуждение радикального кризиса европейского человечества, свидетелем которого довелось быть автору «Кризиса европейских наук». О кризисе европейского духа, о радикальном переломе, происходящем в жизни европейского человечества, писали в то время многие. Вообще говоря, всякая эпоха, по-видимому, кажется тем людям, которые ее переживают, кризисной. Какое бы время ни взять, всегда найдется какое-нибудь сочинение, в котором автор сетует на то, что разразился кризис и что вот-вот наступит конец времен. Апокалиптические настроения свойственны любой эпохе. Однако бывают такие времена, когда подобного рода настроения имеют под собой реальную почву. В одну из таких эпох и жил Гуссерль. Его размышления о кризисе европейского человечества имеют реальную подоплеку. Первая половина XX века действительно была кризисной, и не только для европейского, но и для всего человечества. Впрочем, для европейского — в первую очередь. В социальном плане кризис выразился в виде двух мировых войн и знаменовал собой радикальный перелом в образе жизни людей. Коренным образом изменились как материальная, так и духовная жизнь людей, и изменение это проходило чрезвычайно болезненно. О надвигающемся кризисе предупреждали многие наиболее дальновидные мыслители еще во второй половине XIX в. О нем пророчествовал Ницше, о нем писал Карл Маркс. Когда кризис уже разразился, свой знаменитный «Закат Европы» опубликовал Освальд Шпенглер. «Кризис европейских наук» написан Гуссерлем перед самым началом второй мировой войны. Каждый из мыслителей, писавших о кризисе, определял его причину по-своему. В чем видел причину радикального кризиса европейского человечества Гуссерль?

360

КРИЗИС ЕВРОПЕЙСКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА…

* * *

Гуссерль полагал, что в основе жизненного кризиса европейского человечества лежит его духовный кризис. Духовный кризис новоевропейского человечества вызван тем, что в кризисное состояние пришло его научное мировоззрение. Гуссерль считал научное мировоззрение сутью новоевропейского духа. И вот приходится констатировать, что к концу XIX — началу XX века европейские науки и новейшая европейская философия пришли в состояние кризиса, и кризис этот в момент написания гуссерлевского «Кризиса европейских наук» продолжал обостряться и углубляться. В чем состоит этот кризис и есть ли шансы благополучно выйти из него? Если таковые имеются, то каким образом можно это сделать? Вот вопросы, которые ставит и пытается решить в своей книге Гуссерль.

Но, прежде всего, что собой представляют европейские науки? И вообще, что означает в понимании Гуссерля слово «наука»? Это слово Гуссерль понимает в сравнительно узком смысле. Все новоевропейские науки Гуссерль объединяет в «Кризисе европейских наук» термином «галилеевская наука». Вот она-то, по его мнению, и есть наука в собственном смысле этого слова. Иначе говоря, по мнению Гуссерля, наука, в подлинном смысле этого слова, возникла сравнительно недавно, в конце XVI — начале XVII века; ее-то в наше время и поразил кризис, о котором идет речь. Очень многие социологи и культурологи современности разделяют описанную точку зрения Гуссерля, считая, что, действительно, наука, как некое особого рода социальное и культурное образование, возникла именно во времена Галилея. Это образование состоит из большого числа различных наук, причем число этих наук не постоянно. В течение времени то и дело новые науки или возникают сами по себе, или отпочковываются от старых; с другой стороны, уже существующие науки видоизменяются, объединяются друг с другом и т. п. Но при всем том для всех наук нового

361

Я. А. СЛИНИН

времени характерны единство метода исследования, единство подхода к предмету исследования, единство мировоззрения.

Гуссерль в «Кризисе европейских наук» высказывает свое мнение о том, каковы общие черты европейских наук, позволяющие объединить их под названием «галилеевская наука». Прежде всего он говорит о том, что она возникла не на пустом месте. Исследовательский дух, устремленность процесса познания в бесконечность, к непрекращающемуся освоению все новых и новых горизонтов неведомого, существовали и до галилеевского времени. Однако в древние времена они не были чем-то определяющим в жизни людей; после же Галилея они сделались самыми характерными чертами европейского духа и стали существенным образом влиять на жизнь европейского человечества. Установка на познание окружающего мира имеется у всех древних обществ. Однако всюду она является чисто практической и имеет религиозно-мифологический характер. Мир познается людьми исключительно ради того, чтобы как можно лучше в нем ориентироваться, чтобы достигать в нем как можно больших практических успехов. Этой цели удовлетворяет религиозно-мифологическое мировоззрение. Однако там, где оно господствует, не зарождается и никогда не может зародиться наука. Согласно Гуссерлю, в подавляющем большинстве древних культур она и не зародилась. Ни в индийской, ни в китайской культурах, ни в какой из культур первобытных народов мы не находим зачатков науки галилеевского типа. Она возникает только в Средиземноморье: только у древних греков мы обнаруживаем первые ее следы. У древних греков религиозно-мифологиче- ское мировоззрение, начиная с VII в. до н. э., перестало быть тотально господствующим. У греков, наряду с практической, появилась теоретическая, «незаинтересованная» созерцательная установка познания мира. Не практическая польза, а удивление, которое вызывает вселенная у праздно созерцающего ее человека, является стимулом

362

КРИЗИС ЕВРОПЕЙСКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА…

чисто теоретического познания мира. В древней Греции возникает существовавшая на протяжении многих веков немногочисленная группа мудрецов-теоретиков, изучающая мир «незаинтересованно» и передающая свои знания из поколения в поколение. Эти мудрецы известны нам под именем древнегреческих философов. В глазах большинства людей, каковому свойственна практическая установка познания, они нередко слыли чудаками, над коими было не грех добродушно посмеяться. Об этом свидетельствует известная легенда об одном из первых древнегреческих философов — Фалесе. В ней он предстает в качестве абсолютно «незаинтересованного» в практической жизни созерцателя природы. Как-то раз, идя домой, Фалес был настолько занят изучением звездного неба, что не смотрел под ноги, сбился с дороги и упал в яму.

По мнению Гуссерля, чисто теоретическое отношение к миру встречается только в древнегреческой культуре, ни китайцы, ни индусы такого отношения не породили. Но именно греческая культура лежит в основе европейской культуры вообще и галилеевской науки, в частности. В качестве достижений греческой чисто теоретической познавательной деятельности до нас дошли философские сочинения Платона и Аристотеля, геометрические изыскания Пифагора и Евклида, физические результаты Архимеда и Герона, астрономические концепции Евдокса и Птолемея, равно как и многое другое. Античное наследие, равно как и занятия средневековых чернокнижников, звездочетов и алхимиков содержали в себе зачатки галилеевской науки.

Гуссерль не хуже нас с вами знал, что чистая теория не отделена от практики непреодолимой стеной. И Архимед, и Птолемей, и средневековые алхимики нередко получали свои чисто теоретические результаты, ставя перед собой практические задачи. С другой стороны, очень много практических результатов принесли чисто теоретические работы Коперника, Галиллея, Кеплера, Ньютона и других корифеев науки нового времени. Деятелям науки нового време-

363