Гуссерль.Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология

ЧАСТЬ III B. § 71

может мне повстречаться. Я фактически нахожусь в одном настоящем с другими людьми и в открытом горизонте человечества, я фактически знаю себя во взаимосвязи поколений, в едином потоке историчности, в которой это настоящее есть настоящее всего человечества, а сознаваемый им мир есть историческое настоящее с неким историческим прошлым и неким историческим будущим. Конечно, я могу свободно преобразовывать это сознание мира в своей фантазии, но эта форма генеративности и историчности не может быть разрушена точно так же, как и принадлежащая мне как отдельному Я форма оригинально воспринимаемого мной настоящего как настоящего с припоминаемым прошлым и предположительным будущим. Насколько это априори простирается в содержательном плане, как оно может быть сформулировано в строгих и четко определенных законах в качестве, так сказать, онтологии сознания мира и самосознания — это, конечно, большой вопрос, и он остается открытым; но это в любом случае вопрос, затрагивающий смысл универсального эпохé и касающийся того, что в нем может быть обретено как редуцированный феномен психологии внутреннего, т. е. что можно в нем с самого начала уловить в качестве психологической темы. Но здесь нам нужно быть еще более точными. Психологу, конечно, придется осуществлять эпохé и редукцию от себя самого и сначала в отношении себя самого; он должен исходить из своего оригинального опыта себя самого и из изначально свойственного ему сознания мира: апперцепция себя самого как человека, которому он приписывает все то, что он вообще когда-либо ему приписывает — как этому добропорядочному человеку или этому грешнику, со всем остальным, чем он будто бы является,— все это, поскольку он занимает позицию незаинтересованного наблюдателя в отношении самого себя, утрачивает всякую действительную значимость [Geltung], в то время как сама она, как и всякое обладание значимостью [Gelten] и значимое [Geltende] как таковое, становится феноменом, так что ничто

334

ЧАСТЬ III B. § 71

здесь не утрачивается ни в малейшей степени. Оригинальное сознание он имеет только в отношении всего того, что подверг редукции в первую очередь; в том числе свое сознание мира в его текучей ежеминутности и в его историчности, со всем тем, что он примысливает к миру в про- странственно-временном и содержательном плане. Благодаря редукции этот мир — а другого, который имел бы значимость для него, у него нет (другой мир вообще не имел бы для него никакого смысла) — становится для него всего лишь феноменом.

Но помимо опыта себя самого он, по всей видимости, осуществляет эпохé и в опыте чужого, причем заранее, во всяком возможном опыте чужого; все люди становятся всего лишь душами, Я-субъектами апперцепций в отношении самих себя и мира, которые могут быть тематизированы сообразно корреляции между обладанием значимостью и значимым [Gelten und Geltende]. Теперь примем в соображение, что при общении с другими каждый в своем сознании мира имеет также сознание чужого с теми или иными особенностями этого чужого, что его интенциональность удивительным образом проникает в интенциональность другого, и наоборот, что своя собственная и чужая бытийная значимость при этом связываются друг с другом в модусах согласованности и несогласованности, и что благодаря взаимной корректировке всегда и с необходимостью получает, наконец, значимость согласованное сознание одного и того же общего для всех мира с одними и теми же вещами. Сознание мира, присущее каждому, уже заранее (и притом в модусе бытийной достоверности) есть сознание одного и того же мира для всех, для всех знакомых и незнакомых, для всех субъектов, которые могут повстречаться, и все они уже должны быть субъектами в мире; у меня есть мир, ориентированный из меня самого (и у каждого — из него самого), мир, который предполагает других как всякий раз из себя самих тоже имеюших других, у которых опять-таки есть другие, и, таким образом, в опосредованиях интенцио-

335

ЧАСТЬ III B. § 71

нального сообщения [Konnex] они предполагаются как субъекты некой общей для них всех апперцепции мира, в то время как каждый имеет свою собственную в своей апперцепции самого себя. И все это в непрерывно текущей изменчивости, обусловленной, кроме прочего, и взаимной корректировкой. Иными словами, каждый из нас имеет свой жизненный мир, который мыслится как мир для всех. У каждого он наделен смыслом полюсного единства миров, мыслимых в соотносенности с субъектами, миров, которые в ходе корректировки превращаются всего лишь в явления этого [der] мира, жизненного мира для всех, этого постоянно удерживающегося интенционального единства, которое само есть универсум отдельного, универсум вещей. Это и есть мир, другой же вообще не имеет для нас никакого смысла; в результате эпохé он становится феноменом, и то, что теперь остается, есть не множество отделенных друг от друга душ, каждая из которых редуцирована к своему чисто внутреннему, но, подобно тому как существует одна-един- ственная универсальная природа как замкнутая в себе единая взаимосвязь, так же существует и только одна-единст- венная психическая взаимосвязь, всеобщая взаимосвязь всех душ, где все они едины не внешне, а внутренне, именно благодаря интенциональному взаимопроникновению в ходе формирования общности их жизни. Каждая душа, редуцированная к своему чисто внутреннему, имеет свое для-себя и в-себе-бытие, имеет свою изначально собственную жизнь. И все же ей свойственно своим собственным оригинальным способом иметь то или иное сознание мира — посредством того, что у нее есть опыт вчувствования, опытное сознание других как имеющих мир, причем имеющих один и тот же мир, т. е. апперципирующих его в своих собственных апперцепциях.

Подобно тому, как каждый Я-субъект имеет оригинальное поле восприятия с его горизонтом, который может быть открыт неким свободным действием и который ведет ко все новым полям восприятия, вновь и вновь очерчивае-

336

ЧАСТЬ III B. § 71

мым с большей или меньшей определенностью, так каждый имеет и свой горизонт вчувствования, горизонт другой субъективности [Mitsubjektivität], который может быть открыт в прямом или косвенном общении, в сцеплении других, которые являются другими и друг для друга, могут опять-таки иметь своих других и т. д. Но это означает, что у каждого мир ориентирован так, что у него есть ядро относительно оригинальных данностей, а именно, ядро горизонта, который является титульным обозначением некой сложной, но при всей своей неопределенности все же действительной и антиципирующей интенциональности. Это в то же время означает, что в живом потоке интенциональности, в коей состоит жизнь Я-субъекта, в модусе вчувствования и горизонта вчувствования уже заранее интенционально имплицировано каждое другое Я. Благодаря эпохé, действительно понимающему самого себя, становится видно, что для душ в их собственной существенности вообще нет никакого разрыва внеположенности. То, что в естественной установке жизни в мире до эпохé представляется внеположенностью [Außereinander], обусловленной локализацией душ в живых телах, благодаря эпохé превращается в чистое интентенциональное взаимопроникновение [Ineinander]. Тем самым мир, сущий в обычном смысле, а вместе с ним и сущая природа превращается в общий для всех феномен «мир», «мир для всех действительных и возможных субъектов», ни один из которых не может ускользнуть от интенциональной импликации, сообразно которой он заранее включен в горизонт каждого субъекта.

Поэтому мы, думаю, с удивлением видим, что при чистом развитии идеи дескриптивной психологии, которая стремится дать выражение сосбственному существу душ, с необходимостью совершается переход от феноменоло- го-психологического эпохé и редукции к трансценденталь1 ному; и мы видим, что мы здесь не сделали и не могли сделать ничего другого, кроме как в основных чертах повторить те рассмотрения, которые нам ранее пришлось про-

337

ЧАСТЬ III B. § 71

вести при совершенно ином интересе — когда мы интересовались не психологией как позитивной наукой, а универсальной и, далее, трансцендентальной философией.

Но при этом воспроизводится ведь и необходимость корректировки, которая должна быть проведена в отношении этого ближайшего способа осуществления эпохé и редукции. Стремясь к объективной научности также и в психологии, мы рассматриваем людей точно так же, как и прочие вещи в мире, также и для них объективность означает выключение всего только субъективного, а стало быть, и нас самих как функционирующей субъективности, хотя именно благодаря ее функционированию вообще возникает бытийный смысл «мир». Как психолог, я, стало быть, допускаю, что даже в таких размышлениях, уже направленных на интенциональное конструирование мира, я благодаря особому опыту вчувствования имею других как вот-сущие действительности и знаю себя просто как находящегося в общности с ними. Но если я осуществляю эпохé в отношении себя и моего сознания мира, то тем самым и другие люди — как и мир вообще — подлежат эпохé, т. е. суть для меня только интенциональные феномены. Таким образом, радикальная и совершенная редукция приводит к

абсолютно единственному ego чистого психолога, остающегося в силу этого сначала в полном одиночестве, который, как это ego, больше не имеет для себя значимости как человек и не считается чем-то реально сущим в мире, а есть чистый субъект своей — благодаря радикальной редукции — универсальной и чистой интенциональности со всеми ее интенциональными импликациями. Это аподиктическое ego, аподиктически сущее в своих интенциональностях, которые аподиктически заключены и могут быть обнаружены в нем самом. И если в них (и притом сообразно их сущности) можно показать также и бытие [Mitsein] других субъектов, как имплицированных других ego, и тем самым доказать изначальное различение Я и Другого, то одна из главных задач чистой интенциональной психологии состо-

338

ЧАСТЬ III B. § 72

ит в том, чтобы, продолжая редуцировать мировую значимость, сделать понятной ту субъективную и чистую функцию, благодаря которой мир существует как «мир для всех нас» из меня, из ego, существует как мир для всех, с тем или иным своим содержанием. Пустая всеобщность эпохé еще ничего не объясняет, а только отворяет ту дверь, за которой может быть открыт новый мир чистой субъективности. Его действительное открытие есть дело конкретной, в высшей степени трудной и кропотливой работы.

Теперь нужно еще раз подчеркнуть главный результат. Проведенные нами рассмотрения показали, что эпохé не было достигнуто не только при отдельной редукции в рамках отдельных душ, но оно не было достигнуто и в виде отдельной редукции, простирающейся от одной души к другой. Все души образуют одно-единственное, систематически развертываемое в феноменологии единство интенциональности при взаимной импликации жизненных потоков отдельных субъектов; то, что в наивной позитивности или объективности представляется внеположенным, при взгляде изнутри оказывается интенционально проникающим друг в друга.

§72. Соотношение между трансцендентальной психологией

итрансцендентальной феноменологией, открывающее подлинный доступ к чистому самопознанию. Окончательное устранение объективистского идеала из науки о душе

Поразительный результат наших исследований можно, по-видимому, выразить и следующими словами: чистая психология как позитивная наука, психология, которая хочет универсально исследовать живущих в мире людей как реальные факты в мире, подобно другим позитивным наукам, наукам о природе и наукам о духе,— такая психология не существует. Существует только трансцендентальная психология, тождественная трансцендентальной филосо-

339

ЧАСТЬ III B. § 72

фии. Теперь мы должны подумать над тем, в каком смысле это нужно скорректировать. Было бы, конечно, неверно говорить, что психология не может существовать как наука на почве предданного мира, т.е просто как наука о людях (а потом и животных) в мире. Достоверно то, что никакая психология в этом смысле не возможна, если она не спрашивает о том, что составляет чисто собственное существо душевного бытия, и точно так же достоверно, что это нельзя получить, так сказать, gratis,1 как то, что надо только увидеть и что уже существует, хотя и остается без внимания. Все, что существует таким способом, принадлежит к миру как апперципируемое тем, кто это таким видит, и все это попадает в область того, что подлежит редукции. Но если нам нужно осуществить универсальное эпохé, охватывающее всякое осознание мира [Weltbewußt-haben], то психология, пока длится это эпохé, утрачивает почву объективного мира. Стало быть, чистая психология в себе самой тождественна трансцендентальной философии как науке о трансцендентальной субъективности. Это, стало быть, остается неопровержимым. Но вспомним теперь то, чтó мы уже узнали о феноменологической редукции как о смене естественной мировой установки. Из новой установки мы можем вновь вернуться к естественной установке; как и всякая наука и всякое жизненное призвание, чистая психология, как мы уже говорили, имеет свое профессиональное время и свое эпохé, длящееся в течение этого времени. В то время, когда я являюсь трансцендентальным, или чистым феноменологом, я пребываю исключительно в трансцендентальном самосознании и являюсь своей темой исключительно как трансцендентальное ego сообразно всему, что интенционально имплицировано в нем. Здесь нет никакой объективности как таковой, объективность, вещи, мир и науки о мире (в том числе, стало быть, и все позитивные науки и философии) существуют здесь только как мои,

1 Даром (лат.).— Примеч. ред.

340

ЧАСТЬ III B. § 72

трансцендентального ego, феномены. Все бытийные значимости, которые мне позволено осуществлять и которые я хочу осуществлять как трансцендентальный исследователь, соотнесены со мною самим, но именно в силу этого — также и с действительными и возможными «вчувствованиями», «восприятиями чужого», выступающими наряду с моими оригинальными интенциональностями. В результате редукции другие из сущих для меня людей превращаются в сущие для меня alter-ego,1 обладающие бытийным смыслом интентенциональных импликатов моей оригинальной интенциональной жизни. Тогда справедливо и обратное: я имплицирован в них со всей моей оригинальной жизнью, и точно так же все они имплицированы друг в друге. То, что я говорю тут в научном плане, я говорю только о себе и только себе, но при этом, парадоксальным образом, также и всем другим, трансцендентально имплицированным во мне и друг в друге.

Ведь чистая психология не знает ничего, кроме субъективного, и она уже отказалась от того, чтобы впускать сюда что-либо объективное как сущее. Бесконечное психологическое исследование как трансцендентально чистое исследование касается этого интенционального взаимопроникновения субъектов и их трансцендентальной жизни и с необходимостью осуществляется как ориентированное вокруг меня. Оно осуществляется только так, что я в ходе эгологического самоосмысления провожу границы своей оригинальной сферы (сферы «примордиальности») и в переплетении интенциональных синтезов и импликаций раскрываю эти синтезы и импликации сообразно ступеням их интенциональной модификации; когда я методически, посредством своего рода эпохé внутри эпохé, лишаю значимости все свои вчувствования и сохраняю их только как свои переживания, я обретаю сущностные структуры интенциональной жизни. Если я придаю вчувствованию зна-

1 Другое Я (лат.).— Примеч. ред.

341

ЧАСТЬ III B. § 72

чимость («участвую» в его осуществлении сообразно его интенциональным коррелятам значимости), то это будут сущностные структуры каждого мыслимого для меня alter-ego, и тогда на передний план выступают проблемы возникающей в результате вчувствования всеобщности и ее особых сущностных форм — это как раз те формы, которые при естественном рассмотрении мира выступают как объективированные, а именно как семья, народ, общность народов, а отсюда — как сущностные структуры человеческой историчности; но будучи здесь редуцированы, они образуют сущностные структуры абсолютной историчности, а именно сущностные структуры общности трансцендентальных субъектов, такой общности, которая, живя как интенционально сформированная в этих и наиболее всеобщих, и обособленных формах, имеет в себе мир как интенциональный коррелят значимости и продолжает создавать его во все новых формах и на все новых ступенях мира культуры. Если придать всему этому систематический ход и осуществлять наиболее строгими из всех возможных методами, а именно методами аподиктически осмысляющей и аподиктически истолковывающей самое себя трансцендентальной субъективности, то это и будет трансцендентальная философия; и поэтому чистая психология не является и не может быть ничем иным, нежели той самой абсолютно обоснованной философией, которую мы заведомо искали, следуя своему философскому намерению, и которая может осуществиться только как феноменологическая трансцендентальная философия. Но будучи чистым психологом или философом-трансценденталистом я тем самым не перестаю быть человеком, и точно так же ничто не меняется в действительном бытии мира и всех людей, равно как и прочих существ мира. Я точно так же не перестаю проявлять этот особый интерес к миру, выступающий под титулом «универсальная наука о людях в отношении их душевного бытия — индивидуально душевного и социального»; таким образом, я вновь возвращаюсь к естественной уста-

342

ЧАСТЬ III B. § 72

новке, меняя свою профессию и возобновляя свою работу как психолог на почве мира. Именно как психолог я был вынужден решиться приступить к формированию чистой психологии. Таким образом, речь, по-видимому, идет о чем-то подобном тому, как интерес естествоиспытателей потребовал формирования чистой математики, или потребовал бы, если бы она уже ранее не возникла в результате развертывания собственного теоретического интереса. В самом деле, для подлинной психологии и для той точности, которая сообразна ее существу, трансцендентальная философия играет роль априорной науки, к которой она должна прибегать во всех своих действительно психологических познаниях и понятия которой (понятия априорной структуры) она должна применять в своей мировой эмпирии. Конечно, при этом указании подлинной параллели между психологией и естествознанием, и даже между психологией и всякой позитивной наукой обнаруживается и огромное различие. В своем поиске чисто душевного психолог, с абсолютной неизбежностью вынужденный выводить из игры все реальные значимости, осуществляет эпохé, и в дальнейшем, опять-таки неизбежно, методически проводя его в весьма трудных осмыслениях, он освобождается от той наивности, которая свойственна всякой жизни в мире и всем объективным наукам, хотя и не осознается ими. В расположенной ниже уровня науки повседневности естественной жизни каждый думает, что обладает познанием самого себя и познанием людей; он может сколь угодно скромно оценивать совершенство этого познания, будучи уверен, что часто заблуждается, но он знает, что это познание можно улучшить, и точно так же каждый думает, что обладает познанием мира, по крайней мере своих ближайших окрестностей. Позитивная наука говорит, что это было наивностью, а истинное познание мира дает она своими научными методами. Психолог хочет того же самого, что и другие позитивные науки, чьи намерения уже увенчались удачей, он не ищет ничего, кроме метода пози-

343