Гуссерль.Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология

ЧАСТЬ III A. § 32

ного знания их смысл и значимость и только в силу этого — достоинство знания из последних оснований.

Эта схема возможного прояснения проблемы объективной науки вызывает в памяти известный, созданный Гельмгольцем образ плоских существ, не имеющих никакого представления о глубинном измерении, в котором их плоский мир является всего лишь проекцией. Все, что может быть осознано людьми — учеными и всеми остальными — в их естественной жизни в мире, все, что в опытном постижении, в познании, в практических намерениях и действиях они могут осознать как поле предметов, принадлежащих внешнему миру, как соотносимые с этими предметами цели, средства, как процессы действия, как конечные результаты и, с другой стороны, в самоосмыслении, как функционирующую при всем этом духовную жизнь,— все это остается на «плоскости», которая, хотя этого никто не замечает, составляет все же лишь поверхность бесконечно более богатого глубинного измерения. Но это имеет всеобщую значимость, все равно, идет ли речь о всего лишь практической жизни в обычном смысле или о жизни теоретической, о научном опытном познании, мышлении, планировании, действии и соответственно о научных опытных данностях, мыслях, мысленных целях, посылках и истинных результатах.

Конечно, эта поясняющая схема оставляет открытыми кое-какие напрашивающиеся здесь вопросы. Почему чисто «плоскостное» развитие позитивных наук могло так долго принимать вид чрезвычайно успешного предприятия, почему потребность в совершенной прозрачности методического свершения так поздно обнаружила в себе несообразности, даже неясности, в которых ничто не улучшилось даже при еще более точном конструировании логической техники. Почему более поздние попытки «интуиционистского» углубления в более высокое измерение, на самом деле уже затрагивавшие его, и все усилия добыть оттуда ясность не привели к однозначным и всерьез связующим на-

164

ЧАСТЬ III A. § 32

учным результатам? Речь ведь идет не о том, чтобы попросту перевести взгляд на до сих пор остававшуюся без внимания, но несомненно доступную теоретическому опыту и опытному познанию сферу. Все, что может быть таким способом познано в опыте, составляет предмет и область возможного позитивного познания, лежит в «плоскости», в мире действительного и возможного опыта, опыта в естественном смысле слова. Вскоре мы увидим, какие чрезвычайные — коренящиеся в существе дела — трудности встречает на своем пути стремление действительно приблизиться к глубинной сфере, подойти сперва хотя бы к возможности схватить в чистоте ее самое в соответствующей разновидности опыта; и вместе с тем станет ясно, насколько, стало быть, велик антагонизм между «открытой» [«patenter»] поверхностной и «скрытой» [«latenter»] глубинной жизнью. Конечно, свою роль здесь постоянно играет и власть исторических предрассудков, особенно тех, что господствуют над всеми нами со времени возникновения современных позитивных наук. Ведь суть таких прививаемых уже детским душам предрассудков в том и состоит, что они остаются скрытыми в своем актуальном проявлении. Абст- рактно-всеобщая воля к беспредрассудочности ничего в них не меняет.

И все же лежащие здесь трудности еще вовсе не велики в сравнении с теми, что коренятся в существе нового измерения и его отношения к давно привычному жизненному полю. Нигде путь от неясно пробивающихся потребностей к отмеченным определенной целью планам, от смутной постановки вопросов к первым рабочим проблемам (а только с них и начинается подлинная, рабочая наука) не оказывается столь далек. Нигде тот, кто стремится вникнуть в проблему, не сталкивается столь часто с появляющимися из темноты логическими фантомами, принявшими облик издавна привычных и действенных понятий, с парадоксальными антиномиями, с логическими нелепостями. И потому нигде не бывает столь велик соблазн соскольз-

165

ЧАСТЬ III A. § 33

нуть в логическую апоретику и споры и при этом немало гордиться своей ученостью, в то время как собственно требующий разработки субстрат, сами феномены, навсегда исчезают из поля зрения.

Все это найдет подтверждение, если теперь я оторвусь от Канта и попытаюсь провести читателя, намеренного в своем понимании следовать за мной, одним из тех путей, по которым я действительно ходил сам, путем, который, стало быть, был действительно пройден и теперь предстает как путь, на который в любое время можно ступить снова и который позволяет на каждом шагу возобновить и испытать как аподиктическую именно эту очевидность: очевидность возможности когда угодно повторить этот путь и провести его дальше во вновь и вновь подтверждаемом опыте и познании.

§33. Проблема «жизненного мира» как частная проблема

врамках всеобщей проблемы объективной науки

Вкратце пересмотрев изложенное ранее, напомним о том приобретшем для нас значимость факте, что наука есть свершение человеческого духа, которое исторически и для каждого изучающего предполагает исхождение от созерцаемого окружающего жизненного мира, предданного всем в качестве сущего, а также в своем осуществлении и дальнейшем проведении постоянно предполагает этот окружающий мир, как он в тот или иной момент предлагает себя ученому. Например, для физика это тот окружающий мир, в котором он видит свои мерные инструменты, слышит удары метронома, оценивает видимые величины и т. п., в котором он, к тому же, умеет удерживаться сам, со всеми своими действиями и со всеми своими теоретическими идеями.

Если наука ставит какие-то вопросы и отвечает на них, то эти вопросы с самого начала и, по необходимости, в дальнейшем ставятся на почве — и касаются состава —

166

ЧАСТЬ III A. § 33

этого предданного мира, в котором как раз и удерживается ее, как и всякая прочая, жизненная практика. В последней познание постоянно играет свою роль уже как донаучное познание, со своими целями, которых оно (в том смысле, который оно подразумевает) каждый раз в среднем и достигает в достаточной мере для поддержания практической жизни в целом. Разница только в том, что именно возникшее в Древней Греции новое человечество (философское, научное человечество) сочло себя обязанным преобразовать целевую идею «познания» и «истины», свойственную естественному вот-бытию, и придать вновь образованной идее «объективной истины» более высокое достоинство, делающее ее нормой всякого познания. В связи с этим возникает в конце концов идея универсальной науки, в своей бесконечности объемлющей всякое возможное познание,— дерзкая идея, руководящая всем Новым временем. Если мы представим себе все это, то развернутое прояснение объективной значимости науки и всей ее задачи в целом потребует, по-видимому, чтобы прежде всего были поставлены вопросы о предданном мире. Он естественным образом заранее дан всем нам как отдельным лицам в горизонте нашей со-человечности, т. е. в каждом актуальном контакте с другими как «этот» мир, общий нам всем. Поэтому он, как было подробно изложено выше, образует постоянную почву значимости, всегда готовый источник само собой разумеющегося, которым мы без лишних разговоров пользуемся и как практические деятели, и как ученые.

Если же этот предданный мир должен стать собственной темой констатаций, за которые была бы ответственна наука, то потребуется особо тщательное предварительное осмысление. Непросто достичь ясности в том, сколь своеобразны те научные и, таким образом, универсальные задачи, которые должны быть поставлены под титулом жизненного мира, и в какой мере здесь может прорасти что-то значительное в философском отношении. Трудности до-

167

ЧАСТЬ III A. § 33

ставляет уже первая попытка договориться о его особом бытийном смысле, который, к тому же, нужно понимать то в более узких, то в более широких рамках.

Способ, каким мы здесь приходим к жизненному миру как к научной теме, позволяет этой теме выступить в качестве подчиненной, частной темы в совокупной теме объективной науки вообще. Последняя вообще, т. е. во всех своих особых обличьях (отдельных позитивных науках) перестала быть понятной в отношении возможности объективных результатов ее работы. Если она становится проблемой

вэтом аспекте, то мы должны покинуть ее собственное предприятие и занять позицию над ней, чтобы окинуть взором все ее теории и результаты в систематической взаимосвязи предикативных мыслей и высказываний, а с другой стороны — также и деятельную жизнь работающих, и притом работающих совместно друг с другом ученых, намечаемые ими цели, те или иные вносимые в цель определения и саму определяющую очевидность. При этом вопрос ставится и о вновь и вновь различными всеобщими способами происходящем возвращении ученого к жизненному миру с его всегда наличествующими созерцаемыми данностями, к коим мы в равной мере можем причислить и его высказывания, когда-либо просто приведенные в соответствие с этим миром, построенные чисто дескриптивно по тому способу донаучных суждений, который свойствен окказиональным высказываниям в практической повседневной жизни. Таким образом, проблема жизненного мира и того, каким способом он функционирует и должен функционировать для ученого, составляет лишь частную тему в рамках очерченного целого объективной науки (и служит полному ее обоснованию).

Ясно, однако, что до всеобщего вопроса о его функции

вочевидном обосновании объективных наук имеет смысл поставить вопрос о собственном и постоянном бытийном смысле этого жизненного мира, который он имеет для живущих в нем людей. Их интересы не всегда бывают на-

168

ЧАСТЬ III A. § 34

учными, и даже ученые не всегда бывают заняты научной работой; да и история учит тому, что в мире не всегда существовало человечество, в хабитус которого входили бы давно учрежденные научные интересы. Таким образом, жизненный мир всегда уже существовал для человечества до науки, и продолжает своим способом существовать при эпохé в отношении науки. Поэтому проблему способа бытия жизненного мира можно изложить саму по себе, можно целиком и полностью стать на почву этого просто созерцаемого мира, оставить вне игры все объективно-науч- ные мнения, познания, чтобы затем во всеобщем аспекте обдумать, какие «научные» задачи, т. е. задачи, которые должны быть решены как общезначимые, встают в отношении его собственного способа бытия. Не возникнет ли отсюда обширная тема для работы? Не раскроется ли вместе с тем, что поначалу выступает как специальная науч- но-теоретическая тема, наконец и упомянутое «третье измерение», заранее призванное целиком поглотить тему «объективная наука» (как и все другие «плоскостные» темы)? Поначалу это покажется диковинным и невероятным, обнаружатся некоторые парадоксы, но они же и разрешатся. Прежде всего прочего здесь требуется обсудить правильное понимание сущности жизненного мира и метод соразмерного ему «научного» рассмотрения, где вопрос об «объективной» научности не должен, однако, подниматься.

§34. Экспозиция проблемы науки о жизненном мире

a)Разница между объективной наукой и наукой вообще

Не является ли жизненный мир как таковой чем-то наиболее общеизвестным, чем-то всегда уже само собой разумеющимся во всякой человеческой жизни, в своей типике всегда уже хорошо знакомым нам благодаря опыту? Все его

169

ЧАСТЬ III A. § 34

горизонты неизвестности — не суть ли это всего лишь горизонты того, что известно несовершенным образом, заранее знакомые в самой всеобщей своей типике? Конечно, для донаучной жизни достаточно этого знакомства и того способа, каким неизвестное переводится в известное, каким на основе опыта (подтверждающегося в самом себе и при этом исключающего всякую видимость) и индукции добывается окказиональное познание. Этого достаточно для повседневной практики. Если же можно и нужно продвинуться дальше, если должно состояться «научное» познание, то о чем ином может идти речь, кроме того, что и так имеет в виду, чем и так занимается объективная наука? Разве научное познание как таковое не есть «объективное» познание, направленное на некий познавательный субстрат, имеющий значимость для каждого в безусловной всеобщности? И все же мы, как это ни парадоксально, отстаиваем наше утверждение и требуем, чтобы унаследованное понятие объективной науки — в силу вековой традиции, в которой воспитаны все мы,— не подменяло здесь собой понятие науки вообще.

Быть может, титул «жизненный мир» позволяет и требует ставить различные, хотя и существенным образом связанные друг с другом научные задачи и, быть может, к подлинной и полной научности как раз и относится то, что их нужно рассматривать только все вместе, следуя при этом существенному порядку их фундирования, а не одну, объ- ективно-логическую, ради нее самой (это особое свершение в рамках жизненного мира), оставляя другие в научном отношении вообще вне поля зрения; т. е. никогда научно не спрашивая о том, каким способом жизненный мир постоянно функционирует как подоснова, каким образом его многочисленные дологические значимости обосновывают логические, теоретические истины. Быть может, научность, которой требует этот жизненный мир как таковой, в его универсальности, это научность своеобразная, как раз не объективно-логическая, но — посколь-

170

ЧАСТЬ III A. § 34

ку дает последние обоснования — не низшая, а по своей ценности более высокая научность. Но как же нам претворить в действительность эту совершенно иную по своему виду научность, которую до сих пор всегда подменяла объективная? Идея объективной истины во всем своем смысле заранее определена своим контрастом с идеей истины до- и вненаучной жизни. Последняя находит последний и глубочайший источник подтверждения в «чистом» опыте (в вышеописанном смысле), во всех его модусах восприятия, воспоминания и т. д. Но эти слова нужно действительно понимать так, как они понимаются в самой донаучной жизни, т. е. в них нельзя привносить психофизическую, психологическую интерпретацию из какой-либо объективной науки. И прежде всего, чтобы сразу упомянуть о важном, нельзя тотчас же прибегать к якобы непосредственным «данным ощущения», как если бы именно ими непосредственно характеризовались чисто созерцаемые данности жизненного мира. Действительно первое есть «всего лишь соотнесенное с субъектом» созерцание донаучной мировой жизни. Конечно, для нас это «всего лишь», как давнее наследство, имеет пренебрежительный оттенок dÜxa. В самой донаучной жизни этого оттенка, конечно же, нет; здесь это наследие составляет область надежного подтверждения, область хорошо подтвержденных предикативных познаний и ровно настолько надежных истин, как того требуют определяющие его смысл практические жизненные намерения. Пренебрежительность, с которой ученый, следующий нововременному идеалу объективности, относится ко всему «всего лишь соотнесенному с субъектом», ничего не меняет в его собственном способе бытия, как ничего не меняет и в том, что ему самому этого оказывается все же вполне достаточно, где бы ни приходилось ему к этому прибегать.

171

ЧАСТЬ III A. § 34

b) Использование соотнесенных с субъектом опытов для объективных наук и наука о них

Науки осуществляют свои построения на само собой разумеющейся почве жизненного мира, извлекая из него то, что когда-либо бывает потребно для тех или иных преследуемых ими целей. Но пользоваться жизненным миром таким способом не означает научно познавать сам этот мир в его собственном способе бытия. Эйнштейн, к примеру, использует эксперименты Майкельсона и результаты их проверки другими исследователями, проведенной с помощью приборов, которые представляют собой копию майкельсоновых, с использованием тех же масштабов, с констатацией совпадений и т. п. Несомненно, что все здесь задействованное, персонал, аппаратура, помещение лаборатории и т. п. само вновь может стать темой для постановки вопросов, объективной в обычном смысле, в смысле позитивных наук. Но Эйнштейн никак не мог использовать теоретическую, психолого-психофизическую конструкцию объективного бытия г-на Майкельсона, а имел дело только с человеком, доступным ему (как и любому в донаучном мире)

вкачестве предмета простого опыта, с человеком, вот-бы- тие которого в этой жизненной активности и ее результатах

вобщем для всех жизненном мире всегда уже является предпосылкой для всех объективно-научных вопросов, намерений, свершений Эйнштейна касательно экспериментов Майкельсона. Конечно, это один общий для всех мир опыта, в котором и Эйнштейн, и любой другой исследователь знает себя как человека, в том числе и тогда, когда он занят своими исследованиями. Именно этот мир и все, что

внем происходит, мир, используемый, смотря по потребности, для научных и других целей, с другой стороны, для каждого естествоиспытателя в его тематической установке на «объективную истину» этого мира отмечен печатью «всего лишь соотнесенного с субъектом». В контрасте с этим определяется, как мы говорили, смысл «объектив-

172

ЧАСТЬ III A. § 34

ной» постановки задач. Это «соотнесенное с субъектом» должно быть «преодолено»; ему можно и нужно противопоставить гипотетическое по-себе-бытие, субстрат логи- ко-математических «истин-по-себе», к которым можно приближаться во все новых и все более удачных гипотетических попытках и оправдывать их через подтверждение в опыте. Это одна сторона. Но пока естествоиспытатель испытывает такой объективный интерес и действует сообразно ему, соотнесенное с субъектом, с другой стороны, все же функционирует для него вовсе не как нечто незначительное и проходное, а как то, что для каждого объективного подтверждения дает последнее обоснование теоретико-ло- гической бытийной значимости, т. е. как источник очевидности, источник подтверждения. Видимые масштабы, деления шкалы и т. п. используются как действительно существующие, а не как иллюзорные; стало быть, то, что действительно существует в жизненном мире как действенное, составляет здесь посылку.

с) Является ли соотнесенное с субъектом предметом психологии?

Вопрос же о способе бытия этого субъективного или о науке, которая должна заниматься им в его бытийном универсуме, естествоиспытатель, как правило, постарается обойти указанием на психологию. Но здесь опять-таки нельзя протаскивать сущее в смысле объективной науки, когда вопрос стоит о сущем в смысле жизненного мира. Ибо то, что с давних пор, во всяком случае, с момента обоснования нововременного объективизма в познании мира, называется психологией,— какую бы из исторических попыток ее построения мы ни взяли,— само собой разумеющимся образом имеет смысл «объективной» науки о субъективном. Позднее нам придется сделать проблему возможности объективной психологии предметом

173