Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Гуссерль.Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология

.pdf
Скачиваний:
58
Добавлен:
10.03.2016
Размер:
1.21 Mб
Скачать

ЧАСТЬ III B. § 71

деле главный пункт, в надежности которого нужно сперва полностью убедиться, чтобы вообще появилась возможность что-либо начать. Только благодаря универсальному эпохé мы впервые открываем в качестве своего тематического поля то, что, собственно, есть жизнь Я: интенциональная жизнь, и в ее интенциональности — аффицированность интенциональными предметами, которые в этой интенциональной жизни имеют значимость являющихся, тем или иным способом осуществляемая направленность на них, занятость ими. Все то, чем занята эта занятость, само принадлежит чистой имманентности и должно быть дескриптивно схвачено в своих чисто субъективных модусах, в своих импликациях со всеми заключенными в них интенциональными опосредованиями.

Но мыслительные привычки вековой традиции не так-то легко преодолеть, они все еще сохраняют свою силу, даже если от них сознательно отказываются. Внутренне психолог все же останется при том мнении, что вся эта дескриптивная психология есть некая несамостоятельная дисциплина, подразумевающая наличие естествознания как науки о телесном, и в то же время — предварительная ступень к естествознанию, дающему психофизиологические, или психофизические объяснения. И если даже ей может быть приписано самостоятельное бытие в качестве чисто дескриптивной психологии, то она в любом случае требовала бы параллельной «объясняющей» психологии (такова в конце предыдущего столетия была еще точка зрения Брентано и Дильтея). Начинающий (а по своему воспитанию каждый кафедральный психолог здесь — всего лишь начинающий) прежде всего сочтет, что в отношении чистой психологии речь идет лишь о некотором ограниченном комплексе задач, о некой полезной, но вторичной, вспомогательной дисциплине. Отчасти такое мнение коренится в необходимости начинать со способов поведения людей и в соображении касательно того, что они, как реальные отношения, должны быть редуцированы к тому, что

324

ЧАСТЬ III B. § 71

при этом происходит внутри души. Поэтому кажется само собой разумеющимся, что необходимая универсальная редукция с самого начала означает как раз решение всегда подвергать редукции по отдельности все встречающиеся в опыте мира способы поведения людей и таким образом, иногда прибегая к помощи эксперимента, научно описывать выражающееся уже во всеобщем языке психическое, описывать человеческое действие и претерпевание, грубо говоря: психическое деятельной сферы, в его эмпирической типике, смысл которой всегда учитывает психофизическую каузальность. Но все это ради того, чтобы потом получить возможность строить индуктивные умозаключения целиком по естественнонаучному образцу и благодаря этому — образуя новые понятия, выражающие аналоги и модификации тех актов, которые действительно могут быть познаны в опыте,— проникнуть в темное царство бессознательного. Это со стороны психического. В отношении же противоположной стороны, стороны физического, возникают психофизические проблемы, переплетенные с чисто психологическим. Можно ли тут с чем-нибудь спорить? Будет ли кто-нибудь поколеблен, если мы заметим здесь, что под титулом «способы поведения» должны ведь, в конечном счете, рассматриваться и все представления, восприятия, воспоминания, ожидания, а также всякий опыт вчувствования; далее, все ассоциации, все действительно дескриптивно прослеживаемые вариации актов (их затемнение, отложение в виде осадка), а также все инстинкты и влечения, не говоря уже о «горизонтах»?

В любом случае, при всей решимости к проведению имманентной дескрипции, универсальная редукция будет пониматься как универсальность частной редукции. Кроме того, здесь еще очень важно следующее. Путь психолога направлен от рассмотрения внешнего к рассмотрению внутреннего, стало быть, от внеположности людей и животных — к рассмотрению их внутреннего бытия и жизни. Таким образом, проще всего (именно для того, чтобы при-

325

ЧАСТЬ III B. § 71

дать психологической универсальности смысл, параллельный смыслу естественнонаучной универсальности мира) осуществление универсальной редукции мыслить таким образом, что она должна осуществляться по отдельности применительно ко всем отдельным субъектам, когда-либо доступным благодаря опыту или индукции, и притом у каждого — в отношении отдельных переживаний. Да и как могло бы быть иначе? Ведь люди существуют вне друг друга, представляют собой отделенные друг от друга реальности, поэтому их внутренние душевные сферы тоже друг от друга отделены. Таким образом, психология внутреннего может быть только индивидуальной психологией, психологией отдельных душ, а все прочее есть дело психофизического исследования, также и в отношении животного царства и, наконец, в отношении всего ряда органических существ, если есть основания полагать, что всякое органическое существо вообще имеет свою психическую сторону. Все это кажется просто-таки само собой разумеющимся. Поэтому мои слова будут восприняты отчасти как сильное преувеличение, отчасти же — как извращение истины, если я сейчас заранее скажу: правильно понятое эпохé в его правильно понятой универсальности тотально изменяет все представления, которые когда-либо было можно составить себе о задачах психологии, и разоблачает все, что выше представлялось само собой разумеющимся, как наивность, которая с необходимостью и навсегда становится невозможной, как только мы достигаем действительного понимания эпохé и редукции и действительно осуществляем их в их полном смысле.

Сообразно своему смыслу, феноменологическая психология раскрывается в нескольких ступенях, поскольку сама феноменологическая редукция (и это обусловлено ее сущностью) смогла раскрыть свой смысл, свои внутренние необходимые требования и широту своего действия только поступенно. Каждая ступень требовала новых рефлексий, новых осмыслений, которые, в свою очередь,

326

ЧАСТЬ III B. § 71

были возможны только благодаря нашему пониманию самих себя и свершениям, осуществленным на других ступенях. В этой связи я обычно говорю, что для обретения своего тотального горизонта феноменологическая редукция нуждалась в «феноменологии феноменологической редукции». Но уже в отношении первой ступени, где мы еще ориентированы на отдельных субъектов и где нам приходится еще удерживать свершение психофизической, или биологической, науки в состоянии открытого вопроса, справедливо, что к ее смыслу можно пробиться только в ходе упорной работы, что его нельзя попросту перенять от тех бихевиористских редукций, с которых мы в силу необходимости начали.1

Но, выполнив эту первую редукцию, мы еще не достигаем собственного существа души. И поэтому можно сказать: и для всей естественной жизни, и для всех психологов прошлого подлинное феноменолого-психологическое эпохé есть абсолютно чуждая, искусственная установка. Поэтому в отношении собственной сущности Я-субъектов, в отношении их психического вообще отсутствовало необходимое для научной дескрипции поле опыта, отсутствовала возникающая только из постоянного повторения типика известного. «Внутреннее восприятие» в смысле подлинной психологии и психологический опыт вообще, понимаемые как восприятие и опытное познание душ в их собственном чистом бытии, настолько не являются чем-то непосредственным и повседневным, чем-то обретаемым уже посредством обычного первоначального «эпохé», что до введения особого метода феноменологического эпохé они вообще не были возможны. Поэтому тот, кто принимает феноменологическую установку, должен сначала научиться видеть, должен приобрести какой-то навык и благодаря навыку

1 Конечно, я отвлекаюсь здесь от преувеличений бихевиористов, вообще оперирующих только внешней стороной поведения, как будто поведение не теряет из-за этого свой смысл, который ему придает именно вчувствование, понимание «выражения».

327

ЧАСТЬ III B. § 71

получить сперва грубые и неустойчивые, но в дальнейшем все более определенные понятия о том, что является собственносущественным для него и для других. Истинная бесконечность дескриптивных феноменов становится в силу этого видна лишь постепенно, но зато в самой сильной и самой безусловной из всех очевидностей — в очевидности этого единственно подлинного «внутреннего опыта».

Конечно, это выглядит досадным преувеличением, но только для связанного традицией новичка, который, начиная с опытов установки на внешнее [Außen-Einstellung] (естественной антропологической субъект-объектной установки, установки на психическое в мире [psycho-mun- dane]), поначалу думает, что речь идет всего лишь о само собой разумеющемся «очищении» от груза реальных предпосылок, в то время как содержание опыта психического в сущности уже известно и даже может быть выражено в народном языке. Но это фундаментальная ошибка. Если бы это было правильным, то нужно было бы только аналитически истолковать полученное из всеобщего опыта опытное понятие человека как мыслящего, чувствующего, действующего субъекта, субъекта, переживающего удовольствия и страдания и т. п.; но это, так сказать, лишь внешняя, поверхностная сторона психического, то из него, что объективировалось во внешнем мире. Дело тут обстоит так же, как с ребенком, который вполне может иметь опыт вещей как таковых, но не имеет еще никакого представления об их внутренних структурах, которые еще полностью отсутствуют даже в его апперцепциях вещей. Так и у психолога, не научившегося в феноменологическом смысле, доступ к которому открывает истинное эпохé, понимать поверхностное как таковое и ставить вопрос о его необъятных глубинных измерениях, отсутствуют все собственно психологические апперцепции и, следовательно, всякая возможность ставить собственно психологические вопросы как рабочие вопросы, которые уже должны иметь заранее очерченный смысловой горизонт.

328

ЧАСТЬ III B. § 71

Таким образом, мнимое «очищение» или, как часто говорят, «прояснение психологических понятий» лишь тогда вообще впервые делает психическое доступным, лишь тогда вообще впервые дает увидеть его собственное бытие и то, что в нем «лежит», когда от овнешненных интенциональностей переходят ко внутренним, интенционально их конституирующим. Тогда впервые научаются понимать, что, собственно, означает психологический анализ и, наоборот, психологический синтез, и какие смысловые бездны отделяют их от того, что можно было понимать под анализом и синтезом с позиции наук, ориентированных на внешнее.

Конечно, то первое эпохé является необходимым началом опыта чисто душевного. Но теперь нужно на какое-то время задержаться на этом чисто душевном, осмотреться в нем и вникнуть в него, а затем с настойчивой последовательностью овладеть тем, что составляет его собственную сущность. Если бы эмпиризм оказал больше чести своему имени такой привязкой к чистому опыту, то он не прошел бы мимо феноменологической редукции, и тогда его описания никогда не привели бы его к данным и комплексам данных, а духовный мир не остался бы скрыт в своем своеобразии и в своей бесконечной тотальности. Разве не парадоксально, что никакая традиционная психология до сего дня не дала ни одного действительного истолкования восприятия, хотя бы в отношении одного только особого типа телесного восприятия, или воспоминания, ожидания, «вчувствования» или какого-либо другого способа приведения к настоящему; далее, не дала также ни одной дескрипции интенциональной сущности суждения, а равно и прочих типов в классификации актов, не осуществила интенциональное прояснение синтезов согласованности и несогласованности (с их различными модальностями); что никто и не подозревал о разнообразных и трудных проблемах, скрывающихся под каждым из этих титулов? Не было открыто поле опыта, не была разработана особая сфера психологических фактов, поле для осуществления описа-

329

ЧАСТЬ III B. § 71

ний; никто даже не находился в состоянии действительно психологического опыта, который заранее дает психическое в еще не проанализированном виде и благодаря его горизонту внутреннего и внешнего опыта неопределенно очерчивает то, что можно обнаружить интенционально. Какую же пользу могло принести иногда столь часто и столь настойчиво выдвигавшееся требование построения дескриптивной психологии, пока не была познана необходимость универсального эпохé и редукции, посредством которых вообще только и удалось впервые обрести субстраты дескрипции и интенционального анализа и тем самым поле для работы? Я вынужден отрицать, что прежняя психология действительно ступила на собственно психологическую почву. Только когда такая психология возникнет, станет возможным оценить многообразные и, несомненно, очень ценные факты психофизики и опирающейся на нее психологии в отношении их действительного психологического содержания, а также прояснить для себя, что действительно представляют собой соотносимые друг с другом члены эмпирических регулярностей как с одной, так и с другой стороны.

Власть предрассудков столь велика, что трансцендентальные эпохé и редукция уже на протяжении десятилетий представали на различных ступенях своего развития, но при этом было достигнуто только то, что первые результаты подлинной интенциональной дескрипции с пагубными для их смысла последствиями переносились в старую психологию. Насколько серьезными нужно считать слова об искажении смысла при таких переносах, покажут наши дальнейшие соображения, которые происходят из наиболее зрелого самоосмысления и, я надеюсь, поспособствуют достижению столь же глубокой прозрачности и ясности. Кроме того, исчезнет трудность, свойственная такому «discours de la méthode»,1 как оно здесь намечено, в силу

1 Рассуждение о методе (франц.).— Примеч. ред.

330

ЧАСТЬ III B. § 71

того, что стоящие за ним конкретные исследования последних десятилетий не могут выступать и как его конкретные основания, тем более что даже опубликованные работы могут оказать свое подлинное воздействие только после достижения действительного понимания редукции, что всегда очень нелегко. Почему об этом говорится здесь, хотя трансцендентально-философская редукция была введена там, вскоре станет ясно из дальнейшего хода наших рассуждений.

Наша ближайшая задача — и очень важная для прояснения подлинного смысла эпохé — состоит теперь в том, чтобы достичь очевидного понимания: все, что будто бы разумелось само собой при в первую очередь напрашивающейся интерпретации той универсальности, с которой должно быть осуществлено эпохé, на самом деле — всего лишь недоразумение. Было бы в корне неправильно, исходя из способов отношения людей к реальному окружающему миру, из по-отдельности осуществляемой редукции их к психическому, да и вообще было бы неправильно думать, что универсальная редукция направлена на то, чтобы редуктивно очистить вообще все встречающиеся отдельные интенциональности и затем заняться ими по отдельности. Конечно, подвергая себя рефлексии в своем самосознании, я нахожу себя живущим в мире так, что бываю аффицирован отдельными вещами, занят отдельными вещами, и потому редукция всегда производит отдельные представления, отдельные чувства, отдельные акты. Но, в отличие от психологии «данных на доске сознания», я здесь не должен упускать из виду то, что эта «доска» обладает сознанием самой себя как доски, существует в мире и сознает мир: я постоянно сознаю отдельные вещи мира, которые меня интересуют, волнуют, которые мне мешают и т. д., но у меня при этом постоянно есть осознание самого мира, в котором существую я сам, хотя он существует тут не как вещь, оказывая на меня, подобно вещам, аффективное воздействие или в том же смысле становясь предметом моих занятий.

331

ЧАСТЬ III B. § 71

Если бы мир не сознавался как мир, пусть даже он не мог бы быть предметным, подобно какому-либо объекту, то как мог бы я в рефлексии обозреть мир и привести в действие познание мира, возвысившись тем самым над обычной непосредственной жизнью, которая всегда занята вещами? Каким образом я, и все мы, постоянно имеем сознание мира? Каждая вещь, которую мы познаем в опыте, которой мы как-либо занимаемся,— и мы сами, если мы подвергаем рефлексии самих себя,— дает себя самое, независимо от того, учитываем мы это или нет, как вещь в мире, как вещь

втом или ином поле восприятия, а это последнее — как всего лишь соразмерный восприятию сегмент мира. Мы можем это учесть и адресовать этому постоянному мировому горизонту свои вопросы, что мы всегда и делаем.

Психологическая редукция должна, таким образом, редуцировать сразу и сознание отдельной вещи, и его мировой горизонт, и потому всякая редукция осуществляется универсально в отношении всего мира [ist welt-universal].

Для психологии это имеет характер априори; нельзя помыслить никакого психолога, который, задавая свои вопросы о психологическом, не имел бы уже своего сознания мира, или в бодрствующем состоянии не был бы занят объектами, необходимо влекущими за собой свой мировой горизонт; который, представляя себе других, мог бы представить их как-либо иначе, нежели в точности как самого себя, как человека, обладающего сознанием мира, которое

вто же время есть и самосознание: осознание себя самого как сущего в мире.

Это и, быть может, еще кое-что в том же роде относится, стало быть, к началам, к первому учреждению психологии, и не обращать на это внимание было бы такой же ошибкой, как если бы физик, приступая к изучению тел, не обратил внимания на то, что к сущности тела относится протяженность. Но то, что при обосновании физического метода происходило гладко, как бы само собой — мы принимали во внимание априорные структуры, следовали им и даже

332

ЧАСТЬ III B. § 71

(как систему собственных научных норм, математику) сделали их методическим фундаментом,— в отношении возможного построения психологии, несмотря на всю кажущуюся аналогию с физикой, конечно, было сопряжено с чрезвычайными и весьма странными трудностями. То, что физическим методом было сделать относительно легко — осуществить универсальную абстракцию природы и овладеть ей посредством математической идеализации,— здесь, где должна быть осуществлена параллельная абстракция, где универсальной темой должно стать сознание мира и самосознание, в силу глубочайших оснований оказывается трудным делом и запутывается в предварительных методических осмыслениях.

Психология, универсальная наука чисто о душах вообще — в этом состоит ее абстракция — нуждается в эпохé, которое в отношении всех душ должно заранее редуцировать их сознание мира, каждое в его тех или иных особенностях, с тем или иным содержанием и модальностями. Сюда относится апперцепция каждым самого себя вместе со смыслом своих значимостей, вместе с привычками, интересами, настроениями и т. д., которые он может заметить у себя самого, с тем или иным опытом, с суждениями, которые он когда-либо выносит и т. д., причем каждый по-своему, так, как он является, мнится самому себе, но в то же время и так, как он мнится в качестве сущего в мире; все это должно быть редуцировано.

Но мы не должны оставлять без ответа вопрос: каким образом каждый имеет сознание мира, когда он апперципирует самого себя как этого человека? Тут мы сразу же видим в качестве еще одного априори, что самосознание и сознание чужого неразрывны; невозможно помыслить (и вовсе не является всего лишь фактом), что я был бы человеком в мире, не будучи при этом одним человеком среди многих [ein Mensch]. В моем поле восприятия может никто не появляться, но остальные люди необходимы как действительно известные мне и как открытый горизонт тех, кто

333