2. Борьба за единство церкви и проблема ересей в контексте христианизации

Споры о приоритете епископских престолов берут свое начало именно в IV в. Наличие прочной материальной базы в отдельных церковных округах, распространение церковной власти епископов на значительные территории, большое количество членов клира, находящихся в подчинении у епископа и заинтересованных в усилении его влияния, новое положение церковной власти по отношению к светской власти -все это создавало почву для появления в IV в. церковно-политических группировок, стремящихся распространить свое влияние на целые регионы римского мира и претендующих на роль лидеров в определении направлений религиозной политики Римской империи.

Ввиду того, что процесс христианизации протекал постепенно, в IV в. в Римской империи еще сохранялись значительные территории, находившиеся вне влияния церкви. Это создавало реальную основу для соперничества между важнейшими церковными престолами за подчинение этих территорий своему влиянию (Jones, 1964. Р. 874). Победа в такого рода соперничестве сулила главной церкви и всему клиру новые доходы и материальные блага, власть, авторитет и влияние.

Борьба между церковно-политическими группировками велась различными методами, основными из которых являлись:

1) прямое соперничество путем заявлений, писем, взаимоисключающих решений соперничающих церковных престолов;

2) взаимное обвинение в отходе от церковных догматов в мягких или жестких формах, что привело к расцвету в IV в. различного рода еретических движений;

3) использование церковно-политическими группировками народных движений, как социальных, так и национально освободительных, для достижения своих целей;

4) привлечение на свою сторону государственных чиновников, членов императорского двора и самих императоров и использование государственной власти и государственных структур для поддержки своего приоритета.

Ниже мы попытаемся проиллюстрировать эти методы конкретными историческими примерами: соперничеством между Римским и Константинопольским церковными престолами в последние десятилетия IV в., борьбой с арианством — крупнейшим догматическим противостоянием столетия, и оформлением народного движения в ересь присциллианистов в Испании. Во всех трех примерах в той или иной степени фигурирует государственная власть, что позволяет не останавливаться специально на четвертом пункте.

Соперничество между Римским и Константинопольским церковными престолами

Ярким примером крупномасштабного религиозно-политического соперничества первого типа явилась церковная борьба между Римом и Константинополем, которая началась в IV в. и закончилась разделением церквей в 1054 г. Дивергенция западного и восточного христианства была предопределена несовпадением социально-исторических и культурно-идеологических условий и ускорялась такими политическими событиями, как первый раздел империи после Константина и окончательный ее раздел после Феодосия (Майоров. С. 30—31).

В ходе догматических баталий середины IV в., связанных с арианством', отношения между восточными и западными церквами фактически оказались разорванными. Попытку восстановления церковного мира в масштабах всей империи предпринял в 70-х гг. Василий Великий, усилиями которого в 379 г. общение между Востоком и Западом было на некоторое время восстановлено (Болотов, т. III. С. 103). То, что инициатива в этом принадлежала Востоку, было вызвано бесконечными раздорами, раздиравшими восточные церкви2, в то время как Запад являл собой относительное церковное единство. Однако Рим относился к мольбам востока о помощи спокойно и равнодушно, что вызвало прямые упреки со стороны восточных епископов, и прежде всего того же Василия (Чернявский. С. 222). Равнодушие римской церкви в этом вопросе можно объяснить тем, что, предъявляя претензию на непререкаемый приоритет в церковных делах, римская церковь не столько не желала, сколько была бессильна что-либо сделать для наведения порядка на востоке. В тех условиях Риму не оставалось ничего другого, как занять позицию стороннего наблюдателя, приняв позу вершителя судеб церковной политики империи.

Римский церковный престол рассматривался как главный еще с апостольских времен в силу, прежде всего, значимости самого Рима как центра всего Средиземноморского мира. По меря роста и укрепления других епископий римская церковь стремится сохранить свои ведущие позиции и прямо заявляет претензии на приоритет в IV веке. Эти претензии основывались на решении Сердикского собора 343 г.3, постановившего, что недовольные епископы могли обращаться с апелляцией к папе Юлию I. Хотя это постановление носило частный характер, последующие папы толковали его как привилегию исключительную и навсегда данную римскому папе (Лозинский. С. 28).

Тем не менее восточные церкви вскоре сумели доказать свою жизнеспособность и самостоятельность. Большая заслуга в приведении церкви к единству принадлежит Феодосию4, который лично приложил усилия для наведения порядка в восточных церквах, стремясь покончить с разногласиями в них не через запад, а "через православную силу Востока" (Чернявский. С. 236).

В мае-июне 381 г. состоялся знаменитый Константинопольский собор. По своему составу он был исключительно восточным. Многие западные церковные иерархи вообще не знали о созыве этого собора и тем более не могли считать его Вселенским. Главной причиной того, что Восток фактически проигнорировал Запад, было стремление восточных церквей к самостоятельности и независимости от Рима5, и главным итогом этого собора в тот исторический момент явилось достижение определенного единства в восточных церквах. Значение Вселенского этот собор приобретет лишь по прошествии определенного времени6.

Примерно в одно время с Константинопольским собором на западе был созван Аквилейский собор7, который тоже был задуман как Вселенский. Его инициаторами выступили арианские лидеры Палладий и Секундиан, которые собирались доказать правильность своих догматических взглядов, не без основания надеясь на поддержку востока (Simonetti, 1975. Р. 441— 442). Император Грациан, встревоженный растущей оппозицией своей власти со стороны ариан, дал согласие провести такой собор в Иллирике (Frend, 1984. Р. 621) и пригласить восточных иерархов (GCA, 8), рассчитывая с помощью ортодоксальных епископов склонить ариан на свою сторону. Однако Амвросию Медиоланскому удалось убедить Грациана ограничиться созывом собора только западных епископов8, состав которых, несомненно, был подобран9. В отличие от Константинопольского собора, Аквилейский собор не касался фундаментальных основ христианского вероучения и ограничился частными проблемами, поэтому и значение его оказалось весьма ограниченным.

Однако западные епископы почувствовали себя оскорбленными тем, что их не пригласили на собор в Константинополь, тем более, что этот собор уже тогда претендовал на роль вселенского в силу важного дополнения никейского символа веры. Кроме того, заявка восточных церквей на самостоятельность и независимость вызвала на западе серьезную обеспокоенность.

Взаимоотношения западных и восточных церквей в этот период иллюстрируют одно из писем Аквилейского собора и 2 письма западных епископов к Феодосию10.

Больше половины письма, адресованного императорам Грациану, Валентиниану II и Феодосию от имени участников Аквилейского собора11, посвящено разногласиям "между самими католиками" (Amb. Ер. 12, 4) по вопросу о церковной общности с епископом Александрийской церкви Тимофеем и епископом Антиохийской церкви Павлином. И тот и другой находились в церковном общении с западными епископами, но были осуждаемы ортодоксальными восточными епископами12. Участники Аквилейского собора настойчиво просят императоров созвать собор всех ортодоксальных священников Александрии с тем, чтобы обсудить этот вопрос о церковном общении (Amb. Ер. 12, 5)13.

Внешне просьба западных епископов к императорам выглядит весьма пристойно и может быть истолкована как действительное желание мира в церкви. Однако западные епископы скрывают за красивыми фразами свою истинную цель - претензию на приоритет запада над востоком в решении церковных вопросов. По выражению Болотова, западные епископы "имели слабость держать себя с проконсульской важностью в отношении к востоку" (Болотов^ т. III. С. 111), и это отношение проступило более явственно в письме, адресованном непосредственно к императору Феодосию14. Письмо констатирует тот факт, что легче' было для церкви выгнать еретиков, чем найти согласие между католиками (Amb. Ер. 13, 1). Западные епископы сетуют, что восточные поступили вопреки их мнению, изложенному в предыдущем письме.на место умершего Мелетия оказался избранным не Павлин, как было условлено, а некто другой (Amb. Ер. 13, 2)15. В письме осуждается и избрание во время Второго Вселенского собора на пост главы Константинопольской церкви Нектария (Amb. Ер. 13, З)16. Далее западные вступаются за Максима, епископа Александрийской церкви, который был лишен общения с восточными церквами за махинации и обман, но сумел завоевать доверие западных епископов, представив им на соборе17 подложные письма умершего епископа Александрии Петра (Amb. Ер. 13, 3).

Своим письмом западные епископы пытаются оказать давление на Феодосия с тем, чтобы он способствовал принятию угодных западу мер "на пользу общему миру и согласию" (Amb. Ер. 13, 4). Они называют свой собор всеобщим и говорят о Константинопольском соборе, как о собрании тех, кто отклонил этот всеобщий собор, замечая, что он не был провозглашен законным образом и по обычаю предков, так как епископы востока не обратились за суждением к церквам Рима, Италии и всего Запада18. Западные требуют, чтобы вопрос о церковном общении был вынесен для общего приговора и предлагают провести Вселенский собор в Риме, одновременно предлагая альтернативу: вернуть ранее назначенных епископов на свои посты, имея в виду Павлина и Максима (Amb. Ер. 13, 6). В целом письмо выражает полную оппозицию Запада Константинопольскому собору и его решениям, а также претензию Запада на приоритет над Востоком в церковных делах.

В конце письма проступает политический оттенок обращения западных епископов к Феодосию: они говорят, что написали это письмо, побуждаемые Грацианом (Amb. Ер. 13, 8). Этим западные иерархи пытались найти политическую поддержку для осуществления своих планов: опираясь на авторитет императора, назначившего Феодосия, обеспечить проведение в жизнь своих намерений "сверху", то есть по политической, а не по церковной линии.

Однако Феодосии никоим образом не посчитал себя обязанным идти на поводу у западных епископов. Подчиненное положение восточных церквей западным означало в то время в известной мере и политическое подчинение .Востока Западу, если учесть ту роль, какую стала играть христианская церковь в римском мире к концу IV в. Феодосии справедливо рассудил, что, возвышая и укрепляя церковь в своей половине империи, он тем самым укрепляет и свое собственное политическое положение. Ответ восточного императора западным епископам не сохранился, но о нем можно судить по следующему письму западных иерархов к Феодосию. Тон этого письма не оставляет никаких сомнений в том, что император в очень резкой форме попытался поставить западных епископов на место, призывал их заниматься своими делами и упрекал за "легкое отношение" в общении с Востоком (Чернявский. С. 310).

В ответе Феодосию западные снова возвращаются к тем же вопросам, но тон их письма уже совершенно иной — они стараются оправдаться и реабилитировать свою позицию. Письмо начинается с льстивых восхвалений веры восточного императора и объяснения побудительных мотивов в написании предыдущего письма (Amb. Ер. 14, 1). Западные осторожно не называют имена восточных епископов и выражают сожаление, что их обвиняют в пренебрежении дружбой с восточными (Amb. Ер. 14, 2). В письме западные обходят вопрос о назначении упоминаемых в предыдущем письме лиц19 и после объяснения своей просьбы созвать собор и уверений в том, что данное послание имеет целью завоевать благосклонность императора, стараются убедить Феодосия в том, что они не вносили предварительного решения вопроса и что они не считают себя достойными порицания (Amb. Ер. 14, 5-6). Несмотря на общий "извинительный" тон письма и "должное почтение" к власти Феодосия (Amb. Ер. 14, 7), западные по-прежнему остаются на своих позициях, хотя на этот раз соглашаются изменить место проведения Вселенского собора, исходя из соображений безопасности20.

Но как бы ни старались западные епископы продемонстрировать свое рвение за церковный мир, их амбиции оказались выше этого. Тем не менее, в этом церковном деле они стараются действовать политическими методами, непосредственно через императора, а не через церковные структуры. Вмешательство западных иерархов во внутренние дела восточной церкви представляется если и не столь благоразумным, то во всяком случае логичным и рассчитанным с точки зрения политической и папистской. Однако ставка на Феодосия оказалась неудачной. Взаимоотношения церкви и государства на востоке складывались совершенно иначе, чем на западе, да и Феодосии оказался достаточно проницательным, чтобы понять, что кроется за "рвением" западных за мир в церкви.

Ответа Феодосия на письмо "Fidei", видимо, не последовало. Император оставил это дело восточным епископам, которые летом 382 г. снова собрались в Константинополе на собор с целью дать ответ за^ падным21, как сообщает Феодорит (Theod. V, 8), сохранивший письмо этого собора Дамасу, Амвросию, Асхолию и другим епископам запада. В этом письме восточные епископы говорят о невозможности своей поездки на Римский собор, объясняя это тем, что они не могут оставить "только что начавшие обновляться церкви" (Theod. V, 9). Вместе с тем собор направил в Рим трех своих делегатов и, говорится в письме, через них объявил о своих миролюбивых намерениях и ревности в вере. Наряду с миролюбивыми намерениями восточные твердо заявили о признании Нектария, Флавиана и Кирилла Иерусалимского и столь же твердо просили западных общаться с ними (Theod. V, 9). Тем же летом 382 г. состоялся собор западных в Риме22. Ходом собора формально руководил римский епископ Дамас, но главную роль на нем играл Амвросий Медиоланский, который явился автором основных документов собора (Galtier, 1936. Р. 385—418)23. Вопреки решению и письму восточных Римский собор не изменил прежней позиции запада: Павлин был принят как епископ Антиохии, а Диодор из Тарса и Акакий из Берои, рукополагавшие Флавиана, были лишены церковного общения с западом. В противовес 3-му канону Константинопольского собора 381 г., определявшему Константинополю второе место в церковном мире после Рима, Дамас провозгласил, что Римская церковь не зависит от решений этого восточного собора и что 2-е место Рим предоставляет Александрии, а 3-е — Антиохии (King. P. 48). На протяжении 10 лет восток и запад сохраняли status quo в своих отношениях, но в 392 г. вновь возник вопрос об Антиохийском церковном престоле. Перед смертью Павлин, которому так и не удалось сместить с поста епископа Антиохии Флавиана, сам выбрал себе последователя — Евагрия. Флавиан же по-прежнему пользовался благосклонностью восточных епископов и самого императора24. В этой ситуации западные не нашли ничего лучшего, как поддержать Евагрия (Theod. V, 23). В Капуе был созван собор, на котором было решено провести испытание веры Евагрия и Флавиана (Amb. Ер. 56, 2). Однако Флавиан в Капую не явился, сославшись на болезнь (Theod. V, 23), и обратился за помощью к Феодосию (Amb. Ер. 56, 3), который аннулировал работу Капуанского собора (Beyenka, p. 172). Зная о твердой позиции Феодосия, Амвросий на этот раз попытался действовать по церковным каналам, написав письмо Теофилу, епископу Александрии25, В письме он сетует на трудности созыва нового собора, порицает Флавиана за неявку на собрание священников и не обходит укором Евагрия, который поносил Флавиана и защищался его пороками, а не своими добродетелями (Amb. Ер. 56, 3—5). Амвросий просит Теофи-ла и других священников Египта снова вызвать Флавиана2*. В случае упорства последнего и его неявки Амвросий рекомендует Теофилу поступить так, "чтобы не казалось, что мы разрушаем то, что было построено", а также советует обратиться к епископу Римской церкви (Amb. Ер. 56,7)27.

Как видно из этого письма, западные иерархи уже не предлагают никаких решительных мер и не очень стараются навязать свое мнение. Бесплодность попыток навязать свой устав чужому монастырю стала очевидной, но отступить от прежней позиции западу не позволяли амбиции. Да и ясная позиция императора Феодосия не оставляла надежды, что восток подчинится диктату запада. Потерпев неудачу в попытке "навести порядок" на востоке политическими средствами, западные иерархи попытались вовлечь в свою политику египетскую церковь, но и эта слабая попытка не имела успеха. В спор снова был вынужден вмешаться Феодосии, который убедил западных епископов уничтожить вражду и принять послов Флавиана. Но примирение состоялось уже тогда, когда во главе римской церкви был папа Иннокентий (Theod. V, 23).

Таким образом, борьба между восточными и западными церквами велась в конце IV в. в основном политическими методами, и в орбиту этой борьбы оказалась втянутой императорская власть. Эта борьба была своеобразным отражением трудностей христианизации, связанных с формированием церковной иерархии и процесса огосударствления церкви, ш/ждавшейся в единстве. В этой борьбе совершенно не затрагивались догматические вопросы, она велась в рамках ортодоксального христианства, и целью ее было достижение приоритета в церковном мире. Но уже тогда стала очевидной невозможность создания единого церковного организма в условиях усиливающегося политического раскола Римской империи, что было одним из важных показателей усиливающегося слияния христианских и государственных структур.

Семена раздора, посеянные в IV в., упали на благодатную почву и дали обильные всходы. Претензии на приоритет в церковных делах и со стороны Рима, и со стороны Константинополя оказались достаточно сильными, и каждое новое перемирие между церквами востока и запада так и оставалось только перемирием. Политические события раннего средневековья неуклонно вели христианство к расколу, неизбежность которого столь явственно ощущалась во время религиозно-политических демаршей конца IV в.