Глава IV ход христианизации от константина до феодосия

1. Зигзаги христианизации: Констанций - Юлиан - Валентиниан I - Валент

Основные модели христианизации, опробованные Константином, и тенденции христианизации, вызванные ими, были по-разному продолжены его преемниками. Прежде чем христианская Римская империя стала свершившимся фактом, христианизация испытала взлеты и падения. Неравномерность и непоследовательность этого процесса определялись целым рядом факторов. Одно из ведущих мест в ряду этих факторов принадлежало религиозной политике императоров. В свою очередь религиозная политика определялась не только субъективными причинами, то есть религиозными пристрастиями того или иного правителя римской державы, но, в гораздо большей мере, объективными историческими условиями.

"Нетерпимость" Констанция

После смерти Константина в 337 г. Римская империя досталась в наследство его сыновьям, и, казалось, система домината получила законченное оформление с введением принципа передачи власти по наследству1 . С другой стороны, должно было казаться, что и христианизация будет проходить достаточно быстрыми темпами, и не только потому, что сам Константин задал ей мощные импульсы, но и потому, что своих сыновей император воспитал в христианском духе, и они должны были бы действовать по отношению к христианству в рамках политики своего отца. Однако не произошло ни одного, ни другого. Сыновья Константина почти сразу же после его смерти начали братоубийственную войну друг с другом, в которой был истреблен почти весь многочисленный род великого императора.

В отношении христианизации последователи Константина на первых порах не предпринимали никаких шагов — соперники были слишком заняты взаимным истреблением, а приверженцев различных религий и культов вполне устраивало положение относительной веротерпимости. Лишь в 343 г. Констанций II, кстати, оказавшийся впоследствии победителем в междоусобной борьбе, издает закон, который освобождал клириков от налогов в торговле. В 353 г. они также были освобождены от общественных повинностей, а в 361 г. Констанций постановил, что епископы, какое бы имущество они не имели, освобождались от куриальных обязанностей, а, начиная с пресвитеров и до низших клириков, духовенство могло свободно располагать своим имуществом, если эти лица избирались на церковные должности по требованию народа и с согласия курии (Болотов, Т. III. с. 122-123, 126).

Таким образом, Констанций прямо продолжил линию Константина на укрепление легального статуса христианства и его институтов и на улучшение материального положения церкви и социального статуса клириков. Эта линия вполне согласовывалась с Миланским эдиктом и, надо полагать, не вызывала больших нареканий со стороны нехристианских религий и культов

Констант, брат Констанция и его противник в борьбе за власть, действовал в то же время аналогичным образом. Известен его эдикт от 349 г., которым он попытался ввести духовенство в ранг наследственной касты (CTh XVI, II, 9). Впрочем, это не имело успеха: хотя и существовали семьи клириков, христианский клир кастой в строгом смысле так и не стал (Jones, 1964. Р. 927).

В отношении обеспечения единства церкви Констанций действовал вполне в рамках политики своего отца — он стремился привести церковь к единомыслию и единообразию, хотя результаты его действий оказались прямо противоположными поставленным целям. Это было в значительной степени связано с приверженностью Констанция II к арианству и с его отношением к церкви с позиций настоящего госпси дина-доминуса2.

Хотя Никейский собор как высший церковный форум осудил арианство, а император Константин в специальных посланиях по окончании собора присоединился к его решениям и тем самым придал им характер государственной санкции3, история арианства этим отнюдь не завершилась. Напротив, это было только началом длительной и ожесточенной борьбы, порой даже доходившей до кровопролития. В течение последующего полувека христианскую церковь раздирали непрекращающиеся распри, выливавшиеся в обвинения и изгнания епископов, волнения прихожан, конфликтовавших между собой и с властями. Борьба затронула и высшие сферы Римской империи и не оставила в стороне самих императоров, в ориентации которых перевешивали то религиозные, то политические мотивы, иногда сливавшиеся в одно целое.

Уже сам Константин к концу жизни стал склоняться к арианству4 и даже принял крещение от епископа арианской ориентации. Когда же единым правителем империи стал Констанций II, арианство стало господствующим вероисповеданием и орудием его политики.

Первоначально целью Констанция был настойчивый поиск компромисса для примирения большинства священнослужителей. Для этого в 341 г. в Антиохию вместе с императором прибыло девяносто семь греческих епископов, освятивших новый собор, идея которого принадлежала его отцу. Они отреклись от арианства, подтвердив Никейский символ веры, и даже составили дополняющий его документ, настолько пропитанный враждебностью к противникам Ария, что он не мог способствовать достижению поставленной императором цели (Грант, с. 256)5. В надежде предотвратить угрозу раскола императоры Констанций II и Констант I в 342 г. срочно созвали в Сердике собор представителей Востока и Запада, но он распался на два враждующих лагеря, осыпавших друг друга проклятиями (Socr. II, 20-22). В дальнейшем Констанций попал под влияние арианских епископов, а один из них - епископ Валент — после того как Констанций II разгромил узурпатора Магненция при Мурсии6, получил свободный доступ к императору и фактически стал его советником.

В результате во время правления Констанция II противоречия внутри христианства обострились до крайности. Враждующие христианские группировки набрасывались друг на друга с яростью, превосходившей, по словам Аммиана Марцеллина, ярость диких зверей (Amm. Marc. XXII, 5, 4). Оппозиционные императорской власти элементы собирались под знаменем сторонников никейскогр символа веры, и из этого лагеря шли требования независимости церкви и яростные обличения Констанция.

Проарианская политика Констанция привела к изгнанию целого ряда епископов никейской ориентации, в том числе Афанасия Александрийского и римского епископа Либерия7. Однако насильственные методы насаждения арианства, практиковавшиеся Констанцием, особенно на западе, не могли не привести к тому, что эта разновидность христианства с самого начала стала непопулярной и не нашла широкой поддержки.

Политика Констанция, направленная на обеспечение единства церкви, в итоге потерпела полный провал. Он стремился объединить церковь на почве арианства, но натолкнулся на мощный отпор сторонников никейского символа; он попытался действовать в отношении церковной оппозиции силовыми методами, но лишь придал ореол героизма гонимым ортодоксам; он пытался диктовать церкви свое понимание единства, основанное на поддержке одной части христиан государством, но вызвал неприятие как со стороны поддерживаемых им ари-ан, так и со стороны оппозиционных никейцев. Многими церковными писателями и историками правление Констанция II рассматривалось как подлинное бедствие для церкви, как тирания над ее делами (Paredi, 1964. Р. 87), и потом об.этом императоре вспоминали не как о восстановителе единства, а как о еретике, который навязывал свою волю церкви.

Вместе с тем, как отмечает М. Грант (Grant M., p. 257), именно он приучил Церковь к новой роли официальной религии империи, символом чего явилось открытие в 360 г. собора Святой Софии в Константинополе (впоследствии перестроенного Юстинианом I).

В полной мере провал в религиозной политики Констанция относится и к проблеме отношений церкви и государства. Если Константин еще стремился найти хоть какой-то баланс в этих отношениях и шел скорее методом проб и ошибок, то Констанций даже не пытался рассматривать церковь с позиций уважительного отношения к этому растущему и крепнущему религиозному и общественному институту. Император никак не предполагал наделять этот институт политическим значением.

Во время правления Констанция II доктрина превосходства государства над церковью получила наиболее полное воплощение. Этот император возвел вмешательство в дела церкви в ранг государственной политики и, поступая с епископами более бестактно (Parker. P. 58), чем Константин, сделал из этого вмешательства систему, действуя как настоящий Pontifex Maximus. Констанция нередко называют богословом на престоле (Болотов, т. III. С. 52), и наиболее точно его позицию по отношению к церкви характеризуют слова, вложенные в его уста Александрийским епископом Афанасием: "Что я повелеваю, пусть и будет считаться каноном" (Socr. II, 37). Деятельность Констанция, в целом направленная на обеспечение единства церкви (Jones, 1964. Р. 117), выливалась в ссылки и смещения неугодных епископов, в принуждение их принимать угодные ему решения, в беспрестанные созывы и роспуски церковных соборов. "Целые ватаги епископов, — пишет Аммиан Марцеллин, — разъезжали туда и сюда, пользуясь государственной почтой, на так называемые синоды в заботах наладить весь культ по своим решениям. Государственной почте он причинил этим страшный урон" (Amm. Marc. XXI, 16, 18).

Вместе с тем, факт частого созыва церковных соборов свидетельствует о важной перемене в религиозной политике римских императоров и о значимой тенденции в ходе христианизации. Теперь, в середине IV в., авторитета только императорской власти уже недостаточно для низложения епископов и проведения политической линии по отношению к церкви. Констанций прилагает максимум усилий, чтобы санкционировать свои действия авторитетом соборов (Болотов, т. III. С. 53), которые становятся главным инструментом его религиозной политики, несмотря на его явное стремление стать полным господином над церковью.

Касательно баланса между христианством и другими религиями, легально существовавшими в государстве, Констанций действовал столь же бесцеремонно и нетерпимо. Прежде всего, он стал первым императором, который развернул целую серию репрессивных мер против язычества8.

Началом новой политики стал закон 341 г., который запрещал жертвоприношения в общей форме (CTh XVI, 10, 2)9 а в 346 г. особым указом было приказано закрыть все языческие храмы (Поснов, с. 260)10. В 353 г. были запрещены ночные жертвоприношения (CTh XVI, 10, 5)", а в 356 г. Констанций подтвердил приказ закрыть все храмы (CTh XVI, 10, 4) и определил смертную казнь всякому, кто будет уличен в жертвоприношениях и поклонении идолам (CTh XVI, 10, 6). В 357 г. было издано два закона против прорицаний, которыми занимались языческие гадатели (CTh IX, 16, 4, 6). Однако эффективность этих довольно суровых мер была, видимо, очень низкой. Они носили скорее декларативный характер и практически не проводились в жизнь (Morrison. P. 27). Во всяком случае, не было известно ни одного случая, когда была бы применена смертная казнь к язычнику, который был захвачен при исполнении своих религиозных обрядов.

Да и сам Констанций оказался непоследовательным. Закрывая храмы, он одновременно разрешал языческие святилища вне городов, подтверждал права языческих колоний и сохранял титул "великого понтифика" (Поснов. С. 261). В 357 г. во время посещения Рима император-христианин восхищался красотой языческих храмов и статуй, исполнил буквально все отправления верховного жреца, подтвердил привилегии весталок, учредил обычные пособия на языческие обряды и назначил членов римской языческой знати на различные должности12 (Amm. Marc. XVI, 10; Symm. Ер. Χ, 3; Rel. Ill, 7). Единственной антиязыческой мерой Констанция во время его визита в Рим был приказ удалить из зала заседаний сенатской курии алтарь Победы, так как он оскорблял религиозные чувства сенаторов-христиан (Amb. Ер. XVHI, 32; Symm. Rel. Ill, 7).

По выражению М. Поснова, желая поразить язычество как религию, император щадил сакрально-юридические формы, с которыми были связаны привилегии древних родов, и игры, к которым народ чувствовал большую склонность (Поснов. С. 261). Действительно, в середине IV в. язычники были еще слишком многочисленны, а христианство еще слишком слабым, чтобы совершить решительный и окончательный поворот в сторону христианской Римской империи. Констанций вынужден был считаться с реалиями, сколь ни сильны были его собственные пристрастия и давление его христианского окружения.

Другие религии Римской империи испытали меньшее давление со стороны Констанция, но всякие претензии с их стороны на хоть какие бы то ни было привилегии были немыслимы.

Источники дают противоречивую характеристику Констанцию II, и эта характеристика прямо зависит от религиозной позиции авторов. Языческие писатели в целом характеризуют этого императора положительно и отмечают в его личности больше достоинств, чем недостатков.

Евтропий называет Констанция мужем умеренным и скромным, полагавшимся на родственников и друзей. Он не допускал к себе бесчестных людей, испытывая их поручениями, требовавшими больших усилий. Император был мягок по отношению к людям, но' проявлял суровость, если подозревал кого-либо в покушении на свою власть (Eutr. Brev. X, 15, 2). Аврелий Виктор дополняет эту характеристику следующими чертами: "Он был спокоен и милостив, смотря по обстоятельствам, изысканно пользовался своими знаниями в науках; манера его красноречия была спокойная и приятная, в труде он был вынослив и удивительно искусно владел луком; он легко преодолевал в себе пристрастие ко всякой еде, сластолюбие и другие страсти; с большим благочестием он почитал отца, и сам очень берегся; он хорошо сознавал, что спокойствие государства зависит от образа жизни хороших прин-цепсов" (A. Viet. Caes. XLII, 22)13.

Беспристрастный во многих отношениях, Аммиан Марцеллин сравнивает его с императорами средних достоинств, но в тех случаях, когда он находил повод подозревать покушение на свою персону, своей свирепостью он превосходил Калигулу, Домициана и Коммода. "Взяв себе за образец этих свирепых государей, он в начале своего правления с корнем истребил всех людей, связанных с ним узами крови и родства. Хотя он чрезвычайно заботился о том, чтобы его считали справедливым и милостивым, однако в делах этого рода он не знал справедливости" (Amm. Marc. XXI, 16, 8—11). Такая оценка, даже прозвучавшая из уст языческого историка, никоим образом не соответствует христианскому моральному облику. Тем более что, по словам того же Амми-ана, "христианскую религию, которую отличает цельность и простота, Констанций сочетал с бабьим суеверием. Погружаясь в толкования вместо простого восприятия ее, он возбуждал множество словопрений" (Ibid. XXI, 16, 18). При этом в своих суждениях он зависел от сплетен и поддавался интригам (Ibid., XX, 2, 2). Впрочем, тот же Аммиан приводит в характеристике Констанция и целый ряд обычных для любого человека черт и положительных качеств: "Ему очень хотелось слыть ученым, но так как его тяжелый ум не годился для риторики, то он обратился к стихотворству, не сочинив, однако, ничего достойного внимания. Бережливый и трезвый образ жизни и умеренность в еде и питье сохраняли ему силы так хорошо, что он болел очень редко, но каждый раз с опасностью для жизни. Он мог довольствоваться очень кратким сном, когда требовали того обстоятельства. В течение продолжительных промежутков времени он так строго хранил целомудрие, что о том, чтобы он находился в любовной связи с кем-либо из мужской прислуги, не могло даже возникнуть никакого подозрения... В езде верхом, метании дротика, особенно искусстве стрелять из лука, в упражнениях пешего строя он обладал большим искусством" (Ibid. XXI, 16, 6-8).

Христианские характеристики Констанция являются прямым контрастом вышесказанному, особенно, если они звучат в речах авторов никейской ориентации. Так, Иларий прямо обличает Констанция во всех грехах и в явном противодействии развитию христианства и церкви: "Ты ратуешь против Бога, свирепствуешь против церкви, преследуешь святых, ненавидишь проповедников Христа, разоряешь веру... Ты только притворяешься христианином, а на деле ты — новый враг Христа. Ты созидаешь веру, а живешь против веры; ты даешь еписко-пии своим приверженцам, заменяешь добрых злыми; священников заключаешь в темницы; расставляешь войска свои на страх церкви; созываешь соборы, и веру западных христиан принуждаешь к нечестию: заключив их в одном месте, страшишь их угрозами, ослабляешь голодом, умерщвляешь холодом, развращаешь насмешками, а разногласия восточных искусно разжигаешь... Ты подкрадываешься тихо под нашим именем, умерщвляешь ласково, совершаешь нечестие под видом набожности, уничтожаешь христианскую веру... Все бедствия гонения ты, преступнейший из смертных, располагаешь так, что и в грехе уничтожаешь помилование и в исповедании мученичество"14. Эту яркую и эмоциональную характеристику можно считать едва ли не самой глубокой и точной оценкой роли Констанция в процессе христианизации с точки зрения церковной оппозиции.

Несмотря на то, что Констанция в определенном смысле можно считать основателем византинизма15, в итоге его религиозная политика оказалась очень противоречивой и в целом несостоятельной: раздоры в среде христиан усилились при нем настолько, что отвратили от христианства многих колеблющихся и даже новообращенных; меры против язычества оказались малоэффективными: запреты, несмотря на их строгость, оставались мертвой буквой, и языческий культ не был отделен от государства. Попытка нанести удар древней религии в условиях ослабления внутренними раздорами и внешним давлением церкви с самого начала была обречена на неудачу и привела к противоположному результату — короткому,-но яркому периоду возрождения язычества при Юлиане.