Рязань_Том 1_26.10.2012

две подзоны: Степная северная и Степная южная. Подзоны отдельно не рассматриваются, а учитываются в сумме третьей условной зоны в целом.

Первая условная зона локализована в пределах Мещерской стороны, включает Егорьевский, Касимовский уезд, заокские территории Рязанского (65% от площади) и Спасского уездов (60%). Таксон занимал 36% площади губернии с населением более 29%. Доля пашни составляла 1/3 от сельхозугодий зоны, где вырашивали до 16% губернского урожая ржи (почти 703 тыс. четвертей в год). Мощность 157 ветряных и 73 водяных мельниц составляла 5 123 кВт (13.6% от общего показателя по губернии), перерабатывавшие 71% урожая зоны (501 тыс. четвертей). Финансовая ценность эксплуатации суммарно оценена в 75 тыс. руб. в год, или 13.7% по губернии. Экономико-географическое положение зоны, предопределило территориальную дифференциацию перевозки хлеба: речной транспорт преобладал в южной части (р. Ока).

В целом по показателям производственно-экономической деятельности мельниц, первая условная зона признана гидравлической. Вывод усиливается при учете потенциала мануфактурного производства. Социально-экономический блок факторов определяющий концентрацию мельниц, что обусловило «очаговый» характер их локализации.

Вторая условная зона включает территорию Рязанской стороны и включает Зарайский уезд, части Рязанского (35% площади), Михайловского (50%), Пронского (85%) и южной части Спасского уездов (40%). Площадь таксона составляет 165 кв. миль или 23% площади губернии с населением до 357 тыс. человек (25,4% от численности региона). В масштабе Рязанской губернии, во второй условной зоне доля пашни составляла 1/5 от губернского показателя, где производили до 23% урожая зерновых, что и обуславливало широкое развитие мукомольной отрасли. Суммарная мощность мельниц была оценена в 9 950 кВт (26,4% по региону). В среднем за год 329 ветряных и 90 водяных мельниц перерабатывали местный урожай зерна (983 тыс. четвертей).

Финансовая ценность их эксплуатации составляла почти 148 тыс. руб. в год, или 27% по губернии. Зона имеет выгодное экономикогеографическое положение, являясь транзитным на «хлебных» путях Российской империи. По грузообороту зерна доминировал речной транспорт, а со второй половины XIX в. основной объем перевозок переместился на железнодорожный транспорт. Значение речного транспорта снизилось вдвое, а гуж, сохранил местное значение (исключение зимние обозы в Москву). Во всех случаях наблюдается приуроченность концентрации мельниц к транспортным артериям, перевалочным и торговым базам или непосредственно к ареалам производства товарного зерна. Зона по производственно-экономической деятельности мельниц признана гидравлической, с высокой долей значимости ветроагрегатов. Социально-экономический блок факторов

21

определяет концентрацию потенциала мельниц и линейный характер их локализации (транспортная сеть, р. Ока).

Таблица 1

Зонирование Рязанской губернии

по концентрации ветряных и водяных мельниц (XIX в.)

22

Таблица составлена на основе данных: [3.С.192-195; 5–6; 7.С.84-85].

Рис. 1. Зонирование Рязанской губернии

по концентрации ветряных и водяных мельниц (XIX в.).

23

Вторая условная зона включает территорию Рязанской стороны и включает Зарайский уезд, части Рязанского (35% площади), Михайловского (50%), Пронского (85%) и южной части Спасского уездов (40%). Площадь таксона составляет 165 кв. миль или 23% площади губернии с населением до 357 тыс. человек (25,4% от численности региона). В масштабе Рязанской губернии, во второй условной зоне доля пашни составляла 1/5 от губернского показателя, где производили до 23% урожая зерновых, что и обуславливало широкое развитие мукомольной отрасли. Суммарная мощность мельниц была оценена в 9 950 кВт (26,4% по региону). В среднем за год 329 ветряных и 90 водяных мельниц перерабатывали местный урожай зерна (983 тыс. четвертей).

Финансовая ценность их эксплуатации составляла почти 148 тыс. руб. в год, или 27% по губернии. Зона имеет выгодное экономикогеографическое положение, являясь транзитным на «хлебных» путях Российской империи. По грузообороту зерна доминировал речной транспорт, а со второй половины XIX в. основной объем перевозок переместился на железнодорожный транспорт. Значение речного транспорта снизилось вдвое, а гуж, сохранил местное значение (исключение зимние обозы в Москву). Во всех случаях наблюдается приуроченность концентрации мельниц к транспортным артериям, перевалочным и торговым базам или непосредственно к ареалам производства товарного зерна. Зона по производственно-экономической деятельности мельниц признана гидравлической, с высокой долей значимости ветроагрегатов. Социально-экономический блок факторов определяет концентрацию потенциала мельниц и линейный характер их локализации (транспортная сеть, р. Ока).

Третья условная зона. Таксон выделен в границах Степной стороны, занимает в 296 кв. миль (41% площади губернии) включает: Данковский, Раненбургский, Скопинский, Ряжский, Сапожковский уезды, южные части Михайловского (50%) и Пронского уездов (15%). В зоне насчитывалось 830 сельских поселений, в которых проживало свыше 549 тыс. человек (39% населения региона). По плотности населения зона выгодно отличалась самым высоким показателем (2,1 тыс. человек на кв. милю), также как и по доле крупных поселений (35,2%).

В структуре сельхозугодий, почти ¾ составляла доля пашни (54% пашни в регионе), что наряду с относительно высоким плодородием почв, позволяло выращивать значительный урожай зерна (61% по губернии). Благоприятное сочетание комплекса природных и экономических факторов, способствовало развитию мукомольной отрасли, насчитывающей 1 020 ветряных и водяных мельниц суммарной мощностью 22,6 тыс. кВт (60% показателя по губернии), которые перерабатывали свыше 82% урожая региона. Ценность эксплуатации мельниц составляла почти 326 тыс. руб. в год (59% по губернии).

24

Таксон по показателям производственно-экономической деятельности мельниц признан смешанным (водно-ветряным), с примерно равной значимостью агрегатов. Комплекс социально-экономических критериев признан определяющим для пространственной концентрации мельниц. Таксон занимал выгодное транспортно-географическое положение на основных путях торговли и транзита российского хлеба. с Специфика территории требовала последующую переброску хлеба гужем в «глубинные волости»; железнодорожный транспорт доминировал в средней части зоны, с последующей обозной «перевалкой»; гужевой транспорт был характерен для остальной периферийной части таксона. Во всех случаях наблюдалась «привязка» объектов возобновляемой энергетики к ареалам концентрации населения (Егорьевск, Спас-Клепики, Тума, Касимов).

Прослеживается привязка преимущественной концентрации мельниц к транспортным артериям, торговым центрам и перевалочным базам.

Обобщая результаты условного зонирования губернии по концентрации объектов ветро- и гидроэнергетики (XIX в.), необходимо отметить, что территориальная структура хозяйства начала ощущать заметные «подвижки» в результате реформ 1860-1870 гг. Все острее государство и ее регионы начинают испытывать колебания и коньюктуру мировых цен. Особенно сильно в аграрной экономике страны сказался кризис мировых цен на хлеб (начала 1890-х гг.). Россия производила к концу XIX века до 31/2 миллиарда пудов четырех главных хлебов: пшеницы, ржи, ячменя и овса.

Со второй половины XIX в. начинается усиленное внедрение паровых мельниц: в 1860 г. в стране насчитывалось всего 11 паровых мельниц; 1880 г. – 312 единиц; 1890 г. – 862 единиц [7.С.295-296].

В целом эти процессы вели к большей вовлеченности россиской экономики в международное разделение труда. Развитие железных дорог значительно усилило «импульс капитализации» и наиболее выражено с начала XX века, охватывая все сферы хозяйства, что имело следствием видоизменения базиса экономики. Соответственно необходимо продолжить исследования развития ветровой и гидравлической энергетики Рязанской губернии (области) в XX в.

Литература

1. БЭС. Т.4. Атоллы – Барщина. /Гл. ред. О.Ю. Шмидт. М.: Изд-во Советская энциклопедия, 1930. – 799с.

2. История России с начала XVIII до конца XIX века. /Л.В. Милов и др. Отв. ред. А.Н. Сахаров. – М.: ООО Фирма ‖Изд-во АСТ‖, 1999. – 544с.

3. Материалы для географии и статистики России (собранные офицерами Генерального штаба): Рязанская губерния. /Сост. М. Баранович. СПб.: Общественная польза, 1860. − 551с.

25

4. Мишаков А.М. Гусь-Железный: Исторические очерки (вторая половина XVIII − начало XX в.). Рязань: Узорочье, 2000. – 96с.

5. Осипов В.В. Экономическая география Рязанской губернии. Рязань: Рязгостиполитография, 1925. Вып. II. – 253с.

6. Россия. Полное географическое описание нашего Отечества (настольная и дорожная книга для русских людей). Т.II. Среднерусская черноземная область. /Под ред. В.П. Семенова. СПб.: Изд. А.Ф. Девриена, 1902. – 716с.

7. Яхонтов С. Военно-статистическое и топографическое описание Рязанской губернии. //Труды Рязанской ученой архивной комиссии. 1914−1915 гг.

Т.XXVII. Вып. 1. – С.13-92.

Гладкий А. В., д.г.н., доц.

Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко

Географическое распределение труда или распределение ресурсов?

В последнее время, в общественной географии все чаще появляются попытки переосмысления фундаментальных категорий этой науки с точки зрения современных пост-неклассических тенденций в гносеологии и философии. Традиционные и устоявшиеся понятия, термины и категории (размещения производительных сил, территориальная организация, общественно-географическое положение и т.п.) дополняются современным содержанием, актуализируются, изменяются и адаптируются к новым особенностям организации жизни людей и их научно-познавательной деятельности. Не обошел этот процесс и категорию «географическое разделение труда». Все больше европейских и американских общественных географов говорят о ее трансформации и переориентации на исследования географического распределения ресурсов (природных, экономических, социальных, финансовых, информационных), одними из которых, собственно, выступают и трудовые ресурсы. Указанное выше требует разработки новых теоретических основ развития общественной географии и категории «географическое распределение ресурсов», более широкой взаимосвязанности отечественной науки с ведущими научными школами зарубежных ученых.

Категория «географическое разделение труда» сформировалась в рамках советской концепции экономической географии. Ее основоположником считается советский экономико-географ Н. Баранский. Однако его собственные соображения по поводу необходимости применения этой категории базировались на теоретических выкладках К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ленина, произведения которых выступали идеологической и методологической основой подавляющего большинства научных исследований в СССР. Немарксистский взгляд на географическое разделение труда и других экономических ресурсов мы встречаем в трудах

26

выдающихся географов и философов того времени - К. Риттера (Ritter, K.),

А. Геттнера (Hettner, A.), А. Вебера (Webber, A.) , А. Леша (Lösch, A.), Дж.

У. Дреппера (Drabber J.W.) и ряда других зарубежных ученых - представителей хорологических и энвайронменталистских концепций в географии. Методологические проблемы, поднятые в трудах этих ученых актуальные за рубежом и по сей день, вопросы географического разделения ресурсов в наши дни исследуют Г. Кларк, М. Фельдмен, М.

Гертлер (Clark G.L., Feldman M.P., Gertler M.S.), а также М. Фуджита, П. Кругман, Е. Венайблес (Fujita M., Krugman P.R., Venables A.J.). Однако,

комплексного теоретико-методологического анализа категории «географическое распределение ресурсов» еще детально не проводилось.

Долгое время в украинской и русской общественной географии доминирует такое понимание категории «географическое разделение труда», которое в основных своих чертах был основано еще Николаем Баранским. По мнению ученого, под этой категорией понимается пространственная форма общественного разделения труда, которая «заключается в том, что разные страны (или районы) работают друг для друга, чтобы результат труда перевозился из одного места в другое, чтобы был, таким образом, разрыв между местом производства и местом потребления » [2].

Собственно, само понятие «общественного разделения труда», которое является родовым по отношению к исследуемой категории, было введено в научный оборот в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса для обоснования ими теории разрыва между трудом рабочего класса и присвоением результатов этого труда крупным капиталом на основе «несправедливого распределения» (с точки зрения марксистов - авт.) доходов и, как следствие, беспощадной эксплуатации рабочего класса [8]. Территориальное разделение труда, по мнению классиков марксизмаленинизма, «заключается в закреплении отдельных отраслей за определенными районами» [8], в «специализации отдельных районов на производстве одного продукта, иногда одного сорта продукта и даже некоторой части продукта» [7]. Отмечалось также, что разделение труда формируется не только вследствие разнообразия природных условий и ресурсов, но, прежде всего, «в результате существующих производственных отношений» в обществе [1, 8]. Именно труд, как мобильный и относительно доступный ресурс того времени, был выделен К. Марксом для обоснования своей теории.

Идеи классиков марксизма-ленинизма были полностью одобрены и приняты в советской экономической географии. Долгое время, категория «географическое разделение труда» развивалась в трудах известных советских ученых - Ю.Г. Саушкина, А. Анучина, С.И. Ищука, Н.Д. Пистуна и др. На ее основе разрабатывались первые планы ГОЭЛРО (Н Н. Колосовский и др.)., пятилетние планы развития и формирования

27

территориально-производственных комплексов (А.Е. Пробст, А.Т. Хрущев, М.М. Паламарчук, Н.И. Шраг, С.И. Ищук и др.)., сформировались учение про опорный каркас хозяйства и расселения (Г.М. Лаппо, А.Е. Пробст), учение о социалистическом межгосударственном разделении труда (в рамках организации СЭВ - И.А. Витвер, Я.Г. Машбиц, С.В. Одессер) и т.д. Данная категория служила основой для определения преимуществ плановой социалистической модели экономики по сравнению с рыночными экономиками капиталистических государств, поскольку в условиях социализма обобществление ресурсов труда (наравне с предметами и средствами производства) создавало предпосылки для всеобщего «справедливого перераспределения результатов труда» [8], полученных после национализации производства.

Современная общественно-географическая наука определяет категорию «географическое разделение труда» как «процесс специализации определенной территории (группы стран, одной страны или ее регионов и местностей) на производстве определенных видов продукции и услуг на основе развитого обмена» [9]. Процесс географического разделения труда, как утверждает ряд ученых, проходит на основе развития специализации хозяйственных регионов и взаимосвязей между ними через обмен. Разные регионы становятся все более взаимосвязанными и взаимозависимыми в процессе развития их хозяйства, когда обобществление производства достигает высокого уровня развития, а отдельные территории выступают в качестве специализированных частей хозяйства всей страны [6, 9]. С разделением диалектически связана и географическая интеграция труда, в рамках которой развиваются процессы концентрации населения и хозяйства, формируются хозяйственные узлы, агломерации и т.д. [9].

В условиях рыночной экономики, роль географического разделения труда существенно дополняется и переосмысливается. Прежде всего, следует отметить, что процессы обобществления труда, отказ от частной собственности на производственные ресурсы и их последующая национализация не дали ожидаемого экономического эффекта и не привели к «справедливому распределению доходов», которое ожидали теоретики марксизма-ленинизма. Во-вторых, в рыночных условиях, труд выступает не единственным мобильным и высоколиквидным фактором хозяйствования, обеспечивающим эффективное производство и распределение материальных и духовных благ, определяющим их обобществление и присвоение. Таких факторов много. Присвоенными могут быть не только ресурсы труда, но, прежде всего, ресурсы природы (земли, в частности), капитала, информации. Следовательно, учет распределения на территории всех элементов экономических ресурсов является существенным и необходимым условием для формирования рациональной структуры хозяйства и эффективных механизмов

28

перераспределения доходов от его функционирования. Эту мысль можно критиковать, ссылаясь на классический аргумент советской экономической географии о том, что именно труд рабочих влияет на географическое распределение конечного продукта, а не фактическое расположение месторождений природных ресурсов, финансовых учреждений, банков капиталов или информационных порталов. Но, контраргументом существует третий пункт определения роли географического разделения труда. Итак, в-третьих, работники предприятий могут иметь (и, чаще всего, имеют) ограниченный доступ к другим факторам производства (земле, капиталу, информации) как по объективным, так и по субъективным причинам. В этом случае, разделение труда фактически попадает в зависимость от распределения других видов ресурсов. Поэтому классическая формула эффективности «территориального разделения труда» предложена еще М. Баранским [6, 9], где выводится зависимость между ценой товара в месте продажи, в месте производства и транспортными расходами на доставку товаров между ними, не будет воспроизводить реальную сущность всех процессов формирования прибыли предприятия. На деле мы получим нерациональное размещение предприятий, убыточность целых отраслей хозяйства, непрозрачность прибыли и оторванность работников от реальных возможностей управления эффективностью своей работы и присвоение его результатов. Эти процессы имели место и в советской экономике, следует лишь вспомнить, насколько неэффективным было плановое распределение потоков материально-технического снабжения промышленных предприятий, нерациональные сырьевыми производственные и снабженческо-сбытовые связи, кризис агропромышленного производства, вызванный в основном неэффективным распределением труда во вспомогательных и обслуживающих отраслях и т.п.

И, наконец, в-четвертых, в условиях глобализации и интернационализации социально-экономической среды все большее значение приобретает тот факт, в чьих руках находятся ресурсы земли, воды, недр, капитала и, особенно, информации, которая, по своей сути является вообще экстерриториальной. Информационная сфера вышла далеко за свои территориальные границы. Поэтому места приложения труда и их географическое разделение перестали иметь конкретную привязку к пространству. Ведь работники информационной сферы могут производить свою продукцию в любой точке пространства, где обеспечено подключение к глобальной информационной сети Интернет.

Учитывая вышеизложенное, по нашему мнению, категория «географическое распределение ресурсов» должно свидетельствовать не только о разнице в специализации отдельных регионов, а, прежде всего, о наличии конкурентных преимуществ определенной территории над прочими, благодаря которым обеспечивается максимальная экономическая

29

эффективность развития различных видов человеческой деятельности на основе развитого обмена произведенными материальными или духовными благами. Ее общественно-географическая сущность не может сводиться лишь к механическому распределению мест приложения труда, ведь на процесс хозяйствования существенно влияют и другие территориальные и даже в последнее время экстерриториальные факторы, указанные выше.

Подобная точка зрения сформировалась в среде западных ученых уже длительное время. Едва ли не первые исследования, посвященные территориальному перераспределению ресурсов и их влиянию на хозяйственную деятельность человека и его эффективность приходятся на конец 19 века. Известный американский ученый Джордж Уильям Дреппер (Drabber J.W.) в своих эпохальных трудах «История умственного развития Европы» (1875 г.) [4] и «Природа и жизнь Америки и их отношение к происхождению гражданской войны ...» (1871 г.) [5] с позиций раннего энвайронментализма отстаивал господствующую роль природных ресурсов в формировании и разделении труда на территории, а также в формировании сознания людей, их поведения и черт характера. Его разделение Европы на регионы различного типа «умственного развития» [4] определил характер перераспределения ресурсов отдельных цивилизационных группировок, а динамическая характеристика перехода от «возраста созерцательного ума» к «возрасту воли» - особенности трансформации такого распределения в зависимости от характера изменения природной среды.

В дальнейших исследованиях представителей хорологической школы географии (К. Риттера, А. Геттнера и др.). [3] идеи географического распределения ресурсов приобрели более широкий смысл и дополнились не только природными компонентами, но и особенностями общественного развития территории. Так, к ресурсному базису территории, который определяет ее конкурентные преимущества, был добавлена труд и капитал.

Указанные выше аспекты развития географической науки способствовали формированию классического учения "теории штандортов" известного экономиста, географа и философа Альфреда Вебера. В своих книге "Über den Standort der Industrien" (1909 г,, про штандорты в промышленности (нем.) ученый обосновывает целостный характер влияния на размещение производства трех ведущих факторов: ориентации на транспорт, ориентации на трудовые ресурсы и ориентации на концентрацию первых двух факторов и, собственно, самого производства, который был назван "агломерацией". Таким образом, в работах А. Вебера говорится не только о чисто марксистском подходе к географическому разделению труда, но упоминаются и другие виды ресурсов в комплексе с трудовыми: коммуникационные, агломерационные т.д. Революционные изменения в концепции географического разделения ресурсов осуществил А. Леш (Lösch, A.). В своем труде "Economics of

30