Рецидивная преступность

Еще один вид преступности — рецидив, о котором нема­ло суждений и теоретических концепций, особенно вок­руг различия в понятиях «рецидив» и «повторность», хо­тя грамматически слово «рецидив» на русский язык переводится как повторность. Говорят также о рецидиве «легальном», т. е. законном, точнее, о втором осуждении судом за какое-либо преступление, рецидиве фактиче­ском (криминологическом), когда речь идет о соверше­нии второго преступления без осуждения человека за первое, наконец, о рецидиве в смысле вторичного отбы­вания в исправительно-трудовой колонии. Всё это вещи достаточно известные, как обширна и литература о ре­цидивной преступности.

Криминологически это один из сложных видов пре­ступности. Дело в том, что в статистике преступности рецидив во все годы проявлял и проявляет завидную устойчивость. Сейчас он увеличился, но и ранее всегда превышал 20—25% из общего числа преступлений. Ныне он устойчив на цифре 30%, а доходит в некоторых ре­гионах до 40—45%. Между тем гром со стороны «вер­хов» всегда метался более всего против рецидива. Все «возмущались», почему он существует, требовали его «искоренить», считали (наивно или вследствие безгра­мотности), что как раз с рецидивом легче всего покон­чить.

Сложность рецидива в его неоднородности и устой­чивости. Есть рецидив общий, когда кто-либо совершает два, но разных преступления (скажем, изнасилование и кражу), и рецидив специальный, когда кто-либо совер­шает два одинаковых по характеру преступления (ска­жем, кражу, а затем еще одну кражу). В теории всегда шла дискуссия, какой рецидив опаснее — общий или спе­циальный? Подавляющее большинство дискутирующих полагало, что, при прочих равных условиях, специальный рецидив опаснее, ибо свидетельствует о «специализации» преступника. Соглашаясь с этой позицией, следует иметь в виду, что общий рецидив может быть более тяжким и опасным, чем специальный (например, убийство и изна­силование, повлекшее тяжкие последствия, по сравне­нию с двумя кражами, например). Однако криминоло­гически специальный рецидив сближается с профессионализмом и даже, бывает, смыкается с ним. Между тем писатели и киносценаристы выводили на обозрение общества, когда писали или ставили в кино детективы, именно рецидивистов, которые подчиняли себе всё и вся, диктовали свою волю другим, совершали тяжкие преступления, ловко уходя от преследовавших их со­трудников милиции. Так и жили в недавнем прошлом в произведениях литературы и на экранах матерые ре­цидивисты-профессионалы при «отсутствии» их в право­вой теории, но особенно в писаниях идеологов, ибо ре­цидивистов при социализме не должно было быть, они ведь не что иное, как пережиток. Это противоречие и стремились «буйные головы» снять, ставя задачи «ликвидации рецидива». Правоохранительным органам, пре­жде всего милиции, крепко доставалось и достается за рецидивную преступность, которая росла вместе с ро­стом преступности в целом. Иного и быть не могло, ведь рецидивная преступность, как и преступность вообще, корнями своими уходит в поры общества, отражая его наиболее тяжкие болезни. Именно рецидивисты были всегда носителями и разносчиками воровских традиций. Хотя, конечно, они, как и преступники вообще, — неоднозначны.

Рецидивисты, как правило, наиболее запущенные в социальном отношении люди, трудно поддающиеся ис­правлению и перевоспитанию. При осуждении на вто­рой, третий и более раз сроки наказания исчисляются десятилетиями, а «перерывы» между несвободой и но­вым преступлением по выходе на свободу исчисляются подчас днями и даже часами. Так что рецидивисты — наиболее постоянная часть тюремного населения. Естественно, что у них постепенно теряются социально по­лезные связи «на воле», семьи разрушаются. Они не приспособлены к труду в условиях свободы, где им все кажется сложным, непривычным и даже враждебным. Последнее не лишено оснований, ибо обычные люди сторонятся отбывших наказание вообще, а рецидивистов в особенности. Если в период плановой экономики тру­доустройство бывших заключенных, а особенно рециди­вистов, представляло немалые трудности из-за нежела­ния администрации и общественных организаций учреж­дений, предприятий, организаций связываться с этим контингентом, то теперь, когда господствуют хозрасчет, самоокупаемость, положение дел не только усложни­лось, но и ухудшилось. Между тем без социальной реа­билитации и приобщения этого контингента к труду об­щество никогда не добьется успехов в борьбе с рецидивной преступностью. Какие бы заклинания и прокля­тия ни посылались в ее адрес и ни принимались «суро­вые» решения. В то же время становление рецидиви­стов на преступный путь зависит и от них самих. Они зачастую неглупые люди, и сами многое, если не все, понимают. Поэтому помогать, но не нянчиться с ними общество обязано. Всегда необходимо помнить, что слиш­ком много еще честных людей, живущих в нашей стра­не ниже уровня бедности, в никуда не годных социаль­но-бытовых и культурных условиях, и не совершающих преступлений, хотя, если кто-то встает на преступный путь при этом, понять таких людей можно. Общество пока еще далеко от нейтрализации этой негативной си­туации.

Протягивая руку помощи даже очень запущенным своим членам, общество обязано делать это спокойно, готовясь к издержкам и неудачам. Лет 10—15 тому на­зад модным стало рапортовать, сколько принято, ска­жем, на предприятие рецидивистов (а принималось один-два — не больше), и как в результате работы с ними они исправлялись. Причем о неудачах старались не го­ворить. Как не говорили и о том, что, беря под опеку одного рецидивиста, коллектив (и администрация) упускал становление на преступный путь десятков тех, кто преступлений ранее не совершал. Статистика явно неутешительная.

Страсть к рекламе этого рода (сомнительной рек­ламе, скажем мы) не обошла стороной и МВД СССР, в исправительно-трудовых учреждениях которого пребы­вали и пребывают тысячи рецидивистов. Однако не о них речь. С ними — как было, так и есть. Но в 70-х го­дах, вслед за Н. С. Хрущевым, всенародно проявившим внимание к одному из рецидивистов (тихо промолчав потом о провале) дав ему все что можно было дать, не разобравшись даже в том, хочет ли он встать на путь честной жизни (желая лишь прославиться гуманистом, и здесь «проложившим» «новый путь»), и который плю­нул на все знаки «внимания» и трескотню в прессе, как и на «высокого» шефа, и совершил новое тяжкое пре­ступление, пошло и тогдашнее руководство МВД СССР. Они взяли под свое крыло небесталанного, но махрово­го рецидивиста, за плечами которого было и убийство, и ряд других преступлений. С помощью некоторых пи­сателей и прессы вообще представили его в качестве образца «исправления и перевоспитания». Более того, как человека способного его «сподвигнули» на написа­ние мемуаров. Для того времени это был бестселлер. Книгу его выпустили в свет, дали, естественно, кварти­ру в Москве (где он никогда не жил) и т. д. Все бы хо­рошо, если бы этот человек, пользуясь покровительством МВД, не делал того, из-за чего попал в места лишения свободы. Его несколько раз задерживали в пьяном ви­де за хулиганство низовые органы милиции, но каждый раз отпускали, боясь гнева высокого начальства (а оно действительно «гневалось»). Наконец, он попал сначала в руки уголовного розыска за разбойное нападение, а затем и следствия, которому, однако, была дана коман­да дело производством прекратить. Так, фактически от неудачи в исправлении и перевоспитании (одного-единственного рецидивиста!), пришли к укрытию новых пре­ступлений (на самом высоком уровне!), от которых стра­дали ни в чем не повинные люди. Но об этом уже в прес­се не трубили.

Приводя данный пример, автор преследует одну цель: предупредить от «кампанейщины» в решении сло­жнейших социальных проблем, поскольку в борьбе с рецидивной преступностью чаще всего слышатся призы­вы о разработке «срочных оперативных мер» (каких?), независимо от того, кто является ее инициатором. Нуж­ны продуманные, долгосрочные меры, а не игра на от­дельных, эффективных с первого взгляда примерах, тем более чаще всего кончающихся неудачами. Рецидивная преступность — сложнейшая и болезненная социальная проблема, которую кампаниями не возьмешь. Надо это трезво оценить и осознать. Как вспомнить и о том, что преступник формируется в рецидивиста с раннего воз­раста. Там, в числе прочего, и надо искать корни реци­дивной преступности.

Общество обязано проанализировать многие свои не­достатки в связи с устойчивостью рецидивной преступ­ности. Об одной из частных, но важных проблем хоте­лось бы сказать. Нелицеприятно она выглядит так: об­щество (и государство) само способствует наличию и росту рецидивной преступности. Утверждение кажется обвинением. На самом же деле — это констатация. Для борьбы с преступностью в государстве издаются законы. Парадокс заключается в том, что эти же законы бы­вают источником преступности. Не в том, традиционном виде, когда говорят: раз будет новый закон, будут и новые преступники, этот закон нарушившие, а в другом.

Речь идет о различных ограничениях после отбытия преступником наказания (по закону!) и освобождения его от отбытия наказания. Одни из них носят админист­ративный характер, другие сформулированы как специ­фические виды преступлений. Чаще всего речь идет о нарушениях паспортного режима и паспортном законо­дательстве в целом. Государство никак не может отказаться от многолетнего упования на «защитные» от пре­ступников функции этого закона. И упорно не желает видеть, что ничего, кроме рецидива преступлений, он, в общем-то, не несет. Об этом уже много и справедливо написано. И все-таки даже те, кто призывает отказы­ваться от «стереотипов старого мышления», в данном случае сами остаются его пленниками. Если человек пытается уцепиться после освобождения за семью, надо не препятствовать, а помогать этому. Особенно тем, кто совершил преступление будучи несовершеннолетним. Могут сказать, что толку из этого не выйдет. Может быть, и не выйдет. Но уж на 100% можно гарантировать новые преступления такого человека, если ему ска­жут: иди туда — неизвестно куда! Даже на Первом Съезде народных депутатов говорилось о необходимости сохранения существующих законов в этом плане. По­чему? В данном случае создается иллюзия того, что, во-первых, где-то, в каких-то регионах будет меньше опасных преступников и меньше преступлений; во-вто­рых, с этими людьми не надо будет возиться и устраи­вать их судьбу (в данном месте, естественно, а не вооб­ще; но до «других» защитникам такого порядка уже дела нет); в-третьих, «всех не накормишь» (в определен­ном регионе) и «всем работу не предоставишь». И если задуматься, то подобные рассуждения просто бесчело­вечны. В конечном счете получается, что общество, не решившее своих экономических и социальных проблем, отторгает от себя своих же, пусть оступившихся, членов. Но ведь они и оступились из-за непорядков, мягко го­воря, в общественных отношениях, хотя личная вина с них не снимается.

Все сказанное — не какое-то открытие. Но государ­ство и общество молчат, а проблема остается, не умень­шая, а увеличивая рецидив.

Или другая проблема: наличие немалого числа лю­дей, ставших личностями без определенного места жи­тельства и занятий, в просторечии — бомжами. Это тоже устойчивый и достаточно многочисленный слой людей, многолетние и непреодолимые издержки социалистиче­ского общества. Статья закона, карающая за такой об­раз жизни, сформулирована. Причем так, что общество получило в результате устойчивую армию рецидивистов, мелких, неопасных, но рецидивистов. Эти люди тяжкие преступления совершают сравнительно редко. Пробав­ляются попрошайничеством и мелкими кражами. На зи­му даже стараются попасть в поле зрения милиции и «устроиться» в приемники-распределители, совсем как в рассказах О. Генри. Очевидно, что, какое законода­тельство ни выдумывай, оно проблемы не только не раз­решит, но может усугубить. Социальные же меры практически не принимаются. За рубежом для такой кате­гории людей есть так называемые работные дома. Бы­ли они и в царской России. Худо ли, бедно ли, это хоть какое-то решение задачи, ибо полностью проблему деклассированных элементов в обществе не решить, хотя бы потому, что есть алкоголь, соответственно — пьяни­цы, алкоголики, есть наркотики — и их жертвы, есть лю­ди, по тем или иным основаниям потерявшие перспек­тиву в жизни. И всегда будут. Но помогать таким лю­дям общество обязано.

Были и в нашей стране (в Узбекистане) попытки ре­шить проблему лиц без определенного места жительства и занятий административным путем, приобщить их к труду и как-то использовать в интересах общества. Од­нако начинание умерло на корню, в том числе потому, что кто-то нашел в этом нарушении законности и ущем­ление прав человека.

Таким образом, воздействие государства и общества на рецидив лежит прежде всего в плоскости продуман­ных экономических и социальных мер, подкрепленных разумным законодательством, открывающим перед те­ми, кто стремится вернуться к нормальной жизни, до­статочно широкие возможности.

В то же время опасный рецидив исключает какие-либо поблажки. Здесь закон должен быть справедлив, но суров. Нельзя для рецидивистов устраивать беско­нечные качели: вошел в места лишения свободы, бы­стренько вышел. И так без конца. Нельзя для опасных рецидивистов устраивать в местах лишения свободы легкую жизнь. Особенно нельзя прощать преступления, совершенные в местах лишения свободы, допускать тер­роризирование других заключенных и т. д. И, конечно, нельзя играть с такой мерой, как лишение свободы, налево и направо приговаривая к ней тех, кого не следует изолировать от общества. Такая судебная практика то­же увеличивает рецидив (как и неприменение строгих мер к рецидивистам, что и делает борьбу с рецидивом с помощью закона особенно трудной).

Гуманность — не всепрощение, когда речь идет об устойчивом и опасном рецидиве.

Проблема рецидивной преступности сложна и своим социо- и индивидуально-психологическим аспектом. На путь преступников-рецидивистов встают во многих слу­чаях незаурядные личности, с сильным характером, об­ладающие организаторскими способностями, притягива­ющие своими качествами к себе других людей. Однако психологическая атмосфера, складывающаяся вокруг рецидивиста, характерна тем, что личность его, помимо всего прочего, сеет вокруг себя страх, который букваль­но подавляет и полностью лишает человеческого до­стоинства людей, слабых характером. Конечно, мир ре­цидива жесток, моральные ценности в нем, образно го­воря, перевернуты, цена жизни вошедшего в этот мир ничтожна. Поэтому преступления, в которых участвует или которыми руководит «издали» рецидивист, часто жестоки, характеризуются смелостью замысла и исполнения, осмотрительностью и предусмотрительностью. В случае «успеха» рецидивист и его группа либо «ло­жатся на дно», либо стремятся как можно быстрее по­кинуть район, где совершено преступление. (Речь не идет о карманниках-рецидивистах: те не сразу и не очень охотно покидают удобные для них места.) В пе­риод «затишья» рецидивисты запрещают какую-либо деятельность своим соучастникам. Психологически точно они высчитывают, когда активность стремящихся их разоблачить работников правоохранительных органов спадает. Более того, чтобы скрыть свое участие в тяж­ком преступлении, они преднамеренно, «по-мелочам» по­падают в руки уголовного розыска, а затем, с помощью суда, на год-два исчезают из поля зрения вообще. На­ходясь же в местах лишения свободы, ищут там соучастников на будущее, не прерывая связи с оставшимися на свободе. Практике известно немало случаев, когда именно таким образом формировались, действуя прак­тически без перерыва, преступные группы взломщиков сейфов и других денежных хранилищ. Причем именно в местах лишения свободы рецидивисты находили впер­вые осужденных, но неустойчивых людей, обладавших инженерной специальностью, которых они вербовали се­бе в сообщники. А те, выходя на свободу ранее своих «учителей», готовили технические средства для преступ­лений. Другие же, оставшиеся на свободе, неразобла­ченные ранее, сообщники рецидивистов подбирали тем временем объекты для будущих посягательств. По вы­ходе на свободу рецидивист «организовывал» серию пре­ступлений и все повторялось сначала, если, конечно, их не разоблачали работники уголовного розыска. Во вся­ком случае, психологически рецидивисты рассчитывают все свои действия достаточно четко. Иными словами, мир рецидивистов — еще не разгаданный психологами мир. Вероятно, не будет ошибкой сказать, что если по­знать психологию обычного человека и его взаимоотно­шения с окружающей средой непросто и не всегда уда­ется, то познать психологию преступников-рецидивистов еще сложнее. Даже по отношению ко всей остальной преступности рецидивная относительно самостоятельна и «живет» в соответствии с присущими ей закономерно­стями.

Сказанным не исчерпываются проблемы рецидивной преступности. Вновь подчеркну, что в криминологической литературе о ней немало написано. Но рецидивная пре­ступность столь сложный феномен, столь трудный для предупреждения и борьбы с ней, что, если бы других «лиц» у преступности не было, ее одной достаточно, что­бы поставить под сомнение задачи ее «искоренения» в рамках существующих общественных отношений. Не бу­дем забывать, что проблема рецидивной преступности не решена (так, во всяком случае, как это представля­ется возможным нашим идеологам) ни в одной стране мира, хотя многие страны богаче СССР, там более со­вершенна социально-бытовая сфера, лучше экономиче­ское положение, строже социальный контроль за пре­ступниками, как действующими, так и освобожденными из заключения и т. д. Все, образно говоря, ломают над этой проблемой голову, но все подходят к ней с реали­стических позиций, не теша себя несбыточными иллю­зиями и не ставя несбыточных задач. И работают. Оче­видно, поэтому общество не может и не должно мирить­ся со столь высоким уровнем рецидивной преступности, ибо из позитивных усилий общества выпадает слишком большое количество людей и слишком большое разла­гающее влияние рецидивисты оказывают на других, осо­бенно молодых членов общества. Поэтому социальный контроль за рецидивистами в самом широком смысле слова должен быть значительно лучшим, чем он был и есть в настоящее время.

Коль видят нас и слышат дети,

Мы за дела свои в ответе

И за слова: легко толкнуть

Детей на нехороший путь.

Держи в приличии свой дом,

Чтобы не каяться потом

Ганс Сакс «Корабль дураков»