Организованная преступность

Преступностью особого рода стала организованная преступность. С ней в наш лексикон пришло слово «мафия». По поводу и без повода в печати не только говорится о мафии, но и клеится этот ярлык к явлениям, не имеющим с мафией ничего общего. Но не будем говорить о чистоте словоупотребления, хотя, как мы видели выше, это имеет во многих случаях немаловажное значение. Не будем забывать (или будем знать!), что мафия, как об этом говорят западные исследователи, в истоках своих прежде всего — семейное предприятие. Правда, ныне модифицировавшееся и вышедшее во многих случаях из рамок семейных. Зародившуюся как организацию, защищавшую свободу и независимость своего народа (Сицилия), мафию постепенно прибрали к рукам политики, а затем и преступники. Ее иерархическая структура, строгая секретность, обеспечение безопасности других ее ячеек в случае провала одной, строгая и даже жестокая дисциплина, безоговорочное подчинение «отцам», безнаказанность расправ с предавшими мафию членами вследствие того, что проникновение чужаков в нее было практически исключено, привлекло внимание политиков и... преступников. Позднее мафия стала обладать огромными денежными средствами в том числе потому, что проникла в легальный бизнес.

В условиях рыночных отношений, массового рынка для обеспечения огромных по масштабам «хозяйственных» операций и налаживания постоянных поставок сырья и материалов, а также для сбыта изготовленной легально (нелегально) продукции либо услуг и требуется организация, мало чем отличающаяся от тех официальных предприятий, которые действуют от имени общества, государства, правительств, «вписанных» в официальную экономику. Конечно, риск быть разоблаченными при таких масштабах преступной деятельности велик, но неизмеримо выше выгода от незаконных операций. Тем более, что у организованной преступности всегда есть люди, которых они готовы, в случае частного провала, поставить под огонь государственной правоохранительной системы, обеспечив необходимым прожиточным минимумом их семьи. В то же время, если легальный бизнес борется с конкурентами средствами экономическими, разоряя их и лишь изредка прибегая к другим, тщательно маскируемым мерам, то организованная, мафиозная преступность средств не выбирает, оставляя за собой в процессе «защиты своих прав» море крови.

Именно это — характерная черта мафиозных организаций на Западе. Родившись в Италии, мафия «перебралась» в другие страны и наиболее сильные позиции имеет в США. В Европе (кроме Италии) организованная преступность тоже существует, но имеет несколько отличные формы, чем в Италии и США. Главное ее отличие (везде) заключается в том, что она стала родом бизнеса, многие ее неофициальные руководители занимают высокое положение в обществе, будучи в то же время если не официальными, то закулисными владельцами игорных притонов, публичных домов, порноиндустрии и т. п. Изобличение их в преступной деятельности бывает чрезвычайно трудным, а иногда и просто нежелательным для официальных властей делом. Западных криминологов из всех видов преступной деятельности организованной преступности в наибольшей степени беспокоит наркобизнес, приносящий миллиардные прибыли его владельцам, вследствие чего после вложения денег в официальный бизнес многие воротилы наркобизнеса «вливаются» в официальную экономику, а также подпольная торговля оружием. Иногда организованную преступность называют вторым правительством — настолько сильно ее влияние и на экономику, и на политику. В то же время различные ячейки организованной преступности ведут между собой за сферы влияния борьбу, жертвами которой становятся ни в чем не повинные люди. Это и заставляет официальные власти вести борьбу с ней самыми совершенными научно-техническими средствами. Специальное уголовно-правовое и уголовно-процессуальное законодательство допускает применение таких средств для изобличения преступников, как электронные ловушки, прослушивание, использование инфракрасного излучения для ночных фото- и киносъемок и многое другое. И ни у кого даже не возникает вопроса о «нарушениях прав человека».

Опасность организованной преступности состоит и в том, что, помимо официального бизнеса, она (и небезуспешно) путем подкупов втягивает в орбиту преступной деятельности правоохранительные органы, в первую очередь полицию, а затем суд, поскольку суд занимает особое положение. На организованную преступность работает целая армия адвокатов, которые по западному законодательству вступают «в дело», лишь только полиция или органы расследования «прикоснутся» к кому-либо из членов мафии.

Организованная преступность настолько «органично» вписывается в экономическую и социальную ткань общества, что порой стирается грань между преступным и непреступным, легальным (законным) и незаконным, ибо организованная преступность в необходимых случаях достаточно искусно использует закон.

Я излагаю хорошо известные вещи с целью охарактеризовать криминологически точно организованную преступность, сформировавшуюся в нашем обществе. Наша пресса не обделяет «мафию» (пожалуй, это любимое и расхожее сейчас слово) своим вниманием. В научном плане наиболее глубоко изучена организованная общеуголовная («воровская») преступность (например, в МВД СССР). Трезво мыслящие практические работники уголовного розыска (именно этой службы) всегда понимали, что те «облегченные» характеристики преступности, которые длительное время жили на страницах не только периодической печати, но и научной литературы, не соответствовали действительности. Они во многих случаях имели дело с хорошо организованными преступными группами. Уже в конце 60-х годов исподволь эта проблема стала предметом изучения, хотя слушать о ней никто не хотел. (И сейчас имеются ученые, отрицающие наличие у нас в стране организованной преступности.) Дела о злоупотреблениях наркотиками, раскрытые уголовным розыском в 60-х — начале 70-х годов, показали именно организованность. Особенно, может быть, характерным было в те годы дело Джабраиловой в Узбекистане, когда перед уголовным розыском, следствием (а затем и судом) «предстала» разветвленная, хорошо законспирированная преступная организация «добытчиков» и «сбытчиков», потребителей и торговцев наркотиками, охватившая своими щупальцами многие районы страны. Возглавляла ее указанная Джабраилова — мать девяти детей, властная, беспринципная и жестокая «хозяйка» дела. Однако надлежащих выводов из дела политиками сделано не было. Их устраивала оценка дела как «исключительного». (Кстати, в 1988 году, как открытие, подавались цифры зарегистрированных наркоманов — 51 тыс. и 134 тыс. В 1965—1970 гг. на учете в уголовном розыске страны состояли... те же 50 тыс. И тогда, и тем более ныне, по моему глубокому убеждению, это значительно заниженная цифра.) Именно тогда известный по публикациям в прессе ныне доктор юридических наук А. И. Гуров получил от руководства уголовного розыска страны задание заняться изучением проблемы организованной (и профессиональной) преступности, ибо практика требовала этого и в научном плане кое-что уже вырисовывалось. Другое дело, что тогда это встречалось высоким начальством в штыки и не публиковалось в печати, хотя именно в ней тогда была сделана осевшая в сознании многих попытка говорить об организованной преступности и специализации (профессионализации) преступников.

Законодатель и в те времена отражал организованный характер преступности, в частности, при формулировании такого состава преступления, как бандитизм, где подчеркивался именно организованный характер этого вида преступности. Правда, социологически, криминологически это никак не отражалось в теории. Лишь специалисты по уголовному праву выясняли и обосновывали признаки бандитизма как преступления, толкуя и понятие организованности, но весьма узко, Применительно лишь к одному составу преступления. Так что гласность открыла то, что есть; но не те, кто в период гласности громче всех говорят и описывают организованную преступность, представляются «первооткрывателями» этой болезни советского общества, из-за своего небрежения запустившего болезнь, ставшую серьезнейшей социальной проблемой. Справедливость и объективность требуют этой констатации.

Вернемся, однако, к характеристике организованной преступности у нас. Этот вид преступности имеет свою почву в условиях общественных отношений в советской стране. Прежде всего потому, что социализм не снял острых социальных противоречий, в его экономической структуре немало узких мест, «старого» в новом и «нового» в старом. Вспышка организованной преступности в период перестройки — это реакция на усилившийся процесс деморализации общественных отношений, хаос в экономике, усиление стремления немалого слоя людей к обогащению путем использования кооперативов, ухудшившееся положение всех слоев населения. Нельзя не отметить и шараханий на этом фоне карательной практики под напором ложно понимаемого немалым числом людей (и средствами массовой информации) «обеспечения демократизации». Картина организованной преступности. По-моему, о ней можно говорить в двух аспектах.

Первый — это организованность общеуголовной преступности. Явно ожили сейчас старые, но модифицированные воровские традиции и мораль. Я не буду раскрывать их содержание. Это сделано в литературе достаточно подробно. Скажу лишь, что в силу упадка нравов, особенно среди молодежи (чему общество само способствовало, разбив вдребезги всех кумиров, поставив под сомнение все, включая героическую историю народа, расшатав дисциплину, не предложив ничего взамен), преступный мир, прекрасно сориентировавшись в ситуации, получил хорошие возможности черпать резервы для себя сегодня и в будущем. Не случайно некоторые криминологи «вспомнили» о раскритикованном нашей теорией положении западных ученых о наличии субкультур, в частности, о преступной субкультуре. Ныне мы обязаны констатировать наличие преступной субкультуры. В нашем обществе. Обобщенно говоря, у преступников есть четко сформированные взгляды на суть происходящих процессов, своя мораль и неписаный кодекс поведения. В отличие от официальных институтов они за строгую субординацию и дисциплину, не оспариваемую никем, у них твердая приверженность к рок-музыке, они понимают и используют ее разлагающее влияние, у них есть свои барды, своя поэзия, воспевающая романтику преступной жизни. Все это, к сожалению, сильнее официальных средств воспитания. Преступные группировки разных регионов часто связаны между собой, как связаны их участники круговой порукой, хотя, конечно, они вступают нередко в жестокие конфликты между собой. Жизнь человеческая для них — не слишком-то большая ценность.

Организованная общеуголовная преступность сконцентрировала свои усилия преимущественно на имущественных преступлениях, «сочетая» их с насильственными действиями.

Разбойные нападения, грабежи, кражи всех видов, рэкет — пожалуй, наиболее распространенные преступления организованных преступных групп.

Второй аспект организованной преступности более сложен: это преступные действия должностных лиц, сорганизовавшихся для совершения хищений государственного и общественного имущества, сочетаемые с взяточничеством как самостоятельным преступлением, так и сопутствующие хищениям. Однако только хищениями организованные преступные группы этого рода не ограничиваются. Нередко руководители их обладают властными полномочиями, имеют обширные связи по принципу: «ты — мне, я — тебе» практически во всех сферах хозяйствования, услуг, образования и т. д. Оказав «услугу» кому-нибудь однажды, преступники крепко держат в руках того, кому они эту услугу оказали. Особенно если услуга была на грани беззакония либо просто незаконна. Так складывается постепенно своеобразный климат, где погоду определяют не только «сильные», но и богатые, обладающие огромными материальными средствами (не только деньгами), содержащие «сильных», т. е. обладающих властью. В каждой отрасли хозяйства имеются «свои» преступники этого рода, везде своя специфика преступных деяний — в торговле, промышленности, сельском хозяйстве, на ниве культуры, в социальной сфере. Нередко интересы преступных организаций переплетаются. Тогда складываются особо сложные преступные связи межотраслевого и межрегионального характера, когда в преступную деятельность втягиваются управляющие и контролирующие органы, их работники, причем, конечно, в первую очередь те, кто обладает властными полномочиями — работники партийных и советских аппаратов. А венцом деятельности данного вида организованной преступности становятся подкуп сотрудников правоохранительных органов.

В этой связи не могу не остановиться на дискуссии о том, как же отразить проблему организованной преступности в уголовном праве? Сторонники «демократизации» уголовного права (я бы сказал — крайние ее сторонники, ибо мы все за демократизацию), боясь повторения ошибочных положений, существовавших в ранее действовавшем уголовном законодательстве, прежде всего в законодательстве о государственных преступлениях, категорически возражают против специального выделения ответственности за организационную преступную деятельность, утверждая, что «деятельность» — расплывчатое понятие. Хотя в действующем уголовном законодательстве есть составы преступления, где этот термин употребляется. По их мнению, достаточно установления в институте соучастия фигуры организатора и указания в перечне отягчающих обстоятельств на повышенную ответственность членов организованных групп, а также в конкретных составах преступлений (например, хищениях). Обойтись-то, конечно, можно. Но уголовный закон, точнее законодатель, не может делать вид, будто самой опасной формы преступности нет вовсе. Дело даже не в санкциях как таковых, а в недопустимости фигуры умолчания вопреки реальностям.

А выход можно найти (выход потому, что кое-кто боится нарушений законности, а законность, как показал наш богатый в этом плане опыт, можно нарушать и при наличии закона, и без него, не неся никакой ответственности). Можно предусмотреть ответственность за организационную деятельность примерно так, как это было в печально известной ст. 58¹¹ УК РСФСР 1926 года или как есть сегодня в статье, карающей за бандитизм. Нужно только, например, прямо перечислить статьи закона, наиболее характерные для организованной преступности (хищения, кражи, злоупотребления наркотиками, контрабанда, бандитизм, разбой, вымогательство (рэкет) и др.), и тем самым исключить расширительное толкование понятия «организационная деятельность». Но именно эти виды преступлений наиболее характерны для организованной преступности. Следует также в общей форме записать в Основах уголовного законодательства о повышенной ответственности участников организованных преступных формирований. Кстати, и санкции за это должны быть близкими к максимальным или просто максимальными.

Но для меня, в частности, ясно — ограничиваться традиционным институтом соучастия вряд ли возможно. Хотя имеются противники этой позиции.

Есть и «смешанные» виды организованной преступности. Это — достаточно распространенные теперь случаи сращивания общеуголовной организованной преступности и организованной преступности «деловых людей».

Небезынтересен следующий факт. Еще несколько лет тому назад обычные уголовники (воры, грабители и т. д.) люто ненавидели «должностников» — расхитителей, называя их врагами государства. Последние, в свою очередь, ненавидели и боялись первых, тоже называя их врагами общества. Причем воры говорили, что ущерб, причиняемый расхитителями, во много раз превышает то, что воруют они. С точки зрения психологии, на мой взгляд, именно здесь следует искать истоки вымогательства (рэкета), как и стремление одних преступников «догнать» других по размерам «доходов» от преступной деятельности.

В последний период закономерно растет заинтересованность одних преступников в других. Причем существует заинтересованность двоякого вида. Конкурентная борьба между расхитителями и стремление сбыть, реализовать похищенное невозможна без сбытчиков. А это, как правило, представители общеуголовного мира или состоящие у него на службе. Через эту категорию преступников завязываются связи между первоначально обособленными видами преступных организаций.

Резко возросшее вымогательство вызвало необходимость обращения со стороны «должностников» за защитой к уголовникам, за плату, разумеется (я не говорю здесь об охране из числа бывших спортсменов и других наемников, готовых охранять своих хозяев и «дело» преступными методами). На что уголовный мир охотно пошел, так как это позволило многим легализоваться и иметь немалый доход. Каждый из видов организованной преступности увидел выгоду в существовании «бывших противников» и «союзе» с ними.

Ненависть и зависть остались «в уме». Но — остались. Волчьи законы организованной преступности западных образцов столь же действительны и у нас. Но дружба людей порочных непрочна, что, однако, не только не снимает повышенной опасности для общества организованной преступности, но, пожалуй, повышает ее.

Организованная преступность многолика «внутри» себя, не говоря уже о внешних проявлениях и «врастании в систему». А она врастает в систему, будучи в то же время враждебна ей, и имеет у нас (а не только на Западе) реальную силу, представляя собой, в частности, могучий слой «теневой экономики», да еще соединенный с насильственными методами общеуголовной преступности.

Обществу только предстоит искать в наших специфических социальных условиях и в особенностях советской организованной преступности эффективные меры борьбы с ней. Пока мы в начале пути. И путь этот будет долог и труден. А в какой мере успешен, зависит не только от правоохранительных органов, но и от того, какое общество будет построено.

Криминологически (и в законодательном плане) важен вопрос об отграничении организованной преступности от преступлений, совершаемых группами лиц. Журналисты (и вообще не специалисты), активно пишущие на данную тему, не различают организованную и групповую преступность (как и существо этих явлений). По их утверждению у перестройки «нет врага более опасного, чем организованная преступность». Тем самым отбрасываются непримиримость политиков друг к другу, провалы в экономике, социальной сфере, идеологии, воспитании, а также консервативные силы, породившие все, что есть ныне негативного в обществе, в том числе и организованную преступность (насчет «врагов» — воздержусь, ибо «то враг, а кто нет надо еще разобраться).

Тенденция кругом видеть одну лишь организованную преступность несостоятельна. В том числе потому, что множество преступлений и ранее, и теперь (и будут впредь) совершаются группами лиц. Например, для несовершеннолетних совершение преступлений группами скорее правило, чем исключение. Однако лишь в некоторых случаях несовершеннолетние «включены» в организованную преступность. Воровские группировки — тоже достаточно распространенное явление. Карманные воры, например, нередко совершают преступления группой, «прикрывая» друг друга. Мошенники — тоже. Грабежи на улицах зачастую совершают группы лиц. Даже хищения государственного имущества группой связанных между собой преступников вовсе не есть организованная преступность и т. д.

Как уже говорилось, организованная преступность имеет место при наличии своего рода организации⁴³, созданной специально для совершения преступлений, со своей иерархией, устойчивостью, четким разделением функций, когда многие «низы» не знают «верхи» или, в крайнем случае, знают лишь часть всей системы и ее замыслы. В организованной преступности существуют люди, которые сами конкретных преступлений не совершают, но либо руководят преступной деятельностью организации, либо покрывают ее, находясь на тех или иных ступенях власти. Причем в этих случаях имеет место своего рода система кормления. Создание подобного рода организаций, образно говоря, дело нелегкое. Для существования организованной преступности необходимы экономические, социальные условия, падение нравов и нравственности, политическое (для определенных кругов) и моральное разложение, то, что мы называем коррумпированностью. Прежде чем организованная преступность начнет активно действовать, нужны годы для того, чтобы система сложилась, чтобы в нее были вовлечены необходимые люди, установлены связи с другими системами, отработаны приемы вовлечения в преступную деятельность «случайных» людей, которыми можно при случае пожертвовать с целью сохранения от разоблачения всей системы, и т. д.

Для непредубежденного человека, тем более знающего проблему преступности не понаслышке, очевидно, что такая организованная преступность не может быть слишком распространенной (хотя и обладает достаточными материальными ресурсами и связями). Группы же уголовников — явление достаточно распространенное. И хотя они, как правило, профессионалы, но до организованной преступности мафиозного плана (скажем так, ибо этот термин понятен большинству людей) «не дотягивают». В то же время, с точки зрения степени опасности для общества, преступления, совершаемые группами лиц, как правило, опаснее, чем преступления одиночек. Например, изнасилование группой лиц объективно опаснее, чем совершенное одиночкой.

Наконец, организованная преступность (в том виде, в каком она существует за рубежом и у нас), те ее срезы, которые изучены более или менее детально, не есть всегда что-то монолитное, единое, целое. Существует миф, якобы организованная преступность должна обязательно иметь выходы «наверх» и даже «на самый верх». Это — «угрожающе красиво», эффектно, будоражит общественное мнение, способствует созданию мифов об особом героизме тех, кто борется с ней, однако это не всегда так. Есть разные ее виды.

Наркомафия, например, имеет свою структуру и свои связи н особенности функционирования. «Наверх» ей выходить не обязательно. Организованная преступность, например, в торговле — уже иная по характеру. У нее свои особенности и связи. Она своей паутиной опутывает те составные государственного механизма, о которых преступники в сфере наркобизнеса и не думают. Могут быть и иные ее варианты.

Очевидно одно: разложение кого-либо из должностных лиц, взяточничество, участие в хищениях и т. п. вовсе не означает принадлежности его к организованной преступности. Не будем недооценивать этот вид преступности, как не будем игнорировать возможность причастности к ней власть имущих. Однако не будем и запугивать сами себя, помня хотя бы о том, что между организованной преступностью и преступлениями, совершаемыми группами лиц, есть разница, и существенная. История преступности показывает нам, что групповые преступления всегда сопутствовали и сопутствуют ей. Не случайно уголовные кодексы с первых лет их создания имели статьи, карающие за соучастие, а совершение преступления группой преступников всегда, во всем мире, относилось к обстоятельствам, отягчающим ответственность. Повсеместно сложилось законодательство и практика его применения по отношению к преступным группам.

Следует подчеркнуть также, что организованная преступность свила себе гнездо преимущественно в крупных ареалах, базируется там, где есть возможности для крупных операций, где можно «врасти» в структуры власти, управления хозяйством либо паразитировать на них. При всей ее высокой опасности для общества, особенно если она оказывает влияние на экономические отношения, на коридоры власти, она не повсеместна. В условиях СССР имеется немало регионов, до которых «волнения центра» или не доходят, или не оказывают на жизненный уклад столь разрушительного влияния. Эти регионы не свободны от групповой преступности, но свободны от организованной (правда, такое положение может измениться в худшую сторону).

Совет Европы разработал Конвенцию об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности (а у нас предлагают легализовать доходы теневой экономики!).

Вот некоторые из основных ее положений.

Прежде всего установлены и разъяснены основные понятия и, соответственно, виды преступной деятельности и составы преступлений. Под доходами понимается любая экономическая выгода, полученная в результате преступной деятельности.

Под «имуществом» (добытым преступным путем, естественно) понимаются любые материальные ценности, вещественные или невещественные, движимые или недвижимые, а также юридические акты или документы, дающие право на имущество.

Дается также определение «орудия преступления» и понятие «основное правонарушение» (ибо «попутно» могут совершаться и другие, как правило, менее значительные преступления).

Я не буду излагать все содержание Конвенции — это отдельный вопрос, но хотел бы обратить внимание на перечень преступлений, имеющихся в ней (надо иметь в виду, что язык закона несколько казуистичен, непривычен для нас, тем более что и перевод таких текстов тоже непрост).

Это следующие действия, совершенные умышленно:

а) конверсия или передача материальных ценностей, о которых знает тот, кто этим занимается, знает, что эти ценности составляют доход от преступления, с целью скрыть незаконное происхождение материальных ценностей или помочь любому лицу, замешанному в совершении основного правонарушения, избежать установленных законом юридических последствий (наказания);

б) утаивание или искажение природы происхождения, местонахождения, размещения, движения или действительной принадлежности материальных ценностей или соотносимых с ними прав, когда нарушителю известно, что эти материальные ценности представляют собой доход, полученный преступным путем;

в) приобретение, владение или использование материальных ценностей, о которых тот, кто их приобретает, владеет ими или пользуется, знает в момент их получения, что они являются доходами, добытыми преступным путем;

г) преступлением является также участие в одном из названных выше правонарушений или в любой ассоциации, союзе путем каких-либо действий или совета, данных в качестве помощи для совершения преступления. (В нашем праве такие действия законодатель не формулировал бы специально, а посчитал их соучастием в преступлении либо покушением на него.)

Нетрудно заметить, сколь необычными для установившихся у нас формулировок также является и определение понятий, и перечень преступных деяний, и описание их объективной стороны, и подходы к наказуемости их, отражающие то, что характерно для преступности в условиях рыночных отношений. Однако, я полагаю, коль скоро идет сближение правовых систем (и преступности), надо начать воспринимать и принципы, и формулировки, и терминологию.

Казалось бы, чтобы защищаться от новой ранее неизвестной преступности, внедряя рыночные отношения, наш законодатель должен был бы именно эти (и те, что перечислены выше) деяния установить в законе, используя мировой опыт, образно говоря, взять их под прицел, ибо такие, ныне еще практически не выявляемые в нашей стране, деяния имеют место в других странах. Однако законодатель проходит мимо этих проблем, будучи занятым «глобальным законотворчеством». Думаю, что он просто не знает их. Хотя, многие из тех, кто стремится к рынку во что бы то ни стало (я имею в виду руководителей хозяйства всех видов, идеологов этого, включая депутатов, партии и движения), не могут не знать о существовании преступности подобного рода (тем более, что криминологи давно говорят о ней), но намеренно игнорируют ее, в том числе потому, что пока подобные деяния нашим законом не наказуемы. А тем временем идет бешеное по темпам накопление капитала с помощью незаконных методов и средств («все разрешено, что не запрещено»!). Экономисты, которым также все это не может не быть известно, — тоже молчат (не все, конечно), ибо, с одной стороны, боятся обвинений в том, что мешают «развитию предприимчивости», тормозят «прогрессивные» процессы или, что еще хуже, с другой стороны, сами заинтересованы в установлении рыночных отношений любым путем, если даже этот путь связан с увеличением преступности, хотя этого увеличения можно было бы и избежать. Нельзя ведь забывать, что любое преступление — это ущерб государству, обществу, людям. Именно так было в период утверждения кооперации, когда указание на преступные действия нарождающихся кооператоров шлет со стороны криминологов, да и самого населения. Но эти сигналы либо игнорировались, либо, даже в адрес говоривших об этом, бросались обвинения в консерватизме, а то и хуже. При этом удивительно то, что игнорирование преступности новых структур идет в открытую и при полном попустительстве (практическом, ибо на словах о необходимости «борьбы» говорится) высших эшелонов власти.

Рано или поздно к этим вопросам и исполнительным, и законодательным властям вернуться придется, население просто не поймет иного, однако преступные элементы уже прочно врастут в официальные структуры. Что будет в результате — понятно. Лишние слова не нужны. Но что уже сейчас законодатель обязан реагировать на появление новых видов преступности — очевидно.

Но вот какой еще неприятный вывод — прогноз можно сделать: все большему числу людей преступность, особенно организованная, рожденная ростом противоречий в общественных отношениях, будет нести беды (особенно если говорить не только о преступности экономической, но и всех других ее видах). Правовая же и социальная защищенность потерпевших от преступлений становится все более хрупкой и несовершенной, в том числе потому, что в процессуальном праве более видна защита обвиняемых, чем тех, кому преступность приносит неисчислимые беды и страдания.

Любые гарантии от злоупотреблений не должны быть односторонними.

Сегодня общество демонстрирует нам, как производить и воспроизводить преступность, но не может ничего сделать для эффективной борьбы с ней.

И пока общественные структуры будут разрушаться, надежд на лучшее не так уж много.

Наконец, еще один принципиальный вопрос сложнейшей проблемы организованной преступности. Мы констатировали, что организованная преступность есть явление, присущее как капиталистическому, так и социалистическому обществу, хотя формы его специфичны не только для разных систем, но и внутри них. Однако сейчас речь пойдет об особенностях истоков возникновения, существования и функционирования организованной преступности в разных системах и странах. Одинаковы ли они, в чем их специфичность? При этом мы имеем в виду не причины преступности в их традиционном, классическом смысле слова, а особенности возникновения в первую очередь.

Представляется возможным построить следующую схему. Организованная преступность в западных странах выросла как явление изначально нелегальное, противозаконное, как преступный образ жизни. Лишь на более позднем этапе она стала использовать легальные структуры общества и государства, и то не во всех сферах. При этом и в настоящее время многие ее виды противостоят официальной власти, хотя обладают властью неофициальной, имеющей основой своей огромные денежные и материальные средства, сложившиеся структуры «второго» «теневого» правительства. Но в то же время идет, как уже отмечено, врастание в легальный бизнес, проникновение в коридоры официальной власти. Хотя руководить государством в общепринятом смысле организованная преступность желания не имеет.

В нашей стране об организованной преступности общеуголовного характера можно говорить примерно то же самое. Но организованная преступность «должностников» возникла и развивается с использованием официальных структур на вполне легальной основе. Она складывалась и ныне функционирует в рамках и на основе действующего хозяйственного организма, Паразитируя на его недостатках, усугубляя их, разлагая официальные структуры и людей, в них работающих. Она не воюет открыто против власти и структур управления (как, к примеру, наркобизнес в Колумбии), не противопоставляет себя им, а паразитирует на них, находясь внутри системы. Паразитируя и наживаясь, ее представители нередко занимают весьма ответственное положение, «руководят», одновременно разрушая механизм руководства или, в лучшем случае, нанося ему ущерб. И в этом смысле она опаснее для нормального функционирования общества, чем многие формы организованной преступности в других странах. Безудержное обогащение идет через использование официального должностного положения, имеющихся властных полномочий своих или тех, кого «использует» организованная преступность.

В этом кроется большая трудность для правоохранительных органов в деле разоблачения организованной преступности подобного рода. Все эти тонкости и многообразие способов и форм функционирования организованной преступности требуют дальнейшего углубленного изучения и выработки на его основе рекомендаций общесоциального плана как для борьбы с ней, так и для более эффективной работы правоохранительной системы, включая законотворчество.