7 Марта 1963

* * *

А. А. А.

Блестит залив, и ветр несет

через ограду воздух влажный.

Ночь белая глядит с высот,

как в зеркало, в квадрат бумажный.

Вдвойне темней, чем он, рука

незрима при поспешном взгляде.

Но вот слова, как облака,

несутся по зеркальной глади.

24 Июня 1963 Другу‑стихотворцу

Нет, не посетует Муза,

если напев заурядный,

звук, безразличный для вкуса,

с лиры сорвется нарядной.

Милая, грусти не выдаст,

путая спину и перед,

песню, как платье на вырост,

к слуху пространства примерит.

Правда ведь: как ни вертеться,

искренность, сдержанность, мука,

– нечто, рожденное в сердце,

громче сердечного стука.

С этим залогом успеха

ветер – и тот не поспорит;

дальние горы и эхо

каждое слово повторят.

Вот и певец возвышает

голос – на час, на мгновенье,

криком своим заглушает

собственный ужас забвенья.

Выдохи чаще, чем вдохи,

ибо вдыхает, по сути,

больше, чем воздух эпохи:

нечто, что бродит в сосуде.

Здесь, в ремесле стихотворства,

как в состязаньи на дальность

бега, – бушует притворство,

так как велит натуральность

то, от чего уж не деться, ‑

взгляды, подобные сверлам,

радовать правдой, что сердце

в страхе живет перед горлом.

июнь 1963

* * *

Подтверждается дым из трубы

стариками, живущими в доме.

Подтверждается правда судьбы ‑

человеком с монеткой в ладони.

Точно так же движенье души,

что сродни умолкающей ноте,

замирающей в общей тиши,

подтверждает движение плоти.

Так и смерть, растяжение жил,

– не труды и не слава поэта ‑

подтверждает, что все‑таки жил,

делал тени из ясного света.

Точно так же бросок иль рывок

подтвержден неотступною тенью.

Так и жизнь – подтверждает кивок

в толчее, – человеку – виденью...

август 1963

* * *

Вот я вновь принимаю парад

посветлевшей листвы на участке,

и, приветствуя этот возврат,

гулко дятел стучит для острастки.

И с березы прозрачной на дверь

опускается лист полусонный.

Закрываю воду, теперь ²⁸

пусть дожди поливают газоны.

Дым плывет над трубой, и заря

чуть кивает из сумрачной рани

золотой головой октября,

утопающей в мокром тумане.

Больше некуда мне поспешать

за бедой, за сердечной свободой.

Остается смотреть и дышать

молчаливой, холодной природой.

5 Октября 1963, Комарово Из «Старых английских песен»

Заспорят ночью мать с отцом.

И фразы их с глухим концом

велят, не открывая глаз,

застыть к стене лицом.

Рыдает мать, отец молчит.

И козодой во тьме кричит.

Часы над головой стучат,

и в голове – стучит...

Их разговор бросает в дрожь

не оттого, что слышишь ложь,

а потому, что – их дитя ‑

ты сам на них похож:

молчишь, как он (вздохнуть нельзя),

как у нее, ползет слеза.

«Разбудишь сына». – «Нет, он спит».

Лежит, раскрыв глаза!

И слушать грех, и грех прервать.

Не громче, чем скрипит кровать,

в ночную пору то звучит,

что нужно им и нам скрывать.

октябрь 1963

Из «Старых английских песен». Горячая изгородь

Снег скрыл от глаз гряду камней.

И вот земля – небес бледней.

Одна лишь изгородь черна,

и снега нет на ней.

Холодный лес прикрыла мгла.

Она сама светла, бела.

Одна лишь изгородь в снегу

стоит голым‑гола.

И едет всадник вдоль холмов.

Стирает конь следы волков.

Чернеет изгородь в снегу

и слышит звон подков.

Пальто черней, чем первый грач.

Она слепа. Но он‑то зряч,

но так же нем и так же глух

и, как она, горяч.

1963