И. Т. Вепрева - Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху - 2005

универсальных текстоструктурирующих категорий разговорного диалога [см.: Борисова, 2001, 319].

Каждое речевое высказывание является следствием реализации интенции говорящего. Именно она выступает в качестве вектора, определяющего настрой речевого акта. В модели порождения речи вслед за мотивационной стадией выделяется стадия замысла речи, которая связывается с предметным содержанием высказывания. Иногда мотив речи и замысел не противопоставляются и воспри$ нимаются как сложное коммуникативно$прагматическое целое. Процесс мышления на стадии идей и замыслов имеет невербаль$ ный характер. Так, Е. С. Кубрякова считает, что единицами мыс$ лительной деятельности на этой стадии являются энграммы, сле$ ды человеческого опыта, возникшие «как следствие отражения мира и деятельности по его познанию в человеческой голове, прежде всего образами вещей и предметов, людей и других жи$ вых существ, представлениями и т. п.» [Кубрякова, 1991, 51]. Даль$ нейшее развитие речедеятельностного процесса зависит от харак$ тера дальнейшей человеческой деятельности. Человеку не обяза$ тельно переходить к вербальным формам мышления при создании музыкального произведения или чертежа. Для конструирования речевого высказывания необходима реорганизация невербальных концептов, для которой вводится понятие внутренней речи или промежуточного языка. С нее начинается стадия речевого мыш$ ления, обязательная для порождения речи, идет процесс «ослов$ ливания» мысли. Е. С. Кубрякова по$новому интерпретирует идеи Л. С. Выготского, выдвинувшего понятие «внутреннего слова», являющегося языковым аналогом мысли во внутренней речи. Для Выготского внутреннее слово является носителем скорее лично$ стных смыслов, чем языковых системных значений: слово «как бы вбирает в себя смысл предыдущих и последующих слов, расши$ ряя почти безгранично рамки своего значения» [Выготский, 1982, 350]. Это условная номинация всей описываемой ситуации. При этом этап внутренней речи понимается Л. С. Выготским не как процесс «надевания речи на готовую мысль», а перестраивание, формирование мысли при превращении ее в вербальную форму. Отсюда знаменитая фраза Л. С. Выготского: «Мысль не выража$ ется, а совершается в слове» [Выготский, 1982, 307], восходящая к не менее известному высказыванию А. А. Потебни: «Язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее» [Потеб$

ня, 1976, 120]. Этап промежуточного языка может быть соотнесен с идеями Н. И. Жинкина о предметно$схемном коде, который исследователь употреблял для обозначения внутренней речи (сам Н. И. Жинкин употреблял разные терминологические обозначе$ ния для языка мысли [см. об этом: Караулов, 1987, 184—210]). Жинкин писал: «Предметно$схемный код может быть охарактери$ зован некоторыми общими чертами. Во$первых, это код непроиз$ носимый, в нем отсутствуют материальные признаки слов нату$ рального языка. Здесь нет последовательности знаков, а есть изоб$ ражения, которые могут образовать или цепь или какую$то группировку. … Мысль в ее содержательном составе всегда про$ бивается в язык, перестраивает его и побуждает к развитию. Это продолжается непрерывно, так как содержание мысли больше, чем шаблонно$узуальные возможности языка. Именно поэтому зарож$ дение мысли осуществляется в предметно$изобразительном коде» [Жинкин, 1998, 158—159]. Дальнейший переход к внешнему вы$ сказыванию включает явление пропозиционализации, то есть осоз$ нания тех ролей, которые играют в описываемой ситуации обозна$ ченные предметы. Говорящий с лингвистической точки зрения вы$ бирает определенную схему синтаксического целого. Весь описанный процесс вербализации происходит в режиме внутренне$ го контроля, функция которого решить, подходит ли слово во внут$ ренней речи для продвижения его во внешнюю. Далее происходит семантическое согласование линейного расположения слов в пред$ ложении и самих используемых слов. На этапе создания речевого высказывания выделяются четыре модуля, или внутренних механиз$ ма, речи, ответственных за следующие компоненты: 1) номинатив$ ный компонент в порождении речи, 2) синтаксический и трансфра$ стический, 3) морфологический, 4) озвучивание речи. Особую роль Е. С. Кубрякова отводит номинации и синтаксированию.

Таким образом, различные модели порождения речи позволяют сделать вывод о том, что мыслительная деятельность может проте$ кать в разных кодах, которые часто представляются как уровни сознания либо как вербальные или невербальные формы мышле$ ния. Эти модели связаны еще с одним аспектом исследования по$ рождения речи — с проблемой внутреннего лексикона человека. Решение этой проблемы должно способствовать ответу на вопрос, в каком виде существуют для человека знания языка. Способ фик$ сации знаний носит двухслойный характер (невербальный характер

носит язык «мозга», lingua mentalis, другой слой знаний формирует внутренний лексикон, вербализованные знания, в последний вклю$ чаются метаязыковые знания о языке и его единицах).

Знание мира и знание языка оказываются частью единой концеп$ туальной системы. Внутренний лексикон — это вместилище знаний,

вкотором концепты получили языковое выражение в виде конвен$ циальной единицы, прежде всего в виде слова. Обычная метафора для характеристики организации внутреннего лексикона человека — вербальная сеть, выступающая в качестве психолингвистического коррелята психологического понятия «память» [см., например: Нор$ ман, 1974, 367—419]. Продолжая развивать метафорический образ вербальной сети, ученые представляют сеть не в виде плоскости, а

ввиде многомерного вербального пространства в силу богатства и сложности внутреннего лексикона [см.: Волков, 1993, 34—35]. Фено$ мен многомерности вербального пространства объясняется в первую очередь многоуровневой структурой языкового сознания.

Структура языкового сознания

Факт многомерности, многослойности, модулярности языково$ го сознания является общим в работах, посвященных когнитив$ ным проблемам. Многомерность сознания исследуется в разных аспектах его существования и функционирования. Среди них вы$ делим те, которые важны нам в аспекте соотношения языкового и метаязыкового сознания.

Структура языкового сознания по характеру отражаемой инфор мации. При определении компонентного состава языкового созна$ ния ученые пытаются представить весь ансамбль когнитивно$эмо$ тивных и аксиологических структур в виде схемы, которая могла бы наглядно упорядочить составляющие этого сложного феноме$ на. Основными составляющими языкового сознания являются четыре компонента: сенсорно$рецептивный, логико$понятийный, эмоционально$оценочный, ценностно$нравственный [Корнилов, 1999, 169]. Компоненты человеческого «я» находят свое соответ$ ствие в аспектах, семантических слоях (по Б. Ю. Городецкому), типах информации (по И. М. Кобозевой), конституирующих зна$ чение слова, которые представляют собой результат работы ком$

4 4 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

понентов языкового сознания. Строение слова рассматривается как структура, изоморфная устройству системы сознания. Имен$ но слово принимает непосредственное участие во всех основных процессах психического отражения. Традиционно выделяются де$ нотативный, сигнификативный, коннотативный аспекты лексиче$ ской семантики, получаемые в современной лингвистике различ$ ную интерпретацию с безусловно авторской расстановкой акцен$ тов [см. обзор данного вопроса в работах: Кобозева, 2000, 43—63; Михайлова, 1998, 58—86].

Компоненты языкового сознания реализуют себя через кон$ кретные проявления в процессе функционирования. Отсюда стремление исследователей к выявлению функций языкового со$ знания. Функции языка также изоморфны функциям языкового сознания. Подход к языку как к социальной семиотической сис$ теме позволяет выделить 73 функции языка (о перечне этих фун$ кций см.: Демьянков, 2000, 66—103]. Вместе с тем «чем больше количество функций, тем все менее прозрачным становится осно$ вание классификации, которое иногда может даже ускользать от читателя» [Демьянков, 2000, 103]. К традиционным языковым функциям относят коммуникативную, когнитивную, эмоциональ$ ную, м е т а я з ы к о в у ю. Среди вторичных функций указыва$ ют экспрессивную, референциальную, фатическую, поэтическую, суггестивно$магическую [Мурзин, 1998а, 108], креативную [Нор$ ман, 1997, 166] и т. д. Метаязыковая функция языка как одна из базисных функций речевой коммуникации для разъяснения кода (message about code) была выделена Р. Якобсоном [Якобсон, 1975, 203]. Концепция языковых функций Р. Якобсона опиралась на принципиальную структуру коммуникативного акта и была пред$ назначена для выполнения логико$аналитической работы по опи$ санию модели естественного языка.

Функции языкового сознания осуществляются через механиз$ мы, на основе которых реализуются функции самого языка. В ра$ боте Г. В. Ейгера [1990] детально представлен перечень различных функций языкового сознания. Автор выделяет пять функций со$ знания, которые оказываются релевантными и для метаязыково$ го сознания. У языкового и метаязыкового сознания наблюдают$ ся одноименные функции, поскольку в обычных условиях оба механизма тесно взаимодействуют и действуют синхронно. Мета$ языковая деятельность является обязательным компонентом язы$

ковой способности носителя языка. «Рефлексия — универсальный признак собственно человеческого мыследействования, она течет непрерывно, она «размазана по всем тарелкам», но по воле чело$ века она останавливается (фиксируется) и объективируется, пре$ вращаясь в другие организованности (инобытия, ипостаси)» [Бо$ гин, 1998, 63]. Отметим эти функции. О т р а ж а т е л ь н а я функция создает языковую картину мира; о ц е н о ч н а я фун$ кция получает различные аспекты преломления в зависимости от отношения к таким языковым фактам, как нормативный (ортоло$ гический), функционально$стилистический, эстетический, этиче$ ский, вероятностный, темпоральный, ксеноразличительный и со$ циальный; о р и е н т и р о в о ч н о $ с е л е к т и в н а я функция обеспечивает выбор языковых средств в соответствии с коммуникативным заданием и ситуацией при порождении выска$ зывания и переход от поверхностных структур к глубинным, к замыслу при восприятии высказывания; и н т е р п р е т а ц и о н$ н а я функция проявляется прежде всего в метаязыковых выска$ зываниях; р е г у л я т и в н о $ у п р а в л я ю щ а я функция выступает в виде механизма обратной связи с двумя каналами — контрольно$управляющим (контроль за речевыми операциями) и оценочно$регулятивным (оценка высказывания с точки зрения со$ ответствия действующим нормам) [см.: Ейгер, 1990, 23—41].

Уровневая структура сознания и бессознательного. Структура психики человека в психологических исследованиях представляет$ ся в виде двух отдельных, независимо функционирующих интел$ лектов — сознательного, осознаваемого и бессознательного. Идея представить эти две силы чем$то цельным, заключенным в обо$ лочку, выдвигалась древними алхимиками в теории «небесного яйца», в XX веке развитие этой концепции можно найти в рабо$ тах итальянского психотерапевта Р. Ассаджиоли, из отечественных ученых созвучные идеи высказывает В. В. Налимов [см. обзор теорий: Бреслав 2000, 42—59]. Внутреннее содержимое гипотети$ ческого «яйца» состоит из нескольких слоев, которые называют$ ся «бессознательное», «предсознание» и «сознание». Они окруже$ ны оболочкой и погружены во внешнюю среду — «сверхсозна$ ние», или «высшее бессознательное».

Самой архаичной частью психики является бессознательное. На уровне бессознательного воспринимаются простейшие и осново$

полагающие элементы бытия, поэтому, по мнению ученых, бессоз$ нательное является единым для всего человечества. «Мы многие вещи делаем бессознательно, не умея объяснить того, как имен$ но мы это делаем: ходим, едим или, скажем, сворачиваем кулек из листа бумаги. Одним из таких неосознанных умений является

иумение говорить» [Фрумкина и др., 1990, 91]. Бессознательное по своим масштабам превосходит все части психики и занимает основную часть объема. Проблема соотношения осознаваемого и неосознаваемого является в психологии одной из важнейших, она претерпела ряд конструктивных изменений. Если при зарождении научной психологии бессознательному отводилась периферийная роль второстепенного, состоящего в основном из инстинктов ком$ понента психики при главенствующей роли сознания, то благода$ ря теории З. Фрейда выяснилось истинное величие и роль бессоз$ нательного: «З. Фрейд обосновал динамический характер человече$ ского «я», показав многомерность сознания: осознанное «я» восходит к его бессознательному, является его своеобразным про$ должением» [Берестнев, 2001, 60]. З. Фрейд в одной из своих ра$ бот по этому поводу писал: «Сознательная умственная жизнь пред$ ставляет собой лишь довольно незначительную часть бессознатель$ ной душевной жизни» [Фрейд, 1990, 6]. И. Г. Юнг, развивая идеи З. Фрейда, определил структуру бессознательного, включающего со$ держательную основу личного бессознательного (Тень и персону),

иструктуры, имеющие всеобщий характер — архетипы коллектив$ ного бессознательного [см. об этом: Овчаренко, 2000, 35].

Самой неопределенной и плохо изученной частью психической сферы, не имеющей общепринятого взгляда на ее структуру и функции, является среднее бессознательное. Отсюда терминоло$ гическая неупорядоченность этого понятия: «предсознание» (Фрейд), «предмышление» (Налимов), «подсознание», «среднее бессознательное» (Ассаджиоли). Подсознание выделяется как от$ дельная область психической сферы человека ввиду его особой функции — служить связующим звеном между сознанием и бес$ сознательным. Именно в этом звене зарождается и развивается мыслительная деятельность, структурно неоформленные архетипы бессознательного превращаются в конкретные образы. Здесь по$ являются личностные смыслы: «на подсознательном уровне мыс$ лительной деятельности выполняется лишь «черновая работа»; когда же возникает необходимость в более сложных мыслитель$

ных операциях, «подсознание» не может с ними справиться, а по$ тому и происходит объективация, осознание той информации, об$ работка которой без участия сознания оказывается невозможной» [Кармин, 1978, 96—97]. Кроме того, большая часть информации из внешнего мира запечатлевается в человеке, минуя его сознание. Неосознаваемая обработка информации происходит так, что субъекту становится известен только конечный ее результат, а «про$ цесс переработки совершается частично или даже полностью нео$ сознанным образом» [Прангишвили, Бассин, Шошин, 1984, 7].

Выделяется множество факторов, обусловливающих хранение основной части информации за порогом сознания. Во$первых, сознание не способно вместить целиком всю информацию, кото$ рая приобретается человеком в течение жизни, а подсознание — это зона, из которой достаточно легко ее извлечь. Во$вторых, большой объем эмоционально значимой информации человек получает в первые месяцы своего существования до формирова$ ния сознания, и эта информация хранится у человека в бессоз$ нательном. В$третьих, «из сознания устраняется информация о структуре действий, ставших автоматическими» [Лебедева, 1999, 137]. В$четвертых, подсознание выполняет защитную функцию в том случае, когда сознание человека еще не готово к восприятию того, что может его разрушить. «Оно защищает человечество, при$ открывая тайны мира настолько, насколько сознание человека способно его постичь» [Панасюк, 1999, 264].

Разработка проблемы сознания и отношения между сознани$ ем и осознанием, между мышлением и речью привела к необхо$ димости постановки вопроса о роли между бессознательным, ре$ чью и сознанием [Бессознательное, 1978; Бессознательное, 1985; Язык и сознание…, 1993 и др.]. Языковедческая проблематика сознания и бессознательного имеет свои истоки в работах россий$ ских классиков — лингвистов XIX века: Бодуэн де Куртенэ и Кру$ шевский писали о том, что «сознание и воля человека оказывают на развитие языка весьма мало влияния» [цит. по: Якобсон, 1978, 156]. В работах ученых прослеживается использование общей ме$ тафоры: уподобление сознания огоньку, освещающему отдельные стадии психического процесса (Б. де Куртенэ) и «светлой точке сознания» (Д. Н. Овсянико$Куликовский).

Психологи развивают учение о соотношении сознания и бес$ сознательного. По сути дела, Л. С. Выготский, рисуя путь от мыс$

ли к слову, вырабатывает схему строения не только сознания, но и подсознания, указывает на последовательность расположения речевых планов, когда движение идет от «…мотива, порождающего какую$то мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем — в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [Выготский, 1982, 358]. Недоступная, неверба$ лизованная информация закрыта для личности, осознание «возни$ кает только через обозначение словом, через наименование» [Уфимцева, 1997, 21]. Безусловно, критерии выявления различных уровней сознательного и бессознательного лингвисты пытаются выявить на основе языковых данных. Так, Л. О. Чернейко главным признаком сознания считает возможность его языковой эксплика$ ции; сферу подсознания составляет то, что «индивидуум знает из своего уникального опыта, но не может эксплицировать, передать другому», сферу сверхсознания — «то, что знает социум, экспли$ цирует, но не может верифицировать» [Чернейко, 1998, 181].

Сочетание сознательных и бессознательных факторов лежит и в основе понятия установки, которая в трудах Д. Н. Узнадзе по$ нимается как конкретное состояние целостного субъекта, его мо$ дус, готовность к совершению определенной деятельности, пред$ варяющая начало речи и актуализирующая средства, необходимые для речи на определенном языке [Узнадзе, 1999, 245—256]. «Язы$ ковая установка принципиально неосознаваема» [Имедадзе, 1978, 222], хотя в двухуровневой структуре установки уровень объекти$ вации — это уровень актуально презентированных в сознании языковых форм и отношений. Таким образом, отстаивается мето$ дологическая необходимость систематического сопоставления кор$ релятивных понятий сознания и бессознательного, ввиду того, что «понятие бессознательного лишено смысла, если брать его неза$ висимо от понятия сознания, и наоборот» [Шерозия, 1973, 446].

Языковое чутье, чувство языка в аспекте сознания — бессоз$ нательного рассматривается как словесный инстинкт и противо$ поставлено осознанному знанию [см.: Рамишвили, 1978, 199; Ле$ вина, 1978, 249]. Психологи ссылаются на известное выражение Гумбольдта, назвавшего языковое чувство «инстинктообразным предчувствием всей системы языка». Чувство языка большинством лингвистов трактуется как «некая сумма знаний о языке, получен$ ная в результате бессознательного обобщения многочисленных актов речи» [Ейгер, 1990, 11]. При этом Р. Якобсон подчеркивает

особую значимость метаязыковых операций, которые, составляя важную и неотъемлемую часть нашей речевой деятельности, вно$ сят «осознание речевых компонентов и их отношений. Активная роль метаязыковой функции… остается в силе на всю нашу жизнь, сохраняя за всей нашей речевой деятельностью неустанные коле$ бания между бессознательностью и сознанием» [Якобсон, 1978,

163—164].

Учет роли языкового сознания в организации речевой деятель$ ности в аспекте соотношения сферы сознательного и бессозна$ тельного приводит ученых к выявлению механизма автоматиче$ ского, неосознанного контроля, регулирования речи и уровня со$ знательного, контролированного речевого поведения. Безусловно непосредственное участие сознания при построении речи в соот$ ветствии с существующими социально обусловленными языковы$ ми нормами, интенциями говорящего, ситуацией общения. В то же время простота и легкость, с которой в норме протекает рече$ вая деятельность, приобретенные в детстве навыки практическо$ го владения языком говорят о том, что во многом речевая деятель$ ность обусловлена сферой подсознательного. Сознание не противосто$ ит неосознаваемым процессам, включая их в свое функционирование, «всякое осознанное содержание обычно включает в себя не до конца и не полностью осознанные зависимости и соотношения, т. е. име$ ет место непрерывность осознанного и неосознанного как одно из фундаментальных свойств психического как процесса» [Залевская, 1999, 35].

Соотношение сознательного и бессознательного проявляет себя на разных этапах материализации замысла говорящего. Первый этап речевой деятельности носит стихийный, неосознанный характер, когда говорящий занимается формулированием мысли и одновремен$ но «формулирует ее средствами языка» (Выготский). Второй этап речевого оформления замысла характеризуется сознательной коррек$ цией авторского формулирования последнего, «если стихийный про$ цесс не обеспечил этой точности» [Минеева, 2001, 26], сознательны$ ми интеллектуальными усилиями по преодолению автоматизма ре$ чевых действий, «по преодолению инертности всего нашего речемыслительного механизма, нашей привычки думать и высказы$ ваться «по линии наименьшего сопротивления»» [Хлебда, 1999, 63].

Следует подчеркнуть, что во всех психолингвистических иссле$ дованиях учитывается постоянное действие многоэтапного (мно$

5 0 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

гоуровневого) контроля как одного из основополагающих прин$ ципов функционирования речевого механизма человека: на каж$ дом уровне порождения речевого высказывания «существует свой контроль и, кроме того, общий контроль всего высказывания в целом» [Красиков, 1980, 124]. Эту же мысль высказывают Laver [1973], Сливницкий [1983], Ейгер [1990], Баранов [1993]. Общий контроль, или, по Налимову, «вероятностно$структурированный фильтр», по сути дела, представляет собой языковое самосознание, рефлексию, определяемую «личностным интеллектуальным и ду$ ховным состоянием человека» [Налимов, 1994, 47], его развиты$ ми способностями управлять своим речевым поведением. По Ж. Пиаже, осознавание действия за счет рефлексивных механиз$ мов идет от его периферии к центру, «от анализа результата дей$ ствия и его соответствия поставленной цели, далее к исследова$ нию внутреннего механизма действия» [Аносова, 1988, 14].

В модели порождения речевого высказывания А. Н. Леонтье$ ва, в дальнейшем уточненной А. А. Леонтьевым, выделено четы$ ре уровня осознаваемости в речи: 1) уровень актуального созна$ вания (предмет осознания связан с целью деятельности, находит$ ся в поле внимания на уровне связной речи); 2) уровень сознательного контроля (предмет непосредственно не осознается, но может быть осознан, соответствует словесно$предметному уровню); 3) уровень бессознательного контроля (предмет осознания соотносится с имеющимся в памяти эталоном без участия сознательного внима$ ния, соответствует формальному уровню языковой способности); 4) уровень неосознанности (соответствует слоговому уровню). «При этом операции, являющиеся по происхождению бессозна$ тельными, могут в дальнейшем (обязательно через ступень акту$ ального сознавания!) подвергаться сознательному контролю» [А. А. Леонтьев, 1965, 123]. Безусловно, механизмом, выполняю$ щим функцию контроля, является установка, по Узнадзе, которая принципиально не осознается, «хотя установочно функциониру$ ющая форма речи в определенных условиях может стать и пред$ метом осознания и произвольного регулирования» [Имедадзе, 1978, 220].

С этой моделью хорошо согласуется разграничение механизмов когнитивного и коммуникативного контроля [см.: Залевская, 1988], «которые трактуются как взаимодействующие и функцио$ нирующие на разных уровнях реализации речемыслительной дея$