И. Т. Вепрева - Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху - 2005

хороший — 1. Вполне положительный по своим качествам, такой, как следует. Компонент «как следует» предполагает разную нор$ мативную оценку с точки зрения хороших и плохих (бандитов) людей. Отсюда актуализируется негативная сема в контексте.

Заканчивая анализ деривационного критерия коммуникативно$ го напряжения, еще раз укажем, что сложная как в формальном, так и в семантическом отношении лексическая единица создает коммуникативные очаги напряжения. Чтобы решить задачу усво$ ения адресатом производной лексической единицы, говорящий использует для этих целей разнообразный метаязыковой коммен$ тарий.

Личностный критерий

В процессе речевой деятельности, осуществляя коммуникатив$ ный контроль за своей речью, говорящий и слушающий выступа$ ют как «наивные лингвисты», не только автоматически оперируя языковыми единицами по системе существующих правил, но и пользуясь принципами семантического анализа лексики, так как по$прежнему основным методом исследования лексической семан$ тики «остается интроспекция, т. е. наблюдение семасиолога над теми ментальными объектами и процессами, которые связаны с данным словом в его собственном сознании» [Кобозева, 2000, 180]. Но если настоящий лингвист, полагаясь на собственное язы$ ковое чутье, будет делать выводы о значении слова, опираясь на корпус контекстов, извлекаемый из различных авторитетных ис$ точников литературного языка, и на правильные употребления слова, которые порождает сам (все это в целом составляет поло$ жительный языковой материал), то в коммуникативных рефлек$ сивах данной разновидности вербализуются механизмы саморегу$ ляции и самоорганизации речевой деятельности, результаты дей$ ствия которых воспринимаются как естественный эксперимент «наивного семасиолога» с контекстами употребления либо ком$ ментируется собственный отрицательный материал. Говорящий своим рефлексивом либо пытается объяснить аномальность упот$ ребления слова в заданном контексте, либо мотивирует свой вы$ бор лексической единицы. Об уникальной роли «отрицательного языкового материала», под которым ученые понимают различные неправильности и ошибки речи, для успешного лингвистическо$

го анализа писали многие исследователи (в частности, уместно сослаться на известное высказывание Л. В. Щербы о важности отрицательного материала и о том, что отрицательный материал, снабженный специальной пометой, необходимо помещать в нор$ мативный словарь). Этот материал «уникален в том отношении, что он позволяет во много раз быстрее и эффективнее, чем нор$ мальные тексты, установить существенные элементы значения слова; в лингвистике он играет такую же роль, как афазии в ней$ рофизиологии» [Апресян, 1974, 105].

Прежде всего Л. В. Щербе принадлежит заслуга введения в

арсенал методов анализа лексической семантики эксперимента как одного из видов анализа. Суть его для задач семасиологии заклю$ чается в том, что исследователь для проверки своих семантических гипотез, выдвигаемых на основе наблюдений над правильными словоупотреблениями, должен применить это слово в ряде разно$ образных фраз, «который можно бесконечно множить» [Щерба, 1974, 32]. Наряду с правильными фразами в полученном языко$ вом материале будут и неправильные, аномальность которых мож$ но объяснить на основе предположения ученого о значении не$ которого слова.

Выбор слова — одна из ключевых проблем говорящего, и в основе этой проблемы лежит выбор правильной стратегии поис$ ка, который отражает принципы организации словаря в сознании человека.

Психолингвистами была обнаружена множественность парамет$ ров поиска слова в памяти, «а тем самым и упорядоченность еди$ ниц лексикона по широкому набору разнообразных признаков» [Залевская, 1999, 159]. В психолингвистике также существуют раз$ личные классификации моделей узнавания слова в лексиконе [см. обзор типологии моделей: Там же, 176—184]. Остановимся в на$ шей работе на типологии когнитивных моделей поиска слова в ходе речевой деятельности, предложенной Дж. Эйтчисон [Aitchi$ son, 1994, 202—208]. Автор предлагает три возможные модели вы$ бора слова в пространстве одного семантического поля, причем избирая несколько необычную форму их представления — через известные эмпирические образы. Первая модель — модель «пере$ хода реки, перепрыгивая с камня на камень». В соответствии с этой моделью человек, выбирая слово, совершает последователь$ ный ряд действий, как бы перепрыгивая с камня на камень. Ис$

ходным пунктом является замысел — некий смысл, лишенный пока звуковой оболочки. Следующий шаг — определение того класса, к которому принадлежит выбираемое слово (это еще не то привычное нам вербализованное слово, а лемма, по терминоло$ гии Дж. Эйтчисон). На этом этапе в памяти человека активизи$ руется семантический класс сходных по смыслу наименований. Заключительный этап включает программу поиска звуковой фор$ мы, соответствующей выбранному смыслу. Б. Ю. Норман, ком$ ментируя выбор лексической единицы в процессе порождения речи, уточняет, что процесс выбора точного смысла идет по прин$ ципу сужения тематического круга: «сначала выбирается некото$ рый лексико$семантический класс» [Норман, 1994, 38], а затем — конкретный представитель этого класса. Семантические связи — важный принцип организации словаря в сознании человека. При$ чем говорящий может сознательно увеличивать «длину каменной дорожки», «снижать порог требовательности при выборе нужной лексемы — с тем, чтобы тут же, на ходу произвести коррекцию выбора, заменить ошибочно выбранное слово» [Там же, 39]. В ос$ тальных двух моделях — «модели водопада» и «модели электри$ ческой сети» — человек как бы параллельно анализирует несколь$ ко возможных вариантов, которые на одних этапах когнитивной обработки пересекаются, подобно струям воды, вытекающим из одного источника, а на других расходятся; модель «электросети» в отличие от модели «водопада», допускает «течение электриче$ ского тока в разных направлениях», т. е. включает в себя возмож$ ность корректировки последующих действий в соответствии с поступающей новой информацией. Подтверждением реальности когнитивных моделей поиска нужного слова являются исследуе$ мые нами коммуникативные рефлексивы, выносящие оценку точ$ ности словоупотребления. Когнитивные модели процесса выбора слова в ходе речевой деятельности коррелируют с существующи$ ми описаниями системных языковых связей между единицами. Коммуникативные рефлексивы демонстрируют наличие пара$ дигматических связей лексических единиц в сознании говоряще$ го, они «обеспечивают глубину линейного процесса речи» [Ники$ тин, 1988, 73] в каждом пункте речевой цепи. Как мы уже отме$ тили выше, это связи выбора и замены, которые позволяют выявить индивидуальное отношение говорящего к употребляемо$ му слову. Подтвердим наше положение конкретным материалом.

1 8 4 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

Парадигматические типы связей лексических единиц в соста$ ве рефлексива представлены прежде всего эквиполентными (или эквонимическими) и синонимическими отношениями, которые отличны от привативных (или гипергипонимических) тем, что образуют не глобальные семантические структуры словаря, а от$ дельные микроструктуры в различных участках семантической организации словаря. Эти очаги существуют порознь, не состав$ ляя связанных частей общей системы.

Первый тип парадигматических отношений — отношения п е$ р е с е ч е н и я. Приведем контексты употреблений единиц$эк$ вонимов, выделяя их в составе рефлексива: Как оговорился (вер' нее, проговорился) один из спонсоров, и этот приз оказался «назна' ценным» (АИФ, 1999, дек.); Я видел, как нас принимала здешняя публика, не хотелось бы употреблять слово «чужеродная» — ино& славная (Там же, 2000, янв.); — Это ничего называется любовью? — Это не любовь, а восхищение, уважение и… (НТВ, Я сама, 22.02.00); — Читала Ваши интервью, и мне показалось, что для Вас эта тема довольно болезненна. Такое впечатление, что Вас когда' то ранило. На вопрос, были ли Вы женаты: «Ну было что'то. Сей' час поменяю паспорт и буду считать, что никогда ничего не было». Так может говорить только человек с царапиной на сердце. — Пас' порт так и не поменял еще, кстати. Ну, а опыт такой был. Хотя «опыт» — не то слово: оно значит, что ты вышел умудренным. Слово «ранение» лучше. А фантомные боли — они же навсегда. Черт его знает, может быть мою решительность в разговорах на этот счет как раз первое ранение и сформировало. Может быть, мне пульку не извлекли. И она где'то сидит во мне (МК$Урал, 2000, апр.); Долинский не удовлетворен своей актерской судьбой. Ему все время кажется, что он мог бы сделать гораздо больше: «Знаешь, вот Андрюша Миронов всю жизнь завидовал, нет, неправильное слово, не завидовал, а хотел дотянуться до уровня Табакова (МК, 1999, апр.); Тренер велоклуба сказал, указывая на своих подопечных: «Вот такая она, наша тусовка». Но очень быстро я понял: слово «тусовка» здесь не подходит. Они — не «тусовка», они — практически семья. Пото' му что никогда и ни в какой тусовке не может быть такого взаи' мопонимания, отсутствия барьеров между младшими и старшими. Здесь все равны, все — просто байкеры (Наша семья, 1999, сент.).

Второй тип парадигматических отношений — отношения с и$ н о н и м и и. Это наиболее распространенный вид парадигмати$

ческих отношений в составе рефлексива. Продуктивность этого вида связей вполне объяснима, поскольку выбор точного слова происходит в семантическом поле близких по семантике слов. Проблема синонимии, с одной стороны, одна из хорошо изучен$ ных проблем лексической семантики; с другой стороны, одна из вечных проблем, не получивших общепринятого решения. Не уг$ лубляясь в суть теоретического осмысления явления, выделим, вслед за Ю. Д. Апресяном, два класса синонимов: синонимы в узком смысле слова, или а б с о л ю т н ы е с и н о н и м ы, — ред$ кие случаи полной эквивалентности слов, и к в а з и с и н о н и$ м ы [см.: Апресян, 1974, 220], лексическая семантика которых со$ впадает не полностью. К квазисинонимам относятся прежде все$ го слова, находящиеся в привативных или эквиполентных отношениях, дифференциальные признаки подкласса которых раз$ мыты и часто нейтрализуются в контексте. Наряду с указанными типами в число синонимов включаются равнозначные слова, раз$ личие которых связано с разной сферой употребления языка, т. н. с т и л и с т и ч е с к и е с и н о н и м ы. Говорящий в процессе ре$ чевой деятельности в поисках нужной лексической единицы ма$ нифестирует все вышеперечисленные типы синонимических отно$ шений в рамках одного рефлексива. Покажем разные проявления синонимических отношений.

Реже всего встречается ряд точных синонимов в одном ряду. В рефлексивах перечень тождественных единиц обусловливается прежде всего прагматической задачей усиления смысла данной единицы в контексте: Главное — остановить, сделать паузу, по' разному можно называть остановку бомбардировки (ОРТ, Новости, 20.05.99); Семья Гомельских прочно заняла баскетбольную нишу. Что это — клан, династия, семейственность, мафия? (АИФ, 2000, сент.); Мне трудно представить артиста, которому настолько под' ходило бы определение «народный». Не в звании дело. Он по натуре своей, по сути, по имиджу, если хотите, — плоть от плоти народа

(МК$Урал, 1998, дек.).

В коммуникативных рефлексивах мы сталкиваемся с фактами либо разграничения равнозначных в языковой системе лексиче$ ских единиц, либо отождествления в рамках одного контекста близких, но не тождественных слов.

Разграничение равнозначных единиц может быть связано не с тем, что они выражают, а с тем, «кто, когда, где, для кого ведет

речь» [Никитин, 1988, 96], т. е. с фактами несодержательного язы$ кового варьирования, с различием индивидуально$вкусовым, со$ циальным, территориальным и т. д. Например: Я не люблю слова «попса». Слово «эстрада» тоже как&то не очень подходит: слишком старомодно. Давайте называть все это популярной музыкой, кото' рую сегодня ругают все, кому не лень (АИФ, 1999, окт.); Народ… Я не люблю это слово, так как не понимаешь, что стоит за этим словом. Лучше люди (ОРТ, Времена, 24.12.00); Если бы меня это напрягло… достало (есть такое выражение), я бы сделала так же (РТР, Моя семья, 01.12.01); На вопрос, делает ли он своей супруге романтические сюрпризы, ответил: «А вы знаете, что называть супругу супругой не очень романтично? Жена — это правильнее» (АИФ, 2001, июнь); Скинов распознают по бритым башкам, «бом' берам» (куртки), «гриндерсам» (массивные ботинки, часто с желез' ными носами), подтяжкам и белым шнуркам. Это нужно знать как дважды два, потому что за любой из этих элементов могут набут&

сать, нагрузить, выписать, напинать, замесить, бомбить, нало& мать, в башку дать, двинуть, отдолбить, в голову выхватить —

синонимов к словам «бить», «быть битым» огромное количество. Годы войны сформировали свой язык (КП, 2001, нояб.).

Особая роль переживания индивидом соотносимых им единиц может сделать эти единицы субъективно эквивалентными. При этом принцип субъективной эквивалентности (один из фундамен$ тальных принципов работы речевого механизма) расходится с лин$ гвистическим понятием синонимии и выявляет случаи, когда бли$ зость языковых явлений устанавливается по иным критериям. «Для носителя языка существуют субъективные психологические критерии близости значения слов, детерминированные экстралин$ гвистическим опытом и картиной мира, стоящей за словом в ин$ дивидуальном сознании человека» [Лебедева, 1998, 131]. Напри$ мер, в следующих примерах основанием сближения лексических единиц становится общественная практика: А в общественном со' знании слова «афганцы» и «преступная группировка» стали синони' мами (МК$Урал, 2000, февр.); Конечно, слова «цинизм» и «полити& ка» синонимы, но все'таки не полные (МК$Урал, 2001, май); — Порядок и справедливость это синонимы? — Да, это синонимы (ОРТ, Час пик, 03.12.02); Словосочетания «организованная преступность»

и «организованная спортивность» воспринимаются сегодня многими как синонимы (АИФ, 2001, июнь); Игра в казино балансирует на

рируют семное варьирование значения, которое приспосабливает$ ся к коммуникативным условиям конкретного речевого акта, го$ ворящий в связи со своим коммуникативным замыслом актуали$ зирует те или иные семантические компоненты в семантике сло$ ва. Актуализация одних признаков при погашении других делает анализируемые системные синонимы не эквивалентными [об ак$ туализации сем см.: Стернин, 1985, 106—108; Чудинов, 1988, 109— 114]. В первом рефлексиве противопоставление единиц «желание» и «мечта» акцентирует в значении слова «мечта» экспрессивное содержание, при этом мечта воспринимается как высшая оценка желаний, поэтому употребление слова в обыденном контексте С. Довлатовым воспринимается несколько пафосно, и он выбирает менее экзальтированное слово «желание». Во втором рефлексиве сема состояния в слове «одиночество» носит постоянный харак$ тер, тогда как в слове «уединение» актуализируется временное состояние признака. В последнем контексте сниженность глаголь$ ной единицы «бросать» по сравнению с нейтральными «оставить», «уйти» осознается и вне контекста, хотя словарь не указывает никаких коннотаций для первого слова. В данном случае, на наш взгляд, этот контекст может называться тем самым «отрицатель$ ным материалом», роль которого так велика в семантических ис$ следованиях, поскольку на его основе можно выделить те компо$ ненты, которые остались вне поля зрения исследователя.

Своеобразное проявление синонимических отношений в соста$ ве одного рефлексива демонстрирует реализация еще одного фун$ даментального принципа работы речевого механизма — принци$ па с м ы с л о в ы х з а м е н, который устанавливает факт лек$ сической эквивалентности через глубинную предикацию. На этот принцип переложения мысли на другой язык [см.: Потебня, 1976, 79], «отнесения понимаемого знака к другим, уже знакомым знакам» [Волошинов, 1929, 18] обращали внимание многие ученые [см.: Жинкин, 1982; Залевская, 1992]. Смысловые замены происходят при кодовых переходах в речемыслительной деятельности, когда сливаются единицы естественного языка с образами объектов ок$ ружающего мира на уровне универсального предметного кода — по Жинкину, на уровне субъективного языка, который не осозна$ ется человеком. Приведем достаточно развернутый рефлексив, демонстрирующий принцип смысловых замен: — Создатели «Вы, блин, даете» чувствовали, что программа популярна? — Да, нас,

оказывается, смотрели и в городе, и в области. Вот мой соавтор, друг и однокурсник Андрей Титов, шел по родному Каменску'Ураль' скому, его встретила женщина: «Ты же этот? Как его?.. Ну про' грамма… А — «Ну, погоди!». Или вот еще: приезжаем в Реж, сни' маем одну семью, и героиня сюжета спрашивает: «Как программа' то называется?» Я отвечаю: «Вы, блин, даете». Тогда она мужу: «Видишь, Петя! А ты все говорил — «Ни хрена себе, ни хрена себе!»; Самый большой предмет нашей гордости — история, которую рас' сказала нам знакомая журналистка, побывавшая на заседании в Белом доме. Там один из членов областного правительства, высту' павший перед руководителями городов, сказал: «Вот у нас одна та' кая вредная программа есть… Как она?.. «Ну, вы, ребята, бля, ваще!» Значит, и там нас смотрели (4 канал + все ТВ, 1999, март). При выборе слова немалую роль играют личные впечатления, об$ разы, которые говорящий ассоциирует с данным словом. Меха$ низм подмены связан с ложной ассоциацией по семантическим или фонетическим/графическим признакам, в данном случае происходит семантическая ассоциация по смежности внутри од$ ной тематической группы [об ошибках на основе ассоциаций см.: Банкевич, 1981; Горохова, 1986; Пойменова, 1997; Пойменова, 1998].

Иногда в рефлексивах эксплицируется только конечный этап поисков слова, вся остальная поисковая часть остается неосознан$ ной. Имплицитную часть поисков обычно занимает пауза. При этом говорящий может подчеркивать два момента. Во$первых, акцентируется позитивный результат выбора слова, например: Сей' час происходит — вот точное слово — размораживание отношений с Европой (Г. Павловский, НТВ, Намедни, 30.09.01); Женская часть нашего оркестра его… боготворит — это, пожалуй, самое точное слово (КП, 2000, нояб.); Дети из обеспеченных семей часто жалу' ются на чрезмерную родительскую опеку. От этой гиперопеки они бегут, от постоянных ожиданий и требований. Бегство в поисках свободы? Они говорят: «Вырваться». Вырваться — характерное сло& во. Вырываются из тюрьмы, из оков… В общем, из неволи, а никак не из родного дома. (АИФ, 1999, сент.); Этому серьезному инфор' мированию и комментированию противостоит стихия, иначе не ска& жешь, «тусовочности» (Русская журналистика, 1996); Вокруг нее увивались — другого слова не подберешь — великие личности: Бер' нес, Утесов, мелькал Вертинский (КП, 1998, дек.) (см. высказыва$

ние А. Д. Шмелева в поддержку последнего рефлексива: «выра$ жение другого слова, однако, не подберешь обычно указывает на то, что выбранное выражение точно соответствует описываемому объекту» [Булыгина, Шмелев, 1999, 147]).

Во$вторых, эксплицируется отрицательный результат: говоря$ щий винится за то, что не мог найти точное слово, его поиски оказались неудачными, поэтому позиция искомой единицы в предложении может быть либо не занятой, либо занятой словом, признанным автором неточным, неудачным: Не знаю, как выра' зиться грамотно… (ОРТ, Человек в маске, 19.01.98); Я могла бы их определить как мальчиков, как дядек, дядьков и просто старых… не знаю даже, как их назвать (МК$Урал, 1999, янв.); За недостат& ком лучшего слова, назовем эту часть душой (РТР, Моя семья, 20.12.00); Затем он хрипло продышал еще полкуплета и вдруг тон' ко проблеял — другого слова, к сожалению, не подберешь — еще не' сколько слов, но затем дал «петуха» (КП, 2000, март); Может быть, я несколько искусственно… подогнала (другого слова подобрать не могу) эту группу культурных знаков к типам народной речевой культуры (Устная речь на семинаре, 2001, нояб.); Это был почти брак по расчету. Если это слово тут применимо. Он сидел в лаге' ре, она жила себе в городе Орше. Он — к сорока одному году холос' тяк, да еще и осужденный. И она — уже почти старая дева, ни разу не бывавшая замужем (МК$Урал, 2000, апр.).

Еще одним проявлением синонимии в составе коммуникатив$ ного рефлексива, толкуемой в расширительном смысле, являются э в ф е м и с т и ч е с к и е з а м е н ы, определяемые нами как контекстные коммуникативно$прагматические синонимы (эвфемизация может являться источником и лексической сино$ нимии [Москвин, 2001, 68—69]). При синонимизации двух лек$ сем, одна из которых представляет собой «смягченную» едини$ цу, перегруппировка семантических планов так или иначе опре$ деляется прагматической установкой речи. Семантический механизм переключения состоит в поиске и актуализации лек$ сических коррелятов, маскирующих суть явления по самым раз$ ным причинам. В литературе, посвященной этому вопросу, эв$ фемия получает многостороннее теоретическое осмысление, ав$ торами работ составляется реестр функций и способов эвфемистической номинации [см.: Ларин, 1977; Виндлак, 1967; Варбот, 1979; Шмелев, 1979; Крысин, 1994, 1996, 1998; Кочетко$