И. Т. Вепрева - Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху - 2005

восприятия художественного, особенно поэтического, текста. В данном направлении теория информации также сыграла свою роль. Сошлемся на известную теорию библиопсихологии, положе$ ния которой были разработаны в 20$х годах XX века Н. А. Руба$ киным [см.: Рубакин, 1977], получившие новое освещение в тру$ дах современных ученых [см.: Сорокин, 1978; 1979]. Ученые при$ шли к осознанию того факта, что восприятие является существенным элементом всякого творческого процесса, способность читателя к сотворчеству восполняет текст, множественность интерпретаций текста свидетельствует о творческом преобразовании текста чита$ телем [см. об этом: Кузьмина, 1999, 61—77].

Таким образом, понимание — это то, что объединяет автора высказывания и его адресата: с одной стороны, речь строится как речь для другого, говорящий прогнозирует портрет адресата, ори$ ентируясь на него; с другой стороны, слушающий интерпретиру$ ет адресанта, опираясь на его текст и собственный опыт [см.: Чер$ нейко, 1990, 1996; Шунейко, 2001]. Модель коммуникативной де$ ятельности представляется как совокупность мотивирующей и мотивированной программ речемыслительных действий и опера$ ций. В русле обыденного сознания понимание приравнивается к нормативно$контролирующей функции адресанта и адресата на уровне употреблений того или иного слова. Рефлексивные гово$ рение и слушание [см.: Атватер, 1988, 42—53] воспринимаются как эмансипативные [см.: Комлев, 1992б, 191], то есть равноправные, акты для каждого участника коммуникативной ситуации, актив$ ное коммуникативное взаимодействие собеседников [Китайгород$ ская, Розанова, 1999, 28].

При этом понятие нормы находится прежде всего в ведении слушающего, «второй коммуникант исходит из своего авторитета как языковой личности» [Поспелова, Петрова, 1996, 127], имен$ но он оценивает речь говорящего с точки зрения нормативности, прощая или не прощая ему допущенные ошибки (это связано с декодированием высказывания как в содержательном, так и в формальном плане). Образцовую речь мы не замечаем, «она для нас как раз психологически не существует» [Мурзин, 1989, 6]. И в то же время сам говорящий является «первым приемным пунк$ том» (Т. Г. Винокур) собственных коммуникативных усилий. Бе$ зусловно, оценка речи носит субъективный характер, в ее основе лежит «баланс норм отправителя и получателя сообщения» [Шварц$

копф, 1996, 418]. Субъективность оценки разными типами слуша$ ющих и говорящих позволяет говорить о «плавающем» характере нормы: что нормативно с точки зрения одного носителя языка, неуместно с точки зрения другого, хотя оба они могут являться носителями элитарной или среднелитературной речевых культур.

Спектр оценок своей и чужой речи достаточно разнообразен. Во$первых, порождение речи требует от отправителя точного под$ бора слов. Метаязыковые высказывания эксплицируют эти поис$ ки: Вообще'то мы со Славкой объявили о помолвке, а все сразу ре' шили и детей крестить. Люди же сначала молвятся — или как там правильно? — а потом уже решают, стоит или не стоит женить' ся (4 канал + все ТВ, 2000, янв.); Каким бы мэтром артист ни был, он должен выйти на сцену Гамлетом, Отеллом… Хм, Отеллом мож& но сказать? (АИФ, 2000, июль); Великолепные генералы. Опять ска' зала «великолепные». Но в русском языке это слово ничем не заме& нишь (НТВ, Женские истории, 2000, авг.); Им интересно — чело' век с непоющим голосом от чистого сердца (можешь это назвать как хочешь) поет, играет (АИФ, 2000, сент.); У сожителей отри' цательные моменты возникают при общении и с другими людьми. Как представить этого близкого тебе человека в незнакомой ком' пании? Сказать «муж» — неправда, сказать «сожитель» — неудоб&

но, совестно. «Подруга», «друг» тоже не соответствуют действи& тельности (АИФ, 1999, февр.).

Во$вторых, часто эксплицитные поиски точного слова нужны адресанту для того, чтобы акцентировать внимание адресата на необходимые смысловые оттенки выбранного слова: От половых актов в эпическом полотне Германа (слово «секс» здесь не подходит) разит кислым потом (АИФ, 2000, май); Нация… как бы пообиднее сказать… наш этнос деградирует (Там же, июнь).

В$третьих, адресант считает нужным обратить внимание на лексическое значение и даже дать толкование значения употреб$ ляемого слова: Необходимо сломать полуфеодальный порядок, кото' рый олигархи пытаются законсервировать (слово «олигархи» здесь носит условный характер: к ним следует отнести всех, кто хочет сохранить в неприкосновенности ту модель, которая сформировалась в России к 1997 году) (МК$Урал, 2000, февр.).

Носитель языка, выступая в роли адресата, достаточно критич$ но оценивает речь отправителя, обращая внимание на неточность в употреблении слов: — Как ни крути, семья Гомельских прочно за'

няла баскетбольную нишу. Что это — клан, династия, семействен' ность, мафия? — У нас теперь все стало модно называть мафией. Я не отказываюсь, что это клан, династия, если хотите, и в этом нет ничего плохого. У меня четыре сына. — Баскетбол стал для вас золотой жилой? — Слова какие вы подбираете — то мафия, то жила… Этой золотой жиле я отдаю свое здоровье, нервы, силы (АИФ, 2000, сент.); — Вы очень напыщенный человек. — Не'а. Я не напыщенный, я умный. — А Бернард Шоу сказал, что умными себя считают дураки… — Он прав. Хорошо, я не умный. Я очень умный.

«Напыщенный»! Это ж надо такое ляпнуть! В чем напыщенность?!

(Там же, май); — Вы дилетант. — Я — дилетант? Как часто Вы произносите слова, значение которых Вы не знаете? (ОРТ, Процесс, 18.05.00); — Пришла группа под управлением М. Розовского. — Под руководством. Под управлением бывает пожарная команда (НТВ, В нашу гавань приходили корабли, 18.12.99); — Вам не кажется, что в России существует заговор против науки — финансирование на «удушение»? — Слово «заговор» я убрал бы из вопроса. А так все пра' вильно. Недопустимая ситуация (МК$Урал, 1999, нояб.); — Как Вы отбили Ладу у мужа? — Отбить — правильное слово? (НТВ, Жен$ ские истории, 20.12.99). В диалоговом режиме может наблюдаться и поддержка собеседника в случае точного употребления слова: —

Как Вы относитесь к перелопачиванию (если это правильное слово здесь) классики? — Хорошее слово (НТВ, Герой дня, 05.10.00).

Диалоговые формы речевого общения позволяют выявить си$ туации, когда адресат обращается к коммуникативному партнеру с просьбой проинтерпретировать, разъяснить то или иное слово, в процессе декодирования текста может возникать коммуникатив$ ный сбой, поскольку «всякое слово… эллиптично» [Соссюр, 1990, 146], выступает как «средство намекания» на определенное вне$ языковое содержание [см.: Воробьев, 1997, 45]. Слушающему важ$ но получить ответ на вопрос о том, что мы «имеем в виду» при употреблении данного слова. Ответные реплики содержат семан$ тическую характеристику слова, актуализацию семной структуры слова, диалог воспринимается как семантический тест на свобод$ ную интерпретацию: Уже в то время Королев начинал приторговы& вать местами в кораблях. — Что вы имеете в виду под словом «при' торговывать»? — Ты мне — я тебе. Он взял на подготовку челове' ка от Келдыша, который тогда возглавлял Академию наук, а Келдыш ему за это должен был оказать другую услугу (КП, 1999, дек.); —

Ходят гнусные слухи, что Вы «подсидели» Флярковского? — Я не счи' таю, что «подсидел» Флярковского, потому что слово «подсидел» предполагает использование каких'то некорректных, нечестных мето' дов (АИФ, 2000, окт.); — Возможны ли альянсы Путин — Прима' ков, Путин — Зюганов, Путин — Лужков и на каких условиях? — Все зависит от того, что понимать под словом «альянс». Если имеется в виду сотрудничество по каким'то вопросам, то, безусловно, возмо' жен. И это происходит (МК$Урал, 2000, янв.); — Я слышала, что у вас нет врагов. Это настораживает. — Все зависит от того, что понимать под словом «враг». Есть люди, которые мне глубоко несим' патичны, в том числе и люди из политики. Но я с ними не контак' тирую. Если в моем окружении появится человек, который мне не' симпатичен, качество работы которого не будет меня удовлетворять, я сделаю так, чтобы он сам понял, что ему трудно со мной работать

(АИФ, 1999, дек.). Интерпретация слова в контексте общения ак$ туализирует необходимые компоненты, снимающие непонимание собеседника, ликвидирует коммуникативный сбой.

Таким образом, ситуация непосредственного живого общения предполагает активное метаязыковое участие в процессе коммуни$ кации обоих коммуникантов, которое на поверхностном уровне воспринимается как оценка фактов речи с точки зрения точности словоупотребления.

КРИТЕРИИ КОММУНИКАТИВНОГО НАПРЯЖЕНИЯ

Динамический критерий

Данная разновидность коммуникативных рефлексивов ориен$ тирована на выяснение временных параметров лексической еди$ ницы. Группа рефлексивных высказываний, обусловленная дина$ мическим критерием коммуникативного напряжения, чрезвычай$ но продуктивна в силу того, что на фоне реформирования российской экономики и коренных преобразований в политиче$ ской жизни общества в последние десятилетия обнаруживается за$ метная тенденция к обновлению состава лексических единиц. Динамические процессы в области лексики явились мощным

прагматически ориентированным стимулом для проявления мета$ языковой функции языка.

Как известно, появление нового слова является результатом борьбы двух тенденций — развития языка и его сохранения. В языке существует «сильная тенденция сохраняться в состоянии коммуникативной пригодности» [Серебренников, 1983, 23], по$ скольку понимание текста включает в качестве необходимого ус$ ловия идентификацию составляющих его слов. В той мере, «в какой мы сохраняем существующий язык, каждый из нас досто$ ин уважения в качестве гигантской трансляционной сети», каж$ дый «становится носителем памяти своей нации» [Розеншток$ Хюссе, 1994, 168]. Поэтому параметром, актуальным для пользо$ вателя языка, становится хронологическая характеристика лексической единицы, «субъективность ощущения новизны» [Тогоева, 1991, 26], которой, будучи психологическим феноменом, заставляет говоря$ щего информировать партнера по общению о данной инновации. Введение в текст нового слова создает интеллектуальное напряже$ ние, поэтому наличие метаязыкового сигнала, балансирующего новизну инновации, позволяет регулировать уровень определенно$ го информационного порога.

Влингвистике давно осознана мысль о важном месте лекси$ ческих новообразований в системе языка, которые перестраивают сложившуюся языковую картину мира человека и закрепляют но$ вые идеи и понятия, занимая белые пятна языковой картины мира. Неология как специальная дисциплина, обращенная к ис$ следованию неологизмов, в советской лингвистике получает свое активное развитие со второй половины 60$х годов XX века. Этот период совпадает с конструктивным развитием словообразования,

свыделением этого отдела грамматики в особую дисциплину. Проблема окказиональных слов — одна из актуальнейших в сло$ вообразовании, об этом свидетельствуют конференции по слово$ образованию в Самарканде 1972 и 1975 годов [Актуальные пробле$ мы русского словообразования, 1972; 1975], а также работы Е. А. Земской [1972; 1973], О. П. Ермаковой [1966], А. Г. Лыкова [1972; 1976], В. В. Лопатина [1973], Г. Н. Плотниковой [1968], Э. Ханпиры [1966; 1972] и др.

Внеологии можно выделить различные аспекты изучения но$ вообразований. Первый аспект — лексикологический. Лексиколо$ гический подход (анализ неологизмов как единиц лексики, как

элементов пассивного состава [см., например: Брагина, 1973]) прежде всего отличается ретроспективностью анализа, так как «только в ретроспекции возможно установить «судьбу» слова в языке, ибо предсказать эту «судьбу» чрезвычайно трудно, если не невозможно» [Габинская, 1981, 22]. Второй аспект — функцио$ нально$стилистический. Он близок к лексикологическому по сво$ им задачам, так как изучает функциональные особенности создан$ ных слов, их стилистическую и жанровую закрепленность [см.: Сенько, 1987; Лопатин, 1973]. Третий аспект, словообразователь$ ный, положивший начало активному изучению неологизмов, поз$ же дистанцировался от временного фактора образования слова. Синхронный подход к словообразовательной структуре слова пред$ полагает не отношения производности слов, а факт синхрониче$ ского соотношения мотивированной и мотивирующей единиц. Существенной при словообразовательном анализе становится оп$ позиция «окказиональные — потенциальные слова» [Земская, 1992; Улуханов, 1996], разграничивающая системные и несистем$ ные новообразования, связанные с образованием по продуктив$ ным и непродуктивным типам [см.: Грамматика, 1970, 4]. Четвер$ тый аспект, ономасиологический, близок к словообразовательно$ му по методике исследования. Но ономасиология, в отличие от словообразования, изучает «объективирование мысли в материаль$ ной, словесной форме» [Габинская, 1981, 26], недоступное непо$ средственному наблюдению и изучаемое путем построения гипо$ тезы (см., например, работы ученых ономасиологической школы И. С. Торопцева: [Торопцев, 1975, 1976, 1980; Габинская, 1981; Ма$ леева, 1983; Евдокимова, 1976 и др.]). Ономасиологический аспект, несомненно, связан со следующим — психолингвистическим, ко$ торый исследует процессы идентификации словесных новообразо$ ваний в разных аспектах. Психолингвистические основания не$ ологии разрабатываются исследователями тверской школы психо$ лингвистики под руководством А. А. Залевской [см.: Тогоева, 1998, 1999; Барсук, 1999; Сазонова, 1999; Медведева, 1998, 1999]. Крат$ кий обзор направлений неологии можно закончить лексикографи$ ческим и социолингвистическим аспектами. Включение неологиз$ мов в словари новых слов, как пишет В. Г. Гак, не является сви$ детельством «социализации их принятия в обществе» [Гак, 1979, 48]. Задача словарей и справочников новых слов — фиксировать новое слово или словоупотребление независимо от того, войдет

оно в словарный запас языка или нет. Но тем не менее включе$ ние его в словник свидетельствует о том, что его неологичность ощущается всеми говорящими и поэтому степень новизны явля$ ется неокказиональной [см., например, обзор словарей новых слов: Левашов, 1978; Котелова, 1978; Гак, 1981; Скляревская, 1996]. Обычно идея регистрации и объяснения новых слов настойчиво возникает в периоды интенсивного пополнения языка, существен$ ных сдвигов в словарном составе. Из крупнейших словарей, от$ ражающих новое в русской лексике 1950—1980$х годов, укажем словарь$справочник «Новые слова и значения (по материалам прессы и литературы 60$х годов)» под ред. Н. З. Котеловой, Ю. С. Сорокина [1971], «Новые слова и значения. Словарь$спра$ вочник по материалам прессы и литературы 70$х годов» под ре$ дакцией Н. З. Котеловой [1984] и серию ежегодных изданий «Но$ вое в русской лексике. Словарные материалы» [1980; 1981; 1982; 1984; 1986а; 1986б]. Языковые изменения последних десятилетий (1980—1990) зафиксированы в «Толковом словаре русского языка конца XX века. Языковые изменения» под ред. Г. Н. Скляревской [1998]. К социолингвистическим исследованиям по неологии мож$ но отнести последние монографические работы, описывающие со$ временное состояние современного русского языка (см. обзор ра$ бот в главе 1). К социолингвистическому направлению относятся также работы, посвященные изучению прагматических параметров нового слова, учитывающие данные социологических исследова$ ний [см.: Заботкина, 1992, 1996; Титкова, 1998а, 1998б; Розен, 1991].

Сам термин «неологизм» понимается в работах, посвященных частным проблемам неологии, неоднозначно, ученые спорят о типологии новых слов, о параметрах, определяющих суть неоло$ гизма, о терминологии [см. обзор разных точек зрения: Гак, 1978; Котелова, 1978; Габинская, 1981]. Сущностными признаками нео$ логизма, с опорой на указанные работы, можно назвать парамет$ ры новизны (необычность для лексики языка в данной точке его существования), «неологической» релевантности точки отсчета во времени (слово какого$либо периода будет новым по отношению к словам какого$нибудь из предшествующих периодов), языково$ го пространства (сфера и жанры употребления).

Метаязыковая информация, которая «получает выход в окно сознания в вербальном коде» [Заславская, 1992, 57], выявляет те

1 2 8 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

стадии узуализации (принятия в обществе) и лексикализации (за$ крепления в языковой системе), которые проходит новое слово в языке [Гак, 1978], представляет новое слово в аспекте динамиче$ ской синхронии, т. е. в «памяти применяющего его поколения» [Головин, 1973, 90]. Рефлексивы, выбранные из современной пуб$ личной речи (устной и письменной), позволяют построить модель жизни слова в языке.

Лингвисты 1980—1990$х годов начинают осознавать важность «понимания скрытых психических моделей, лежащих в основе человеческой культуры и языка» [Эйтчисон, 1995, 82], и иденти$ фикация динамической модели слова продуктивна в рамках тео$ рии метафоры, поскольку наша концептуальная система по сво$ ей природе метафорична, «метафора играет центральную роль в исследовательской программе» [Лакофф, Джонсон, 1987, 170] язы$ кового сознания. Метафора — тот феномен, который может обес$ печить понимание процессов, происходящих в языке. Прежде все$ го рефлексивы фиксируют временные параметры слова в метафо$ рически закрепившихся лексических единицах, способных

терес к событию как феномену жизни и феномену языка объяс$ няет появление новых общенаучных парадигм, в которых мир идентифицируется и интерпретируется как совокупность событий и фактов. И мир слов, сопряженных с человеческим сознанием и объективным миром, представляется языковым самосознанием как самостоятельный мир, в котором существует свое лингвистическое время, относительно которого отсчитывают свой срок лексические единицы, мир, представляющий собой «совокупность разных сте$ пеней жизненности или затверделости слова, а все бытие — то более мертвые, то более живые слова» [Лосев, 1992, 66].

Рефлексивы фиксируют прежде всего появление нового слова как событие, которое, являясь «зарубкой на шкале жизненных ценно$ стей» [Арутюнова, 1988, 172], не может быть не замечено в силу его накопившейся частотности. В метаязыковых контекстах инновации получают определенную локализацию в языковом и временном про$ странстве: Душман. Это слово появилось в нашем лексиконе в начале 80'х (ОРТ, Так это было, 29.05.00); Когда'то в русском языке появил' ся новый термин — «теневая экономика». Теперь есть все предпосылки для термина другого — «теневые спецслужбы» (МК$Урал, 1999, сент.);

Новые слова обладают особым видом стилистической окрас$ ки — экспрессивностью новизны, эстетический смысл приобретает оппозиция известное (узуальное) — неизвестное (новое) слово. Новизна, необычность слова вызывает определенные модальные оттенки значения удивления, неожиданности, и новые слова по$ лучают в рефлексивах определения: странное, диковинное, таин' ственное, мудреное, непонятное.

Модальность удивления вызывают не только неологизмы, но и, шире, слова$агнонимы [см.: Морковкин, Морковкина, 1997; Чер$ няк, 2000], лексическое значение которых оказывается для носите$ ля языка в рамках здесь — сейчас неизвестным. Обычно к агнони$ мам относятся маргинальные лексические единицы — историзмы, архаизмы, окказионализмы, сленгизмы, коллоквиализмы. Ситуацию восприятия неизвестного слова передает в своих дневниках Олег Борисов, вспоминая работу с Г. А. Товстоноговым. В спектакле «Три мешка сорной пшеницы» на сцене должны быть живые собаки. Но в какой$то момент репетиций собаки стали раздражать Товстоно$ гова. Он вскочил с кресла и побежал по направлению к актеру:

«Олег, нам не нужен такой натурализм, такая… каудальность!» — выпалил раздраженный шеф. В зале все замерли. Естественно, никто не знал, что такое каудальность. Г. А. был доволен произведенным эффектом. Всем своим видом показал, что это слово вырвалось слу' чайно, что он не хотел никого унизить своей образованностью. «Я за' был вам сказать, что это слово произошло от латинского “хвост”. Я имел в виду, что нам не стоит зависеть от хвоста собаки!» (КП, 1999, май). Приведем еще один пример реакции на окказиональ$ ное слово: — А вы возьмите и флиртаните при муже. — Смотрите, какое слово она сказала — флиртаните! (РТР, Моя семья, 08.09.01). Узнавание является одним из фундаментальных принципов психи$ ческого отражения. Узнавание пристрастно, избирательно, поэтому оно реализуется на определенном эмоционально$оценочном фоне. Кроме того, как пишет Т. М. Рогожникова, ссылаясь на мнение П. Д. Успенского, «быстрее всего информация… обрабатывается эмоциональным центром, что хорошо согласуется с эксперимен$ тальными материалами» [Рогожникова, 2000, 34] и с нашим мета$ языковым материалом.

Первое знакомство с новым словом перерастает в стремление познать его, возникает интерес к инновации, который реализует$ ся в рефлексивах чаще всего как дескрипция, как описание ос$