И. Т. Вепрева - Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху - 2005

лом зрения. В связи с этим необходимо отметить, что в современ$ ной науке оказалась сильной тенденция к интегрированию резуль$ татов многих научных направлений, связанных с изучением различ$ ных аспектов функционирования человека в природе и обществе. В частности, произошла переориентация психолингвистики, ее пе$ реход на позиции когнитивной науки [о путях развития психолин$ гвистики см.: Залевская, 1998]. Психолингвистика на современном этапе развития понимается как наука интегративного типа, одно «из направлений когнитивного подхода, объединяющего усилия специ$ алистов (с фундаментальной подготовкой) из разных областей зна$ ний, изучающих человека» [см.: Там же, 92]. В число актуальных направлений психолингвистических изысканий нового типа входит разработка психолингвистической теории знания, которая включа$ ет рассмотрение проблем языкового сознания, языковой личности и картины мира. Лингвистика, рассматривающая язык как услов$ но самодостаточный объект, взаимосвязь которого с сознанием можно было учитывать по мере необходимости для понимания от$ дельных языковых явлений, напрямую обратилась к результатам психолингвистических исследований, которые рассматривают язык в тесной взаимосвязи с сознанием и миром. Поэтому результаты исследования метаязыковых высказываний в лингвистическом ас$ пекте могут быть рассмотрены как гипотеза, обеспечивающая кон$ цептуальную связанность лингвистических и психолингвистических представлений о процессах, протекающих в языковом сознании в ходе когнитивной и коммуникативной деятельности.

Определим круг проблем, к решению которых обращаются ис$ следователи, работающие в области современной психолингвисти$ ки и когнитологии и которые важны для исследования метаязы$ кового сознания.

Соотношение мышления и сознания

К разряду вечных проблем относится проблема соотношения мышления и сознания [о попытках упорядочить терминологические мнения в различных публикациях см.: КСКТ, 1996; Языковое созна$ ние…, 1988; Язык и сознание…, 1993; Язык, сознание, коммуника$ ция, 1999; Почепцов, 1990]. В современной литературе чаще всего понятие «мышление» отождествляется с понятием «сознание»

[см., например: Почепцов, 1990; Ейгер, 1990; Фесенко, 1999 и др.]. Е. С. Кубрякова признает, «что для подобного неразличения су$ ществует немало оснований как потому, что содержание указанных понятий частично пересекается и налагается друг на друга, так и по$ тому, что жесткое их противопоставление отчасти невозможно, от$ части же оно лишено особого значения» [КСКТ, 1996, 176]. Оба тер$ мина обозначают формы высшей нервной деятельности, а именно психические, ментальные системы и когнитивные способности че$ ловека, эти формы связаны с активной познавательной деятельнос$ тью и восприятием мира. Часто к оппозиции сознание — мышление присоединяют третий член — язык, и тогда все указанные феноме$ ны выступают как одна нерасчлененная сущность, образующая мен$ тально$лингвальный комплекс, который определяется как «функци$ онирующая на основе человеческого мозга самоорганизующаяся информационная система» [Морковкин, Морковкина, 1994, 44].

Специальные работы устанавливают соотношение когнитивных категорий. Так, психо$ и нейролингвистика доказывают, что в ге$ нетическом плане понятие «мышление» шире, чем понятие «созна$ ние» [Портнов, 1988, 6—7; Ерахтин, 1989, 42—43]. Сознание «пред$ ставляет собой определенное состояние человека» [КСКТ, 1989, 176] и развивается под влиянием мышления. Сознание, таким образом, представляется как одна из форм мышления, как фиксированное знание, «рефлексия субъектом действительности, своей деятельно$ сти, самого себя» [Леонтьев, 1975, 13]. Если сознание воспринима$ ется как образ определенных объектов, мышление может выступать как процесс или деятельность, посредством которого этот образ получается, т. е. как познание [Леонтьев, 1972, 278].

Вербальность/невербальность сознания

Данная проблема выявляет дихотомию «традиционная точка зре$ ния — современная точка зрения». Традиционной точкой зрения является вербалистский подход к сознанию. Согласно данному под$ ходу, сознание «всегда протекает в вербальных формах, даже если оно достигает высокого уровня абстракции» [Верещагин, Костомаров, 1983, 16], «формы языка необходимо сопутствуют мышлению от на$ чальной фазы зарождения мысли до момента отчуждения и переда$ чи слушателю» [Кацнельсон, 1984, 4], сознание как высшая, поня$

ифункций мозговых отделов, ответственных за язык, с помощью томографов; учеными проводится генетический анализ на моле$ кулярном уровне [см.: Лалаянц, Милованова, 1992]. Общеприня$ тым становится подход, при котором считается, что «успешное моделирование языка возможно только в более широком контек$ сте моделирования сознания» [Петров, 1988, 45].

Тем не менее до сих пор в лингвистике существуют работы, по$ разному интерпретирующие соотношение обсуждаемых понятий. Так, в частности, Н. Ф. Алефиренко, обращаясь к методологиче$ ским проблемам взаимодействия мышления и сознания, отмечает, что понятие «мышление» шире, чем понятие «сознание», и в от$ личие от сознания не обязательно вербально и располагает такими формами отражения действительности, которые не подвергаются кодированию средствами языковой семантики (по Б. А. Серебрен$ никову, существует образное, практическое, авербально$понятийное

иредуцированное мышление) [Алефиренко, 1994, 6; о различных типах и уровнях мышления см. также: Горелов, Седов, 1997, 13; Корнилов, 1999, 118—120]. В связи с данными рассуждениями мож$ но вспомнить поздние работы И. А. Бодуэна де Куртенэ, в которых ученый, наряду с языковым мышлением, рассматривает «мышление вообще», «мышление языковедное или лингвистическое» [Бодуэн де Куртенэ, 1963, 288], «математическое мышление» [Там же, 312].

Вряде работ термины «сознание» и «языковое сознание» не разграничиваются лишь потому [см.: Красных, 1988; Тарасов, 1993], что для лингвиста «языковое сознание не может быть объектом анализа в момент протекания процессов, его реализую$ щих, оно может быть исследовано только как продукт прошедшей, бывшей деятельности» [Красных, 1998, 22]. К этой точке зрения близок один из авторов активной грамматики («от значения к форме») А. Мустайоки: «Лингвист$исследователь не может опре$ делить семантические категории на основе ситуаций действитель$ ности. Собственно говоря, он сравнительно беспомощен в своей работе, поскольку необходимые для применения этой модели се$ мантические категории находятся в «черном ящике», в который нет прямого доступа. У лингвиста нет другого выхода, чем поста$ раться определить их на основе того, какое выражение они полу$ чают в разных языках. Из этого следует, что состав семантических категорий и их взаимные отношения невозможно фиксировать с полной точностью и окончательностью» [Мустайоки, 1999, 233].

Исследование вербализированной метаязыковой деятельности язы$ ковой личности позволяет «заглянуть» в «черный ящик» сознания, реконструировать различные этапы речемыслительного процесса.

Таким образом, вопрос о «вербальности» сознания и мышле$ ния не находит в современной литературе однозначного решения. И это вполне объяснимо, поскольку роль языка в ментальности человека безусловно уникальна. «Утратив в определенный возра$ стной период свою «долингвистическую (доязыковую) невин$ ность», человек уже не может полностью отвлечься от языка, даже когда реально им не пользуется. Участие языка в последнем слу$ чае заключается в потенциальной коммуницируемости когнитив$ ного опыта» [Касевич, 1990, 24—25]. А. Потебня приводит аргу$ мент в защиту безусловной связи языка и мышления: «…человек… в одно почти неделимое мгновение может без слов передумать весьма многое. Но язык не отнимает у человека этой способно$ сти, а напротив… усиливает ее» [Потебня, 1960, 122].

Сторонники антивербалистского подхода утверждают, что мысль присутствует в сознании человека и в довербальной фор$ ме, высказывают предположения, что сознание шире и богаче языковой семантики, что существует особый универсальный язык мысли, имеющий невербальную природу и единый для всех, мыш$ ление протекает у всех людей в одной и той же форме, а затем подвергается или не подвергается вербализации. Этот «язык мыс$ ли» в советской психолингвистике описан Н. И. Жинкиным как универсальный предметный код (УПК) [Жинкин, 1982]. Д. Б. Гуд$ ков находит параллели теории Н. И. Жинкина в подходе к языку мысли в концепции Дж. Фодора, который пишет о языке врож$ денных когнитивных примитивов, единых для всех языков [см.: Гудков, 1999, 11]. Таким образом, возникает вопрос о возможно$ сти считать когнитивные процессы универсальными, «хотя убеди$ тельных доказательств их истинности в настоящее время нет» [Почепцов, 1990, 113]. Ряд ученых утверждает, что существует на$ циональная специфика мышления, которая производна не от язы$ ка, а от реальной национальной действительности, национальных условий, национальных традиций [Стернин, Быкова, 1998, 66]. Компромиссную позицию занимают исследователи, считающие базовый компонент мышления, в который входит совокупность ментальных универсалий с единым логико$понятийным ядром, интернациональным, а конкретная реализация этой основы каж$

дым этносом осуществляется по$своему, и неповторимость «пред$ определена прежде всего сферой внелогического восприятия дей$ ствительности: эмоции и оценки, их характер и глубина, факто$ ры, их определяющие, — все это своеобразно, неповторимо» [Кор$ нилов, 1999, 122]. Ученые, разграничивающие сознание и языковую семантику, работают в рамках концепции удвоения мира, поскольку язык, моделируя мир в языковом сознании, со$ здает особый национально$субъективный образ мира как часть более широкого обыденного сознания, что позволяет разграничить концептуальное и языковое сознание. Преломленное через призму языка дополнительное видение мира получило в лингвистике наи$ менование «языковой картины мира» [см., например: Арутюнова 1987, 1998; Апресян, 1995; Бляхер, Волынская, 1983; Борщев, 1996; Брутян, 1976; Булыгина, Шмелев, 1997; Данилевская, 2000; Евту$ шенко, 2001; Завальников, 2000; Изотов, 2001; Комлев, 1981; Кор$ нилов, 1994, 1995, 1999; Кошарная, 1999; Миронова, 2001; Невойт, 2001; Отражение…, 1999; Панова, 2001; Пищальникова, 2000; Роль человеческого фактора…, 1988; Урысон, 1994; Холличер, 1966, 1971; Яковлева, 1994; Яценко, 1983 и др.]. Истоки концепции «язы$ ковой картины мира» можно найти в философско$лингвистических работах В. фон Гумбольдта. Именно Гумбольдт утверждал, что пред$ ставления человека о мире зависят от того языка, которым он пользуется: «…язык — это мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека» [Гумбольдт, 1984, 304]. Открытие феномена картины мира, по мнению современных лин$ гвистов, «стало основным теоретическим достижением Гумбольдта» [Радченко, 2001, 96]; «Вперед к Гумбольдту!» — парадоксальный призыв, звучащий в одной из известных работ [Фрумкина, 1995, 105]. Идея мировидения, которую язык навязывает мышлению, в XX веке получит название гипотезы Сэпира$Уорфа, или гипотезы лингвистической относительности, а в конце XX века выявление языковой картины мира «станет одной из главных целей семанти$ ческого описания языков» [Кобозева, 2000, 23].

Оперативной содержательной единицей языка мозга, всей кар$ тины мира, отраженной в человеческой психике, в когнитивной науке был назван концепт, который «понимается как глобальная мыслительная единица, представляющая собой квант структури$ рованного знания» [Попова, Стернин, 1999, 4], идеальная сущ$ ность, которая формируется в сознании человека; при этом язык

может являться одним из способов формирования концептов в сознании человека. В современной лингвистике происходит пере$ смотр логико$рационалистической трактовки лексического значе$ ния, ставшей привычной и традиционной [обзор современных концепций лексической семантики см.: Залевская 1998б, 1999; Михайлова 1998]. Для эффективного формирования концепта, для полноты его формирования, кроме языка, «необходимо привлече$ ние чувственного опыта, необходима предметная деятельность с тем или иным предметом или явлением» [Попова, Стернин, 1999, 4]. Концепт рождается как единица УПК, которая остается его ядром и впоследствии насыщается слоями концептуальных при$ знаков. Доступ к концепту обеспечивается через средства языка, через слово, которое своим значением представляет лишь часть концепта и позволяет выделить общенациональные, групповые и индивидуальные концептуальные признаки. «Именно через анализ слова мы получаем доступ к сфере идеального в языке, «улавли$ ваем» концепты» [Бабушкин, 1996, 30]. В этом А. Вежбицкая ви$ дит цель семантики: выявить структуру мысли, скрытую за внеш$ ней формой языка [Вежбицка, 1983, 225]. Эти рассуждения связа$ ны с концептами как со сложившимися дискретными единицами (ментальными образами) коллективного сознания. Мы можем опе$ рировать нефиксированными в языке мыслями, и сознание может работать над формированием нового концепта долгие годы. Верба$ лизация концепта одновременно включает и метаязыковую способ$ ность носителя языка, поскольку она направлена на познание языка как элемента действительного мира.

Совокупность концептов представляет собой упорядоченное объединение. Наиболее полное описание концептуальной систе$ мы в логико$философской постановке было дано в работах Р. И. Павилениса. В соответствии с его теорией, концептуаль$ ная система отражает познавательный опыт человека как на доязыковом уровне, так и на языковом и не сводится к какой$ то бы ни было лингвистической сущности [Павиленис, 1983,12]. Когнитивные идеи получили свое развитие также в когнитивной психологии [Величковский, 1982], психолингвистике [Залевская, 1990, 1992], языкознании.

В языкознании в рамках когнитивного подхода особую актуаль$ ность приобретают психологические аспекты рассмотрения соот$ ношения языка и знания, которые предполагают включение в

сферу лингвистических исследований личности говорящего [см.: Караулов, 1987; Язык и личность, 1989; Норман, 1994; Гаспаров, 1996; Арутюнова, 1998; Карасик, 1992 и др.], использование по$ нятий коммуникативной стратегии текста, изучение прагматиче$ ского компонента значения слова и т. д. Включение личности го$ ворящего в лингвистическое исследование привело к теоретиче$ скому осмыслению этнопсихологических факторов как составляющих культурного компонента языка. Культурно$антропологический взгляд на язык восходит к трудам В. фон Гумбольдта, Э. Касси$ рера, Р. Барта, Э. Сепира [см., например: Гумбольдт, 1984; Се$ пир, 1993; Барт, 1994]. В когнитивном ключе ставится задача выявления культурных концептов, отражающих особенности менталитета народа, проводится сопоставительное и контрастив$ ное описание языковых картин мира [Вежбицкая, 1986; Булы$ гина, Шмелев, 1991; Кубрякова, 1991; Пеньковский, 1991; Ло$ гический анализ языка, 1991, 1992, 1999; Контрастивное опи$ сание, 1994; Апресян, 1995; Контрастивные исследования, 1996; Гаспаров, 1996; Петренко, 1997; Степанов, 1997, 2001; Воркачев, 1998; Берестнев, 1999; Березович, 1999]. Культурологическая ин$ терпретация языка позволила определить концепт как «сгусток культуры в сознании человека» [Степанов, 1997, 40], включить

вструктуру концепта все, что делает его фактом культуры: внут$ реннюю форму, историю слова, современные ассоциации, оцен$ ки и т. д.

Концептуальный подход к языку мысли разрушил традици$ онный взгляд на иерархическую лестницу форм познания (ощу$ щения — восприятия — представления — понятия) — от чувствен$ ного к рациональному, к понятию как к высшей форме познания. Когнитивные исследования доказали, что понятие не является конструктом с четко ограниченным объемом и содержанием, «в научный оборот была введена идея «нечетких понятий» [Бабуш$ кин, 1996, 12]. При характеристике структур сознания в когнитив$ ной лингвистике, наряду с терминами «понятие», широкое рас$ пространение получили термины «фрейм», «скрипт», «сценарий», «схема» и т. д.

Вопрос о «вербальности» сознания является весьма актуальным

всовременной психолингвистике, поскольку он выводит исследо$ вателя на проблему процесса порождения и понимания речи, на программирование процессов вербализации.

Процесс порождения речи

Проблема процесса порождения речи непосредственно связана с исследованием метаязыкового сознания, поскольку механизм порож$ дения метаязыковых высказываний принципиально не отличается от механизма речепорождения любого высказывания. Исследование данного механизма проясняет во многом сущность возникновения коммуникативных рефлексивов (см. главу 2), которые в свою оче$ редь помогают осмыслить многие вопросы речепроизводства.

«Реальный процесс „превращения“ мысли в суждение по$преж$ нему остается загадкой» [Кубрякова, 1991, 51]. Эти процессы не доступны прямому наблюдению, судить о них можно только по конечным или промежуточным продуктам. Это могут быть тексты, содержащие разного типа ошибки, анализ которых дает возмож$ ность говорить ученым о том или ином сбое в речемыслительном процессе; наблюдения за развитием речи у детей; наблюдения в условиях патологии речи, а также различные экспериментальные процедуры. В ряду отечественных исследований интерес представ$ ляют, например, анализ письменных работ студентов [Красиков, 1990], анализ речевых ошибок в сочетании с записями на магни$ тофон [Ейгер, 1989; 1990]; оригинальна методика прослеживания особенностей речемыслительного процесса в условиях продуциро$ вания речи на иностранном языке А. А. Пойменовой [1999]. Ис$ следование процесса речепроизводства, как пишет А. А. Залевская, «это разработка гипотез о ходе названного процесса, его модели$ рование на основании получаемых из разных источников данных» [Залевская, 1999, 206].

К проблеме того, как осуществляется переработка представле$ ний о действительности, закрепление, накопление и хранение све$ дений о мире посредством языковых единиц, обращаются преж$ де всего психолингвисты. Авторы обзоров освещают известные в науке модели речемыслительного процесса И. А. Зимней [1985], Т. В. Ахутиной [1989], А. А. Леонтьева [1969] и др. Последовате$ ли Н. Хомского работают в русле идей трансформационной по$ рождающей грамматики. Языковеды обращаются к лингвистиче$ ским основам речевой деятельности в аспекте номинативного компонента языка [см.: Кубрякова, 1986; 1991]. Современные ис$ следования структуры речепорождающего процесса опираются на работы советской психологической школы, ибо в идеях прошло$

го обнаруживаются до сих пор не актуализировавшиеся рацио$ нальные положения. Поэтому современные работы определяются не дистанцированием от предшественников, а «поиском своего места в богатом контексте накопленного «старой» наукой» [Куз$ нецов, 2000, 12]. Проблемы порождения и восприятия речи, рас$ сматриваемые как конструктивная деятельность субъекта, которую данный субъект осуществляет на основе имеющихся у него зна$ ний, теоретически были обоснованы в работах Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурии, Н. И. Жинкина и отражают целост$ ную традицию, получившую развитие как в чисто лингвистиче$ ских работах, так и в работах по теории речевой деятельности и психолингвистике [см.: Выготский, 1982; А. Н. Леонтьев, 1965; Лурия, 1998; Жинкин, 1982; А. А. Леонтьев, 1969; Залевская, 1981, 1982, 1988, 1990, 1992, 1999; Кубрякова, 1991; Сорокин, Тарасов, Шахнарович, 1979; Сорокин, 1985; Сахарный, 1989; Соколов, 1968; Лосев, 1982; Жоль, 1990 и др.].

Покажем одну из интегративных моделей порождения речи, описанную Е. С. Кубряковой в коллективной монографии «Чело$ веческий фактор в языке. Язык и порождение речи» [1991]. Ос$ новополагающей для авторов явилась мысль Л. С. Выготского о том, что общее движение речедеятельностного процесса происхо$ дит в несколько этапов: от мотива, порождающего мысль, — к оформлению этой мысли во внутреннем, а затем и во внешнем слове. Поэтому в полном цикле процесса порождения речи выде$ ляется несколько превербальных стадий, прежде всего мотиваци$ онно$побудительная и мыслеформирующая. Далее идут стадии смешанные вербально$авербальные и завершают процесс соб$ ственно вербальные стадии. Строгая последовательность стадий возможна лишь в гипотетическом научном описании; фактически, как пишет Е. С. Кубрякова, стадии могут накладываться, «наплы$ вать» друг на друга, нарушать обычный порядок следования. Кро$ ме того, речевая деятельность может стать объектом сознательно$ го метаязыкового контроля со стороны говорящего и менять свои формы. Наличие мотивационной фазы отмечается во всех суще$ ствующих моделях порождения речи, хотя эту психологическую сторону речевой деятельности трудно соотнести с конкретными языковыми фактами. На современном этапе лингвистических ис$ следований мотивационно$побудительный этап на уровне замыс$ ла в процессе порождения речи определяется в качестве одной из