И. Т. Вепрева - Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху - 2005

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты2 0 1

ком смысле менталитет понимается как образ мыслей, система навыков и установок различных социальных групп, все элемен$ ты которой «тесно взаимосвязаны и сопряжены друг с другом и функция которой — быть регулятором их поведения и бытия в мире» [Огурцов, 2002, 380]. Эта совокупность мыслей, веро$ ваний и навыков имеет целостный характер, отличается устой$ чивостью, соединяя формы сознания с коллективным бессозна$ тельным.

Ментальность — это специфический вид мышления. Кроме аналитической деятельности человека, на оценку явления влияют эмоциональная впечатлительность, прежний социальный опыт, здравый смысл. Восприятие мира формируется в глубинах подсоз$ нания. Этим ментальность отличается от общественных настрое$ ний, ценностных ориентаций и идеологии, которые изменчивы, непостоянны и осознаваемы. Ментальность устойчива, она «харак$ теризует собой глубинный уровень коллективного и индивидуаль$ ного сознания» [Культурология, 1997, 271] и восходит к бессозна$ тельным глубинам психики. Захватывая бессознательное, менталь$ ность выражает устойчивые образы мира, свойственные данной культурной традиции, данному обществу. Таким образом, «внутри менталитета находят себя различные оппозиции — природное и культурное, эмоциональное и рассудочное, иррациональное и ра$ циональное, индивидуальное и общественное» [Там же, 271].

Многоплановость понятия «менталитет» создает условия для различного содержательного наполнения и операционального оп$ ределения данного термина его пользователями. За основу опреде$ ления могут браться разные признаки: это может быть и противо$ речивая целостность картины мира, и дорефлективный слой созна$ ния, и социокультурный автоматизм сознания индивидов, и т. д.

Идея менталитета облекается обычно в форму этнически$ национального менталитета и является «способом артикуляции на$ циональных мифов и идеологически$политических самооценок и предубеждений» [Огурцов, 2002, 381]. Национальный менталитет определяется как интегративная характеристика культуры народа, нации, представляющая собой «органический синтез мировоззре$ ния и психологических ориентаций» [Этнопсихологический сло$ варь, 1999, 178], формируемый под воздействием среды обитания человека, социальных условий жизни, культур, традиций. Имен$ но этнические компоненты культуры характеризуются стабильно$

стью и устойчивостью и составляют генетическое ядро этноса. Социальное устройство общества — более гибкая материя, «спо$ собная менять свои нормы и санкции в пределах достаточно ко$ роткого периода» [Хотинец, 2002, 273]. Подвижная социальная материя накладывает свой отпечаток на характер народа, но не изменяет его, «социум лишь регламентирует степень ее (этниче$ ской психологии. — И. В.) проявления, устанавливая норматив$ ные маркеры» [Там же, 274].

Этническое видение и понимание мира осуществляется с по$ мощью национального языка. Язык воплощает и национальные образы, и национальный характер, и национальные идеалы. По$ этому лингвистический взгляд на термин «менталитет» (или «ментальность») связывает национальную идентичность с выра$ жающим ее языком: «Ментальность есть миросозерцание в ка$ тегориях и формах родного языка, соединяющее в процессе по$ знания интеллектуальные, духовные и волевые качества нацио$ нального характера в типичных его проявлениях» [Колесов, 1999, 81]. На раннем этапе существования этноса под воздействием при$ родно$климатических условий формируются типичные нацио$ нальные черты, которые закрепляются в языке, становясь соци$ ально наследуемыми. И далее новым поколениям язык передает в готовом виде «сформированную и запечатленную в формах языка специфику национального мировосприятия и мирооцен$ ки» [Корнилов, 1999, 124]. Язык обеспечивает межпоколенную трансляцию как стереотипов национального мировидения в обы$ денном сознании, так и совокупность общечеловеческих ценно$ стей. Язык делает то, «что на раннем этапе развития этноса де$ лала сама внешняя среда его обитания и его генетико$антропо$ логическая природа» [Там же, 124].

Поскольку языковая ментальность определяется во многом со$ циокультурными, а не только языковыми факторами, то типы ментальностей можно выделять как по языковому, так и по социо$ культурному признаку. «Независимость особенностей языковой ментальности от языка может приводить к тому, что различия между языковыми ментальностями представителей разных соци$ окультурных групп, которые являются членами одной языковой общности, могут оказаться более значительными, чем различия между языковыми ментальностями представителей одной социо$ культурной группы, принадлежащих к разным языковым общно$

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты2 0 3

стям» [Почепцов, 1990, 120]. Созвучны с высказанной выше иде$ ей мысли В. Пьецуха, высказанные в интервью журналисту «Из$ вестий»: Я думаю, есть много русских народов. Вот мы с вами (ин' теллигенция) — это один народ со всем тем, что всякому народу присуще, — от иерархии ценностей до языка. Новые русские, крес' тьяне, уголовники — это отдельные нации, которые на суверенных началах входят в понятие «великорусский народ» (Известия, 1997, 15 нояб.). Таким образом, система устойчивых социальных пред$ ставлений и образцов поведения может определять не только на$ циональный менталитет, но и менталитет любой конкретной груп$ пы, входящей в состав этноса.

Мироосмысление и мирооценка современной русской действи$ тельности носителем языка протекают в границах его концепто$ сферы, которая на рубеже веков испытывает сильное воздействие со стороны социокультурных факторов. Мы имеем возможность наблюдать перестройку концептуальной сферы, которая, в частно$ сти, получает экспликацию в виде метаязыковых концептуальных высказываний.

Концептуальные рефлексивы позволяют лишь обозначить очаги когнитивного напряжения, но не дают возможности оха$ рактеризовать концепт полно. Нам не хотелось ограничивать себя эскизной подачей материала при характеристике концеп$ тов переходного периода. Поэтому мы расширили рамки при$ влекаемого материала, используя, наряду с рефлексивами, кон$ тексты рефлексивного характера в виде аналитических выска$ зываний, мнений, суждений, в которых объектом аналитического осмысления являлись анализируемые концепты. Данный тип ценностных суждений, в которых говорящими осознаются глу$ бокие внутренние трансформации, документируются чувства, которые овладевают современным российским человеком, осва$ ивается непонятность («чужесть») современного мира, дополня$ ют картину концептуальной характеристики и позволяют пред$ ставить ее в виде целостного описания. Мы отдаем себе отчет, что расширяем рамки использованного материала в пользу со$ здания законченного образа доминантных концептов постсовет$ ской эпохи. В современной лингвистике можно указать ряд работ, выполненных с опорой на аналитические высказывания [см., например: Буряковская, 2000; Korzeniewska$Berczynska, 2001].

КРИТЕРИИ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО НАПРЯЖЕНИЯ В ПРОЕКЦИИ НА СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО

Динамический и деривационный критерии

Данная разновидность концептуальных рефлексивов фиксиру$ ет различные этапы формирования и развития концептов, кото$ рые могут вызывать концептуальное напряжение. Как мы уже от$ мечали выше, современная российская действительность способ$ ствует интенсификации когнитивной деятельности носителя языка, которая, в частности, проявляется в обновлении и услож$ нении концептуального мира языковой личности.

Отметим несколько зон когнитивного напряжения.

Зона ликвидации лакунарности. Это первая зона напряжения. Лаку$ нарность связана с проблемой именования концепта в языке. «Под лексической лакуной понимается отсутствие какой$либо лексической единицы в языке при наличии концепта в концептосфере» [Попова, Стернин, 2001, 39]. В когнитивной лингвистике считается, что луч$ ший доступ к описанию концепта обеспечивается языком, который кодирует прежде всего самые важные концепты [см.: КСКТ, 1996, 90— 91], сигналом сформированности концепта является наличие имени [см.: Попова, Стернин, 2001, 38], собственной формой концепта яв$ ляется именно слово, а не высказывание, причем именование кон$ цепта носит неслучайный характер [Степанов, 2001, 67—79].

Обыденное сознание, представленное в вербализированной форме метаязыкового высказывания, дает возможность подтвер$ дить выводы научного, теоретического сознания. Многочисленные рефлексивы показывают, как часто у говорящего за обсуждением слова скрывается обсуждение концепта. Это может быть 1) акту$ ализация концепта$представления: При слове «замок» лица людей моментально принимают мечтательное выражение. «Замок» — это лабиринт бесчисленных комнат, мрачные подвалы с привидениями и мощные стены, выложенные крупным булыжником или неровным кирпичом. Замок — это тайна, а людям очень нужны тайны (Наша газета, 2001, июнь); 2) актуализация концепта$понятия: Много

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты2 0 5

пьет, громко ругается, имеет обыкновение говорить гадости совер' шенно незнакомым людям. Одним словом — жлоб (МК$Урал, 2001, февр.); Изящное словечко «крамбамбуль» — не столь безобидно. Оно — прямая дорога к алкоголизму в тяжелых формах. Это напи' ток, который варится как пунш и вреден сивушными маслами, воз' никающими при соединении водки с пивом (МК$Урал, 2000, сент.); Заметили: перед наступлением зимы у нас всегда портится настро' ение. В голове — вата, на сердце — тоска, в кошельке — пусто.

Хандра, одним словом. А по&научному — зимняя депрессия, или се& зонное аффективное (то есть связанное с настроением) расстрой& ство (КП, 1999, нояб.); 3) актуализация концепта$гештальта, ком$ плексной мыслительной структуры, совмещающей чувственные и рациональные элементы: Дембель — как много в этом слове… В па' мяти всплывают трогательные картины: последнее построение, ка' раул, патруль, дембелъский поезд. Отведавший армейской жизни никогда не забудет, как отдавал последние сигареты поварам за добавку и сачковал в санчасти от нарядов. Порой так и хочется услышать родной бас за спиной: «А у вас, товарищ солдат, почему сегодня ноги не чищены?» (Наш город, 2001, февр.); Вообще'то лич' но я в быту непривередлив. Но при одном упоминании слова «гости& ница» меня бьет нервная дрожь. Нет, совсем не пугают ни ненавяз' чивый отечественный сервис, ни мумифицированный трупик тара' кана на подушке, ни следы, оставленные горничной на граненом стакане. Противно другое: отношение к тебе как к человеку, кото' рый мешает всему гостиничному персоналу (КП, 1999, нояб.).

Метаязыковому комментированию в современной речи подвер$ гаются слова, называющие реалии, до настоящего времени су$ ществовавшие лишь в понятии. Отмеченное словом становится фактом сознания, а сама лексическая единица — окончательным свидетельством включения явления в мир, полностью сформиро$ ванным концептом (данные рефлексивы подтверждают существо$ вание концепта автономно от слова и являются одним из спосо$ бов обнаружения невербализованных концептов): Свою школьную страсть к фотографии он тренировал повсюду — на репетициях сту' денческих отрывков, дружеских попойках, на халтурах в городах и весях. Наверное, потому, что никто не знал слова «папарацци», ни' кто и не прятался от его объектива (МК$Урал, 1999, сент.); Да, хоть и считают русский язык богатым, но порою в нем нет про& стейших слов. Например, берущего взятку мы так и называем: «взя'

точник». Но слова, обозначающего того, кто ее дает, нет. Хотя по очевидной логике это — «даточник». Соответственно наряду с вы' ражением «дать взятку» должно быть и обратное: «взять датку»

(Наша газета, 2001, авг.).

Опираясь на приведенные выше рефлексивы, можем констати$ ровать факт необходимости вербализации тех компонентов кон$ цептосферы, «которые обладают коммуникативной релевантно$ стью» [Стернин, 2001, 38] в силу экстралингвистических причин. Языковое представление, отражение мира построено на принци$ пе пиков: вербализируются те концепты, «которые представляют$ ся говорящему наиболее важными, наиболее полно характеризу$ ющими мир» [Почепцов, 1990, 711].

Слово должно заполнять те пустоты в словарном составе язы$ ка, которые обнаруживаются «при концептуальном освоении мира» [Журавлев, 1994, 27]. Рефлексивы фиксируют поиски но$ минации для новых концептов: лакуна заполняется «временны$ ми» средствами языка, например — свободными сочетаниями [Попова, Стернин, 2001, 47]: Митины сверстники же — стопро' центно военное поколение, вне зависимости от того, были ребята

вЧечне или нет… Из его класса в живых осталось пятъ'шестъ мальчишек! Все остальные погибли. Поумирали, сошли с ума, от' равились наркотиками. И все это на престижном Юго'Западе столицы с дипломатическими домами. Прежние войны имели назва' ние — а эта еще названия не имеет. Это — война живого поко& ления за собственную жизнь (МК$Урал, 2001, июль); Стены их дома стали прозрачными. Детство юных Никитиных превратилось

впоказуху. Было нечто, называемое «воспитанием детей в семье Никитиных». И была их собственная жизнь, полная проблем, о которых большинство и не подозревало (МК$Урал, 2000, март); окказиональными номинациями: Надо видеть этих людей: с груд' ными детьми на руках и в колясках, приодетые, с радостными ли' цами — у них сегодня праздник, приехал «человек&которого&пока& зывают&по&телевизору». Для них это событие на несколько лет

(АИФ, 1999, май); или несколькими лексическими единицами:

Женщина'следователь отдала в руки «гоблинов» (так называют молодых парней в масках, садистов от милиции, которых можно встретить в каждом отделе внутренних дел, иногда их еще назы' вают «маски&шоу») свидетельницу, чьи показания ее не устраива' ли, чтобы они ее изнасиловали и выбили нужное (Нов. известия,

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты2 0 7

1998, апр.). К «временным» номинациям примыкают неустойчи$ вые концепты, также имеющие ситуативную, временную номи$ нацию: К своему 30'летию российский певец с болгарским прошлым Филипп Киркоров воплотил свою заветную мечту в жизнь. Его су& пертур, так нескромно называют этот гастрольный вояж: все, проходит ныне по 33 городам России (АИФ, 1997, окт.).

Рефлексивы фиксируют возможную смену номинации, которая приводит к обогащению содержания концепта (см. главу вторую).

Рефлексивы данной разновидности показывают отношение языковой личности к самому акту номинации концепта. Модаль$ ный оператор именования в рефлексиве проясняет глубинную суть, особую онтологическую ценность проблемы именования. Поскольку номинативная функция языка действует избирательно

ичеловек называет в объективной действительности в первую очередь то, что для него является жизненно важным и необходи$ мым, тот предмет, который «вошел в общественный обиход, пе$ решагнул через некоторый «порог значимости»» [Норман, 1996, 62], постольку важность акта номинации приводит к целому ряду заблуждений, которые и получают свое отражение в рефлексивах. Назовем некоторые из них.

Главный миф связан с фетишизацией имени, которая соотно$ сит вещь и ярлык: Раз попал батюшка к нам на междусобойчик, предложили присоединиться. А был Великий пост: ему нельзя. Ба' тюшка молвил: «Нарекаю селедку — капустой!», перекрестил рюм' ку, ахнул и закусил (МК$Урал, 1998, дек.).

В.Дорошевский писал: «…В словах не только заключается зна$ ние, накопленное в опыте многих поколений, — в них есть и опасность фетишизма, парализующего мысль, деформирующего картину мира в глазах людей, пользующихся словами и склонных гипостазировать их содержание» [Дорошевский, 1973, 117]. При$ ведем лишь один, но достаточно показательный рефлексив дан$ ной разновидности: Они же ломают головы над тем, как окрес' тить новые сорта любимого в народе напитка. «Как вы водку на' зовете, так она себя и поведет», — на все сто убеждены представительницы слабого пола. То есть поостерегитесь «Жиринов' ского» и «Брынцалова» — иначе начнете стучать кулаком по обе' денному столу и обливать соседей всякими жидкостями. Пожалуй,

иот «Вия» лучше отказаться — кто вам поутру веки поднимать будет? То ли дело добрая «Аксаковская»: примешь ее на грудь —

и, как в сказке про аленький цветочек, будет тебе счастье… (КП, 1998, июль).

В человеческом обществе существует вера в существование единственно правильного именования. Данную иллюзию активно демонстрируют наши политики, например: Сегодня правительство представило программу мер выхода из кризиса. Е. Примаков не хо' чет называть ее программой. Это система мер, так как все, что у нас называлось программой, по мнению Примакова, никогда не вы' полнялось (ОРТ, Время, 01.11.98); Правда, Конституционный суд предложил называть это не налогом, а сбором — но хрен редьки не слаще. Удорожание доставки товара неминуемо скажется ростом потребительских товаров (МК$Урал, 1998, июль).

Знание названия предполагает знание предмета, это иллюзия участия имени в процессе познания, например: Кобзон. У нас нет идеологии сейчас. Я не знаю, как назвать нашу страну. — У. Отт. А нужно называть? (ОРТ, 19.07.98).

Лексическая невыраженность концептов, существующих в нацио$ нальном сознании, прежде всего объясняется причинами экстралин$ гвистическими. На основании экстралингвистических факторов вы$ делим несколько типов стремящихся к вербализации концептов.

1. Метаязыковые высказывания комментируют новые концеп$ ты, которые формируются в общественном сознании и пока не имеют общепринятой лексической номинации: Кто они — вынуж' денные переселенцы или кто? Официального названия им никто не дал (о беженцах из Чечни) (РТР, Вести, 14.01.00); — Это бежен' цы? А беженец — от слова «бег», можно ли их назвать беженца& ми? Переселенец — тоже не самое удачное слово. Может, вынуж' денные переселенцы? (НТВ, Герой дня, 04.10.99); В народе названия этому жилью пока не придумали. Официально эти дома называют' ся социальными, строятся они из денег бюджета (Навигатор, 1999, 25 марта); Речь о тех, кто увлекается собиранием чего'то необыч' ного. Для многих коллекций ни один словарь даже еще не придумал названий. Например, собиратели телефонных карт (МК$Урал, 2000, сент.); — Кем вы работаете на радио? — Я не знаю, кем я рабо& таю, потому что я не знаю, как это называется. Это и журна' лист, потому что я пишу. Это и ведущий, потому что я выступаю

(ОРТ, Пока все дома, 26.08.01).

Активно вербализуются концепты, связанные с экономической и политической сферами общественной жизни. Возникшая необ$

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты2 0 9

ходимость языковой репрезентации многих экономических и по$ литических невербализованных концептов в русском сознании связана с открытостью российского общества внешнему миру в период перестройки, с осознанием интернациональности процес$ сов и явлений, типичных для многих стран, в том числе и для России. Носители языка проводят своеобразный контрастивный анализ на уровне обыденного сознания, сравнивая наборы семан$ тических признаков русского невербализованного концепта с на$ бором семантических признаков эквивалентного вербализованного концепта другого языка. В результате такого сравнения русский концепт приобретает имя, чаще всего в виде иноязычной лексе$ мы: У меня была программа «Молодежный дискуссионный клуб», что' то вроде ток&шоу. Правда, мы тогда даже слова такого не знали,

инстинктивно пытались что'то делать, приглашать людей, страв' ливать мнения (4 канал + все ТВ, 2000, апр.); Когда вы начинали работать, что — совсем не пользовались такими приемами, как рас& крутка? — Сейчас я должен, придерживаясь за крестец, сказать: «В наше время такого слова не было» (МК$Урал, 2000, апр.); — Это более важное умение — организовать все так, чтобы тебе предлага' ли свои услуги. — А как вы этого добиваетесь? — Ну, это особен' ность, которая сейчас имеет точное название — менеджер (ОРТ, Пока все дома, 26.08.01); В какой'то момент, — говорит известный тренер Тамара Москвина, — меня заинтересовало, что же такое маркетинг? Я нашла книгу по бизнесу известного американского ав' тора, начала читать. И вдруг поняла, что маркетинг — это то, чем

мы, тренеры, всю жизнь занимались, но не знали, как это называ& ется. А спорт — это самый настоящий бизнес. Я, тренер, создаю товар высокого качества, занимаюсь его промоушном на «рынке», чтобы он достойно конкурировал, позиционирую его, нахожу рынки сбыта, меняю, снова создаю… Да, людей нельзя называть товаром. Но что делать, если на рынке спорта действуют те же понятия, что и на коммерческом (МК$Урал, 2001, май); Сейчас же все признают, что композитор, певец или художник — ничто без «раскрутки», то есть без прессы, рекламы, рецензий. — Достаточно странно предста' вить, что Белинский и Писарев занимались «раскруткой», например, Пушкина… — Ну, тогда просто таких слов не было. А по факту все правильно (Наша газета, 1998, авг.); А я был долго негром, работал на других. Я занимался по сути дела аранжировкой. Тогда не было этого слова (Е. Дога, ОРТ, Пока все дома, 17.03.02).

2. Невербализованной может оставаться та часть концептосфе$ ры, на именование которой наложен социальный контроль. Табу$ ирование либо устраняет конкретную номинацию, заменяя ее опи$ сательными оборотами, либо накладывает вето на ее употребле$ ние, заменяя эвфемизмом. Традиционными темами и сферами жизнедеятельности, в которых используются эвфемизмы, являются дипломатия, государственные и военные секреты, сфера интимных отношений и т. п. [см.: Крысин, 1996, 384—408]. Так, табуирова$ ние интимной стороны человеческой жизни, включающей дей$ ствия и отношения «принципиально невербализируемые» [Кон, 1988, 108], поддержанное традициями русской культуры и чрезмер$ ным целомудрием установок тоталитарного общества (напомним: «У нас в СССР секса нет»), привело к отсутствию литературного варианта субъязыка, описывающего сферу сексуальных отноше$ ний. Изменения в социальной жизни современного российского общества, ликвидация цензуры, свобода речи привели к увеличе$ нию в сознании людей публично допустимого в речи, расшатали систему тематических табу. Метаязыковая деятельность современ$ ного говорящего позволяет выделить корпус рефлексивов, обсуж$ дающих языковую объективацию концептов, связанных с данной табуированной сферой: — То есть секс&символом себя не считае& те? — Вы мне сначала объясните, что это такое. В России это понятие не прижилось и не приживется. Хотя дома иногда говорю: вы забыли, что я секс'символ?! Я совершенно нормальный человек, здоровый и веселый, что позволяет мне воспринимать этот сомни' тельный титул с должной иронией (4 канал + все ТВ, 2000, апр.);

Наши предки не знали слова «эротика», но с эротикой у них было все в порядке (Крестьянка, 1996, № 1); Понятие «секс&символ», кажется, уже прочно вошло в наш язык. Хотя и до появления в на' шем языке «возбуждающего» слова «секс'символ» история фанат' ства развивалась своим чередом. Чего стоят, например, «разборки», которые устраивали поклонницы замечательных артистов Сергея Лемешева и Ивана Козловского (АИФ, 1998, май); В свое время, если бы существовал такой термин, вас бы назвали секс&символом «Со' временника». Ваши романы со всей женской частью труппы — миф, в конце концов, или нет? (МК$Урал, 2000, март); Кроме того, двад' цать лет назад люди стеснялись говорить о своих проблемах. Как по Винокуру: «Доктор, у меня ЭТО!». Сегодня больше говорят от& крыто… Я начинал работать тогда, когда терминов «сексология» и