И. Т. Вепрева - Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху - 2005

ва, 1998; Шейгал, 2000; Москвин, 1998, 1999, 2001; Кочеткова, Богданова, 2001, 201—204].

Если мы обратимся к речевому аспекту эвфемизации, реали$ зующей себя в контексте рефлексива, то необходимо отметить, что, кроме обычного самоконтроля речевой деятельности говоря$ щего, подключается его личностная социальная установка, жест$ кий «социальный контроль речевой ситуации» [Крысин, 2001,

230]. Например: А когда я начал работать как режиссер, то, ко' нечно, многое не то чтобы позаимствовал, а, как бы поделикатнее сказать, — воспринял из западного опыта (МК$Урал, 2001, авг.); С юридической точки зрения допрос экс'министра обороны Грачева, наверное, необходим. Но смысла в допросах таких людей обычно очень мало. Такие люди слишком склонны фантазировать (мы употребля' ем этот термин, чтобы не говорить грубых слов вроде «лгать») (МК$Урал, 2001, февр.); Мы говорим убрать, убить звучит грубо

(ОРТ, Время, 18.11.98). С одной стороны, синонимизация лексем в данных контекстах позволяет говорящему объяснить «намерен$ ное снижение точности номинации» [Шейгал, 2000, 218], а с дру$ гой стороны, при комментировании эвфемизм «утрачивает свою камуфлирующую функцию» [Там же, 128]. «Саморазоблачение» говорящего выполняет дополнительную воздействующую функ$ цию — привлечь внимание к негативным фактам действительно$ сти по принципу «от противного».

Снижение категоричности констатации факта достигается раз$ личными способами (см. указанную выше литературу). С содер$ жательной точки зрения по характеру семантических преобразо$ ваний выделяется два типа замен: 1) замены без увеличения смыс$ ловой неопределенности; 2) замены, приводящие к увеличению смысловой неопределенности [см. об этом: Шейгал, 2000, 213]. Характеризуя эвфемистические замены в составе рефлексива, от$ мечаем увеличение смысловой неопределенности в синониме$эв$ фемизме. Обычно неопределенность обеспечивается редукцией нежелательного семантического компонента, входящего в семную структуру прямой номинации. Например: В обед Ада Анатольевна торопливо собиралась на работу перед зеркалом. Любознательное чадо спросило: «Мама, а кто такая проститутка?» Мама Коли, не повернув головы в сторону сына, мгновенно ответила: «Это женщи' на, которая много времени проводит в обществе мужчин». Николай Сванидзе вспоминает: «Когда я узнал истинное значение этого сло'

ва, то поразился тому, что мама ответила настолько быстро и правильно при этом. Она меня не обманула. За это я ее зауважал»

(МК$Урал, 2001, авг.).

В эту же группу коммуникативных рефлексивов считаем воз$ можным отнести высказывания, в которых один из членов оппо$ зиции «прямая номинация — эвфемистическая номинация» отсут$ ствует. При этом метаязыковой комментарий находится в прямой зависимости от отсутствующего члена. Например: Явлинский и Гайдар, мягко говоря, друг друга очень не любят (АИФ, 2001, май); Все красивые девушки идут в топ'модели или, мягко говоря, в смеж' ные профессии (ОРТ, Час пик, 31.05.98); Сейчас телевидение весь' ма… ну, скажем уклончиво… весьма демократично. Язык улицы и подворотен, сленг молодежной толпы, блатная лексика полуграмот' ного быдла давно перекочевали на ТВ, став частью экранной речи (КП, 2000, янв.); Можно сказать, искусство находится в я м е, если не сказать еще более круто (Э. Рязанов, Тэфи$98, 25.05.98). В дан$ ных рефлексивах отсутствует прямая номинация факта действи$ тельности, горящий вербализует эвфемистическое переименова$ ние, работая на улучшение денотата и в то же время подчеркивая смягченную неточность выражения.

Эта профессия вас кормит, грубо говоря (АТН, 29.06.01); Но, выражаясь грубо, он мог стать объектом шантажа со стороны сво' их уже упомянутых сподвижников (АИФ, 2001, май); Следующий, не менее прибыльный вид коллекционирования — это вещи, извини' те за грубость, украденные из гостиниц (МК$Урал, 2000, сент.); Самый большой идиотизм (не побоимся этого слова!) налоговой ре' формы заключается в процессе ее запуска (Там же, 2000, июль). Метаязыковой комментарий «грубо говоря» вербализирует проти$ воположный полюс на оси оценочного денотата, говорящий упот$ ребляет синоним, гиперболизирующий отрицательный признак (это явление, получившее терминологическое обозначение «дис$ фемизм» [см.: Крысин, 1996; Шейгал, 2000], весьма продуктивно для современной публичной речи в связи с общей тенденцией к стилистической сниженности речи), либо категорично фиксирует тот или иной факт, подаваемый в литературном языке обычно в смягченном варианте.

Таким образом, для носителя языка при поиске точного сло$ ва, при определении близости лексических единиц недостаточно только совпадения семной структуры слов. Среди параметров,

использования», происходит вербализация метаязыкового созна$ ния. Изучение «манящего хаоса языковой реальности» [Николае$ ва, 2001, 145], в которую на равных входит эксплицированная рефлексия, служит для того, чтобы «сообщить человеку убежде$ ние в субъективном содержании слова и умение выделить этот элемент из объективного сочетания мысли и слова» [Потебня, 1989, 206]. Анализ зон коммуникативного напряжения позволяет показать, как «высвечивается» субъективный элемент при процес$ сах вербализации, чтобы адресат мог понять передаваемое содер$ жание. Экспликация речемыслительной деятельности в рамках рефлексива включает такие задачи, как различение данной и но$ вой информации, принятие решения о том, какую единицу с точ$ ки зрения стилистической маркированности использовать в речи, установление и показ формальной или семантической сложности слова, а также выбор лексической единицы, наиболее адекватной, по мнению говорящего, в данном контексте. Исследование зон коммуникативного напряжения через метаязыковой комментарий дает возможность полнее представить процесс речепорождения, а также стремление адресанта выразить мысли абсолютно адекват$ ным образом. Современная антропологически ориентированная лингвистика заинтересована в понимании того, как в действитель$ ности работает наш язык.

ГЛАВА 3

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ РЕФЛЕКСИВЫ И СОЦИАЛЬНО$КУЛЬТУРНЫЕ ДОМИНАНТЫ

ПОСТАНОВКА ВОПРОСА

В данной главе будут рассмотрены метаязыковые высказыва$ ния, которые мы отнесли к классу к о н ц е п т у а л ь н ы х р е $ ф л е к с и в о в. Обыденное метаязыковое сознание причастно к концептуальному миросозиданию средствами языка, отражает кон$ цептосферу носителя языка.

Концептуальные рефлексивы реагируют на очаги концептуаль$ ного напряжения, связанного с когнитивной деятельностью инди$ вида. Критерии напряжения, выделенные нами в главе первой, определяют структуры данной части работы. Эти критерии мы объединили попарно: динамический — деривационный; ксенораз$ личительный (социальный) — личностный, поскольку в основе выделенных оппозиций лежат сходные когнитивные процессы.

Первая пара критериев связана с развитием массового обыден$ ного сознания российского человека, который реагирует на изме$ нения в общественной жизни. Радикальные экономические, по$ литические и социальные преобразования в стране способствует активному обновлению концептуального мира индивида. Обнов$ ление концептосферы постсоветского человека носит особый ха$ рактер, так как протекает в условиях переходного периода, харак$ теризующегося глубочайшей нестабильностью общества, под ко$ торой понимается не просто быстрота и радикальность изменений, но также их рассогласованность по темпу, направленности, степе$ ни радикальности в разных сферах общественной жизни, по мере вынужденного приспособления к изменившейся социальной сре$ де. Концептуализация новых знаний соседствует с ломкой, транс$ формацией стереотипов национального мировидения на современ$ ном этапе. В этом тоже видятся особые трудности новой России: в тоталитарном обществе стабильность декларировалась как офи$ циальная идеология. Нормой общественной жизни были проч$ ность и незыблемость устоев, заданность их объективным ходом истории. Поэтому обновление жизненной ориентации личности

связывается с расшатыванием нормы, которое воспринимается как опасное отклонение от нее. В языке социальная нестабильность отражается рассогласованностью элементов лексической системы языка [см.: Скляревская, 1996], отражающей процессы номиниро$ вания концептуальной сферы. Низкий уровень стабильности кон$ цептосферы трудно расчленить по зонам статистического и дери$ вационного напряжения, поскольку происходящие смысловые преобразования в языковом сознании обычно соединяют в себе оба этих критерия. Эффект первичной новизны, безусловно, на$ прямую связан с динамическим критерием концептуального на$ пряжения, эффект актуальной новизны (особенно в контексте «новое — это хорошо забытое старое») — с деривационным кри$ терием. Поэтому в целях создания общей картины изменений в концептосфере Homo postsoveticus мы рассматриваем эти критерии нерасчлененно.

Неотъемлемыми моментами новаций в языковой картине мира русского человека, познания современной российской дей$ ствительности являются личный опыт человека, его нравствен$ ные, мировоззренческие установки, ценностные ориентации. Ин$ дивидуальные концептуальные системы оказываются включен$ ными в систему взглядов, представлений, норм, ценностей многочисленных групп. Человек, будучи существом обществен$ ным, всегда является членом какого$либо объединения. Много$ численные контакты часто приводят к объединению по «любо$ му характерному ситуативному признаку» [Захарова, 1998, 89], наиболее существенными из признаков являются национальные и социальные. С. Московичи была предложена гипотеза об орга$ низации индивида по типу идентификационной матрицы как особой подсистемы в системе знаний индивида. Основу иденти$ фикационной матрицы человека составляет множество принад$ лежностей: общечеловеческая, половая, религиозная, этническая, профессиональная и др. [см.: Moscovici, 1984]. Объединение про$ исходит на основе базового параметра отделения себя от других, дихотомии «свой» — «чужой», которая «является одним из глав$ ных концептов всякого коллективного, массового, народного, национального мироощущения» [Степанов, 1997, 472]. Поэтому критерии концептуального напряжения, относящиеся к само$ идентификации личности в социально неоднородном обществе, представляют собой реальную оппозицию «индивидуальное —

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты1 9 7

всеобщее (социальное)» и будут рассмотрены нами как взаимо$ связанные.

Необходимо напомнить о многоплановости концептуального рефлексива: коммуникативный рефлексив в одной из своих ипо$ стасей являет собой форму концептуального. Поэтому в каждом классе концептуальных рефлексивов могут встречаться коммуни$ кативные рефлексивы любой разновидности. При характеристике концептуальных рефлексивов главное внимание будет обращать$ ся на содержательную сторону метавысказывания, обсуждение плана выражения рефлексива — побочная задача.

В фокусе внимания в третьей главе находятся смысловые до$ минанты современной эпохи, когнитивно$ориентированные поня$ тия, связанные с отражением образа мира, присущего тому или иному этносу, с языковым мировосприятием. Поэтому, прежде чем раскрывать в содержательном плане характеристики типов кон$ цептуального напряжения, необходимо уточнить употребление ряда терминов, связанных с мировоззренческим, концептообразу$ ющим подходом к возможностям языка.

ОБАЗОВЫХ ТЕРМИНАХ «КОНЦЕПТ», «СТЕРЕОТИП», «МЕНТАЛИТЕТ»

Происходящие на наших глазах изменения в ментальности рус$ ского народа, его социальных слоев, переоценка культурных цен$ ностей, связь языка с «синхронно действующим менталитетом на$ рода» [Телия, 1996, 218] изучаются целым рядом смежных дисцип$ лин, имеющих отношение к человеку, — лингвокультуроло$гией, этнолингвистикой, этнопсихологией, этносемантикой, этно$ социологией и другими, для которых важен факт отношения чело$ века к обществу, природе, истории и прочим сферам социального и духовного бытия, имеющим национально$специфический харак$ тер. Когнитивно ориентированная лингвистика также обращается к многоаспектным связям человека с миром.

Связь языка, мышления, культуры находит отражение в базо$ вом термине современной когнитивной лингвистики — к о н ц е п$ т е. Через концепт исследователь имеет возможность подойти к изучению материальной и духовной самобытности этноса.

1 9 8 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

Лингвистической характеристикой концепта как мыслительной единицы является «закрепленность за определенным способом языковой реализации» [Воркачев, 2001б, 47]. Концепт составляет содержательную сторону языкового знака [Попова, Стернин, 2001, 93], включая в себя, помимо понятийного, рационального компо$ нента, всю внерациональную, прагматически и психологически значимую информацию. Базовым ядром концепта является опре$ деленный чувственный образ, единица универсального предметно$ го кода (Н. И. Жинкин), которая кодирует концепт для мысли$ тельных операций. Этот компонент приобретает идею «зародыша» первосмысла, «из которого и произрастают в процессе коммуни$ кации все содержательные формы его воплощения в действитель$ ности» [Колесов, 1999, 81].

При доминировании антропологической составляющей со$ временной лингвистики вся внепонятийная сторона концепта приобретает лингвокультурологическую направленность. Имен$ но этот аспект изучения концепта послужил основой для воз$ никновения новых терминологических единиц, являющихся аналогами термина «концепт»: «лингвокультурема» [Воробьев, 1977, 44—56], «логоэпистема» [Костомаров, Бурвикова, 2001, 35], «мифологема» [Базылев, 2000], для метафорического опре$ деления концепта «как сгустка культуры в сознании человека» [Степанов, 1997, 40].

Культурная маркированность вербализованного концепта яви$ лась основной причиной разного толкования объема концепто$ сферы. В обзорных работах С. Г. Воркачева [2001а; 2001б] выде$ ляется три основных подхода к определению концепта.

Во$первых, это широкое понимание концептосферы [Лихачев, 1993; Попова, Стернин, 2001], в состав которой включаются все лексемы, составляющие содержание национального языкового сознания и участвующие в формировании языковой картины мира. Следующие два подхода сужают концептуальную область.

Во$вторых, концепты определяются как семантические образо$ вания, обладающие лингвокультурной спецификой [Степанов, 1997]. По Степанову, концепт, являясь основной ячейкой культу$ ры в ментальном мире человека, не только мыслится, но и пере$ живается, являя собой «предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений» [Степанов, 2001, 43]. Структурная орга$ низация концепта имеет сложный характер и включает, наряду с

Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально$культурные доминанты1 9 9

понятием, также и то, что делает его фактом культуры. Культур$ ная составляющая концепта имеет три слоя: 1) основной, актуаль$ ный признак (современные ассоциации и оценки); 2) историче$ ские признаки, являющиеся дополнительными; 3) внутренняя форма, или этимология [см. об этом: Там же, 48].

В$третьих, к числу концептов относятся ментальные сущнос$ ти, являющиеся ключевыми для понимания национальной специ$ фики носителей определенной этнокультуры. Лексическую едини$ цу, вербализующую ключевой концепт, можно отнести к разряду ключевых, «если она может служить своего рода ключом к пони$ манию каких$то важных особенностей культуры народа» [Шмелев, 2002, 11], если в результате исследования подобных слов мы мо$ жем «сказать о данной культуре что$то существенное и нетриви$ альное» [Вежбицкая, 2001, 37]. Если же выбор ключевых слов окажется неверным, то исследователь будет не в состоянии «про$ демонстрировать что$то интересное» [Там же, 37].

Таким образом, в концептуальном подходе к языковым фактам лингвистов в первую очередь привлекает возможность максималь$ но охватить этнокультурную специфику языкового знака, всю коммуникативно значимую информацию, что достаточно трудно было описать с помощью системно$структурного анализа лекси$ ческой семантики. Интегральный подход к семантической струк$ туре слова нарушал известный общенаучный принцип, формули$ руемый в виде императива: «Не умножай сущностей» [о критиче$ ском обзоре интегральных концепций см.: Михайлова, 1998, 78—81]. Концептологическое направление в лингвистике оставляет за лексической семантикой лишь часть смыслового содержания концепта, поскольку «для экспликации концепта нужны обычно многочисленные лексические единицы, а значит — многие значе$ ния» [Попова, Стернин, 2001, 59].

Исследовательский материал, представленный в данной книге, дает возможность утверждать, что концептосфера образует целост$ ное и структурированное пространство, включающее всю совокуп$ ность концептов, представленных в языке в виде языковых зна$ ков. При этом слово является главным средством доступа к концептуальному знанию, а концептуальные рефлексивы, пред$ ставляющие собой вербализованные следы мыслительной деятель$ ности, позволяют выделить очаги концептуального напряжения, возникающие в когнитивной сфере индивида.

2 0 0 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

В основе автоматизма когнитивной деятельности лежат когни$ тивные с т е р е о т и п ы, которые в контексте социального вза$ имодействия рассматриваются как неосознаваемые модели когни$ тивного действия, как процедуры добывания знаний и операции с ними, хранящиеся в виде клише и функционирующие как ав$ томатизированные эталоны [см.: Красных, 2002, 177—180]. Стерео$ тип с содержательной точки зрения — это некий устойчивый фрагмент картины мира, хранящийся в сознании. Особенностью процесса стереотипизации объективной действительности является известное упрощение, «сокращение» этого фрагмента в процессе познания. Стереотип рассматривается «как устойчивый, упрощен$ ный, схематизированный образ социальных объектов» [Хотинец, 2002, 267].

Стереотипизация познания имеет два различных следствия. С одной стороны, стереотипы облегчают, «экономят», ускоряют мышление. Заостренно обобщающая и упрощающая форма сте$ реотипа позволяет говорящему использовать признаки и атрибу$ ты, содержащиеся в нем, «для оценки отнесенности предметов к тому или иному классу на основе семейного сходства» [КСКТ, 1996, 178].

С другой стороны, упрощенный подход к познанию не дает полного и точного образа другого, способствует возникновению предубеждений, стандартных мнений, расхожих истин на основе ярких признаков, бросающихся в глаза. Возникновение предубеж$ дений на основе негативного прошлого опыта отрицательно ска$ зывается в условиях реальной жизни. Проблема истинности соци$ альных стереотипов начиная с 20$х годов XX века (У. Липпман) до сегодняшнего времени в социальных науках остается актуаль$ ной.

Ментальные стереотипы всегда имеют личностную, группо$ вую, национальную окрашенность, которая получила в литера$ туре терминологическое обозначение м е н т а л и т е т а [см., например: Попова, Стернин, 2001; Колесов, 1999; Корнилов, 1999 и др.].

При первом приближении под менталитетом следует пони$ мать интегральную характеристику некоторой культуры, в ко$ торой отражено своеобразие видения и понимания мира, «т. е. способ интерпретации и осмысления повседневной реальности» [Андреева, 1999, 157] представителями этой культуры. В широ$