3.Библейская концепция истории

Исторической литературе древних народов Ближнего Востока буржуазная наука противопоставляет Библию (точнее,. Ветхий завет) как наиболее высокую ступень, достигнутую восточной историографией в древности.

Ветхий завет — это обширный сборник древнееврейских произведений мифологического, религиозного, философского, юридического, поэтического и исторического содержания, написанных большею частью анонимными авторами в разное время, от X до II в. до н. э. В основе исторических книг Библии лежат жреческие или, со времен Соломона, царские анналы, аналогичные египетским и ассиро-вавилонским. Вместе с тем библейское историческое повествование опиралось и на устную народную традицию, которую древнейшие авторы перерабатывали сообразно своим политическим тенденциям. Наличие разнородных источников устной и письменной традиции порождало противоречия, которые не в состоянии были устранить последующие редакции Библии.

В историографическом отношении Библия в общем умещается в рамках исторической литературы древневосточных рабовладельческих обществ: таже хронологическая система, основанная на генеалогиях и царских списках, таже религиозная концепция хода истории, те же задачи политического и морально-религиозного воспитания масс «в страхе божьем», в послушании жречеству и царской власти, то же отсутствие критического духа и скепсиса в отношении источников.

Однако длительность и непрерывность исторической традиции, возникновение ряда последовательных напластований в библейских рассказах дают гораздо больше материала для заключений об эволюции исторической мысли, чем памятники египетской или ассиро-вавилонской исторической литературы. В книгах Библии отразилась партийная и классовая борьба в древнееврейском обществе: оппозиция жречества царской власти; пророческая оппозиция жрецам и отчасти всему господствующему классу и осуждение последнего за угнетение бедноты и «неправедный» образ жизни; присущая некоторым пророкам тенденция возлагать вину за все политические неудачи и катастрофы на царей, и т. п.

Удельный вес народных преданий в библейских исторических книгах также значительно больший, чем в литературе других восточных народов, что объясняется сравнительно поздним переходом древних евреев от патриархально-родовых отношений к государственному быту.

Наконец, в некоторых книгах Библии (например, в III книге царств, восходящей к X—IX вв. до н. э. и являющейся пророческой обработкой официальных анналов) обнаруживается уже вполне реалистический подход к событиям прошлого. Здесь нет механического вмешательства бога во все события, нет никаких чудес, историческое повествование включает портреты действующих лиц, изложение местами развивается в виде цепи причин и следствий.

Тем не менее не эти особенности исторических произведений Ветхого завета оказали влияние на раннехристианскую и средневековую историографию, а пронизывающая Библию богословская историческая концепция, согласно которой единственным фактором и движущей силой истории является древнееврейский бог Яхве (Иегова). Этот первоначально племенной бог, ничем существенно не отличавшийся от богов соседних народов, с течением времени, в представлении авторов пророческих произведений, становится мировым богом, управляющим судьбами не только «избранного народа сынов Израилевых», но и всех других народов. Согласно этому представлению, все в истории совершается путем прямого действия Яхве: по его воле, по намеченному им плану создаются и рушатся царства, процветают и падают народы. На примере Израиля, его политических превратностей Яхве наглядно учит все народы своему религиозно-нравственному закону.

Эти мысли получили законченное выражение в «пророчествах» книги Даниила о четырех сменявших друг друга насильнических и угнетательских царствах, за которыми вскоре последует пятое, «печное» божье царство. Автор книги Даниила, писавший во время успешной борьбы евреев против монархии Селевкидов, считал четвертым царством именно это эллинистическое государство, но его схема в несколько измененном виде оказалась пригодной и для позднейших историко-философских спекуляций.

Хотя, как доказано современной критикой, теория четырех монархий возникла в Персии незадолго до написания книги Даниила (в первой половине II в. до н. э.), но именно в формулировке этого библейского автора и через посредство его комментатора св. Иеронима (IV в. н. э.), периодизация истории по четырем монархиям стала, по„ выражению немецкого историка Трибера, «краеугольным камне^! исторического мировоззрения на протяжении всего средневековья». Она тесно связана с представлением о прямолинейном прогрессивном движении человечества, заложенном в дуалистической схеме парсизма (конечная победа бога света Ормузда над богом тьмы Ариманом). Согласно апокалипсическому видению Даниила, гибель четвертой монархии последует за появлением мессии («помазанника божия), а установлению вечного божьего царства («пятой монархии») будет предшествовать воскресение мертвых. Оба эти события будут знаменовать конец всей человеческой истории.

Дальнейшее развитие этой концепции в еще более мистическом духе дано в самой ранней из книг Нового завета — в «Откровении Иоанна Богослова», или «Апокалипсисе», составленном, в 67—68 гг. н. э., а затем в произведениях «отцов церкви» II—V вв. н. э., которые провозгласили четвертым и последним царством, непосредственно предшествующим светопреставлению. Римскую империю.

Идея прогрессивного и прямолинейного исторического развития, завершающегося победой царства справедливости над злом и насилием, еще долго выражала в этой мистико-религиозной оболочке смутные надежды обездоленных классов на лучшую жизнь на земле. Вытесняя господствовавшую в последние века Римской империи пессимистическую греко-римскую теорию циклизма, эта идея имела в свое время прогрессивное значение, в даже спустя тысячу лет она воодушевляла революционно-еретические массовые движения в Западной Европе.

Однако при определении историографической ценности Библии в целом необходимо исходить не из исторических достоинств некоторых ее книг, но из ее общей теократической, богословской установки. «Авторов почти всех ее частей интересовала в сущности не живая историческая действительность, а отношение израильского и иудейского общества к богу, к выполнению законов бога».