32 Микроистория ординарного и микроистория неординарного.

Наиболее перспективный путь к осуществлению проекта социоистории, включавшей в свой предмет социальные аспекты всех сторон исторического бытия человека, открылся в «новой локальной истории». Весомые результаты дали, в частности, комплексные исследования по истории семьи, которые осуществлялись в рамках локального социального анализа, позволявшего наблюдать все общественные связи и процессы в их естественной субстратной среде. В период 70-80-х гг. XX в. появляется все больше локально-исторических работ, нацеленных на всестороннее изучение той или иной локальной общности как развивающегося социального организма, на создание ее полноценной коллективной биографии. Коллективная биография локальной общности стала главным методом «истории снизу», объединившим различные субдисциплины социальной истории: его реализация предполагала комбинирование демографического и локального анализа, с включением социокультурного аспекта. В многочисленных исследованиях в области локальной истории, главным образом истории отдельных деревень и приходов в средние века и в начале нового времени, анализировались не только основные демографические характеристики, структура семьи и домохозяйства, порядок и правила наследования собственности, системы родственных и соседских связей, но и социальная и географическая мобильность, социальные функции полов, локальные политические структуры и социально-культурные представления.

Проведенные исследования продемонстрировали два главных сложившихся в «новой локальной истории» подхода к изучению человеческих общностей. Первый из них подходит к решению проблемы со стороны индивидов, составляющих общность, и имеет предметом исследования жизненный путь человека от рождения до смерти, описываемый через смену социальных ролей и стереотипов поведения и рассматриваемый в контексте занимаемого им на том или ином этапе социального жизненного пространства. Второй подход отталкивается от раскрытия внутренней организации и функционирования социальной среды в самом широком смысле этого слова: включая исторический ландшафт, отражающий физическую реальность локального мира, социальную экологию человека, микрокосм общины, многообразие человеческих общностей, неформальных и формальных групп, различных ассоциаций и корпораций, и выявляет их соотношение между собой, а также с социальными стратами, сословными группами, классами. При :)том используется вся совокупность местных источников, фиксирующих различные аспекты деятельности индивидов.

В конечном счете речь идет о соотношении между организацией жизни в локальной общине, которая функционирует главным образом как форма личной, естественной связи людей, и социально-классовой структурой, фиксирующей качественно иной, вещный характер социальных отношений. Локально-исторические исследования этого типа значительно расширили возможности комплексного подхода в историческом исследовании. Его сторонники обоснованно исходили из того, что реальность человеческих отношений может быть понята лишь в их субстратной среде, в рамках социальной жизни, приближенных к индивиду, на уровне, непосредственно фиксирующем повторяемость и изменчивость индивидуальных и групповых ситуаций, но при этом прекрасно осознавали всю условность вычленения изучаемого объекта из окружающего его социума.

Локальные исследования, которые иногда справедливо называют м и к р о к о с м и ч с с к и м и, оказались способны выполнять роль первичных блоков в более амбициозных проектах социоистории. Уже к началу 1980-х гг. многочисленные локальные исследования по отдельным периодам истории подготовили обновленную, гораздо более совершенную базу для обобщений на национальном уровне. Одна из самых удачных попыток нового синтеза была предпринята известным британским историком КИТОМ РАЙТСОНОМ в обобщающем труде «Английское общество: 1580-1680 гг.» (1982). Центральное место в его теоретической конструкции, охватывающей три элемента – семью, локальную общность и систему социальной дифференциации национального масштаба, – заняла локальная община, включающая в свой «силовой контур» семьи, элементы социально-классовой структуры, другие фрагменты социального целого и представляющая собой пространственно идентифицируемое выражение общественных отношений. Показательно, что предложенная Райтсоном интегральная модель «новой социальной истории» Британии была изначально ориентирована не на выведение среднего или типичного пути развития, а на максимальный учет всех региональных вариаций в их специфической связи с национальным целым. Дальнейшая разработка этого подхода другим ведущим британским социальным историком ЧАРЛЗОМ ФИТЬЯН-АДАМСОМ привела к созданию новой теоретической модели, которая учитывала социально-пространственные структуры разного уровня и различной степени интеграции: ядро общины; общину как целое (сельскую или городскую); группу соседских общин; более широкую область с общей социокультурной характеристикой; графство; провинцию, регион. В основу этой модели была положена концепция социального пространства, охватывающего различным образом ограниченные и частично перекрывающие друг друга сферы социальных контактов. Так была намечена перспектива методологической стыковки социальных макро и микроисторий в космосе промежуточных социально-пространственных структур.

Микроподходы получили наиболее широкое распространение и последовательное развитие именно в рамках нового типа локальной истории, основанного на максимальной детализации и индивидуализации исследуемых объектов. Микроподходы становились все более привлекательными, по мере того как обнаруживалась неполнота и неадекватность макроисторических выводов, ненадежность среднестатистических показателей, направленность доминирующей парадигмы на свертывание широкой панорамы исторического прошлого в узкий диапазон ведущих тенденций, на сведение множества вариантов исторической динамики к псевдонормативным образцам. Уход на микроуровень в рамках антропологической версии социальной истории изначально подразумевал перспективу последующего возвращения к генерализации на новых основаниях (что ориентировало на последовательную комбинацию инструментов микро и макроанализа), хотя и с отчетливым осознанием труднопреодолимых препятствий, которые встретятся на этом пути. 

Гинзбург

В начале 1960-х годов начал работу с материалами процессов инквизиции XVI—XVII веков^[3]. Позднее активно выступал за открытие архивов Ватиканадля широкого круга исследователей.

Первая монография  (Бенанданти. Ведовство и аграрные культы на рубеже XVI и XVII вв. 1966) — была посвящена пережиткам языческих культов плодородия в областиФриулив Северной Италии^[4]. Местные крестьяне верили в существование особой категории людей, «бенанданти», которые наделены сверхъестественными способностями и могли применять их для помощи урожаю и для борьбы со злыми существами из потустороннего мира^[4]. Гинзбург также пришёл к выводу, что к XVI—XVII векам в связи с изменением роли «бенанданти» и активизацией охоты на ведьм произошло изменение в их восприятии местным населением: их стали считать пособниками Сатаны^[4].

Наиболее известная работа Гинзбурга — «Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в.» (1976). В этой работе Гинзбург на материале протоколов инквизиции описывает взгляды еретика-самоучки Меноккио (Доменико Сканделло), мельника из Фриули. Название книге дала идея Меноккио о том, что ангелы и бог появились из хаоса точно также, как и черви в сыре. Меноккио высказывал в деревне радикальные мнения о структурной организации мира, об Иисусе, о христианской церкви и других религиях. Автор пытается выявить материал, послуживший основой для формирования обычным человеком неортодоксальных представлений, и указывает на влияние народных дохристианских представлений, протестантизма, а также доступных Меноккио книг (Библия на итальянском языке; Декамерон; ПутешествияДжона Мандевиля; жития святых; несколько других книг бытового, исторического и религиозного характера; предположительноКоран). Прочитанные Меноккио книги подвергались необычной интерпретации и получали неортодоксальный смысл. Кроме того, Гинзбург указывает на то, что любое заурядное наблюдение (например, черви, появляющиеся в гниющем сыре) могло подпитывать «еретические» представления Меноккио.

В работе  (Ночная история. Истолкование шабаша. 1989) Гинзбург предположил, что негативное восприятие ведьм сравнительно позднее и связано с деятельностью инквизиции, в то время как изначально в массовом сознании их оценивали нейтрально или даже положительно, признавая за ними способность осуществлять связь с потусторонним миром в интересах людей^[5].

В 1999 году вышел сборник статей (История, риторика и доказательство), построенный на полемике с постмодернистской историографией^[6].

Ряд работ Гинзбурга переведён на несколько иностранных языков, в том числе «Сыр и черви» — на восемнадцать языков^[6].

Натали Земон Дэвис

Основные научные интересы — культура Нового времени Западной Европы, гендерная история,микроистория.

В 1982 году во Франции вышел фильм Возвращение Мартина Герра, в котором Земон Дэвис была консультантом. По итогам работы над фильмом она выпустила одноимённую книгу (вышла одновременно с фильмом на французском языке, в 1983 году переведена на английский язык). В центре внимания работы — представления о человеке у французских крестьян XVI века.

В 1995 году вышла её работа «Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века», в которой на основе мемуаров и писем трёх женщин XVII века были уточнены представления о роли и месте женщины в раннее Новое время, о нормах и предрассудках в обществе, об их влиянии на поведение женщин и их деятельность. Героини повествования — Гликль бас Иуда Лейб (1646/47, Гамбург — 1712, Мец), Мари Гюйар де л'Энкарнасьон (1599, Тур — 1672, Канада) и Мария Сибилла Мериан (1647, Франкфурт-на-Майне — 1717, Амстердам). Все они не принадлежали к элите высшей аристократии. Каждая представляла различные религиозные группы (Гликль — иудейка, последовательница Шабтай Цви, Мари Гюйар — монахиня-католичка, Мария Сибилла Мериан некоторое время была членом протестантской сектылабадистов^[3]) и, таким образом, лучше отражали всё общество того времени. С другой стороны, они были образованными и неординарными личностями^[3]. Купчиха Гликль, руководившая делом мужа после его смерти, оставила после себя написанные для потомков мемуары (это первое произведение подобного жанра авторства еврейской женщины), в которых назидательная составляющая сочетается с духовными переживаниями. Мари Гюйар постриглась в монахини по велению «внутреннего голоса», оставив сына и впоследствии написав для него мемуары. Оставшуюся часть жизни она провела среди канадских индейцев, проповедуя христианство. Мария Сибилла Мериан занималась энтомологией и рисованием, публиковала собственные книги, но затем уехала в Суринам, где продолжила изучение насекомых.