Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

05-03-2013_20-01-49 / piotrovskiy_m_b_nikonova_a_a_red_sobor_lic

.pdf
Скачиваний:
101
Добавлен:
17.04.2015
Размер:
1.26 Mб
Скачать

Перспективы

321

 

 

 

 

осуществления. Это произошло в результате значительного расширения круга предметов потенциального коллекционирования, вследствие того, что они приобрели научную ценность как эмпирический материал новых наук.

Отныне практики коллекционирования и изучения собранного сосуществуют параллельно друг другу, и, фактически, друг от друга неотделимы, поскольку коллекция нуждается в исследователях, как для своего пополнения, так и обоснования своей символической (в частности, художественной или науч- ной) ценности, а исследователи нуждаются в новом эмпириче- ском материале для обоснования необходимости развития своей практики и легитимации ее в качестве науки.

Не следует забывать и о том, что для объективации музея, то есть появления данного института в качестве социально легитимного, необходимо принять во внимание еще, как минимум, две практики – демонстрационную, или, пользуясь более подходящим термином, экспозиционную, а также практику про- светительско-педагогическую. Иными словами, собранная коллекция должна была стать объектом демонстрации. Истории практики демонстрации, включающей в себя всю историю зрелищ, мы касаться не будем. Однако следует отметить, что в 19 веке практика зрелища оказалась сопряженной с практикой просветительско-педагогической, получившей новое развитие в связи с расширением и, как следствие, качественным изменением образовательной деятельности. Педагогическая практика была также объективирована в целом ряде новых форм – образовательных учреждений различного типа. Именно политиче- ские и экономические причины, вызвавшие к жизни концепцию народного просвещения, связанные с необходимостью обеспе- чения всеобщей доступности определенных форм знания, привели к сопряжению образовательной практики с практикой демонстрационной. Здесь есть еще один момент, требующий упоминания: поскольку задача просвещения коснулась не только педагогов, но и ученых (история объективации фигур педагога и ученого в XIX веке представляет собой отдельную проблему), то была объективирована, условно говоря, «народная» наука, то есть знание стало производиться, в том числе, и в популярной, «доступной» большинству населения форме.

В качестве таких наук, популяризировавших часть своего содержания, выступили, в частности, история (в форме археологии), наука об обществе (в форме этнографии), биология (в

322

СОБОР ЛИЦ

 

 

 

 

форме естественной истории), наука о прекрасном (в форме истории искусств). Ответ на вопрос, почему перечень наук оказался именно таким, а не каким-либо еще, следует искать в истории объективации (или, пользуясь термином Фуко, «археологии») народного образования. Представляется правдоподобным, что основополагающую роль здесь сыграла как раз возможность существования популярных форм данных наук за счет их способности быть продемонстрированными, а, следовательно, воспринятыми большинством населения с минимальными затратами и максимальной эффективностью. То есть народное просвещение было объективировано в результате взаимодействия зрелищной, образовательной и научной практик, о чем свидетельствует, в частности, то, что основную роль в просвещении (именно в просвещении, а не в образовании) играли (да и продолжают играть) музей и театр, а не библиотека, например.

В нашу задачу, заметим, не входит поиск причин появления музея как социокультурного института, более того, в рамках концепции Фуко такая задача была бы не вполне корректной. Наличие практики коллекционирования (как разновидности накопления), осуществляемой в социуме, есть не причина, но необходимое условие появления музея. Объективация этой практики в форме музея не есть неизбежное следствие ее существования. Конечно, объективация практики – результат неизбежный, но форма этой объективации может быть совершенно различной. Эта форма (институт, в котором практика объективирована) есть результат того, с какими другими практиками рассматриваемая практика вступила во взаимодействие при объективации.

Было бы необоснованным утверждение о том, что музей в его современном виде (или, если угодно, в любом из его существующих видов) мог сформироваться без осуществлявшейся в Европе практики формирования коллекций. Проблема, по нашему мнению, состоит в том, можно ли утверждать, что процесс появления музея – это процесс эволюции или преобразования «коллекции», вызванный задачами просвещения. Ответ на последний вопрос, несомненно, будет отрицательным.

Естественно, следует указать ряд отличий эволюции от изменения способа объективации. Прежде всего, следует отметить достаточно быстрый процесс появления большого количе- ства музеев, открывавшихся не на основе существовавших кол-

Перспективы

323

 

 

 

 

лекций. То есть в значительном количестве случаев формирование коллекций было не причиной, но следствием образования музея. Происходило это по причине того, что решение о формировании музея принималось в рамках совершенно иных практик, в корне отличных от практик научных или просветительских. Это были решения политические по преимуществу. Не следует забывать о том, что говорить о существовании некой единой домузейной формы коллекции было бы неправомерно. Также нельзя утверждать, что существует прямая зависимость между формой коллекции и формой организованного на ее основе музея (хотя оговоримся, что данный вопрос требует отдельного предметного разговора). На основе коллекции предметов искусства может быть создан как музей художественный, так и музей историко-мемориальный и даже музей краеведче- ский. Не будем забывать, что первый значительный общедоступный музей (Британский) был организован на базе ряда коллекций, не имеющих стройной системы классификации, то есть на базе коллекций как таковых, представляющих собой хаотич- ный набор предметов, объединенных лишь тем, что они были собраны неким коллекционером или учреждением. Это говорит, в частности, о том, что формирование музея на основе коллекции возможно без тех или иных промежуточных форм, обязательно предполагаемых эволюционным развитием.

Следует упомянуть еще и о том, что выводы об эволюции или объективации музея как социокультурного феномена делаются на основе исследований, принципиально отличающихся по своим методологическим установкам. Для того, что бы сделать вывод об эволюции, нам необходимо выстроить эволюционный ряд анализируемых явлений и объектов и указать причи- ны, вызвавшие эволюционный процесс. Говорить же об объективации можно лишь на основе анализа объективируемой практики, а также тех практик, с которыми она взаимодействует при объективации того или иного института (в нашем случае – музея). Иными словами, при анализе институализации музея мы должны учитывать практики, не связанные напрямую с практикой коллекционирования, все то, что тем или иным способом влияет на деятельность музея, способствует, препятствует или сопутствует ей. О некоторых из них мы упомянули. Мы должны анализировать образовательные, научные, экономические, юридические, политические, художественно-творческие, соци- ально-идеологические практики. Однако, что же нас должно в

324

СОБОР ЛИЦ

 

 

 

 

них интересовать? Прежде всего, способы их взаимодействия с практикой коллекционирования. То есть нам следует понять не просто сам факт взаимодействия той или иной социокультурной практики с практикой поиска, накопления, хранения, демонстрации и изучения артефактов, но все возможные способы этого взаимодействия. Более того, этот анализ не должен быть умозрительным или основанным на современном характере такого взаимодействия. Подобный анализ должен быть основан на изучении документов, традиционно не относимых к области интереса историков музейного дела. Это отсутствие интереса связано с тем, что данные факторы не считались существенными при изучении истории музея. Примеров можно привести множество. Если в качестве основной функции музея рассматривать функцию научную, то никакие другие факторы, кроме развития науки и изменения ее статуса в обществе во внимание не принимаются. Если считать основной функцией музея обра- зовательно-просветительскую, то главной причиной его появления, в ущерб остальным, будет считаться развитие системы народного просвещения. Кроме того, следует обращать внимание на то, что эти сопутствующие практики также могут менять способы своей объективации. Применительно к вышеприведенному примеру отметим, что практика трансляции знаний (которая, несомненно, сыграла роль в появлении музея как института) примерно в то же время была объективирована уже не только как образование, но и как просвещение, предполагающее общедоступность и популяризацию накопленных и передаваемых знаний.

Все эти перекрестные влияния и изменения могут быть прослежены и подтверждены документально. Именно это позволит перейти от умозрительных гипотетических построений к документальным свидетельствам.

Перспективы

325

 

 

 

 

Е.Г.Соколов (Санкт-Петербург)

Маршрут от жизни к смерти и далее к воскрешению (современная версия)

Prae Scriptum. «Картинка» - метафора – маршрут не придуманы мной и не являются соединением разрозненных и разновременных впечатлений, но взяты непосредственно из жизни, из реального градостроительного ансамбля, в котором – волей, конечно же, случая, а не сознательного решения какого-то одного человека, либо группы людей, вознамерившихся создать некую «символическую каверзу», гротескную и поучительную одновременно – соединены и резко сопоставлены друг с другом несколько разнопрофильных «учреждений». Совпадение, не более того. Но очень симптоматичное. Любой может проследовать тем же самым маршрутом, коим недавно – правда не до самого конца – воспользовался я, и убедиться если не в справедливости моих выводов, то хотя бы в «объективной» предзаданности рассуждений.

Санкт-Петербург, Приморский район, в котором сейчас идет очень интенсивное строительство, станция метро «Старая деревня». Если выйти из наземного вестибюля и отойти чуть вправо, то перед нашими глазами, буквально на одной линии, выстроится следующий ряд зданий-мест. Торго- во-развлекательный комплекс (ТРК) «Гулливер» - огромное, многоэтажное, суперсовременно здание, выполненное в мос- ковско-«лужковском» стиле, со всем набором ныне репрезентативных как декоративных, так и содержательно-дейст- венных «начинок». Комплекс, работающий круглосуточно, способен одновременно осчастливить (развлечь и предоставить возможность «отовариться» чем угодно) уж и не знаю сколько тысяч людей. Далее за ним, стенка в стенку, без всяких «перебивок» – новое здание фондохранилища (ФХ) – почему-то именуемого открытым - Эрмитажа, еще до конца не достроенное, но первая очередь уже введена в строй и туда водят экскурсии. И, наконец, замыкают горизонт остатки кладбища, на которое выходят окна задней стороны ФХ1, Вычерчивается

1 Еще лет десять тому назад территории, на которых возвышаются и ТРК и ФХ, принадлежали кладбищу и были сплошь усеяны могилками крестами. Факт, кстати сказать, тоже весьма символический.

326

СОБОР ЛИЦ

 

 

 

 

весьма «странная» последовательность: Метро – ТРК – ФХ - Кладбище. В общем-то, метафора - незамысловатая. Чтобы обозначить основные «ходы», не требуется каких-либо особых, изощренных и длительных, умствований: смысл(ы) – на поверхности. Двинемся же этим маршрутом, останавливаясь не на долго в каждом из названных мест.

Итак, отправная точка: станция метро «Старая деревня».

Метро. Станции метро (метровокзалы), так же как и аэропорты, железнодорожные вокзалы и автовокзалы, речные или морские порты – это перекрестки жизненных движений, человеческих взаимоотношений, прощаний-встреч, слез и смеха, переживаний, волнений и ожиданий, случайных обретений, неожиданных совпадений или несовпадений... Короче говоря, - жизненных «подлинных перемещений», ибо метро (вокзалом, аэропортом и др.) пользуются всегда по конкретной и насущной нужде. В подобных местах наглядно зримы две тенденции. Во-первых, буйство, спонтанность и неупорядоченность жизненного потока: люди толкутся, суетятся, что-то покупают, бросают, бестолково (если наблюдать со стороны) двигаются, бегают, едят-пьют, бранятся, смеются, улыбаются, целуются, случается и дерутся. И другая, - стремление как-то организовать, отрегулировать, упорядочить эти «спонтанные волны непосредственности»: вывески-указатели, расписания прибы- тий-отправлений, правила поведения, наблюдатели-охранники порядка, строго определенные проходы-выходы, турникеты, ограды и пр. маркеры над- и внечеловеческого, призванного как-то наладить жизнь, регламента-принципа. В общем, метро

– это местопредставления жизни¸ современной жизни: люди как умеют, как получается - в меру дисциплинированы и оцивилизованы, грамотны и «выстроены», разукрашены и «отглянцованы», но еще не лишены своей реальной человеческой неряшливости и неопрятности (как в прямом смысле этого слова, так и в переносном – в проявлении своих чувств, желаний, настроений, состояний) – так и есть. Разумеется, здесь жизнь представлена не в своей исподней и глубинной – непристойной - обнаженности (как то, например, происходит дома, «в задних комнатах, среди смятых простыней теплых постелей», по выражению В.В.Розанова; или – в больницах, где, порой, проглядывает сокровенно-сущностное, абсолютно независящее от декораций

Перспективы

327

 

 

 

 

места или эпохи), но – еще и не в «мундире, застегнутом на все парадные пуговицы», готовая принять патетически-возвышен- ную позу перед включенной кинокамерой.

Метро – это даже не метафора или символ, это – просто современная реальная жизнь реальных людей.

Остановка первая: ТРК «Гулливер». Как уже было сказано «Гулливер» – комплекс суперсовременный (думаю, не только по питерским масштабам, ибо унифицировано-глобалист- ские модели организации жизни сейчас воспроизводятся, создавая идентичные варианты, практически по всему миру), а значит все продаваемое как товар и предоставляемое как развлечение – по очень высоким ценам. За покупками, необходимыми для поддержания жизни, туда, в большинстве случаев, не ходят. Для этого есть места и подешевле. Покупка в таком ТРК

– даже и вполне банальных вещей или продуктов, используемых потом в повседневности – предусматривает иное отношение и иной «настрой», предполагает абсолютно другую «проекцию», т.е. использует отличные от банальной неизбежности как-то «питать и укрывать» свое тело алиби. Там торгуют роскошью (как ее понимает современность): и как действием-ме- роприятием, и как «предметом». Разумеется, «Гулливер» - не самый HI-FI или VIP вариант. Есть, подозреваю, в Питере места и пороскошнее, но они – для несравненно более узкого круга людей. Здесь же – тиражируемая роскошь, предназначенная для массового потребителя, и, соответственно, позиционирующая себя так, как должно и необходимо воспринимать этим массовым потребителем данную характеристику, т.е. роскошь как таковую. Покупка в ТРК – это не необходимость «суровых будней» (пропитания-выживания), но действие-означивание, символическое прикосновение/подключение к расхожей и насаждаемой ныне в качестве образца для подражание «глянцевости», к тому «состоянию жизни», что выступает и эталоном, и ориентиром.

Подобные ТРК, разбросанные по всему миру, обычно именуют Дрогсторами и они прекрасно иллюстрируют настойчи- вую тенденцию культуры общества потребления гомогенизировать пространство обитания человека, лишив последнего, по сути дела, и реальности, и ирреальности (т.е. купировать саму возможность осуществлять какие-либо символические процедуры «над» предметами). В таких Дрогсторах есть кафе, мага-

328

СОБОР ЛИЦ

 

 

 

 

зины, торгующими самыми разными предметами (можно купить все что угодно, от шнурков, до картошки и мебели), книжные магазины, рекреационные помещения, залы игровых автоматах, тренажерные залы, боулинги, железнодорожные и авиакассы, отделения банков, зимние сады, выставочные и концертные залы и пр.. Т.е. и в прямом, и в переносном смысле такое пространство тяготеет к тотальности, «охватывает всю жизнь, когда все роды деятельности комбинируются одним и тем же способом, когда русло удовольствия прочерчено заранее, когда «среда» целостна, имеет свой микроклимат, устроена, культурализована.»1 Входя в Дрогстор, мы попадаем в «абсолютное пространство», в котором «общий микроклимат жизни, благ, предметов, услуг, поведения и социальных отношений представляет собой законченную стадию в эволюции, которая начи- нается с просто изобилия товаров и через образование цепи объектов потребления доходит до всеобщего координирования действий и времени, до системы окружающей среды»2.. Иначе говоря – полностью искусственная среда, над которой даже смена дневных и ночных циклов или времен года совершенно не властны: все будет функционировать по утвержденному правилу. Перед нами – эдакий идеальный город (или идеальная модель устроения жизни), что, собственно говоря, и есть «роскошь как такова». Дрогстор «представляет собой тотальную организацию повседневности, тотальную гомогенизацию, где все схвачено и преодолено в удобство, в полупрозрачности абстрактного «счастья… Дрогстор, расширенный до размеров коммерческого центра и будущего города,е будет функционировать по утвержденному правилу. Перед нами – это сублимация всей реальной жизни, всей объективной общественной жизни»3 Все реальности, и счастливые, и горестные человеческого существования «переварены и превращены в одну и ту же гомогенную фекальную матерю»4. «В субстанции объединенной таким образом жизни…. Не может больше быть смысла: невозможны больше мечта, поэзия, работа рассудка, т.е. великие схемы перемещения и сгущения, великие метафоры и противоре- чии, которые покоятся на живом соединении различных эле-

1Ж. Бодрийяр. Общество потребления. М., 2006, с. 10.

2Òàì æå.

3Òàì æå. Ñ.11

4Òàì æå.

Перспективы

329

 

 

 

 

ментов. Единственное, что здесь царит, - это вечная замена гомогенных элементов. Нет больше символической функции, есть вечная комбинаторика «среды» в условиях вечной вечны»1 (конечно, искусственно).

Подобное состояние «гомогенной фекальной материи» достигается не только тем, что «всего много», «все разом» и «все равнозначно» (покупка, просмотр фильма, тренажер, еда и пр. «уравнены» территориально и темпорально, они не разнесены по различным практикам жизни, а значит уже и не иерархизированы), но еще и благодаря тому, что все пространство ТРК предельно вычищено как в прямом, так и в переносном смыслах. А именно: стерильная чистота – ни соринки, ухожен- ность-улизанность, блеск и переливчатость, в каждом помещении – камеры наблюдения, кондиционеры, создающие приятную свежесть, ласкающие слух звуки, улыбчивость и готовность в любой момент прийти тебе на помощь обслуживающего персонала. Разумеется, бесполезно было бы здесь искать сор и неприбранность реальной жизни (кровь, пот, слезы, всплески гнева и ярости, боль и похоть, отчаяние или безумную радость): приходящие сюда люди вполне соответствуют месту. Они также вычищены, «глянцевы» и «пред-камерой-стоящи» как в своем внешнем облике, так и в стиле поведения. Любое проявление естественных чувств, кои всегда «резки» – не только агрессивных, но и вполне миролюбивых – в таком пространстве абсолютно невозможно, а коли, паче чаяния, случается, то услужливые сикюрити быстро пресекут подобные эксцессы, избавляя тем самым других посетителей от неприятных впечатлений. Все и вся просвечены, просканированы, подконтрольны общему принципу, действующему неукоснительно, практически без срывов, «производства образцовой жизни», которая по отношению даже к реальности станции метро является по сути дела имитацией или гипперреальностью. Кроме того, все, что в принципе может здесь происходить, несоразмерно человеку: освещение, количество вещей и предоставляемых услуг, запахи, звуки, маршруты движения, варианты телесных экзерсисов. Не в том смысле, что противоестественны или грубо-насильст- венны, то в том, что они не вытекают ни из какой «человеческой нужды» и не могут быть редуцированы до уровня экзистенциальной неизбежности или необходимости. Торжество реализа-

1 Òàì æå.

330

СОБОР ЛИЦ

 

 

 

 

ции абстрактно-экранного канона. Поэтому, не смотря на все освежители и кондиционеры, продуманность удобств и безопасность здесь так удушливо и неуютно.

Показательно еще и то, что ТРК – это, как уже было сказано, идеальная модель (ибо обладает индексом престижности), которая где с меньшим, где с большим успехов постепенно и целенаправленна внедряется в повседневность. Именно поэтому «Гулливер» вполне может выступать символическим и поч- ти идеальным выражением сегодняшней жизни, абсолютно подконтрольной, предельно механичной, выхолощенной и лишенной непосредственности, порождающей лишь фикции на всех уровнях человеческой экзистенции. Это, во всех отношениях, - не жизнь, но имитация жизни.

Кроме того, ТРК «Гулливер» - это, по сути дела, выставка. И именно в том смысле, в каком писал Н.Ф.Федоров в статье «Выставка 1889 года, или наглядное изображение культуры…»: Ас- самблея-бал, где «мы видим все произведения исполняющими свое назначение, влияющими на человека, подчиняющими его себе, держащими его в вечном детстве, несовершеннолетии, расслабляющими его тело, уродующими его душу»1. Соответственно, «все ассамблейное суть игрушки, но не для взрослых, … а именно для несовершеннолетних, как бы стары они ни были»2 и служат они, эти игрушки-предметы-процедуры, лишь для возбуждения «половой страсти». Игрушки эти – как и состояние, которое они провоцируют – совсем небезобидны, т.к. кроме того, что «приводят к истощении», но и являются «изображением трех прогрессов: милитарного, юридического и эко- номическо-индустриального»3 и Города (городского способа устроения жизни) как такового, который есть «вечный брачный пир», вечный праздник, постоянная ярмарка (если смотреть изнутри), и (коли взглянуть на тоже самое извне, т.е. со стороны реального – с неизбежными потом и гноем - человеческого существования) – по выражению Федорова, «пира смерти». Нын- че подобные «всемирные выставки» устраиваются в каждом микрорайона любого цивилизованно-продвинутого города мира и открыты круглосуточно и круглогодично. Отличия, уве-

1Н.Ф.Федоров. Сочинения. М. 1982 г., с. 447.

2Òàì æå.

3Òàì æå. Ñ. 452.