05-03-2013_20-01-49 / piotrovskiy_m_b_nikonova_a_a_red_sobor_lic

А.В.Прахову: «Чем ближе я присматриваюсь, тем сильнее растет количество вопросов, требующих ответа. Но если я справлюсь счастливо с этой работой, то все, чего я искал в Константинополе, будет достигнуто: мозаики Кахриэ введут меня в византийское искусство великолепно, выяснят мне, надеюсь, самую суть его, дадут постигнуть его дух»1.

Работа по изучению памятника продолжалась три года и сопровождалась поиском документального материала, освещающего историю монастыря Хоры, в рукописных хранилищах Афона, Рима, Генуи и Мюнхена. Результатом этих изысканий стала статья «Мозаики и фрески Кахриэ-Джами» и подготовленная диссертация на степень магистра искусств.

Â1903-1904 гг. Шмит путешествовал по Греции, Италии, Германии. Интересны письма Шмита к Ф.И.Успенскому из Афин, Рима, Солоников, Мюнхена, Неаполя о своих впечатлениях, которые хранятся в ПФА РАН ( Ф. 116, Оп. 2, ед. хр. 427, 102 л.). В письме из Рима от 22 ноября 1903 г. Шмит писал: «…Из Бари я направился … в Катанию, затем в Сиракузы, Агридженто. Оттуда отправился в Палермо, где подробнейшим образом осмотрел Палатинскую капеллу, и соборы Монреаля и Чефалу. …В Палатинской капелле, а особенно в Монреале и Чифалу мозаики подверглись таким «реставрациям» еще в ХVIII в. и начале ХIХ в., что от Византии не много осталось. «Реставрация» в Чефалу (собор ХII – ХIII вв.), как гласит надпись, была сделана при последнем короле обеих Сицилий – Фердинанде в 1859 г. Из всех преступлений Бурбонов одно из самых гнусных и позорных; когда все другое забудется и будет известно только историкам-специалистам, надпись в соборе Че- фалу все еще будет рассказывать всем ученым и неученым по-

сетителям о варварском изуродовании исторического и художественного памятника».2

Âапреле 1904 г. Ф.И.Шмит писал Ф.И.Успенскому из Мюнхена: «…Пребывание за границей для меня дальнейшего смысла, как только я закончу работы в библиотеках, не будет иметь, ибо моя восприимчивость теперь равна нулю. Я так устал, что ничего дальнейшего уже не в состоянии видеть. Тут в Мюнхене, например, я был всего один раз в музее и, может быть, больше не пойду

1ÎÐ ÃÐÌ. Ô. 139. Ä.882. Ë.36.

2ÏÔÀ ÐÀÍ. Ô.116. Îï. 2, Ä. 427, Л.12-13: Пмсьма Ф.И.Шмита к Ф.И.Успенскому.

туда, потому что это бесполезно. Единственное, на что я способен и к чему я чувствую позыв, - спокойно засесть за книги.1

Вернувшись осенью 1904 г. в Петербург, он поступил на службу преподавателем древних языков в Петергофскую гимназию императора Александра II и оставался в этой должности до весны 1908 г., сдав за это время магистерские экзамены.

Каждое лето Шмит ездил в Константинополь и Болгарию, а в 1907 г. по поручению болгарского правительства занимался регистрацией наиболее замечательных памятников византийского искусства в Болгарии. Кроме нескольких опубликованных статей, от этой поездки остались два путевых дневника, где перечислены все места, которые посетил Шмит с 5 июня по 16 июля 1907 г. Шмит заносил в дневники наброски планов церквей, эскизы, заметки, тексты надписей, описания церквей, мозаик, фресок. Интересный отчет о своей поездке Шмит дает Успенскому в одном из писем: «Путешествие по Болгарии захватывает меня все больше и больше. Материал, который тут, никем не замеченный, прямо на дороге валяется, огромен и весьма важен. Конечно, его разработка будет делом весьма трудным, но зато стоит труда. В самой Болгарии, по-видимому, даже ценить не умеют того, что есть, и весьма важные памятники гибнут на глазах у всех. Вчера я имел весьма продолжительный разговор с Апостоловым, министром народного просвещения, и вынудил у него хотя бы обещание принять известные меры для охраны памятников».2

Шмит постоянно мечтал вернуться в РАИК в качестве уче- ного секретаря, о чем неоднократно писал директору Института. Хотя в Институте не было соответствующей вакансии, дело неожиданно решилось для Шмита благоприятно: получив в феврале 1908 г. предложение стать членом Археологической комиссии с поручением заведовать раскопками Херсонеса Тавриче- ского, он сумел поменяться местом службы с одним из секретарей РАИК Р.Х.Лепером. В результате такого действия Шмит уже весной 1908 г. назначается ученым секретарем РАИК.

Шмит проработал в РАИК пять лет и познакомился в это время со многими бывшими центрами Византийской империи, опубликовал ряд статей о византийских памятниках.

1Там же. Л. 24: Письмо из Мюнхена 06.04.1904 г. (получено – 14.04.1904 г.)

2ПФА РАН. Ф.116. Оп. 2. Д. 427. Л. 73: Письмо от 22 июня 1907 г.

Осенью 1912 г. Шмит был избран заведующим кафедрой теории и истории искусства Харьковского университета, однако его связь с Институтом не прервалась. Избранию Шмита на заведование кафедрой теории и истории искусства, вакантной после смерти проф. Редина, предшествовала статья харьковского проф. Н.Ф.Сумцова «Труды Ф.И.Шмита по истории искусства» (Отд. Оттиск: Харьков, 1912). В своей статье Сумцов при- числял Шмита «к числу лучших современных знатоков византийского искусства».

Работа в Харьковском университете привлекала Шмита тем, что здесь требовалась масса личной инициативы, было большее пространство для возможности самовыражения. В Константинополе он должен был выполнять волю директора и практически во всем ему подчиняться. В Харькове он почувствовал себя «хозяином дела, большого дела».1 Шмит преподавал на историко-филологическом факультете, заведовал Музеем изящных искусств и древностей при университете, читал лекции на Высших женских курсах и в Художественном училище и пользовался огромным успехом как лектор. Семейные предания, как пишет дочь Федор Ивановича Павла Федоровна Шмит, сохранили рассказ о том, что восторженные поклонницы даже преподносили «модному» лектору цветы, а Шмит им смущенно говорил: «Ну, я же не балерина».2

Первая мировая война тяжело отразилась на судьбе Шмита. Война застала его вместе с семьей на немецком курорте Рейнерце. Не успев во время уехать в Россию из-за болезни жены, Шмиты поселились сначала в Бреславе, а затем в Берлине. Материальное положение семьи было достаточно тяжелым, но, несмотря на это, Шмит категорически отверг предложение своих немецких коллег о работе в Берлинском университете, так как считал безнравственным любую форму сотрудничества с Германией в условиях военного времени. Осенью 1914 г. Шмиту удалось отправить семью в Россию, сам же он оставался на положении военнопленного до января 1915 г., пока его не обменяли на пленного немецкого генерала.3

1ПФА РАН. Ф. 116. Оп. 2. Д. 427. Л. 89 об.: Письмо Ф.И.Шмита к Ф.И.Успенскому от 11 октября 1912 г.

2РА ИИМК РАН. Ф.55. Оп.1, Д.45. Л.38: П.Ф.Шмит. Жизнь Федора Ивановича Шмита. Ч.1.

3РА ИИМК РАН. Ф.55. Оп. 1. Д. 45.Л. 42:П.Ф.Шмит. Жизнь Федора Ивановича Шмита. Ч.1.

Во время войны Шмиту пришлось побывать и на Кавказском фронте, на этот раз в качестве участника военно-археоло- гической экспедиции. В сентябре 1915 г. Ф.И.Шмит в письме к Н.Я.Марру писал о направлении и оказании содействия своему ученику и ассистенту: «… Что касается молодых подготовленных работников, я одного такого Вам доставлю, для которого поездка на Кавказ и в Закавказье является и заветною мечтою, и материально возможным предприятием. Я имею в виду моего ассистента Д.П.Гордеева, человека выдающихся способностей и, что встречается гораздо реже, выдающейся систематической трудоспособности и любви к делу».1

Â1916 г. Академия Наук совместно с Русским археологиче- ским обществом за счет средств РАИК организовала экспедицию в Трапезунд, временно занятый русскими войсками, для спасения и описания древних памятников. По поручению на- чальника экспедиции Ф.И.Успенского Шмит вместе с художником Н.К.Клуге занимался изучением церкви Св. Софии (мечети Айя-София), замечательного памятника архитектуры ХIII в.

Война и революция изменили характер деятельности Шмита. Он становится активным участником политической и общественной жизни. По словам самого Шмита, в Харькове он впервые столкнулся с русской действительностью и примкнул к так называемой «прогрессивной» профессуре, которая видела спасение страны в принятии конституции. Шмит приветствовал Февральскую революцию, а Октябрьскую воспринял как крушение всех демократических свобод.

Âначале 1919 г. в Харькове установилась советская власть, но она принесла официально объявленный «красный террор» – реквизиции, расстрелы. Когда в июне 1919 г. в Харьков пришел Деникин, то его приветствовали как освободителя, и профессора Харьковского университета и других вузов решили в особом воззвании поведать миру о зверствах красных, обо всем, что происходило. Под этим воззванием поставил свою подпись и Шмит. Ф.И.Шмит не уехал в то время за границу, а остался и на- чал сотрудничать с советской властью, укрепившейся на Украине в конце 1919 г.

Âдекабре 1919 г. Шмит избирается деканом историко-фи- лологического факультета Харьковского университета и оста-

1 ПФА РАН. Ф.800. Оп.3. Д.1079. Л.2: Письмо Ф.И.Шмита к Н.Я.Марру от 28 сентября 1915 г.

ется в этой должности до его упразднения в 1920 г. Кроме выполнения административных обязанностей, Ф.И.Шмит в Харькове «принимает самое активное участие в организации охраны памятников искусства и старины, в устройстве по-новому музеев», т.е. провел полную реорганизацию харьковских музеев.1 В 1919 г. опубликовал книгу, посвященную вопросам музейного строительства.2

В эти годы Шмит увлекся теоретическими вопросами философии истории искусства. В 1915-1916 гг. Шмит задумал подготовить «Курс всеобщей истории искусств» и опубликовал введение к нему в виде книги «Законы истории (введение к курсу всеобщей истории искусств», где он пытался найти «В хронологических и географических сериях памятников правильность и закономерность».3 Рецензенты, в том числе А.Н.Бенуа, подвергли книгу суровой критике и вынудили ее автора отказаться от издания самого «Курса». Свои идеи, однако, Шмит продолжает развивать, и отныне главной темой его творчества становится теория искусства и поиски путей превращения истории искусств из описательной науки в точную. Кроме того, Шмит занялся исследованием особенностей детского творчества и в 1917 г. написал книгу «Почему и зачем дети рисуют». Проблемы детского творчества интересовали его и позднее. Сформулировав еще в 1915 г. законы периодичности, преемственности и инерции применительно к истории искусства, Шмит позже нашел в марксистской литературе и даже в революционных событиях тех лет косвенное подтверждение правильности своих предположений и стал сторонником марксистской теории. В письме к Н.Я.Марру Ф.И.Шмит писал: «… Я, с первых же лекций, учу своих слушателей и слушательниц тому, что один из важнейших законов всякой истории есть закон преемственности, то (пусть) они ищут преемственности в той области, которая их преимущественно интересует – в области вопроса о нача- лах русского искусства».4

1 О деятельности Ф.И.Шмита как энтузиаста музейного дела см.: РА ИИМК РАН. Ф. 55. Оп. 1 Д.47, Л.159.:В.А.Богословский. Федор Иванович Шмит как теоретик и историк искусства. Его открытия и концепции; а так же Чистотинова С.Л. Федор Иванович Шмит. М.,1994, С. 57-83, 108-146.

2 Шмит Ф.И. Исторические, этнографические, художественные музеи: Очерк истории и теории музейного дела. Харьков, 1919 г.

3ÎÐ ÃÐÌ. Ô. 137. Ä. 2700. Ë. 255-259.

4ÏÔÀ ÐÀÍ. Ô. 800. Îï. 3. Ä. 1079. Ë. 1

Â1932 г. Ф.И.Шмит писал об изменении своего отношения к исторической науке и ее задачам: «Мое политическое самоопределение повлекло за собой и новое самоопределение, научное. То, что случилось в 1917-1919 гг., означало не только полное и бесповоротное крушение моих политических идеалов – пришлось задуматься и о той странной исторической науке, которой

ÿслужил и которая оказалась бессильной не только предвидеть события, но даже объяснить их, хотя бы уже после того, как они случились! Потянуло к той методологии, которая и объясняет, и

предвидит, и даже создает события. Тогда я впервые прочел «Коммунистический манифест».1 Близкие марксизму идеи Шмит развивал в своей книге «Искусство – его психология, его стилистика, его эволюция», написанной и опубликованной в 1919 г, и в фундаментальной работе 1925 г. «Искусство. Основные проблемы теории и истории».

Весной 1921 г. его высокое и влиятельное служебное положение послужило причиной для привлечения его к суду за выпущенное в 1919 г. воззвание интеллигенции. Хотя прокурор требовал расстрела, Шмита судил Харьковский Чрезвычайный ревтрибунал и, «на основании исключительно моих собственных

показаний, – как писал Ф.И.Шмит, – приговорил меня к трем годам общественно принудительных работ условно».2 Этот приговор, т.е. судимость за контрреволюцию, он с тех пор должен был отмечать во всех анкетах.

Âиюне 1921 г., несмотря на отсутствие докторской степени, Шмит был избран действительным академиком Всеукраинской Академии Наук (ВУАН) и переехал в Киев. В Киеве он вел достаточно бурную административную деятельность, занимал около десятка должностей. В начале 1922 г. Шмит становится ректором Археологического института в Киеве, спустя полгода – директором Научно-исследовательского института искусствоведе-

ния. В том же 1922 г. Шмит был избран председателем вновь созданного Всеукраинского археологического комитета (ВУАК).3

Своим главным делом в Киеве Ф.И.Шмит считал исследование Софийского собора. По его инициативе и под его предсе-

дательством летом 1921 г. создается Софийская комиссия

1ÐÀ ÈÈÌÊ ÐÀÍ. Ô. 55. Îï. 1. Ä. 45, Ë. 52.

2ЦГАЛИ СПБ. Ф. 389. Оп. 1 Д. 157. Л. 34.

3РА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 3. Д. 753. Л. 9: Краткий обзор деятельности Ф.И.Шмита в 1919-1928 ãã.

ВУАН и принимается решение исследовать и подготовить капитальный труд об этом памятнике. Были даже планы сделать это издание международным, но им не суждено было осуществиться из-за недостатка средств, и уже в конце 1921 г. деятельность Комиссии фактически прекратилась. В 1923 г. Шмит стал директором организованного при его деятельном участии Центрального музея культов и директором Софийского собора.

Â1922 г. Шмит занимается спасением памятника от разрушения. В 1923 г. Ф.И.Шмит добивается возобновления деятельности Софийской комиссии и музеефикации Софийского Собора, директором которого он стал. В Киеве Шмит достаточно мало занимается научной работой и полностью уходит в общественную деятельность, сосредотачиваясь в основном на охране и спасении памятников старины. В 1922 г. он как член комиссии по изъятию церковных ценностей изъял около 3000 наиболее ценных вещей у этой комиссии и вернул их в музеи.

Âначале 1923 г. Ф.И.Шмит подготовил работу «О социальном музее», рукописный текст которой находится в РА ИИМК РАН. В ней он отмечает, что: «Государственный и социальный строй, чтобы быть прочным, должен основываться не на насилии над массами, а на вере масс в разумность и необходимость данного строя. Вера же есть дело не отвлеченной логики, а воображения, «сердца». Огромное большинство людей живет не логическими понятиями, а конкретными образами. Кто хочет воздействовать на волю масс, тот должен не убеждать «разум»,

àпоражать воображение.

Для того, чтобы добиться практических результатов, нужно показать все это на вещах и посредством вещей. Т. образом, музей становится средством политпросветительной пропаганды. …Нам надобно в корне реформировать все музейное дело и создать новый тип музея, который бы служил новому строю жизни. Именно такой тип предложено выработать Постановлением ВУЦИКа, принятым еще в августе 1922 г. Этот новый тип назван в Постановлении «Социальным музеем».

Идеальный Социальный музей должен был бы состоять из 5-ти громадных отделов:

1.Отдел первобытной («стадной») культуры;

2.Отдел культуры семейно-родового быта;

3.Отдел кастовой культуры;

4.Отдел культуры города = государства;

5.Отдел капиталистическо-империалистской культуры.

Социальный музей вовсе не должен стремиться к тому, чтобы стать полною (с точки зрения истории живописи) картинной галереей, или богатейшим музеем фарфора, или музеем машин, или еще чем-нибудь в этом роде. Социальный музей должен иметь в составе своих собраний и наиболее характерные холсты живописцев, и фарфор, и машины, и костюмы, и многое другое, но все в таких количествах, которые бы соответствовали значе- нию каждой данной отрасли творчества, в каждый данный период времени, и в такой общей массе, которую и не специалист может осилить, так, чтобы посетитель музея за подробностями не забывал о целом. Ведь смысл Социального музея ХIХ века заключается в том, чтобы показать, как все ширилась и углублялась пропасть, отделявшая правящий класс от «народа». … Музей ХIХ века должен быть построен строго по классовому принципу…. Социальный музей имеет свои специальные задачи и вовсе не может и не должен упразднить все прочие музеи (музеи земледельческие, технические, ремесленные и т.д.).1

Не добившись в 1923 г. денег на издание исследования о соборе Св. Софии, Ф.И.Шмит не видит смысла своего дальнейшего пребывания в Киеве и начинает искать возможность переехать в Москву или Петроград, тем более что его положение несколько изменилось. Когда в 1924 г. украинские националисты стали добиваться полной украинизации возглавляемого Ф.И.Шмитом Археологического института, он покинул Киев и перебрался сначала в Москву, а в начале следующего года – в Ленинград, где занял место директора Российского института истории искусства (РИИИ), освободившееся после ухода основателя института В.П.Зубова. Об этом периоде времени достаточно подробно пишет ученик Шмита В.А.Богословский в своих воспоминаниях.

Опосредованное знакомство Богословского со Шмитом произошло осенью 1919 г., когда он прочитал новую книгу Ф.И.Шмита «Искусство: его психология, его стилистика, его эволюция» (Харьков, 1919). Богословский пишет: «Эта книга произвела на меня сильнейшее и, можно сказать, потрясающее впечатление. Я сразу убедился в том, в чем совершенно убежден и теперь (через 59 лет), когда я заканчиваю писать свои воспоминания, а именно, что Ф.И.Шмит – гениальный ученый, сделавший величайшее открытие всеобщих законов художест-

1 РА ИИМК РАН. Ф.55 Оп. 1. Д.7. Л.1-6: Статья Ф.И.Шмита. О социальном музее. 31.01.1923 г.

венного развития человечества, отправляясь от постигнутой им сущности основных художественных стилей, их закономерной смены и их исторических вариаций».1

Поздней весной 1923 г. произошла первая встреча Богословского с Ф.И.Шмитом, Богословский пришел к нему в Киевский Археологический институт, выразил восхищение работам Шмита и поинтересовался: «не мог ли бы он со всей решительностью попытаться стать его учеником». В ходе беседы, как пишет Богословский: «Шмит произвел на меня незабываемое впечатление своей доброжелательностью и молниеносным пониманием всего, о чем шла речь, я сразу подал заявление в Киевский Археологический Институт, куда и был зачислен на первый курс». «1923/1924 учебный год оказался последним годом существования Киевского Археологического Института. Украинские националисты, поднявшие в то время голову, захватили в свои руки общественные организации Института и стали всеми средствами добиваться полной украинизации Института. В результате Ф.И.Шмит осенью уехал из Киева, приняв пост директора Института истории искусств в Ленинграде. В Археологическом Институте возник острый конфликт между, казалось, одержавшими верх украинскими националистами и русской частью студенче- ства. Все это привело к закрытию по правительственному решению Киевского Археологического Института в конце 1924 г. Я лично принял решение добиваться перевода в Ленинградский университет, тем более, что сам был уроженцем Петербурга».2

Как вспоминал В.П.Зубов, кандидатура Шмита на пост директора РИИИ была выбрана им самим: «Мне удалось посадить на мое место проф. Харьковского университета, византолога Федора Шмита, человека исключительной гибкости… Вот че- ловек, который мне нужен на том трудном повороте, на котором стоит институт, – сказал я себе».3 Назначению Шмита на пост директора РИИИ вероятно содействовал А.В.Луначарский, с которым Шмита связывали дружеские отношения.

Административная работа увлекала Шмита, похоже даже, была его призванием. На научную работу времени было очень

1РА ИИМК РАН. Ф.55. Оп. 1. Д.47. Л. 123: В.А.Богословский. Федор Иванович Шмит как теоретик и историк искусства. Его открытия и концепции.

2Òàì æå. Ë.128.

3Зубов В.П. Страдные годы России: Воспоминания о революции (1917-1925). Мюнхен, 1968, С.155.

мало, и, кроме статей по истории искусства для Большой Советской энциклопедии, он за 6 лет своего директорства почти ниче- го не написал.

По воспоминаниям дочери Федора Ивановича П.Ф.Шмит в письме одному из своих учеников Ф.И.Шмит отмечал: «…Не верьте ученому, когда он пытается логически и разумно оправдать свои построения, – он или рисуется, или заблуждается, или оправдывается. Любить, кипеть, фантазировать, – залог научного успеха… Книжки читать – занятие полезное и нужное, но не из книжек учится ученый – книжки только помогают ему учиться… Советую не запираться значительно… потом есть, что вспомнить.

Я и сейчас поступаю по этому правилу. Мне очень тягостно, что я теперь не могу спокойно сидеть и писать, а должен заниматься полным приведением в порядок и перестройкой Института, – но я безропотно забросил все свои литературные работы

èушел в управление, в практическую живую жизнь, потому что понимаю, что в ней весь смысл и смак, а не в книжках».1

Ученик Шмита Александр Дмитриевич Милов в своей работе «Искатель законов» рассказывает о деятельности Шмита в РИИИ. Шмит читал вводные лекции по искусствоведению, но в основном чтение всех курсов он поручал своему ученику А.С.Гущину. Шмит отмечал: «Нам нужна такая теория искусства, которая обнимала бы полностью все искусство – и «зоологи- ческое», и археологическое, и этнографическое, и историческое,

èпедологическое и обнимала бы и искусство индивидуальных художников-профессионалов, искусство «народных масс» и искусство «парадное» показное, «высокое», и искусство, бытующее в нашем ежедневном обиходе. Нам нужна такая теория искусства, которая бы обнимала без исключений все искусство, а не только живопись, ваяние, словесность, драму, не расщепляла бы…поскольку все понятно только в неразрывной связи».

А.Д. Милов в своей работе пишет: «Теоретические рассуждения не вызывали особого интереса у слушателей, многие из которых воспринимали искусство эмоционально, что оно «поет свободно как птица», но размышления о его судьбе, экскурсы в прошлое с мастерским стилистическим анализом отдельных памятников, даже простой рассказ о всем виденном академиком, а

1 ÐÀ ÈÈÌÊ ÐÀÍ. Ô. 55. Îï. 1. Ä. 46. Ë. 115: Ï.Ô.Øìèò. Жизнь Федора Ивановича Шмита. Ч.П,Ш.