7.2. Идеологизация и упадок музейной деятельности в тоталитарных странах запада и ссср

С приходом к власти в Италии и Германии тоталитарных режимов музеи этих стран были поставлены на службу фашистской и нацистской идеологии.

В Италии периода фашизма (1922—1943) его идеология в наибольшей степени проявилась в создании двух новых музеев: Музея Римской империи, основанного в 1926 г., и Музея Муссолини, открытого в 1938 г.

Каталог Музея Римской империи авторитетно утверждал, что музей обязан своим существованием «энтузиазму Древнего Рима, возрожденному фашизмом во всей итальянской нации». Сбор материалов для музея был организован с большим размахом. По всем провинциям страны разослали запросы с целью выявления и доставки в столицу всех памятников Древнего Рима. Таким образом было собрано значительное количество статуй, рельефов, фотографий, карт и другого разнообразного материала. К сожалению, основное внимание уделялось их идеологической ценности в ущерб научной и художественной. Так, первостепенное значение в экспозиции приобрели предметы, дававшие представление об одежде и вооружении легионеров, которые завоевали три континента, о кораблях, которые вели римские моряки к победам, и т. п. Домашняя утварь и орудия труда обычных людей Древнего Рима занимали более скромное место.

Первоначально собранные коллекции размещались в фондах существовавшего с 1876 г. Национального музея. В дни празднования 50-летия последнего Музей Римской империи издал каталог, где в духе речей Муссолини была сформулирована основная общественная миссия музея: «Когда собранные материалы в будущем будут представлены в здании, достойном их, не только ученые, но и широкая образованная публика и особенно подрастающее поколение поймет, чего римляне достигли в Галлии, Испании, Британии и на Ближнем Востоке, а также в Азии и Африке. В головах людей пробудятся видения величия Римской империи, ее значения в истории человеческой цивилизации».

Музей Муссолини (1938) первоначально был расположен в здании римского монастыря Сан-Амброджа. Он экспонировал преимущественно предметы классической археологии, которые относились к Риму как к центру империи. Каталог объяснял, что «это учреждение посвящено человеку, который отдал городу (Риму) свой неукротимый, мощный дух и свои безграничные силы».

Главную задачу исторических музеев итальянские фашистские власти определяли как ведение пропагандистской работы среди населения.

Господствовавшая идея фашистской пропаганды заключалась в необходимости вернуть Италии положение мировой империи как правопреемницы Древнего Рима. Пониманию научного значения исторических экспозиций широкой публикой и, в частности, детьми, которые являлись наиболее важной категорией посетителей, внимание не уделялось. В лучшем случае после осмотра такого музея у посетителя возникло сентиментальное чувство свой причастности к великой римской истории. Большинство же было удивлено и одновременно угнетено богатством реликвий Древнего Рима — их Рима. Сила ума затуманивалась благодаря продолжительному эмоциональному воздействию. Задачей музеев такого направления и других средств массовой информации было преобразование людей в фанатиков, готовых на все бойцов-рабов.

В нацистской Германии музеи также подвергались массированному идеологическому воздействию со стороны правящей партии. Многие видные директора и сотрудники музеев, которые пробовали противиться стремлению режима унифицировать в своих интересах деятельность музеев, теряли свои посты, как, например, директор Национальной галереи в Берлине Людвиг Юсти (1933). В 1933—1936 гг. были уволены еще 16 всемирно известных работников берлинских государственных музеев. Большинство же музейных работников Германии включились в идеологическую обработку широких масс населения новым нацистским руководством.

Начиная с 20-х гг. во всех странах Европы отмечался рост количества музеев местного края с преимущественно исторической ориентацией. Особенно это было характерно для Германии. В 1928 г. в Берлине вышло пособие по организации музеев местного края, а через год в составе немецкого музейного союза был организован Союз немецких музеев местного края. Главной целью союза было укоренение в сознании населения ценностей национальной культуры. В Германии по причине недовольства результатами первой мировой войны эти благородные цели вскоре приобрели милитаристский и реваншистский характер. Вместе с тем в музеях местного края работал ряд прогрессивных сотрудников, которые выполняли серьезную работу по собиранию, сохранению и исследованию культурных ценностей. В связи с развитием природоведческих дисциплин и расширением движения в защиту природы выросло число музеев местного края природоведческого профиля.

В августе 1933 г. музейные работники нацистской Германии на своей конференции в Майнце постановили, что их первой обязанностью является служение своей эпохе, которая предписывает музеям отдавать все свои силы для преобразования аморфной массы населения в нацию.

В период господства нацистов в Германии (1933—1945) их наибольшее внимание привлекали музеи двух профилей: местного края и военные.

Особые пропагандистские задачи возлагались на музеи местного края. Газеты предлагали премии за лучшее описание экспозиций, способствовавших «воспитанию» граждан. И люди описывали то, как музей укрепил их в тяжелые времена сомнений и как он помог им представить себе непрерывность истории, в которой они были не больше, чем звено в цепи. Музеи местного края рассматривались как важное вспомогательное средство в воспитании молодого поколения. Они должны были вселить в сердца юных веру в общую судьбу всех немцев и волю к достижению единства нации и страны. В историческом обучении внимание переносилось с международных событий и поздних исторических этапов в доисторическую эпоху и раннюю германскую историю. Так, в музее местного края в Ганновере была оборудована «доисторическая мастерская», где каждый школьник проводил два дня на протяжении учебного года. В мастерской знакомились с образом жизни своих древних предков, изготавливали каменные орудия труда и занимались другими ежедневными делами. Однако главной задачей создателей мастерской было не столько передать знания о прошлом, сколько пробудить энтузиазм в отношении всего, что было связано с германской расой.

Еще более пропагандистский характер носили военные музеи. В 1935 г. один немецкий автор писал, что «в период напряженной борьбы дух военных музеев заслуживает особого внимания». Цель этих музеев заключалась в прославлении особого типа людей-солдат, «защитников народа», — и с помощью этого прославления вызывать у населения «военную духовную позицию», которая в действительности была не чем иным, как подготовкой к войне. Красноречивой иллюстрацией этой мысли является выставка «Поход в Польшу», открытая в Берлинском Цейхгаузе в 1940 г.

Известный немецкий историк искусства К. Кётчев в 1933 г. писал, что для музеев пришло время служить в большей степени народу, чем ученым. На практике это означало, что музеи в нацистской Германии превращаются в одно из средств массовой пропаганды. Вскоре большинство музеев, отражавших прошлое Германии, откликнулось содержанием своих экспозиций на актуальную политическую фразеологию.

Деятельность художественных музеев фашистской Италии и нацистской Германии также заметно отличалась от работы музеев этого профиля других стран Запада, хотя художественные музеи имели второстепенное значение в идеологических планах правителей Италии и Германии.

В межвоенный период был реорганизован один из ведущих художественных музеев мира — Ватиканская Пинакотека в Риме. Сущность реорганизации заключалась в систематизации коллекций. Картины с сюжетами на темы из Священного Писания и истории церкви были размещены отдельно от портретов и картин со светскими сюжетами. Была осуществлена успешная реэкспозиция картин в залах зарубежных мастеров, где до этого произведения английских художников XVIII в. соседствовали с работами немецких мастеров Средневековья. Слепое увлечение в тогдашней Италии количеством в ущерб качеству привело к дополнению Пинакотеки лишними залами и увеличению экспозиции с 282 до 463 ед. за счет картин сомнительной ценности.

Проблемы создания экспозиций, занимавших умы музейных работников в Германии до прихода нацистов к власти, вызывали уже сдержанный интерес. Реконструкция Национальной галереи в Берлине проводилась традиционным образом: потолки залов были снижены, а для равного распределения света в них были вмонтированы тройные окна. Выставлялись немногочисленные отобранные экспонаты вместо однородной серии предметов — традиционного приема прошлых лет. Иногда показ картин сочетался с исполнением музыки тех времен, когда они были созданы. Сочетание цвета, света и звука оказывало повышенное эмоциональное воздействие и позволяло посетителю хотя бы на время забыть о пропаганде. Однако подобные идеологически нейтральные музейные эксперименты были скорее исключением из правила. Даже Национальная галерея в Берлине переняла «лозунг дня» и провела серию выставок под названием «Германское искусство со времен Дюрера», прославлявших арийский дух. Нацистские власти открыто требовали, чтобы немецкие деньги расходовались на немецкое искусство, а приобретение произведений зарубежных мастеров было ограничено.

В этих условиях идеологическая ценность музеев оценивалась выше, чем любые другие качества. Вот что писал на этот счет анонимный автор в 1935 г.: «В отдельных странах, где все силы нации втянуты в политическое действие, музей понимается как средство воспитания, он выполняет политические задачи вместо эстетических и чувственных. В таких музеях социальной педагогики произведение искусства рассматривается только как памятник прошлого и выставляется наравне со вспомогательным материалом — гипсовыми слепками, копиями оригинальных произведений, картами и графикой».

В 1937 г. нацисты по инициативе Гитлера начали массовую кампанию против так называемого и «вырождающегося еврейского искусства» и «культурного большевизма» в немецких музеях. Жертвами кампании стали тысячи произведений искусства. Тогда же был закрыт отдел современного искусства в Национальной галерее Берлина. В результате этой кампании галерея потеряла 164 картины, 27 произведений скульптуры, 326 произведений графики. Кабинет гравюр потерял 600 графических работ. В Дрезденской галерее отделы современного искусства, скульптуры и гравюр потеряли 437 работ, а музей изобразительного искусства в Лейпциге — 280 произведений искусства. Всего до 1939 г. во дворе Главной пожарной команды в Берлине было сожжено около 5 тыс. произведений искусства.

Развязанная германским нацизмом вторая мировая война (1939—1945) принесла музеям неисчислимые разрушения и потери. В государствах, участвовавших в войне, музеи были закрыты, а их коллекции частично эвакуированы. Нацисты спланировали и осуществили крупномасштабный вывоз культурных ценностей из оккупированных Германией стран. Так, около 200 тыс. произведений искусства, вывезенных из крупнейших собраний Европы, перешло в частную собственность Гитлера и предназначалось для запланированного в австрийском г. Линц музея фюрера.

На территории военных действий, особенно в Польше и Советском Союзе, многие музейные коллекции были уничтожены или повреждены. В Японии в результате военных действий количество музеев уменьшилось на 11 %.

Среди миллионов погибших были многие музейные работники, в том числе участники антифашистского Сопротивления. Сотрудники Музея Человека в Париже — русские эмигранты Вильде и Левицкий — организовали вскоре после нацистской оккупации Франции в 1940 г. одну из первых антифашистских организаций. Они были схвачены гестапо и погибли в его застенках. В 1944 г. нацисты арестовали и покарали смертью активных деятелей Сопротивления в Берлине — хранителя Зоологического музея Вальтера Аридта и музейного педагога из Музея национальной этнографии Адольфа Райхвайна (послед­ний участвовал в кружке антифашистов, в который входили граф Г. фон Мольтке и граф К. Шенк фон Штауфенберг, совершившие 2 июля 1944 г. неудачное покушение на Гитлера).

Бомбовые налеты и военные действия целиком разрушили музейные здания Берлина, Дрездена, Бонна, Кельна, Киля и других германских городов. От пожаров, возникших в результате бомбардировок англо-американской авиацией Берлина в 1943—1945 гг., были уничтожены Музей королевского замка, Музей этнографии народов мира, Музей предыстории и ранней истории. Большой урон был нанесен Пергамон-музею, Старому и Новому музеям. В ходе боев за Берлин в конце марта — начале мая 1945 г. в Пергамон-музее были размещены штаб немецкой противовоздушной обороны и тысячи мобилизованных «фолькс-штурмовиков» (народных ополченцев). Взрыв подбитого танка рядом со Старым музеем полностью уничтожил его здание. Всемирно известный музейный центр — берлинский Остров музеев — превратился в гору щебня и пепла.

Разрушительный налет англо-американской авиации на Дрезден 13—14 февраля 1945 г. уничтожил все музеи, включая и известный Цвингер. В книге «Утраченные произведения живописи в Германии с 1939 по 1945 гг. Уничтоженные и пропавшие без вести картины из музеев и галерей» перечисляются 8 107 замечательных полотен, которые исчезли в годы войны.

Своим путем развивалось музейное дело в Советском Союзе.

В дни восстания в октябре 1917 г. пострадали многие культурные и художественные ценности российской столицы. Несмотря на предпринимаемые меры в Зимнем дворце происходили, по свидетельствам очевидцев, «разгромы, проводимые воинскими частями и толпой неизвестных лиц, не допускающих никого к исполнению служебных обязанностей».

Проверка описи предметов музейного значения выявила не только разрушения, но и кражу некоторых вещей, в том числе коллекции оружия и монет Александра III, подписного портрета-миниатюры Петра I и др.

Вскрывшиеся факты кражи ценных в художественном и историческом отношении предметов вызвали немедленные меры со стороны петроградских революционных властей: 10 ноября было подготовлено обращение о розыске похищенного в Зимнем дворце, опубликованное в газетах «Правда» и «Солдатская правда» Часть украденного была обнаружена в антикварных лавках, ломбардах, на рынках.

Кражи, грабежи и разрушения в дни революции коснулись не столько музеев, сколько бывших дворцов, в которых размещались органы Временного правительства, а также усадеб дворян и помещиков.

30 октября (12 ноября), чтобы избежать дальнейших разорений, А.В. Луначарский подписал распоряжение об объявлении Зимнего дворца государственным музеем, а дальнейшую заботу о его сохранности возложил на художественно-историческую комиссию и комиссара по охране художественных ценностей Б.Д. Мандельбаума. Им же был отдан приказ и о сохранении других дворцов Петрограда, Гатчины, Царского Села и Петергофа.

В первые дни после революции советскому правительству было естественно опереться в своей работе по сохранению культурного наследия на старых специалистов, хотя многие из них и не поддерживали революционных идей и большевистскую власть. Они были, по словам члена художественно-исторической комиссии В.А. Верещагина, «одушевлены сознанием приносимой нами пользы». Вклад старой русской интеллигенции в спасение национальных сокровищ огромен, они оставались на своем посту, как отмечал Луначарский, «в самые тяжелые моменты, пережитые государством».

Художественно-историческая комиссия, состоявшая в ведении бывшего министерства двора, по сути являлась единственным существовавшим органом в области охраны памятников и музейного дела. В середине ноября было решено подчинить ей комиссию пригородных дворцов и разрешить набирать для работы сведущих лиц.

30 ноября 1917 г. состоялось первое объединенное заседание художественно-исторических комиссий Петрограда, Гатчины, Царского Села, на котором обсуждался вопрос, поднятый Совнаркомом, о возвращении Украине исторических реликвий, вывезенных Екатериной II в Петербург после ликвидации гетманства. Члены комиссии опротестовали это решение и сформулировали основные принципы музейного дела нового государства:

в основе жизни государственных музеев лежит принцип их неприкосновенности;

среди музеев Эрмитаж занимает исключительное место центральной русской сокровищницы мирового значения;

сделавшись отныне неотъемлемым достоянием народа, Эрмитаж принадлежит всему народу, выразителем воли которого должно стать Учредительное собрание;

всякое мероприятие, до отчуждения музейных сокровищ относящееся, хотя бы и вызванное вескими политическими соображениями, но предвосхищающее волю Учредительного собрания, является неправомерным.

В этом документе были сформулированы основные взгляды дореволюционных музейных деятелей на музейное дело новой России: отношение к музейным ценностям как национальному достоянию, демократизация музейного дела как необходимое условие его развития, неприкосновенность коллекций музеев.

Такие же события происходили и в Москве, где действовала художественная комиссия, образованная в марте 1917 г. Московской городской думой. В нее входили И.Э. Грабарь, Р.И. Клейн, С.И. Щукин, С.В. Бахрушин и др. В марте 1918 г. при Народном комиссариате просвещения была образована Коллегия (позже отдел) по делам музеев и охране памятников искусства и старины. В состав Коллегии, которой руководила Н.И. Троцкая, вошли известные деятели российской науки и культуры — И.Э. Грабарь, А.М. Бенуа, В.А. Городцов, Г.С. Ятманов, М.М. Покровский и др. На периферии с декабря 1918 г. организовывались губернские подотделы по делам музеев при местных отделах народного образования. Такая система государственного управления музейным делом развивалась и в дальнейшем. Менялись названия центральных и местных органов, их сотрудники, но именно такая структура стала основой для проведения грандиозных по масштабам и существу преобразований — принудительной национализации и использования в пропагандистских целях историко-культурного наследия бывшей Российской империи.

В первую очередь большевистским правительством были национализированы бывшие царские дворцы Петрограда, Москвы и пригородов. Потом в государственную собственность было решено экспроприировать крупнейшие общественные и частные собрания. В 1918—1920 гг. за подписью Ленина вышли декреты и постановления о национализации собраний П.М. и С.М. Третьяковых, С.И. Щукина, И.А. Мо­розова, И.С. Остроухова, а также Троице-Сергиевой лавры. Одновременно в эти годы происходила национализация имущества, которое хранилось в поместьях аристократов, в том числе в Архангельском Юсуповых, Кусково и Останкино Шереметьевых, Никольское-Урюпи­но Голицыных (всего более 500). Отдельный декрет запрещал вывоз и продажу за границу предметов, которые имели историко-культурную ценность. Контроль за выполнением этих декретов был поручен Всероссийской чрезвычайной комиссии.

Первые итоги деятельности большевиков в области музейного дела подытожила Всероссийская музейная конференция, проходившая в Петрограде в 1919 г.

На ней была разработана программа развития музейного дела, которая была естественным продолжением музейного строительства в дореволюционной России, результатом музееведческой мысли многих передовых музейных деятелей. Курс на превращение музеев в культурные центры, объединенные в определенную систему, опирающиеся в своей работе на научные исследования и широко открытые массам для их приобщения к культурному наследию, к творческой деятельности, был не только объективно научно обоснованным, но и отражал наиболее передовые тенденции развития музейного дела за рубежом. На конференции группой художников было сделано предложение о создании музеев живописной культуры. В экспозициях произведения искусства предполагалось показывать в исторической последовательности и с учетом изменения художественной формы (материала, цвета, пространства, времени, техники и др.). Программа, принятая на конференции, ставила своей целью создать единую сеть музеев Советской России, подчиненную государственному руководству и контролируемую со стороны общественности.

В 1920 г. работали специальные комиссии по преобразованию центральных музеев Советской России. В результате этой деятельности был преобразован Румянцевский музей, прекративший свое существование и передавший коллекции Историческому музею, Третьяковской галерее, Музею изящных искусств и вновь созданному на основе его этнографических коллекций Российскому этнографическому музею. К 1921 г. Румянцевский музей состоял из ряда структурных частей: библиотеки, отдела рукописей и старопечатных книг, отдела живописи и гравюрного кабинета, насчитывающего свыше 250 тыс. листов, отдела этнографии и отдела древностей. Музей фактически был поглощен собственной библиотекой, насчитывавшей 2, 5 млн... томов книг и брошюр, имевшей читальный зал на 500 человек, специальные залы, научные и технические отделы, справочное бюро, переплетную мастерскую. Кроме того, в 1919 г. в ведение библиотеки и отдела рукописей были переданы фонды Сергиево-Посадской библиотеки и библиотеки Лавры, насчитывавшие 300 тыс. томов, а также библиотека бывшей Российской старообрядческой общины. Планируемое создание в Москве центральных музеев русского и западного искусства подталкивало к изъятию и передаче другим музеям части собраний Румянцевского музея, тем более что помещений в зданиях музея не хватало ни для коллекций, ни для библиотеки.

Идея создания музея народного искусства и быта модифицировалась в создании музеев Декоративного искусства (Оружейная палата), Бытового (Исторический музей) и Этнографического (впоследствии Музей народоведения). В 1920 г. Оружейная палата, реорганизованная в Музей древнерусского художественного мастерства, провела выставки эмали и ткани.

Зимой 1919/20 г. был основан музей «Старая Москва». Это был музей-хранилище в здании бывшего Английского клуба. В 1920—1921 гг. музей собрал 500 картин и рисунков, 6 тыс. гравюр, 8 тыс. книг и 4 тыс. альбомов и карт. Музей не имел постоянной экспозиции. Впоследствии здание Английского клуба было передано московскому Музею Революции, а фонды музея «Старая Москва» — Историческому музею, где они составили обширную самостоятельную коллекцию.

В 1920 г. в Москве были открыты музеи, организованные Комиссией декоративного искусства: Музей мебели (45 залов с мебелью XVII—XIX вв.) в здании дворца Нескучного сада, Музей фарфора, Музей игрушки и Бытовой музей 40-х гг. XIX в. Состоялось открытие Толстовского музея, переведенного в новое, специально подготовленное помещение и пополненное значительным количеством новых экспонатов. Был организован сбор военно-исторических материалов, которые предназначались для будущнго Военно-исторического музея. Материалы хранились в бывшем дворце Юсупова.

Принципиально новым направлением в музейном деле явилось создание музеев нового типа, например Музея Революции в Петрограде. Всего на территории РСФСР за 1918—1920 гг. было создано 246 музеев, из них 22 — в Петрограде, 38 — в Москве, 186 — на местах. При этом большую часть этих музеев составляли музеи научно-просветитель­ного характера.

С ноября 1920 г. после создания при Народном Комиссариате просвещения Главполитпросвета начался жестокий контроль этого органа за работой музейного отдела. Последний после реорганизации Наркомпроса в 1920 г. преобразовался в Главмузей в составе Академического центра.

С созданием Главмузея завершился процесс формирования государственных структур управления музейным делом в центре. Музейный отдел Главнауки стал единственным органом, курирующим все музеи, подведомственные Наркомпросу. Ряд музеев находился под управлением отраслевых наркоматов и других органов управления. Однако Наркомпрос уже не стремился собрать под свое крыло все музеи, так как для этого не хватало сил и средств.

По значению все музеи были разделены на три категории: центральные, сфера деятельности которых не была ограничена территориально, областные, функционировавшие в пределах губернии или области, и местные, в задачу которых входило собирание и демонстрация материалов узкоместного значения. При систематизации музейной сети были определены следующие профили музеев: историко-культур­ный, историко-бытовой, историко-революционный, военно-истори­ческий, историко-археологический, историко-этнографический, сельскохозяйственный, политехнический, комплексный (краеведческий), мемориальный.

Октябрьский переворот сломал культурную иерархию на всем пространстве бывшей Российской империи. И если перед российскими большевистскими властями стояла задача срочной реконструкции массы спешно национализированного историко-культурного наследия, то в Беларуси наблюдалась иная картина.

Первая мировая война, разделившая Беларусь линией фронта на две части, наихудшим образом отразилась на состоянии ее экономического, социально-политического и культурного развития, которое фактически остановилось.

В начале боевых действий губернскими властями были предприняты меры по сохранению собраний крупнейших музеев Беларуси. Так, из Вильно были эвакуированы музей древностей в Могилев и музей Бродовского в Витебск, из Минска — музей церковно-археологи­ческого комитета в Рязань. Были подготовлены к эвакуации коллекции музея Гродненского педагогического общества и музея Минского общества любителей природоведения, этнографии и археологии.

О сохранении и эвакуации «кресовых» исторических ценностей заботилось также польское «Товажыство кресовэ», которое во время первой мировой войны создавало во всех крупных городах Беларуси общества любителей старины. Последние развернули энергичную деятельность, в результате чего Беларусь навсегда лишилась коллекций А. Ельского, Э. Булгака, Э. Чапского, а также ряда предметов из собраний Тышкевичей и Радзивиллов. Общие итоги деятельности «Товажыства кресовэ» по вывозу в музеи Варшавы, Кракова, Познани и других польских городов движимых памятников искусства и культуры Беларуси неизвестны, но ее масштабы можно представить хотя бы по следующим фактам: в 1920 г. на станцию «Варшава» из Беларуси прибыло 2 100 тюков со старинной мебелью, бронзой, тканями, коврами, фарфором, картинами; в том же году из Минска в Варшаву было отдельно отправлено 255 ящиков икон.

Однако утверждать, что музейная жизнь в Беларуси во время первой мировой войны ограничивалась только вывозом культурных ценностей в восточном и западном направлениях, нельзя. Из ярких событий военных лет следует упомянуть выставку белорусского искусства, состоявшуюся в 1918 г. в Вильно и Минске благодаря усилиям известного ученого-коллекционера И. Луцкевича и военнослужащего 10-й немецкой армии искусствоведа А. Иппеля. В 1915—1916 гг. по инициативе местной интеллигенции велись работы по созданию музея историко-краеведческого профиля в Климовичах, а также гидротехнического музея в Могилеве. В 1915 г. по приказу губернатора в Минске собирали предметы планируемого здесь Музея Отечественной войны. Большинство этих проектов довести до завершения не удалось в связи с обострением военно-политической ситуации в Беларуси в 1917—1920 гг.

В ноябре 1918 г., согласно соответствующему постановлению Наркома просвещения Советской России, в отделе народного образования Западной коммуны был создан подотдел музеев и охраны памятников (в то время Западная коммуна представляла собой административно-терри­ториальную часть Советской России, в которую входили неоккупированные немцами уезды Витебской, Могилевской, Черниговской и целиком Смоленской губернии).

Таким образом, осенью 1918 г. на востоке Беларуси впервые возник государственный орган управления музейным делом. В условиях революционного хаоса в прифронтовой полосе его деятельность имела ограниченный характер — денег едва хватало на заработную плату и командировки сотрудников. В конце декабря 1918 г. на I съезде по внешкольному образованию Западной коммуны было принято постановление о создании социального музея в виде стройной системы музеев-выставок, где бы экспонировались предметы, «рисующие рост духовной культуры человечества в свете экономического понимания исторического процесса».

На одном из первых заседаний правительства БССР 30 января 1919 г. вся ответственность за сбор и охрану движимых и недвижимых памятников истории и искусства была возложена на Наркомпрос. В свою очередь коллегия последнего приняла решение об организации художественно-археологического подотдела, который должен был осуществлять эту деятельность на практике. Примерно в то же время Наркомпрос принял решение о создании в Минске Областного музея (в 1923 г. переименован в Белорусский государственный музей).

Музей состоял из следующих отделов: художественного, этнографического, археологического, нумизматического, палеографического, военного, церковного, еврейского, в которых насчитывалось ок. 60 тыс. экспонатов. Несмотря на ограниченное время посещения музея и отсутствие специального отдела, который бы занимался научно-просветительной работой, во второй пол. 20-х гг. Белорусский государственный музей развернул большую работу по популяризации историко-культурного наследия. Во многом успешная работа музея обеспечивалась сильным кадровым составом – должность его директора занимали выдающиеся деятели науки и культуры В.Ю. Ластовский, С.А. Рак-Михайловский, П.В. Харлампович и др.

Особое место среди государственных музеев БССР занимал Гомельский музей, располагавшийся в бывшем дворце князя Паскевича. Комплексный по своему характеру — скульптура, литье, лепка, инкрустация, мозаика, керамика, текстиль, живопись, гравюра, — он передавал атмосферу зажиточной усадьбы эпохи классицизма. К концу 20-х гг. относится расцвет музея в Могилеве, который также строил свою деятельность на ценных аутентичных памятниках. К уникальным произведениям относились крест Ефросиньи Полоцкой, икона Белыничской Божьей Матери XIII в., серебряный и золотой ключи, подаренные городу Екатериной II, картины Айвазовского, Репина, Серова, коллекции оружия X—XIV вв., фарфора и др. Большой популярностью в рассматриваемый период пользовался также Витебский исторический музей.

Большая группа музеев СССР, которая существовала в данный период имела местное значение и подчинялась Центральному бюро краеведения. Возникновение и деятельность этих музеев были тесно связаны с краеведческим движением, которое в 20-е гг. XX в. занимало огромное место в общественной и культурной жизни провинции. Разные по масштабам краеведческие общества и кружки (от столичных до уездных и сельсоветов) имели общие задачи: выявление, изучение и сохранение памятников природы и культуры, широкое распространение знаний о «малой родине». Краеведы 20-х гг. выступали преемниками родиноведческого движения начала столетия, а в ряде случаев краеведческую работу на местах направляли те же люди, которые отдавали ей силы и до первой мировой войны. В результате создания новых и реорганизации старых в стране возникла широкая сеть краеведческих музеев (только на территории РСФСР в конце 1927 г. их количество приблизилось к 300).

В БССР, как и в ряде других советских республик, работа по изучению родины была тесно связана с идеей национального возрождения. Уже на I Всебелорусском краеведческом съезде, состоявшемся в Минске в феврале 1926 г., его участники приняли постановление о создании музея в каждой краеведческой организации. На съезде подчеркивалось, что возникновение музея — естественный результат работы по изучению края. Именно в нем должны храниться и демонстрироваться собранные материалы по истории, природе и хозяйству данной местности. К концу 1929 г. в БССР существовало 8 окружных и 54 районных краеведческих музея.

При всех изъянах (неприспособленные помещения, скромное финансирование, отсутствие штатных должностей) краеведческие музеи сыграли важную роль в повышении культурного уровня общества. Они были формой проявления демократической самодеятельности населения, рассказывали о традициях, национальных корнях, консолидировали общество. Значительны заслуги краеведов в развитии вспомогательных исторических дисциплин, разработке методов атрибутирования и описания музейных предметов. Именно результаты труда краеведов, проводивших на базе собранных материалов конкретные исследования, позволили советской исторической науке в годы господства социологической вульгаризации сохраниться как таковой. Наконец, нельзя забывать о формировании краеведами новых традиций народного образования.

С началом «большого перелома» отношение большевистского руководства к краеведческому движению меняется. Стремление направить краеведческое движение в русло текущих хозяйственных нужд уже в середине 30-х гг. привело к отрицательным результатам — было ликвидировано большинство краеведческих организаций вместе с их музеями. Ценные коллекции, выброшенные на улицу, погибли. В результате тяжелый удар получила не только наука, утратившая свою источниковедческую базу, но и моральное состояние общества. Краеведение на десятилетия оказалось в стороне от основных научных исследований и активной общественной жизни.

В этот период музейная сеть СССР состояла не только из музеев системы Наркомпроса и Центрального бюро краеведения, но и музеев различных организаций и ведомств. Музейная деятельность последних не подлежит никаким общим оценкам. В каждом отдельном случае научный уровень того или иного ведомственного музея был обусловлен квалифицикацией и финансовыми возможностями его создателей. Специфика деятельности ведомства или организации определяла степень открытости их музеев для общества. При всех отрицательных сторонах (разбросанность музеев этой группы по разным ведомствам, использование разной учетной документации, повторение ошибок других при построении своих экспозиций и т. д.) следует отметить факт появления оригинальных учреждений, не имевших унылого отпечатка наркомпросовской унификации и дополнявших музейную сеть собраниями природоведческого, технико-экономического, сельскохозяйственного и других профилей.

Свое влияние на музеи других ведомств Наркомпрос пробовал осуществлять путем методического руководства, а также создания межведомственных органов. Так, постановлением СНК БССР (1932) при секторе науки Наркомпроса была создана межведомственная музейная комиссия из представителей наркоматов легкой, лесной и тяжелой промышлеленности, путей сообщения, социального обеспечения, а также Белколхозцентра и ЦК ЛКСМБ. К сожалению, результаты деятельности комиссии не повлияли на улучшение существующей практики.

В 1920-е гг. свои музеи имели Институт белорусской культуры, Истпарт (Комиссия по истории Октябрьской революции и ВКП(б)), Народный комиссариат внутренних дел, Белорусский военный округ, Общество политкаторжан и ссыльнопереселенцев, Белорусский государственный университет, Горы-Горецкая сельскохозяйственная академия, Витебский ветеринарный институт и т. д.

Изменения политики в области культуры, в том числе музейного дела в СССР, были связаны со вступлением на рубеже 20–30-х гг. XX в. в так называемый реконструкционный период. Музеи в традиционном смысле этого слова стали ненужными. В то время, когда государство взяло курс на бюрократизацию и нивелировку жизни, музеи повествовали о своеобразии, традициях, национальных корнях. Если власть призывала к классовой борьбе, музеи красноречиво свидетельствовали об исторической преемственности, консолидировали общество. В целом они содействовали подъему интеллектуальной жизни страны, что не соответствовало планам построения социалистического государства.

Музеи «мобилизовались» на участие в многочисленных политических кампаниях, на пропаганду индустриализации, колхозного строительства, атеизма. Был выдвинут один критерий эффективности — участие в массовой пропаганде. К сбору, сохранению, изучению памятников истории и культуры, без чего теряется сам смысл существования музея, власти относились враждебно. Музеи преобразовывались в обычные кабинеты политпросвещения.

В этой атмосфере в декабре 1930 г. в Москве собрался Всероссийский музейный съезд. Направление его работы было определено в письме наркома образования РСФСР А. Бубнова, который призывал преодолеть «реакционное рутинерство», отойти от «музеев-кунстка­мер», поставить их на службу социалистическому строительству. В докладах на съезде ставились две кардинальные проблемы:

методологические основы работы музеев, их идейное содержа­ние и структура;

объект музейного показа, роль аутентичных памятников в музее.

К сожалению, обе проблемы были решены в пользу политики, а не культуры.

В конце 1930 г. после очередной реорганизации Наркомпроса РСФСР, в нем осталась только небольшая музейная группа, которая осуществляла решения Всероссийского музейного съезда.

В русле социологизма были проведены реэкспозиции в Эрмитаже, Третьяковской галерее, Русском музее. Так, в Третьяковской галерее произведения искусства распределились по темам: «Искусство придворного бюрократического дворянства», «Искусство аграрного (барщинного) дворянства» и т. д. Экспозиция сопровождалась диаграммами, цитатами, выдержками из документов, что препятствовало восприятию творчества представленного художника, осознанию его места в развитии искусства. В Русском музее появились щиты с цифровыми материалами по выполнению пятилетки, коллективизации сельского хозяйства, земельно-водной реформе в Средней Азии. В некоторых сохранившихся ансамблевых музеях экспозиции заменялись выставками, которые вступали с ансамблем в резкое противоречие. Например, во дворце-музее «Останкино» организовывались сельскохозяйственные выставки, в Новодевичьем монастыре — музей раскрепощенной женщины, в Донском монастыре — антирелигиозный музей. В антирелигиозные музеи были превращены Казанский и Исакиевский соборы в Ленинграде. В начале 30-х гг. реэкспозиции подверглись Музей антропологии, Политехнический музей и большинство других музеев РСФСР и союзных республик.

В 1936 г. в Москве был открыт Центральный музей Ленина, к которому присоединили в качестве филиалов ранее созданные музеи в Горках, Смольном, Разливе, Шушенском. Было положено начало созданию сети музеев Ленина, которая развивалась отдельно от музейной сети государства. Эти музеи составили самостоятельную систему, управление которой принадлежало ЦК ВКП(б). Центральный музей Ленина был лидером по количеству посетителей – в 1939 г. с его экспозицией ознакомились более 1 млн. человек. В 1936—1940 гг. были созданы музеи И.В. Сталина, Г.К. Орджоникидзе, Я.М. Свердлова, В.В. Куйбышева, М.Ф. Фрунзе, В.И. Чапаева и др.

Непосредственным результатом I музейного съезда было появление в 1931 г. специального органа советских музейных работников — журнала «Советский музей», а также музейных отделений при некоторых вузах Москвы, Ленинграда, Казани. Эти и некоторые другие прогрессивные начинания (например, открытие в 1938 г. в структуре АН СССР Всесоюзного музея А. С. Пушкина и Государственного музея Л. Н. Толстого) не могли изменить общей тенденции бюрократизации и идеологизации музейной деятельности.

Взятый в Москве курс в БССР закрепило Всебелорусское совещание музейных работников, которое прошло в Минске в 1932 г. Принятая на совещании резолюция требовала от музеев прежде всего «участия в классовой борьбе пролетариата с капиталистическими элементами, в окончательном искоренении капитализма и решающей борьбе с великодержавным шовинизмом, и как с главной опасностью — контрреволюционным белорусским нацдемократизмом и другими местными шовинистами». На совете звучали призывы к изгнанию старых специалистов, чистке фондов, перестройке экспозиций по образцу «Краткого курса...». Предлагали даже не употреблять слово «музей», а экспозиции делать на улицах. Следующими шагами было уничтожение музеев, что и происходило на протяжении 1930-х гг.

Первой жертвой этой политики стал Витебский культурно-исторический музей. В 1932 г., после переименования в «социально-исто­рический», он должен был отражать историю общественных формаций и революций. В середине 30-х гг. советские власти Гомеля приняли решение о закрытии музея во дворце князя Паскевича. И только случайная реплика о необходимости сберечь собранное, брошенная К.Е. Ворошиловым во время осмотра дворца в 1936 г., спасла ценное собрание. Могилевский музей перебрасывался из помещения в помещение пять раз. Когда его последний приют в одной из могилевских православных церквей в 1938 г. был взорван, коллекции на протяжении нескольких дней лежали под дождем и грабились всеми желающими. Непоправимым ударом для Белгосмузея в Минске был арест и снятие с должности директора В.Ю. Ластовского, после чего деятельность этого крупнейшего в БССР музейного учреждения принимает вульгарно-социологический характер.

Как часть государственной политики нужно рассматривать и продажу на Запад художественных, а также исторических памятников, что давало валютные средства для выполнения первой сталинской пятилетки. Исчезали шедевры европейских мастеров, мебель, ювелирные изделия, религиозные памятники, старопечатные книги и рукописи. Продажи затронули крупнейшие музеи бывшего СССР, в том числе Эрмитаж, Русский музей, Киевский музей западного и восточного искусства. К сожалению, они не обошли стороной и БССР.

Подбором и вывозом музейных предметов занимались экспортно-импортная контора «Госторгбел», которая выполняла приказы всесоюзного объединения по экспорту «Антиквариат». Первой жертвой стал Белгосмузей, где в 1928 г. был конфискован ряд православных икон, которые заинтересовали западных коллекционеров. Чуть позже этим же путем из фондов исчезли картины М.М. Антокольского, Ю.М. Пэ­на, Я.М. Кругера и других известных художников. В следующем году вывоз музейных ценностей из БССР достиг такого уровня, что возникла необходимость создать в Минске экспортную комиссию и экспортный музейный фонд.

Однако темпы и объемы реквизиций, вероятно, не удовлетворяли руководство. Поэтому в конце 1931 г. в БССР был командирован представитель «Антиквариата» А. Брук, который осуществил крупнейшую реквизицию. Он объехал все государственные музеи БССР, откуда вывез сотни ценных памятников истории и искусства, в том числе гравюры А. Дюрера, фламандские гобелены, немецкие средневековые изделия из серебра, слуцкие золототканые пояса и др.

На начало 1939 г. в Советском Союзе существовали музеи следующих профилей:

Краеведческие …………………………………………………….399

Искусствоведческие ..………………………………………………78

отраслевые(промышленные,сельскохозяйственные)..…………...55

исторические ……………………………………………………….52

историко-революционные.…………………………………………49

природоведческие ………………………………………………….44

мемориальные ………………………………………………………39

охраны здоровья ……………………………………………………36

антирелигиозные ….………………………………………………..29

педагогические ……..………………………………………………..7

политехнические …………………………………………………….6

Всего ……………………………………………………………….794

По отдельным республикам число музеев на 1941 г. составило:

РСФСР …………………………………………………………….592

УССР ………………………………………………………………174

Грузинская ССР ……………………………………………………38

Белорусская ССР …………………………………………………..26

Казахская ССР ……………………………………………………..26

Азербайджанская ССР ……………………………………………22

Узбекская ССР …………………………………………………….17

Армянская ССР ……………………………………………………11

Туркменская ССР ….……………………………………………….5

Киргизская ССР …………………………………………………….3

Таджикская ССР ……………………………………………………2

Всего ……………………………………………………………...916

Музейная сеть СССР имела многочисленные недостатки: командно-административную систему управления, смешанность и случайность коллекций, отсутствие целевой установки, что являлось итогом хаотического распределения фондов в первые годы советской власти. Однако сам факт ее появления не имел аналогов в мировой практике того времени и отражал стремление дореволюционных музейных деятелей к объединению музейного дела и его координации из единого центра.

Советские музеи, испытавшие вначале левацкие социологические влияния, а затем нарастающие элементы бюрократизма и администрирования, к концу рассматриваемого периода в своей основной массе (за исключением столичных музеев-гигантов) были сведены до уровня обычных политико-просветительских учреждений, которые ничем не отличались от клуба или избы-читальни. Все это определило положительные стороны и недостатки в развитии советских музеев после второй мировой войны.

* * *

Таким образом, развитие музейного дела в СССР, а также в странах с тоталитарными режимами и либерально-демократических странах имело свои специфические особенности и свой собственный путь.

В Советском Союзе новую страницу в истории музейного дела открыла Октябрьская революция. Отношение к наследию — одна из важнейших проблем, вставших в ходе культурного строительства. Развитие музейного дела в СССР в 1917—1941 гг. определялось программами и решениями партии, государственными законодательными актами. Впервые были сформированы госструктуры управления музейным делом, финансовые и трудовые ресурсы.

Если первые годы советской власти характеризуются поиском оптимальных форм охраны культурного наследия, привлечением художественных и научных кадров к музейному строительству, созданием его законодательной базы, то после 1930 г. начинается этап развития музейного дела как части партийной пропагандистской работы.

Формируется аппарат руководства музейным делом как бюрократический департамент, выполняющий все партийные распоряжения и инструкции. За эти годы были утрачены многочисленные культурные ценности, неоправданно преувеличена пропагандистская функция музеев при недооценке их специфики, роли и направления научно-исследовательской работы. Последнее было присуще и другим европейским государствам, существовавшим в межвоенный период.

Музейная практика в либерально-демократических странах Западной Европы и Северной Америки не претерпела существенных изменений по сравнению с периодом, предшествовавшим I мировой войне. Именно на протяжение 20–30-х гг. XX в. музеи этих стран оказались в кризисной ситуации, которую можно охарактеризовать следующим образом. С одной стороны, профильные науки, когда-то сформировавшиеся как таковые на базе фондовых коллекций, отдаляются от музеев, обращаясь к теоретическим построениям. С другой — музеи с трудом воспринимают новые достижения в области педагогики и дизайна. Немногочисленными исключениями, которые продвигали вперед музейную практику в либерально-демократических странах, были экспозиционные инновации, связанные с деятельностью художественного объединения «Баухауз», круга единомышленников А. Ривьера, а также психолого-педагогические эксперименты в ряде музеев США.