Eryomenko_uchebnik

миразнаниячеловеканевырастаютвмудрость.Представленияегоовселенной не поднимаются никогда выше убегающего горизонта. Об этом говорит яркий представитель русского религиозно-философского Возрождения Б. П. Вышеславцев: «Мудрость нужно искать там, где философия соприкасается с религией» [20, с. 229]. Это подтверждает упоминаемый уже нами современный исследователь Г. Н. Миненко в своей книге «Эволюция и революция в культурно-исторической динамике человека», говоря о всплеске русского религиозно-философского Ренессанса: «Можно текстуально проследить, как явно или неявно в русской философии конца XIX – перв. Пол. XX в. происходит естественное соскальзывание аргументации фундированности человека в бесконечности с философской на сугубо теологическую платформу» [86, с. 108]. Об этой укорененности философии в религии в решении вопроса актуальной бесконечности человека говорят на сегодняшний день многие философы. Их мысль устремляется вверх в ликующее пространство Вечного Бытия и вглубь сердца человеческого, ибо по слову Евангелия: «Царство Божие внутрь вас есть». (Лк.,17–21). А Н. Лосский в книге «Достоевский и его христианское мировоззрение» пишет: «В искусстве высшая красота достигнута там, где художественное творчество вдохновляется религиозными и именно христианскими темами» [74, с. 128]. А Г. П. Федотов в книге «Святые Древней Руси» констатирует: «Вся культура народа, в последнем счете, определяется его религией» [136, с. 3]. И Вышеславцев же предупреждает об обратном восприятии мира, о профанировании Высшего в сердцах людей, о добровольном мироослеплении: «Сущность профанации состоит в сведении всего на низшие мотивы: религия есть страсть и корысть жрецов; любовь есть сексуальность. В результате нет ничего святого, и отсюда – последний шаг: приятие преступления. Напротив, сущность сублимации есть переход к высшим формам и ступеням бытия, чувство возвышенного, благоговение. Сублимация предполагает высоту и совершенство, предполагает Всевышнего» [19, с. 219]. Другой большой русский философ И. А. Ильин профанирование духовных вершин, добровольный уход из света во тьму определяет как явление пошлости: «Пошлым становится то, что выходит из Божьего луча, утрачивает свой священный смысл и становится духовно-ничтожным» [53, с. 250].

Отвержение Неба есть низвержение в ад.

31

Отрицание Высшего есть утверждение низшего. Уничтожение Образа есть торжество безобразия.

Каковы же праздники народа, добровольно ослепившего себя? Это праздники самоутверждения, вавилонского столпотворения, нескончаемого штурма Неба как отрицания его под руководством противобога. Эти праздники могут быть широкомасштабными, зрелищно яркими, но внутренне пустыми и эту гремящую пустоту профанированное сознание воспринимает за лучшую из мелодий. Рожденные в безвременьи, они восстают не только против Вечности, но и против празднования тех исторических событий в жизни своего народа, значение которых достигает Неба. А если они и празднуются, то обычно профанируются и опошляются. Материальные затраты не всегда показатель высоты праздника. «Чтобы удержать в узде тенденцию профанации, необходима напряженная забота о духовном содержании праздника» [151, с. 15]. А это не всегда под силу организаторам праздничного действа. «К сожалению, все чаще нынешний официоз празднования исторических дат – это зачастую красочное шоу или лубочно-заорганизованное мероприятие, чем настоящее,

трогающее душу и генетическую память событие» [34]. И. П. Сахаров в «Сказаниях русского народа» еще в XIX веке

с горечью восклицает: «Много погибло на нашей земле родных преданий, драгоценных для истории, незабвенных для потомства. Краса русских князей, враг неправды и злодеев, витязь отважный, чудо вековое – Мстислав Удалой величаво красуется в нашей истории и славится памятью в былинах народных. Историки об этих былинах не знают. Мы переводим вздорные повести, а не хотим думать о думе: Иван-Озеро, думе неподражаемой. Какая-то непостижимая сила сберегла для нас памятники угаснувшей словесности: Песнь о Полку Игоревом и Сказание о Куликовской битве. Если бы народные былины были изданы, верно, все непонятные слова в Песни о Полку Игоревом сроднились с нашими понятиями, и тогда, может быть, постыдились бы говорить, что наших Боянов не бывало, что эта песнь есть современное наше произведение» [113, с. 9]. А ведь мы сейчас сплошь и рядом слышим современные фантазии именитых «ученыхисториков» о том, что не было Куликовского сражения, Бородина, да и Прохоровское поле – преувеличение патриотов. Мы забываем,

32

подобно смертному сну, самих себя. А из глубины веков к нам рвутся слова из горячих сердец наших предков: «Вспомните, добрые русские люди, что наши предки любили места, где они родились, где жили их отцы, где стояли грудью за родину. В старину в звучных словах славилась родина, славилась хижина, славилась река, близ которой ликовал свою победу дед и прадед» [113, с. 9].

О чем говорить, если ухо не слышит предков, а глаз не видит потомков?

Во второй главе пособия в параграфах «Социальный заказ» и «Мировоззрение художника» анализируются причины этих явлений, здесь же мы лишь отмечаем основной мотив снижения высокого праздничного накала в сердце человека и определяем его как угашение человеческого духа, взыскующего Небес. Понятно, что подобное положение вещей не способствует правильному восприятию и пониманию праздника. Тем более, во времена крушения тоталитарных режимов, когда в пыли обломков порою ничего не видно, когда трудно даже нащупать национальную идею, когда за суетою дел и корыстных интересов власти не видят необходимости в праздниках. Настоящих праздников, а не подделки под них. Ведь сплошь и рядом сегодня мы видим профанирование не только больших всеобщих национальных праздников, но и по цепочке локальных, областных, городских, когда вместо хорошо композиционно разработанного праздника, через яркий сценарно-режиссерский ход, выразительно выявляющего основную идею его, мы видим, в лучшем случае, набор тематических концертов по разным площадкам, если, скажем, это День города. Мы видим праздничный антураж, одинаковый на все праздники, но не видим праздников. Зачем тогда учить специалистов, готовить мастеров своего дела, если им нет востребованности, если любой администратор знает, как быстро, шумно и с наименьшими затратами организовать праздник? Особенно последний аргумент – нехватка денег – в противовес замыслу художника чаще всего и приводятся такими горе-администраторами. В широком масштабе обычно это говорят вообще о культуре. «Когда говорят, что у государства нет денег на культуру, это значит, что нет культуры у самих руководителей. Это значит, что они не руководители вовсе, а временщики, удачно пришедшие к власти по причине бескультурья. Тут связь прямая и об-

33

ратная» [89, с. 105]. И вместе с тем, именно в такие времена народ ощущает жажду к настоящей пище, дух устремляется вверх, художник творит свои лучшие произведения*8.

Скажут: зачем о таких социальных, философских, даже богословских мировоззренческих высотах говорить в учебном пособии по режиссуре? Не лучше ли уделить больше места вопросам ремесла? Ответим: вопросам ремесла, на наш взгляд, отведено в пособии достаточное место. Но весь смысл нашего ответа вот в чем – обучение ремеслу (малая технология) может дать хорошего ремесленникаспециалиста, обучение же ремеслу на фоне мировоззренческих традиционных отечественных духовно-нравственных констант, дает мастера (большая технология).

Где как не в высшей школе этому учить?

И, действительно, ни один учебник, ни одно учебное пособие, ни один мало-мальски серьёзный сборник статей по нашей профессии не обходит стороной этот вопрос. Наоборот, всячески его акцентирует. Так было во все времена. При разных социально-общественных формациях. Мировоззрению художника всегда отводилось особое внимание. А как же иначе? Ведь художник говорит с массами. Ему внимают (принимают или отвергают) абсолютно все слои общества. Он – выразитель чувств и мыслей народа. А чьи мысли он выражает, те и празднуют праздник. А чем больше художник, тем глубже он всматривается в общие корни народа своего, тем сильнее выражает он главные его чаяния, тем возвышеннее он мыслит. Особенно это важно для кризисных фаз общества, для переломных моментов в истории народов, для революционных социальных взрывов. В эти времена фигура художника вырастает до невероятных размеров, как и ответственность его самого за судьбу народа. За словом художника могут идти миллионы, словом художника горстка людей может уничтожать миллионы, за слово свое художник может остаться в благодарных сердцах людей навсегда, может быть проклят. В истории человечества столько примеров гибели художника, его творческой личности из-за ошибочности его взглядов, исповедания ложных ценностей, подмены главного второстепенным.

Вопрос мировоззрения – жизненно важный вопрос в творчестве художника.

34

На сегодняшний день для нас это положение актуально еще тем, что отечественная культура, растеряв в пылу революционных преобразований все традиции, сама рухнула в одночасье, обнажив уродливые останки нововавилонской башни*9. Трудное время безвременья, где художник должен искать и находить твердые мировоззренческие основания, чтобы свидетельствовать о закономерной гибели ветхих

иторжестве вечных истин, идеалов. «В сложной ситуации оказались в настоящее время досуговые учреждения. Сегодняшняя ориентация на выживание, приоритетное развитие платных услуг, многие другие проблемы заставили изменить прежние стереотипы. В досуговой деятельности подвергнуты забвению такие важные и ведущие функции, как просветительная и воспитательная; утрачиваются понятия патриотизм, гражданское достоинство, общественный долг и многое другое» [116, с. 3]. Тенденция к снижению духовности в обществе набирает, к сожалению, силы и массовая культура «выступает сегодня в качестве основной формы существования культуры» [138, с. 16]. Утрата за утратой, потеря за потерей. В конце концов народ перестает замечать потерю самого себя. Но, слава Богу, в последнее время мы начинаем вспоминать свои корни, традиции, самих себя. «За последние десятилетия в нашей стране значительно возросло число культурологических исследований, актуальность которых связана с пересмотром некоторых устоявшихся концепций, прямо или косвенно соотносящихся с рухнувшими идеологическими доктринами и рафинированными теоретическими принципами» [88, с. 4]. Потому нам сегодня (и всегда) так важно знать вековые традиции народа, корневые его, стержневые устремления, а не просто переделывать и отрицать их в угоду каким бы то ни было временным и материальным благам. Не следует, однако, (какие бы смутные времена ни стояли на дворе), впадать в другую крайность: просто возрождать (в знак протеста или в угоду этим временам) любые так называемые народные традиции, не различая главные, целевые устремленности народа от отживших или отживающих еще суеверных, детских представлений. И здесь сотериологическая функция праздника безошибочно указывает нам

ипозволяет постоянно держать в поле своего внимания устремленность народа на высшие, вечные, абсолютные цели. Следует особо помнить, что традиция не статичное состояние узаконенных духовно-

35

нравственных положений, не сумма обрядов и ритуалов, а динамичное, развивающееся, целеустремленное движение в будущее народа, способ перехода из времени в Вечность. Говоря о сотериологической функции праздника, следует особо подчеркнуть, что забота функции не есть только простое сохранение прошлого, вчерашнего в сегодняшнем, но-главное- транспортация, посылка себя в будущее. Здесь хорошо проиллюстировать эту мысль словами испанского философа Хосе Ортеги-и-Гассета из его книги «Восстание масс»: «Ясно одно – буквально все обретает для человека смысл только как функция будущего.

Если бы нация держалась лишь настоящим и прошлым, никто бы не стал защищать ее от опасности. Утверждать обратное – это лицемерие или недомыслие. Происходит иное – национальное прошлое отбрасывает отсветы своего обаяния, подлинного или мнимого, в завтрашний день. Нам кажется желанным то будущее, в котором наша нация продолжала бы жить. Потому-то мы и встаем на ее защиту, а не в силу общности языка, крови и памяти. Защищаясь, мы защищаем наше завтра, а не наше вчера» [94, с. 165]. Именно так, в свете сотериологической функции праздника и следует понимать Традицию народа (любого народа), стремящегося к достижению Вечности – нашего общего Дома на Небесах. И несомненно, что значимость мировоззренческой позиции художника в этом вопросе имеет главное значение. Без этих мировоззренческих знаний нет художника.

Но художника нет так же без совершенного владения ремеслом своей профессии. Без знаний, умений и навыков в том виде искусства, которому посвящает себя человек-творец. Художнику важно знать не только «что», но и «как». Художник должен уметь свободно выражать идею своего произведения средствами своей профессии. И не просто выразительными средствами, но гармонией этих средств, то есть через художественный образ.

Действительно, художник должен уметь легко и ясно выразить идею своего произведения средствами своего искусства, а не просто сложно и неумело срефлексировать на какую-то мысль и объясняться затем, что, мол, я так вижу. Подобная приблизительность в выражении идеи особенно в нашей профессии (при написании сценария и постановке праздника) непреемлема вообще. Можно сказать, что

36

внашем виде искусства (как, впрочем, и во всех видах искусства, полагаем мы) наука и искусство в этом плане идут рука об руку. Точность выражения мысли и яркость художественного образа, через который эта мысль выражена, или лучше сказать, в котором воплощена, – две совершенно неразлучные слагаемые художественного произведения. Художественное произведение всегда есть гармония этих двух составляющих, явленных зрителю, читателю, слушателю через художественный образ.

Художественный образ есть живая гармония формы и содержания, гармония смысла и всех выразительных средств произведения выявляющих (являющих) этот смысл. Именно подобное понимание дела и свободное владение своей профессией в выражении мысли характеризует художника как мастера.

Вшколе сразу всему этому не научат, но направленность к высотам мастерства должна быть дана обязательно.

Замыслить праздник, композиционно выстроить его, ярко образно преподнести, да еще по науке – с учетом реализации всех его функций, дело, конечно, серьезное. И все это приходит с опытом. Но становление мастера начинается все-таки в школе. Ученик должен сразу осознавать, что отвлеченные, вроде, понятия, такие как тема, идея, сверхзадача, мировоззрение, социальный заказ – не пустые для сценариста и режиссера слова, а самые что ни на есть конкретные опорные практические рычаги в подготовке праздника, такие же конкретные, как сбор материала, конфликт и событийный ряд. Ответ на вопрос реализации функций праздника так же важен, как обретение сюжетного хода праздника. Ответ на вопрос конкретных этапов реализации сотериологической функции в празднике, так же важен, как четкое понимание композиции. Что происходит с этой функцией (как, впрочем, и со всеми другими функциями праздника) в прологе,

вэкспозиции, в завязке, в развитии действия, в кульминации, в развязке, в эпилоге? Как они, обозначаясь, набирают силу, развиваются и, наконец, реализуются в празднике, – так же важно для нас, как само понимание праздника и профессии режиссера вообще.

И главное: мы не должны забывать, что вся эта наука, искусство, мастерство режиссера направлены на единственную цель – на достижение в празднике Праздника, на осуществление перехода из буднич-

37

ного состояния в сферу праздничного бытия, на обретение, укрепление и утверждение опыта праздничного существования каждого отдельного человека и всех празднующих вместе как единого соборного тела и сознания праздника. Этот опыт перехода из одного мира в Другой, из будней в Праздник, опыт существования в мире Праздничного Бытия – есть опыт прикосновения, постижения и обретения Вечности уже здесь во времени. Ценность и жизненную необходимость этого опыта трудно переоценить. Человек, исполняясь Духом Праздничности, восхищается на небеса, входит в само сердце Праздника, затем, возвращаясь из Праздника в будни, в сердце своем он низводит эти небеса на Землю, чтобы помнить о них и жить по возможности на Земле по законам Неба. А это и есть главная забота, главный результат сотериологической функции праздника. Обретение опыта праздничного единения, соборной праздничной радости, счастья и есть главная цель любого праздника, его сверх-сверхзадача. «Праздник соединяет людей узами общности, порождает чувство свободы и коллективности. На празднике люди, более чем где-либо, ощущают конкретно, чувственно свое материальное единство и общность, открыто демонстрируют себя и в таком же качестве видят других. С этой именно стороны праздник доступен личному опыту многих, почти всех людей, ибо нет таких, кто не пережил бы хоть один раз в своей жизни дня, часа или минуты состояния праздничности, а пережив, не связывал бы с ним представления о свободной и по-своему счастливой жизни. И это так. Здесь наш эмпирический опыт не ошибается. Праздник действительно дает нам в общении с другими людьми прикоснуться к идеальному в жизни, физически и душевно ощутить гармонию бытия, ибо праздник – это особое время и особое настроение, когда мы, провозглашая радостное «да» тому или иному конкретному событию, вместе с тем утверждаем жизнь как целое. Психологически мы склоняемся к тому, что единственная проблема, которую на протяжении веков ставит праздник, – это проблема того, как избавить человека от узко утилитарного или односторонне будничного отношения к жизни, задержать его на том мгновении, которое подчиняется другим критериям, и заставить его проникнуться состоянием праздничности не завтра и не там где-то, а именно «здесь и теперь». И в этом так же наш чувственный опыт не подводит нас, постигая предмет в его истинном значении» [76, с. 12–13].

38

Заканчивая Введение, остается сказать: чтобы хорошо ставить праздник, нужно самому иметь опыт праздничности, самому быть праздничным. А это прежде всего – наличие праздничного мировоззрения и свободной профессиональной легкости его выражения. Основой же праздничного мировоззрения, как вытекает из всего сказанного выше, является радостное ощущение Бытия, Любви Жизни.

Теперь рассмотрим более подробно общетеоретические, сценарные, организационные и постановочные основы праздничного производства как составные части общего дела созидания театрализованного массового праздника.

39

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ОСНОВЫ ПРАЗДНИЧНОГО ПРОИЗВОДСТВА: ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАЗДНИКА

ТЕАТРАЛИЗОВАННЫЙ МАССОВЫЙ ПРАЗДНИК: ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

1. Основы праздничного производства Общая теория праздника

Основы праздничного производства – коренные, фундаментальные составляющие театрализованного массового праздника. Общетеоретические, сценарные, организационные и постановочные основы праздника.

Общая теория праздника – целостное изложение обобщённых представлений о празднике как уникальном феномене человеческой жизни, как высшей форме человеческого существования (бытия человека), полностью отвечающей его насущной внутренней потребности, смыслу жизни.

Общая теория праздника, как мы отмечали в Предисловии и Введении данного пособия, ещё ждёт своего часа и требует глубоких исторических, культурологических, социологических, философских, богословских исследований. Но и теперь мы можем уже многое сказать о празднике как будущем целостном представлении о нём. Во всяком случае, определить основную направленность (векторность) в создании его теории, основные его положения, о чём мы уже отмечали во Введении, где предположительно означили три основных фундаментальных понятия будущей общей теории. Сейчас мы разовьём некоторые эти положения и особо подчеркнём, что интерес к празднику как удивительному феномену в культуре и жизни человека на сегодняшний день весьма высок и у специалистов и у широких масс.

П р а з д н и к  – уникальный феномен человеческой жизни, входящий в её состав и одновременно объемлющий ее, сопровождающий человека на всем его историческом пути. Праздник – понятие глубинное, жизненно важное, сущностно значимое для человека. Даже на этимологическом уровне при вхождении в это понятие, мы обнару-

40