kozhina_m_n_red_stilisticheskii

адресатом; 4) Я. и. всегда направлена на создание в языковой (речевой) структуре нового смысла, незнакомого ранее слушателю/читателю.

Я. и. является одним из многочисленных вариантов реализации стилистического задания (см.), которое планируется и осуществляется говорящим с целью достижения определенного стилистического эффекта — компонента стилистической структуры коммуникативного акта, или «узуально-стилевого комплекса» (термин Т.Г Винокур): стилистическое задание — стилистическое значение — стилистический эффект. В рамках речевого узуса стилистическое значение (см.) служит звеном, объединяющим данную оппозицию на основе причинно-следственной связи.

Критерием разграничения фактов Я. и. и речевых ошибок является языковая и — шире

— стилистическая компетенция говорящего. В отличие от речевых ошибок Я. и. строится благодаря знанию системных языковых связей и владению стилистическими закономерностями употребления единиц языка, а также учету жанровой специфики речепроизвод

ства. Я. и. имеет двойную направленность: это языковое и собственно речевое явление, ибо для реализации Я. и. первостепенное значение имеет умение творчески нарушить (перестроить) усвоенные модели стандартного употребления языка; ср. известную строку А.С. Пушкина: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю». В связи с этим можно говорить о том, что Я. и. — это явление функционально-стилистическое (см.).

Эффект Я. и. основывается на ассоциативном потенциале слова — ассоциативной валентности слова, допускающей варьирование при совмещении его плана выражения и плана содержания и — как результат — различную интерпретацию его значения (Гридина, 1996, с. 33—63). В контексте реализуется та или иная частная ассоциативная валентность слова — фонетическая, семантическая, лексическая, словообразовательная, синтаксическая. Каждая из этих частных валентностей выступает как тот или иной механизм Я. и. Кроме того, ассоциативная природа Я. и. свидетельствует о том, что важным средством ее создания в речи является метафора (см. Стилистические ресурсы лексики).

На фонетическом уровне Я. и. реализуется с помощью таких приемов, как анаграмма, палиндром, звукоподражание, звукосимволика, а также различные фоносемантические сближения слов. Напр.: анаграмма (высказывание, характеризующееся тождеством звукового состава лексем при различии сочетаемости и последовательности фонем) — На дворе трава, на траве дрова; Купи кипу пик; Шла Саша по шоссе и сосала сушку

ит.п. палиндром (сохранение одного и того же смысла слова/фразы при чтении слева направо и справа налево) — Ишак ищет у тещи каши; А роза упала на лапу Азора; топот; шалаш и т.п. омофоническое сближение слов (эффект «ослышки», основанный на омофоническом переразложении слов в потоке речи) — Бабушка дочитывает сказку внуку: «Стали они жить-поживать и добра наживать». Дослушав, внук спрашивает: «Бабушка, а какого они жевали добрана?»; Купи мне безе! — Зачем тебе, ты и без Бизе Кармен; и т.п.; омонимическое сближение слов (несоответствие значений сопоставляемых слов, основанное на омонимии) — Когда мальчика называют женским именем? — Когда он соня; Какой город летает? — Орел; «Ты, Петька, что пишешь?» — «Оперу, Василий Иванович». — «Какому такому оперу?!» (анекдот); Пардону просим — ассоциативная замена рус. «прощение» на франц. «рагдоп»; автомобиль иностранной марки «Огапд сЬегокее» шутливо называется в народе широкийширокий (ср.: '§гап(Г — в переводе с англ. 'большой, огромный' и 'сЬегокее', выступающий здесь как фонетический аналог рус. 'широкий'); строитель

— ассоциативное объединение значений 'человек, работающий на стройке' и 'любящий выпить на троих, стройть'; кролик — пловец, специализирующийся в плавании кролем; кармен в значении 'шофер' (результат соединения англ. саг — 'автомобиль'

итап — 'мужчина') и т.п.; паронимическое сближение слов (сдвиг в оценочной квалификации обозначаемого, выявляющий оценочный парадокс) — Приватизация (ассоциативное объединение разных значений при осмыслении при

ватизации как стремления схватить, украсть, присвоить); календурь (вместо 'календарь' при подчеркивании его комического, шутливого содержания); Дрязги шампанского (вместо 'брызги'); Бредни губернатора (вместо 'будни'); расшифровка аббревиатуры ООО как 'Общество с безграничной безответственностью' (вместо 'Общество с ограниченной ответственностью') и т.п.

На морфологическом уровне Я. и. основана на сознательном нарушении фономорфологического восприятия лексических единиц, напр.: Супостат — 'остатки супа'; папазол — 'трезвый отец'; барсук — 'бар для собак'; Музыкайфная волна —

'молодежная музыкальная волна'; «Комсомольская правДаЬ>\ Эльдорадио от 'эльдорадо' и т.п.

На лексическом уровне Я. и. создается благодаря несовпадению семантического наполнения мотивирующей и мотивированной основ в акте словообразования, напр.: Опять уже остограмились!\ Здесь в городе он совсем обынтеллигентился\ Обычайное дело (от 'необычайное происшествие'); Желтопресная газета (от 'желтая пресса'); Фешемебельные апартаменты (от 'фешенебельные') и др.

Кроме того, Я. и. реализуется в высказывании с помощью перестройки синтаксических связей, когда ключевым инструментом создания «нового образа» являются контекст и создаваемая им потенциальная вариантность семантики слов, словосочетаний, а также смысловых отношений между частями предложения. В последнем случае Я. и. создает «эффект обманутого ожидания»: прогнозируемый реципиентом смысл фразы разрушается за счет нетипичного (неожидаемого) порядка слов или введения нетипичных для данной синтаксической конструкции лексических компонентов. Напр.: Курить я буду, но пить не перестану (каламбур); Наш человек всегда там, где трудно. Трудно всегда там, где наш человек (каламбур) и т.п. Важным свойством Я. и. этого типа является то, что, начинаясь как деструкция строя предложения, она (Я. и.) оказывается явлением именнотекстовым: сам факт игры становится понятными только из всего окружающего контекста или даже целого текста (ср. «деструктивный» язык текстов А. Платонова). Именно на этом уровне Я. и. в полной мере реализует свой деятельностный, творческий характер благодаря способности «синтаксически деструктивных» единиц распространять комический или сатирический смысл на более широкое текстовое пространство вплоть до создания особой художественной концепции. В качестве текстовых средств Я. и. часто выступают различного рода каламбуры, многозначные лексемы, точное значение которых (чаще всего нетипичное для них) проясняется только окружающим контекстом, а также особые, концептуально продуманные автором случаи нарушения нормативных синтаксических связей. Напр.: Почему у вас ягоды зеленые? — Потому что они еще зеленые (каламбур); На столе у нас обычно была закуска типа «Я тебя умоляю» (В. Ерофеев); Вчерашний день, таким образом, помаленьку высветлялся — в смысле 'в мутном и вязком от похмелья сознании Степы Лиходеева прояснялись события вчерашнего дня' (М. Булгаков); По

жилой товарищ делает нам залегание по вопросу необходимого стыда для власти; Дванов не знал, куда думать (А. Платонов) и т.п.

Лит.: Винокур Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц.

— М., 1980; Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. — М., 1985; Уварова Н.Л. Логико-семантические типы языковой игры (на материале английской диалогической речи). Автореф. дис. канд. филол. наук. — Горький, 1986; Арутюнова Н.Д. Ненормативные явления и язык // Язык и логическая теория. — М., 1987; Норман Б.Ю. Язык: знакомый незнакомец. — Минск, 1987; Тел и я В.Н. Метафора как модель словопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. — М., 1988; Фуко Б. Лингвистические структуры, порождаемые игрой слов // РЖ «Общественные науки за рубежом. Языкознание». — 1990. — N9 6; Гриди на Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. — Екатеринбург, 1996.

Н.В. Данилевская ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА — см. Языковая личность.

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств. В лингвистике Я. л. — это понятие, связанное с изучением языковой картины мира (ЯКМ), которая представляет собой результат взаимодействия системы ценностей человека с его жизненными целями, мотивами поведения, установками и проявляется в текстах, создаваемых данным человеком. Полное описание языковой личности в целях ее анализа или синтеза, по мнению Ю.Н. Караулова, предполагает: а) характеристику семантико-строевого уровня ее организации (т.е. либо исчерпывающее его описание, либо дифференциальное, фиксирующее лишь индивидуальные отличия и осуществляемые на фоне усредненного представления данного языкового строя); б) реконструкцию языковой модели мира, или тезауруса данной личности (на основе произведенных ею текстов или на основе специального тестирования); в) выявление ее жизненных или ситуативных доминант, установок, мотивов, находящих отражение в процессах порождения текстов и их содержании, а также в особенностях восприятия чужих текстов. Я. л. многоуровневое понятие, характеризующееся противоречивостью соотношения стабильных и изменчивых элементов, устойчивости мотивационных предрасположений и способности

подвергаться внешним воздействиям и самовоздействию — противоречивостью, проявляющейся на каждом уровне Я. л.: семантическом, когнитивном и мотивационном. Стабильная, вневременная, инвариантная часть в структуре Я. л. соотносится на семантическом уровне с общерусским языковым типом и устойчивой частью вербально-семантических ассоциаций, на лингво-когнитив- ном уровне — с базовой, инвариантной частью ЯКМ, на мотивационном уровне — с устойчивыми коммуникативными потребностями и коммуникативными чертами, или готовностями, информирующими о внут

ренних установках, целях и мотивах личности. Т. н. вневременная часть в структуре Я. л. является таковой только в масштабе самой личности, по отношению

кее временным изменениям, оказываясь продуктом достаточно длительного исторического развития. Временные, изменчивые, статистически вариативные части структуры Я. л. опираются на системно-структурные данные о состоянии языка в соответствующий период, на социальные и социолингвистические характеристики языковой общности, а также сведения психологические, обусловливающие те ценно- стно-установочные критерии, которые и создают уникальный, неповторимый эстетический и эмоционально-риторический колорит ее дискурса (или ее речи, всех текстов, ее «языка»).

Связь и взаимодействие уровней в структуре Я. л. осуществляется на основе экстралингвистической информации: от вербально-семантичес- кого уровня легко перейти к лингво-когнитивному и реконструировать тезаурус личности. Для перехода

кмотйвационно-прагматическому уровню нужна дополнительная информация о социальном функционировании Я. л., ее сознательных ролях. Поскольку личность не только социальна, но и индивидуальна, при переходе к ее прагматическому уровню необходима психологическая составляющая, а именно эмоциональная, характеризующая ее специфику в коммуникативно-деятельностной сфере.

Лит.: Дридзе Т.М. Интепретационные характеристики и классификация текстов (с учетом специфики интепретационных сдвигов // Смысловое восприятие речевого сообщения. — М., 1976; Зимняя И.А. Психологическая схема смыслового восприятия // Смысловое восприятие речевого сообщения. — М. 1976; Б о г и н Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов. Автореф. дис.... д-ра филол. наук. — Л., 1984. Исследования речевого мышления в психолингвистике. — М. 1985; Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. — М. 1987; Его же: Метатекстовые элементы как средство экспликации языковой личности (на примере научных работ В.В. Виноградова) // Аспирантский сборник

НГПУ — 2001. Ч. 6. — Новосибирск, 2001; Винокур Т.Г К характеристике говорящего. Интенция и реакция // Язык и личность. М., 1989; Федорченко И.А. Метафорическая и метатекстовая константы языковой личности академика В.В. Виноградова. Автореф. дис. канд. филол. наук. — Барнаул, 2002.

М.П. Котюрова ЯЗЫКОВЕДЧЕСКИЕ ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ: ДИСКУРСИВНЫЙ АНАЛИЗ. В современной

парадигме языкознания, характеризующейся функционально-деятельностным и антропоцентрическим подходом(ами) к исследованию языка, все более распространенным становится дискурсивный анализ (Д. а.), как правило, опирающийся на учет экстралингвистических факторов. При этом обращение к Д. а. приводит к расширению традиционного объекта лингвистики, понимаемого теперь как «Междисциплинарная область знания, в которой, наряду с лингвистами участвуют и социологи, психологи... стилисты и философы [...]. Косвенные отношения связывают теорию дискурса с риторикой, раз

ными версиями учения о функциональных стилях, с психолингвистикой, а также с разными направлениями в исследовании разговорной речи» (БСЭ. Языкознание, 1998). В.З. Демьянков, например, отмечает, что «формальные критерии дискурса рассматривают формы существования разговорного языка» (1995, с. 281). Ю.С. Степанов подчеркивает: «Дискурс — это первоначально особое использование языка для выражения особой ментальности...» (1995, с. 35—73). О необходимости комплементарного, интегрирующего подхода, объединяющего лингвистику текста и анализ дискурса, говорится в современных работах отечественных исследователей (см. О.Г. Ревзина, М.Л. Макаров, М.К. Басималиева).

Как известно, дискурс — многозначный термин. Различные подходы объединяет взгляд на Д. как на комплексный объект исследования, не поддающийся анализу на основе традиционных лингвистических методик, т.к. дискурсивные правила неимманентны правилам языковой системы. Можно выделить следующие трактовки термина-понятия

«дискурс» и аспекты Д. а., развиваемые преимущественно в зарубежной лингвистике. Группа высказываний, связанных между собой по смыслу и/или некоторым способом внутритекстовой организации, напр., «речь, присваиваемая говорящим, в противоположность «повествованию», которое разворачивается без эксплицитного вмешательства субъекта высказывания» (Бенвенист). В таком отрезке текста могут анализироваться способы связности и другие языковые практики, экстраполированные за пределы предложения, что позволяет выявить коммуникативную компетенцию говорящих, а также учесть влияющие на процесс текстопорождения культурные факторы, которые не относятся к собственно языку. Французская школа анализа Д. (Пешё, Серио) изучает разные типы порождения высказываний, т.е. понимает под Д. не эмпирический, а теоретический объект — инвариант для ряда актуализированных высказываний.

Устный или письменный текст, вербальный продукт коммуникативной деятельности, высказывание-результат, являющееся объектом интерпретации для реципиентов. В рамках данного подхода дискурс как явление речи противопоставляется тексту как абстрактной грамматической структуре, взятой только в аспекте системы языка или формальных лингвистических знаний, лингвистической компетентности. Теория речевых актов.

Комплексное «коммуникативное событие» (ван Дейк), протекающее между адресантом и адресатом в определенном социальном контексте (временном, пространственном и др.). Дискурс отражает вербальные и невербальные составляющие как письменной, так и устной коммуникации, все многообразие исторической эпохи, богатство индивидуальных характеристик участников акта общения (социальных, культурных, психологических). Данное направление анализа Д! подчеркивает динамический аспект функционирования текста.

Социально обусловленная система речи и действия, социальная формация, предписывающая правила говорения (М. Фуко). Понятие,

имеющее более высокую степень абстракции, чем предыдущие. Д. в этом понимании может охватывать исторический период, социальную общность или тип культуры. Виртуально Д. включает в себя ресурсы, необходимые для производства текстов в данном дискурсивном пространстве, и правила, регулирующие процесс текстопорождения — производство текста адресантом и восприятие текста адресатом. Для коммуникантов эта виртуальная структура существует в виде отпечатков в памяти, а также в момент ее опредмечивания в действии. Актуально дискурс представлен в реальном процессе коммуникации и в совокупности текстов, произведенных в пространстве Д. Дискурсивные практики — анонимная система для построения новых высказываний, которой может воспользоваться любой включившийся в пространство Д. коммуникант. Структура дискурса накладывает ограничения на коммуникативную деятельность и одновременно предоставляет возможности для текстопорождения. Ведущие дискурсивные практики — практики формирования объектов, концептов, позиций коммуникантов. При этом объекты формируются по имманентным данному Д. правилам, концепты, функционирующие в пространстве дискурса, не могут отождествляться с ментальными структурами реальных коммуникантов, и, таким образом, можно говорить о том, что каждый Д. конструирует собственную «реальность». Дискурсивные текстопорождающие практики опредмечиваются в кодах, которые носят интертекстуальный характер, т.е. не поддаются выявлению и анализу в рамках текста как завершенной целостности.

Этот подход сближается по некоторым характеристикам с функциональной стилистикой, особенно если концептуализировать дискурсивное пространство в соответствии со сферами социокультурной деятельности. В то же время возможно выделение типов Д., не совпадающих по объекту с традиционно выделяемыми функциональными стилями (Д. агитационный, рекламный, идеологический или, скажем, медицинский, экономический). Существенным отличием дискурсивного анализа, особенно в лингвофилософских исследованиях постклассического направления, является то, что обращение к понятиям «дискурсивная практика» и «код» позволяет учитывать не только целенаправленную сознательную деятельность коммуникантов, но и факторы, организующие правила дискурсивного текстопорождения на бессознательном уровне: автоматическое воспроизведение коммуникантами знакомых дискурсивных практик и культурных кодов.

Лит.: Семиотика. — М., 1973; Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М., 1974; ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация — М. 1989; Демьянков В.3. Доминирующие лингвистические теории в конце XX в. // Язык и наука конца XX в. — М., 1995; Степанов Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности Язык и

наука XX в. — М., 1995; Фуко М. Археология знания — Киев, 1996; Кибрик А.А., Плунгян В.А. Дискурсивно-ориентированные исследования // Фундаментальные напрвления совр. американской лингвистики. — М., 1997; Большой энциклопедический словарь. Языкознание. — М. 1998; Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса а малой группе — Тверь, 1998; Басим ал иева М.К. О понятиях «текст» и «дис

курс». — Филол. науки. — 1999. — № 3; Р е в з и н а О.Г. Язык и дискурс. — Вестник Моск. ун-та. — Сер. 9. — 1999 — № 1; Сер и о П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. — М., 1999; Текст и дискурс. Проблемы экономического дискурса — СПб., 2001; Чепкина Э.В. Руский журналистский дискурс: текстопорождающие практики и коды (1995—2000): Дисс. д-ра филол. наук — Екатеринбург, 2001; Мишланова СЛ., Пермякова Т.М. Дискурс: в поисках новой парадигмы // Стереотипность и творчество в тексте. — Пермь, 2001; Чернявская В.Е. Дискурс как объект лингвистического исследования // Текст и дискурс. — СПб., 2001; Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Медицинский дискурс: теоретические основы и принципы анализа. — Пермь, 2002.

Э.В. Чепкина ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ ФУНКЦИЯ — см. Функция языковой игры.

ЯЗЫКОВО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В СОВРЕМЕННЫХ СМИ. Из всех функциональных стилей русского языка наиболее заметные изменения в последние полтора десятилетия зафиксированы в СМИ, что естественно и закономерно при учете глобальных политикосоциальных преобразований, происшедших в России с 1985 г. Уже в 90-е г. появились работы, посвященные анализу различных аспектов публицистического стиля: семантических процессов в области лексики и фразеологии (Говердовская 1992; Ермакова 1996; Поспелова 1991 и др.), метафорического фонда стиля (Бессарабова 1996), семантико-стилистичес- кой сочетаемости в связи с проблемой стилевой нормы (Какорина 1992), выражения авторской позиции в публицистике (Кайда 1992), аргументации в публицистическом тексте (Аргументация... 1992), а также в жанровой системе газеты (Виноградов 1996; Майданова 1990; Майданова, СоболеваЧепкина 1997; Солганик 1996; Кройчик 2001) и мн. др. Наконец, особенности современной речевой практики проанализированы и проиллюстрированы преимущественно материалами СМИ в монографиях В.Г Костомарова «Языковой вкус эпохи» (1997), «Русский язык конца XX столетия (1985-1995)» (2000).

При этом все исследователи отмечают экстралингвистическую обусловленность лингвостилистических изменений в данной сфере. Публицистическая сфера, как бы напрямую связанная с областью социальных отношений, быстрее всех отреагировала на изменения в этой области. Среди экстралингвистических факторов, вызвавших преобразования в стиле, прежде всего выделяются такие, как изменение статуса и функций СМИ в обществе, обретение демократических свобод (печати, слова), отмена цензуры, перестройка системы СМИ под влиянием политического, идеологического расслоения общества, развитие конкурентных отношений между СМИ, изменение коммуникативного статуса аудитории.

За последние полтора десятилетия в русском публицистическом стиле зафиксированы изменения: 1) информационной нормы в стиле, в связи с этим усиление информационной функции СМИ; 2) в экспликации

как информационной, так и воздействующей функции, вызванные преобразованиями в выражении субъекта речи, а также в презентации отношений с адресатом; 3) в жанровой системе; 4) стилистики СМИ разных типологических групп. Эти преобразования коснулись языка всех СМИ, включая электронные, но более всего исследована в этом отношении газетная речь.

1. Прежняя идеологизированная информационная норма вступала в непреодолимое противоречие с объективной информационной нормой по крайней мере по двум параметрам: в идеологически ангажированной прессе информация, с одной стороны, была избыточной, а с другой — редуцированной и поэтому недостаточной; она отличалась высокой степенью недостоверности (Виноградов 1996; Какорина 1992). Прежняя журналистика с её установкой на пропаганду и агитацию по существу трансформировала и воздействующую, и информативную функции, особенно последнюю. Информация о фактах, событиях была значима не сама себе, но как средство проведения определенной идеологии, действительность искажалась, мифологизировалась, факты нередко подтасовывались и давались сквозь призму установленной свыше «утвержденной» идеологемы. Отсюда информация о событиях внутренней жизни, как правило, приукрашивалась, рисовалась в светлых, радостных

и припод- нято-торжественных тонах, тогда как сведения о событиях за рубежом окрашивались мрачным цветом с оттенком неприязни. В целом информация весьма часто выступала не в своей роли, трансформировалась, поскольку содержательно была неистинной, она как бы пропитывалась пропагандистски-воздействующим началом. С.И. Виноградов приводит высказывание В. Аграновского, обнаружившего содержавшиеся в текстах официальных решений тех лет своеобразные языковые «маркеры лжи», характерные для публицистического стиля того времени: «улучшить, повысить, углубить, ускорить», которые называли действия, «изначально обреченные на неисполнение в силу своей абсолютной неконкретности и обезоруживающей безликости» (Личность решает все! // Огонек.- 1989.— № 14, с. 7).

Усиление информационной функции в современных СМИ связано с изменением в них информационной нормы. Это проявилось в росте объема информационного поля, а также в повышении «качества» информации, её достоверности. Увеличение объема информационного поля связано с расширением публицистической проблематики, практическим исчезновением «закрытых зон» для средств массовой информации, а также с возможностью альтернативной подачи информации вследствие идеологического, политического, творческого расслоения прессы. Показ одного и того же события с разных сторон способствует в современной газете объемному его представлению.

Усиление информативности публицистических текстов, по наблюдениям Г.Я. Солганика, ярко проявилось в заголовках. Здесь наиболее радикальное изменение связано с принципиальной заменой именных заголовков глагольными. Большинство заглавий информационных мате23 Стилистический энциклопедический словарь русского языка

риалов в газете — двусоставные предложения с глагольным сказуемым. Они сжато выражают содержание материала и играют роль своеобразных лидов: Сербы наносят жестокий удар по престижу российской дипломатии; Цены растут, но медленнее, чем в прошлом году (Изв.) (Солганик 1996). Еще одно изменение, касающееся экспликации информационной функции, — отражение общего движения стилистических изменений публицистической речи «сверху вниз» (на снижение стиля) в уменьшении сдержанности, официальности передачи информации, в субъективизации дискурса новостей. Наконец, усиление информационного начала отразилось в перестройке жанровой системы.

Таким образом, взаимоотношения между информативной и второй, воздействующей функциями, их содержательная сущность, вес каждой в публицистике, а особенно средства реализации этих функций заметно изменяются.

2. Воздействующий характер текстов СМИ отражается в побудительности, социальной оценочности (см.), изобразительности (см.). В доперестроечной прессе экспрессивная функция подавляла и трансформировала информативную, содержательно отличалась жесткой императивностью, одноплановостью (проведением незыблемой идеологической установки) и однонаправленностью, приводящей к модификации коммуникативного акта (воздействие со стороны газеты именно как органа партии и государства, т.е. обобщенного адресанта, на читателя, а не взаимодействие общающихся). В современной газете обе эти функции — информационная и воздействующая, — освобождаясь от деформаций, все более выступают в своей основной роли — информирования и экспрессивности.

Информирование стремится быть достоверным, фактологическим. Функция воздействия уходит от одноплановости и императивности: в коммуникативном акте как бы уравновешиваются роли адресанта и адресата. Стилистика материализации воздействующей функции становится более разнообразной, раскованной, индивидуализированной. Теперь почти каждая газета имеет свое лицо, а каждый журналист стремится к проявлению своего авторского Я, своего стиля. Все это находит отражение в таких изменениях стилистики журналистских текстов, как преобразования в экспликации побудительной модальности, оценочности, диалогичности.

Если прежде лозунгово-призывная экспрессия в газете реализовалась через императивную модальность (см. об этом, в частности: Шмелев 1977, с. 73), то современная газета не допускает агитации «в лоб», и поэтому изменяется характер модальности в отношении адресата: она становится рекомендательной, косвенноимперативной, сопровождающейся обоснованием волеизъявления. Благодаря этому в газете исчезает открытая назидательность, политико-идеологическая апеллятивность. Тем самым меняется функционально-стилистическое значен! императива. Ср. примеры из старой газеты: К новым трудовым свершениям, дорогие товарищи!;

Пусть крепнет великая дружба между нашими на

родами! (прямой императив, содержащийся здесь, придает речи директивность, патетичность) с новыми употреблениями: Надо хорошенько запомнить цели эсэсовцев

ине заставлять себя верить в их мнимое благородство (Комсом. правда); При этом надо учесть, что за тот же период затраты были значительно ниже... (Изв.); Мы обязаны помнить, что гуманный смысл нашей жизни не должен при этом обедняться (Сельская жизнь). По наблюдениям екатеринбургских авторов, «модальность долженствования переосмысливается. Если она исчезла из отношений автора и широкого читателя, то теперь она появилась в отношениях автора и адресата, с одной стороны, и властных структур, с другой. Все «надо» обращены теперь то к Президенту, то к Думе, то к правительству. Основная модальность сейчас — это разной окраски вопросительность, утверждение с оглядкой на возможное возражение, опровержение. В серьезных аналитических материалах эта вопросительность естественна потому, что общество пока не знает способов решения своих проблем» (Майданова, Соболева, Чепкина 1997).

Глубокий и системный характер носят изменения в реализации о ц е - ночности в газете, находя выражение в функционировании языковых единиц всех уровней (лексических, фразеологических, словообразовательных, грамматических). Многие ранее нейтральные слова приобрели негативную стилистическую окраску: система (ср. в словосочетаниях: административно-командная система; авторитарнобюрократическая система); партаппарат, номенклатура. С другой стороны, слова, ранее имевшие негативные коннотации, теперь нейтрализовались: рынок, биржа, купечество, господин, дворянин, конкуренция, коммерсант и мн. др. Появляются словообразования с яркой отрицательной семантикой, ранее недопустимой: партократия, партаппаратчик, брежневизм, рашидовщина и др. т.п. По наблюдениям Г.Я. Солганика, «в современном обществе идут мучительные поиски новой идеологии, поэтому процессы формирования оценочное™ весьма активны, хотя и не отличаются стабильностью и определенностью. Общее их направление можно, по-видимому, определить как ослабление или нейтрализацию прежних резко положительных или резко отрицательных оценок» (1996).

Сфера действия социальной оценочное™ сравнительно с предшествующим периодом сужается, а степень ее выраженности снижается. В условиях смены или отсутствия четких идеологических и политических ориентиров трудно давать оценку непрерывным

ичасто непредсказуемым изменениям общественной и политической жизни. У журналистов, да и у общества в целом не сформировались еще собственного мнения, собственной позиции по отношению к тому или иному явлению. И тогда на помощь приходит спасительная ирония. Использование иронии очень характерно для современных СМИ. Ирония рассматривается исследователями как способ непрямой оценки (Виноградов; Солганик и др.), как ведущая стилистическая черта в журналистском тексте {Дроняева 1998). Одним из наиболее распространенных средств выражения иронии является стилистический контраст, возникающий в результате использова

ния языковых единиц разных стилистических окрасок: мораторий на дрязги и распри; Министерство не лыком шито\ Шикарно вооружены; грозить ему тощим хвостом и орать от ужаса (из газ.). Заметно участилось в публицистике использование приема иронической деформации или трансформации смысла известных пословиц и поговорок. Напр.: Свинья — лучший друг человека — о возможности пересадки человеку сердца свиньи (Известия); Через академию — к звездам — об астрологической академии (Российская газета); Ловись, рыбка, большая и маленькая — о браконьерстве (Правда); Язык до Оксфорда доведет, если он английский (Коме, правда) и др.

Для публицистики новейшего времени характерно стилистическое многообразие, раскрепощенность речи в сторону снижения стиля. Процесс «экспансии» разговорной речи вплоть до просторечия и нелитературных языковых средств приобрел поистине небывалые масштабы и интенсивность. По существу, изменилась стилевая норма публицистической речи, она сдвигается в сторону разговорности, раскованности и свободы. Разговорные средства всех языковых уровней используются в самых различных жанрах, существенно изменяя общий лингвостилистический облик публицистики, происходит общее снижение её стиля. Чрезвычайно возросло использование в публицистике фразеологических единиц, причем заметно чаще стали использоваться фразеологизмы сниженного, просторечного характера. Возросла частотность просторечных и сниженных лексических единиц, к примеру: Теперь в Москве хоть кто-то стал чесаться (Изв.); Чтоб не вляпаться в такую ситуацию...

дополняющих его текстов других авторов (документов, сообщений из других СМИ). Благодаря такому приему сообщение становится более объемным и достоверным. Таким образом, учет адресата проявляется не только в аналитических материалах, как это принято считать, но и в информационных.

Если журналисту необходимо представить результаты своего анализа и убедить читателей в правильности выводов, постановкой вопросов он стимулирует свою мыслительную деятельность, обращая же вопросы к читателям, будит их мысль. В процессе убеждающего воздействия дает свою оценку, для аргументации которой обосновывает несостоятельность мнений оппонентов и защищает позицию сторонников. Причем все это осуществляется в современных СМИ в условиях более камерного общения, при уравнивании коммуникативных позиций адресующегося и адресата, автора и «третьих» лиц, когда изложение фактического материала получает личностную окраску. Журналист не утверждает, не насаждает готовые истины, как это чаще всего было в прежней газете, а на глазах читателя вырабатывает общее с ним мнение об объекте. Поэтому чужую позицию журналист передает не только цитированием, пересказом, в косвенной речи своего текста, но и включением в свой материал целых текстов, в которых излагается иная точка зрения. Тем самым в полемику вступают целые тексты. Наконец, при необходимости журналист намечает пути решения проблем, разрабатывает варианты деятельности адресата для устранения препятствий в общественном развитии. При этом «модальность долженствования вплетена в семантику интеллектуальной беседы автора и адресата» (Майданова, Соболева, Чепкина 1997, с. 219). Журналист согласовывает способы возможных действий, координирует эти действия с читателем. Именно поэтому диалогичность рассматривается сегодня как фундаментальное качество публицистической речи.

Важной чертой выражения диалогичности в современных публицистических текстах является возросшая частота использования деформации прецедентных текстов (см.) с помощью приемов цитирования, аллюзий, реминисценций, ссылок, парафраз, пародий, которые способствуют формированию у читателя дополнительных ассоциаций. Напр.: Джим, ты не прав!; Сепаратисты всех стран, равняйтесь на Квебек!; Снежная лавина пошла другим путем; Соцстрахи СНГ\ соединяйтесь/; Все могут короли; Ищут подводники, ищет полиция (Изв.); Ван Юн, ударник капиталистического труда (Труд); От какого наследства мы отказываемся (Литер, газета); Кто с вами, мастера культуры? (АиФ); Сын полка ракетного полигона (Рос. газета); Не нужен нам берег турецкий; Детям малых народов; Локомотив, вперед лети! — о футбольной команде «Локомотив» (Рос. газета) и т.д. Как утверждает С.И. Сметанина, «какими бы ни были отношения между прецедентным и журналистским текстами, это всегда отношения диалога: сцепление и наполнение «чужого» слова своим со

держанием. В диалогические отношения втягиваются не только тексты, но и создатели, и читатели, тексты и их потребители» (2002, с. 27).

3. Изменение информационной нормы, усиление информативного начала в журналистике, резкое усиление личностной тенденции, утверждение диалогичности как фундаментального качества газетной речи отразилось на жанровой перестройке газеты, замеченной многими исследователями. Правда, их мнения расходятся в оценке степени глубины этих преобразований. Если Г.Я. Солганик говорит лишь о некоторых изменениях старой системы (исчезновении одних и формировании других жанров), то Л.Е. Кройчик куда более категоричен: «Вместе со старой системой организации СМИ рухнула и прежняя классификация жанров». И далее: «Прежняя классификация устарела — а что взамен?» (Кройчик 2000, с. 130).

Какие изменения в системе жанров отмечены исследователями? Вследствие усиления информационной функции с газетных полос прежде всего исчезла передовая статья. Присущие ей директивность, риторичность, лозунговость, менторский дидактизм становятся неуместными в газете. Исчезают и такие «сильно воздействующие» жанры, как очерк, фельетон. По замечанию Е.В. Какориной, вследствие общей тенденции к «снижению» стиля фельетонные правила построения текстов становятся справедливыми в отношении всех текстов (Какорина 1992). В связи с повышением «статуса» отдельных голосов в публицистическом общении широко распространяются жанры, в основе которых лежит диалог: беседа, экспресс-интервью, экспресс-опросы, эксклюзивные интервью. Усиление личностной тенденции отразилось в распространении таких жанров, как эссе, комментарий, прогноз, исповедь. Усиление информационной функции в газете способствовало распространению жанров журналистского расследования, версии, связанных со специфическими способами получения информации. В целом отмечается упразднение жанровых перегородок,

происходит заметная эволюция системы жанров: одни жанры замещаются другими, некоторые трансформируются, третьи взаимодействуют и синтезируются. «Жанр фиксирует сдвиги в духовной жизни общества и меняется вместе с ней. Это дает основания увидеть в жанрах и через жанры «движение времени» (Тепляшина 1997, с. 29). Совершенно справедливым представляется мнение А.Н. Тепляшиной о том, что две взаимосвязанных тенденции — активная эволюция жанров, с одной стороны, и свободная комбинация признаков различных жанров в одном произведении, с другой — создали предпосылки для новой теории жанров, т.е. учения, всякий раз предполагающего необходимость изменения нормы применительно к постоянно обновляющейся практике (Тепляшина 1997, с 30). «Современное состояние изучения функциональных стилей, в частности публицистического, настоятельно требует надежного лингвостилистического описания системы жанров, составляющих в совокупности публицистический стиль» (Дроняева 2000, с. 156). Поэтому одна из актуальных проблем стилистики современных СМИ — поиски разноплановых репродуктивных форм текстовой деятельности как

образцов оптимального речевого взаимодействия в публицистических текстах. Одним из возможных путей решения этой проблемы является рассмотрение системы жанровых форм газетной публицистики как «иерархически организованной системы частных деятельностей и образующих их типовых действий» (Салимовский 2002). Обеспечение успешного функционирования журналистики как специфического социального института предполагает необходимость разработки типологии жанровых форм газетной публицистики, которую закономерно проанализировать в аспекте реализации типовых коммуникативных задач, присущих данной сфере общения. Кроме того, эта типология должна, очевидно, учесть изменения коммуникативного статуса адресата в публицистике. Поэтому другим классифицирующим параметром должен выступать фактор адресата, влияющий на формирование речевых жанров (см., например, об этом: Дускаева 2000; 2002).

4. Стилистические особенности современных СМИ дифференцируются по типам изданий. Действительно, былое тематическое, концептуальное, стилистическое единство кануло в лету. СМИ начали учитывать реальные разнообразные коммуникативные потребности читателя в информации. Это привело к многократному увеличению количества изданий и их качественной дифференциации. Начинают различаться демократические и оппозиционные издания, различия в социальных позициях этих газет отражаются и стилистически (Диева 2001; Какорина 2000). Выше был представлен анализ стилистических особенностей качественных демократических изданий. Оппозиционные же издания направлены на то, чтобы предложить свою, отличную от официальной, интерпретацию уже известных событий. Стилистику оппозиционных изданий, по наблюдениям Е.В. Какориной, определяют такие обстоятельства, как преобладание интерпретации над информированием; фиксированный, заранее заданный характер оценок и другой концептуальной информации, не обладающей свойствами новизны; редукция фактологической информации; разнообразие и специфичность спектра речевых действий, осуществляемых посредством текстов. В этих текстах выражается общая стратегия построения дискурса с позиций глобального конфликта с со- беседником-оппонентом, с позиций, исключающих поиск взаимопонимания или сближения концептуальных миров. Поэтому при интерпретации распространены высказывания, которые не модифицируют, а глубоким образом изменяют пропозициональное содержание исходного высказывания: Заговорили о финансовой стабилизации, значит, опять будут грабить народ (День). Потребность в интерпретации, в выражении интенции сарказма вызывает «к жизни» такие художественно-публици- стические жанры, как памфлеты, фельетоны, басни, письма, стихотворения. Образный мир оппозиционной прессы несет в себе черты «эстетики безобразного», в котором гипертрофирована область отрицательных оценочных номинаций. «Своя» информация противопоставляется «чужой» (Какорина 2000). В результате тексты этих газет отличаются повышенной речевой агрессией (см.).

Структурные изменения прессы привели к появлению на печатном российском рынке «желтых» информационно-развлекательных коммерческих СМИ. Конкурентная борьба за читателя приводит к использованию в них речи, близкой определенной части читательской аудитории, стирает границы между автором и читателем, приближает газетную речь к языку последнего. Анализ языкового материала показал, что в текстах «желтых» газет происходит качественное и количественное накопление новых экспрессивных средств и приемов, используемых затем широко во всей прессе, а именно: активно функционируют тропы, остроумные каламбуры, окказионализмы,