kozhina_m_n_red_stilisticheskii

метод, конф. (СанктПетербург, 26—28 февраля 2001 г.). — СПб., 2001; Ее же: О соотношении прагмем и информем в поэтическом тексте как форме коммуникации (по данным экспериментов) // Художественный текст и языковая личность: проблемы изучения и обучения: Матер. Всерос. науч.-практ. конф. (11 — 12 октября 2001 г.). — Томск, 2001; В ы готе кий Л.С. Мышление и речь. — М., 1996; Петрова Н.Г Типы лексических регулятивных структур в поэзии К. Бальмонта. — Вестник Томск, гос. пед. ун-та. — Вып. 6. — Сер. «Гуманитарные науки (Филология)», 1998; Ее же: Лексические средства регулятивности в поэтических текстах К.Д. Бальмонта: Дис. канд. филол. наук. — Томск. 2000; Болотнова Н.С., Бабенко И.И., Васильева А.А. и др. Коммуникативная стилистика художественного текста: лексическая структура и идиостиль / Под ред. проф. Н.С. Болотновой. — Томск, 2001.

Н.С. Болотнова

РЕКЛАМЫ ЯЗЫК И СТИЛЬ — см. Язык и стиль рекламы. РЕЛИГИОЗНЫЙ СТИЛЬ — см. Церковно-религиозный стиль. РЕПОРТАЖ — см. Жанры публицистического стиля. РЕФЕРАТ (автореферат) — см. Жанры научной литературы. РЕЦЕНЦИЯ — см. Жанры научной литературы.

РЕЧЕВЁДЕНИЕ — новая, еще только складывающаяся область знания, иначе, лингвистика речи (в отличие от собственно лингвистики языка, языковедения). Термин «речевёдение» употребляется по отношению к комплексу научных дисциплин, объединенных общим объектом изучения — речь, речевая деятельность, речевое общение и поведение. В лингвистике две сферы исследований, в одной изучаются языковые системы (строй языка), в другой — речь. <Лингвистика речи, — по определению Н.Д. Арутюновой, — имеет своим объектом все те типизированные явления, которые не оторвались от участников коммуникации и обстановки общения», т.е. речь (см.) как конкретное говорение, как процесс (речевая деятельность) и его результат (речевые произведения, тексты).

Целесообразно различать названные сферы исследования, поскольку термины «язык» (языковая система) и «речь» (употребление языка) обозначают не одно и то же. Если язык — это орудие общения, то речь — это вид общения, реализация через действующую систему языка основной коммуникативной функции последнего, которая у языка (строя) лишь потенциальна.

Хотя обоснование различения понятий языка и речи (дихотомии языка-речи) было осуществлено Ф. де Соссюром еще в начале XX в., но почти до конца столетия языковеды изучали именно систему (строй) языка и в меньшей степени речь. Этому способствовало и то, что главным объектом лингвистики Соссюр считал систему языка (1ап§ие). Поэтому если можно говорить о сложившейся теории языка и почти исчерпывающем описании его системы (и систем конкретных языков), то этого нельзя сказать о речи. Создание теории речи, речеведения еще предстоит (ср. название статьи Т.В. Шмелевой «Речеведение: в поисках теории»). Правда, такая науковедческая ситуация в лингвистике не означает, что в ней не накоплен материал по проблемам речеведения и конкретному анализу речи. Напротив, он достаточно обширен, поскольку с 60-х годов и особенно в 70—80-е гг. активизируются исследования лингвистики речи.

Сам термин «речеведение» в русистике используется сравнительно недавно, хотя был зафиксирован в некоторых речеведческих работах 60— 70-х гг. (М.Н. Кожина, ТА. Ладыженская, Г.Г. Почепцов, А.А. Холодович), а в последнее время к нему все чаще обращаются лингвисты (Н.С. Болотнова, Т.В. Матвеева, В.Н. Мещеряков, О.Б. Сиротинина, Н.И. Формановская, Т.В. Шмелева и др.).

Более распространено понимание речевёдения в области лингводидактической практики, а именно как «педагогическое речеведение», инициированное Т.А. Ладыженской. Оно определяется как «культура демократического общения и взаимодействия», в центре внимания которого — «говорящая и воспринимающая личность, ориентация на характеристику речевого акта в совокупности его языковых, прагматических, психологических и социальных параметров» (Мещеряков, 1998, с. 3). Речеведческие знания о речи и речевой деятельности включают в себя понятия (и формируют соответствующие навыки) о разновидностях речи, о невербальных средствах общения, об особенностях педагогического голоса и способах его совершенствования, особенностях педагогического диалога, умении построить беседу с родителями и т.д. Об этой отрасли знаний свидетельствуют, например, такие термины и терминообразования из Словаря-справочника «Педагогическое речеведение», отражающие связь последнего с различными

гуманитарными дисциплинами: развитие речи, учебно-речевая ситуация, виды коммуникативной деятельности учителя, анализ педагогического дискурса, выносливость (неутомляемость) голоса, громкость голоса, аудирование, выразительность речи, точность Р правильность Р.} жанр, газетно-публицистические жанры, зачин текста, информативность текста, структура абзаца, риторический прием, адресат, речевая ситуация, теория речевых актов, метафора, фигуры, тропы и т.д. Как видим, здесь представлены термины не только собственно «педагогического плана» («школьного словоупотребления»), но и «заимствованные» из различных областей: культуры речи, риторики, стилистики, лингвистики текста, теории речевых актов. Это естественно, так как понятийная система речеведения связана с понятиями указанных (и других) наук, обогащается их знаниями и методами исследования.

Однако речеведение не ограничивается указанной отраслью. Основное значение этого термина отражает одну из сфер изучения теории языка. Как известно, не только Ф. де Соссюр, но и И.А. Бодуэн де Куртенэ, Л.П. Якубинский, Л.В. Щерба, М.М.

Бахтин, несколько позже Г.О. Винокур, В.В. Виноградов, на Западе Ч.У Моррис, Л. Витгенштейн, Э. Бенвенист, ученые Пражского лингвистического кружка — ПЛК и др. (не говоря о более ранних идеях В. Гумбольдта, А.А. Потебни) пришли к необходимости изучения не только строя языка, его системы, но и его использования в речевой деятельности, функционирования в разных сферах общения. Исследования речи, речевой деятельности в разных аспектах с середины XX столетия начинают постепенно все более развиваться, в связи с чем появляются новые науч. дисциплины и направления (психолингвистика, функциональная стилистика, лингвистика текста, прагматика, неориторика, коммуникативная лингвистика, теория речевых актов и др.), исследующие не статичный объект в его имманентной сущности, а в самой его реализации, в живой коммуникации, для которой он, собственно, и предназначен. Ощущается неполнота познания языка в его отвлечении от речи (Ср.: ...теория, ориентиро

ванная на язык и только на язык, не способна объяснить процессов коммуникации» — Р. Шенк; ...когда мы соединим язык и процесс общения... мы тем самым... спасем нашу науку от безуспешного... изучения форм и структуры языка» — В. Ингве; «...с предложением кончается область системы знаков и налицо область языка как средства общения, т.е. речи» — Э. Бенвенист). Процесс этот, как известно, привел в конечном счете к изменению парадигмы языкознания от структурной к коммуни- кативно-функциональной и антропоцентрической. Полнота исследования объекта требовала такого подхода (ср. утверждение Аристотеля о необходимости исследования любого объекта с двух сторон — структурной и функциональной). Собственно, Ф. де Соссюр предполагал помимо лингвистики языка развитие и лингвистики речи, отмечая при этом, правда, чрезвычайные трудности исследования этого столь сложного и многостороннего объекта, не умещающегося, очевидно, в рамках одной науки: «Изучать явления речи, — писал он, — значит распахивать двери перед целым рядом наук»; «Деятельность говорящего человека должна изучаться в целой совокупности дисциплин» (Соссюр, 1933, с. 34, 42). Изучение реализации даже одной (правда, важнейшей) функции языка — коммуникативной требует учета знаний социологии, психологии, социо-, психо-, этнолингвистики, теории коммуникации, теории речевых актов, стилистики, риторики и др. Но у языка есть и другая важнейшая функция — когнитивная, речемыслительная, изучение реализации которой вызвало к жизни целый комплекс новых наук; не говоря о иных функциях и сторонах динамического аспекта языка, т.е. речи. Характерно, что все новейшие и более традиционные дисциплины, изучающие различные стороны речи и речевой деятельности, взаимосвязаны друг с другом, пересекаются (оттого и не имеют четких границ; см. Взаимоотношение стилистики и смежных дисциплин), поскольку все они изучают разные аспекты одного общего объекта. Наличие множества исследовательских направлений при этом закономерно; однако с точки зрения лингвистики речи закономерна и попытка определить объединяющее их начало (принцип), хотя бы на высоком уровне абстракции.

Таким самым общим признаком у речи (как объекта лингвистики) является динамика языка в процессах его употребления, обусловленная принадлежностью речи человеку (ее антропоцентризмом; по Ч. Моррису, отношением знаков к человеку). Именно человек, используя язык, производит речь; без деятеля, речедеятеля, последняя невозможна. Ср.: «...человек как создатель и «ваятель» слова оказывается центральной фигурой функционирующего языка» (Э.С. Азнаурова, 1988, с. 4). Речь человека как существа не только биологического, но социального — и, конечно,

мыслящего, разумного — протекает как речевая деятельность в процессах общения и широкого, невербального, контекста, т.е. она диалогична (в том числе и в «разговоре» с е&о).

Итак, динамика употребления языка человеком — главнейший, существенный признак речи, обусловливающий все другие ее признаки и свойства, круг категорий и аспектов исследования.

Между прочим, в русистике приоритет изучения языка в аспекте его употребления принадлежит функц. стилистике (наряду с психолингвистикой, а, например, социолингвистика подошла к изучению этого аспекта много позже — см. А. Д. Швейцер, 1991), так сказать, с легкой руки Г.О. Винокура (ср. его крылатую фразу: «Язык есть вообще только тогда, когда он употребляется», кстати, высказанную на десяток лет ранее идеи Л.Витгенштейна о языке как действии). По словам Ю. Степанова, «...в противопоставлении развивающемуся учению о структуре языка... стилистика стала осознаваться как общее учение об употреблении языка» (1990, с. 493). Аналогично высказалась В.Н. Телия: «Стилистика раньше других разделов языкознания... обратилась к исследованию динамического состояния языковой системы и к проблемам анализа целостного текста. И это не случайно: в центре ее внимания всегда находились закономерности выбора средств, способных удовлетворить той или иной социально-ролевой или эмоционально окрашенной интенции говорящего именно как субъекта речи. Именно в стилистических штудиях был сохранен интерес к деятельностному проявлению языковой компетенции, к речевой деятельности (1ап§а§е), в то время как в лингвистике основное внимание было уделено языку (1ап§ие)» (Телия, 1991, с. 9—10. — Разрядка наша. — М.К.). О прерогативе изучения употребления языка стилистикой говорит и Т.Г Винокур:

...собственные закономерности употребления языка обществом (внутри языкознания) принадлежат только стилистике» (1980, с. 17), очевидно потому, что «стиль по своей онтологической природе является антропоцентрической категорией» (Гончарова, 1999, с. 150).

Отдавая должное функц. стилистике на пути активизации развития коммуникативнофункционального направления в русском языкознании, все же вряд ли можно считать ее объединяющим звеном, «крышей» всех речеведческих дисциплин, скорее, одной из них, правда, главнейшей. Ситуацию с речеведческими дисциплинами можно, очевидно, рассматривать по аналогии с когнитивной наукой (которую, вероятно, также можно отнести к речеведению), т.е. говорить о «зонтиковой» их «природе». Ср.: «...обозначение «когнитивная наука» относится к обширной и весьма общей программе науч. исследований, объединяемых связующим их единым объектом — когницией. Термин К. н. следует в связи с этим рассматривать как «зонтиковый» для объединения определенного количества научных дисциплин и создания междисциплинарной науки...» (Кубрякова, 1996, с. 58. — Разрядка наша. — М.К.). Все речеведческие дисциплины, как отмечено, объединяет свойственный речи принцип употребления языка говорящими. По словам Нисио Минору, если ранее «выделяли одни и те же элементы независимо от того, кто, когда и где их употребляет, и именно их считали сущностью языка... то позже стало понятно, что «нужно изучать функции живого, действующего языка» (1983. — Разрядка наша. — М.К.). Но именно употребление (функции) языка изучает каждая из указан

ных выше дисциплин в том или другом его аспекте: не только стилистика, но и прагматика и теория речевых актов исследуют «функционирование языковых знаков в речи» (ЛЭС, 1990, с. 389) «в связи с субъектом речи и адресатом», с учетом «отношений между участниками коммуникации», с учетом интенций говорящих и достижения перлокутивного эффекта и др. «Выдвинув в качестве объединяющего принцип употребления языка говорящими в коммуникативных ситуациях... прагматика охватила многие проблемы, имеющие длительную историю изучения в рамках риторики и стилистики, коммуникативного синтаксиса, теории и типологии речи и речевой деятельности, теории коммуникации и функциональных стилей, социолингвистики, психолингвистики, теории дискурса и др.» (.Арутюнова, 1990, с. 390). Действительно, риторика (в самом общем плане) изучает употребление (использование) языка в одном из возможных аспектов — достижение эффективности речи через воздействие и убеждение адресата (аудитории). Психолингвистика «исследует процессы речеобразования, а также восприятия и формирования речи...» (АЛ. Леонтьев). Современная социолингвистика, наряду с другими проблемами, — социальные роли говорящих. Поскольку речевая деятельность — это в то же время и речемыслительная деятельность, то изучение последней связано со многими

аспектами когнитивных наук. Поэтому в последнее время указанные дисциплины стали именоваться речеведческими. Так, О.Б. Сиротинина называет риторику одной из речеведческих дисциплин (1998), а Н.И. Формановская к речеведческим дисциплинам относит функц. стилистику, культуру речи, риторику, прагмалингвистику, психолингвистику, когнитивную лингвистику, паралингвистику, социолингвистику, лингвострановедение (культуроведение), этнолингвистику, речевой этикет, лингвистику текста, считая их также в комплексе составляющими теории общения (1998, с. 12—16). И действительно, все эти дисциплины изучают те или другие стороны единого объекта — речи в процессе речевого общения говорящих (речепроизводства, речеобразования, порождения речи и т.д.).

В поисках специфики языка — вопросе, которому Ф. де Соссюр придавал особое (приоритетное) значение, он определил язык как достаточно жесткую систему, каждая единица которой обладает значимостью, ценностью (уа1еиг) как член системы в противопоставлении с другими единицами. Отсюда имманентность, статичность, почти неизменяемость этой системы. Обратившись к определению специфики речи, исследователи в области функц. стилистики называют также ее системность (ср.: «речь тоже системна» — Гальперин, 1981), сущность организации которой, однако, принципиально иная, вытекающая из принципа употребления языка в широком контексте: обусловлена она экстралингвистической основой речи (см. Кожина, 1972; см. речевая системность). Именно реализация в целом задач общения в определенной его сфере и ситуации, весь комплекс экстралингвистических факторов детерминируют взаимосвязи языковых (и текстовых) единиц в «линейной динамике» речи, определяют речевую организацию. Таким

образом, система языка и системность речи — не одно и то же. Определяющим принципом последней является не уа1еиг, а комплекс экстралингвистических факторов. Именно он обусловливает выбор и организацию языковых и текстовых единиц и их взаимосвязи на текстовой плоскости, т.е. системность речи, именно он «дирижирует» процессом ее образования. (Поэтому термин «исполнение», а не «употребление» в данном случае нежелателен, так как он предполагает простую реализацию самой системы, строя, языка, а не влияние на процесс речеобразования внелингвистической действительности и не выражает проявление творческого начала речедеятеля.) При этом если функц. стилистика сосредоточила свое исследование на одном комплексе экстралингвистических факторов речи (см.), или, иначе, широком контексте (вневербальном, коммуникативном контексте), то другие речеведческие дисциплины постепенно «подключали» к этому списку иные факторы: скрытые и явные цели адресанта в процессе общения, конкретные интенции говорящих, речевые стратегии и тактики, прагматические пресуппозиции, типы речевого реагирования, социально-этикетные требования к речи, социальные роли говорящих, ментальные действия и др.

Однако ориентация на принцип употребления языка и обусловленная им речевая системность, являясь исходными для построения речеведческой теории, оказываются, очевидно, слишком общими и широкими. В поисках критерия систематизации понятий речеведения, его понятийного аппарата и определения основных его разделов, по мнению Т.В. Шмелевой, следует обратиться к другим параметрам речи и — соответственно — основным линиям ее дифференциации. Таковыми можно считать: роль, фактуру, сферы, жанр, правило. В связи с этим речеведение, как считает ученый, должно включать по крайней мере пять разделов.

По мнению автора, «первая линия дифференциации речи проходит по координации ролей, участников речи, речедеятелей» (Шмелева, 1997, с. 304). Сюда включаются исследование авторской речи и роли адресата, их взаимодействия, вопросы понимания и интерпретации речи. Здесь «должно быть изучено такое свойство текста, как диалогичность во всем многообразии ее языковых проявлений» (Там же). Результаты исследований в этом аспекте имеются в области риторики, стилистики, прагматики, герменевтики, поэтики. В рамках речеведения необходимо создать «список коммуникативных ролей в современной речевой практике и истории русской культуры — переводчик, интерпретатор, комментатор, диктор, декламатор, актер, импровизатор» и т.д. (там же). Здесь должна быть разработана теория типов речи (не только монолога и диалога), а также в связи с речевыми ролями и видами речи поставлены вопросы речевого поведения.

Второй раздел — учение о фактуре речи, которое должно исследовать дифференциацию речи по признаку устная—письменная, кроме того, печатная, телеграфная, телефонная, радио-, телеречь, компьютерная. Каждая из них, очевидно, имеет свои принципы поиска языковых средств и их организации.

Далее — учение о сферах речи, которое «должно занять центральное место», поскольку этот фактор является «важнейшим в дифференциации языка, определяющим его систему функциональных стилей» (там же, с. 306). При этом нельзя оставить без внимания и исторический (диахронический) аспект. Помимо достаточно исследованных стилистикой речевых сфер (художественной, научной, деловой, публицистической) необходимо изучение конфессиональной (религиозной) сферы на современном этапе. Т. о. «учение о сферах речи в истории, постоянной динамике, попытках оптимизировать, культивируя одни моменты и «подавляя» другие, — совершенно необходимая часть речеведения» (там же, с. 307), тем более с учетом тенденции к внутренней дифференциации этих сфер.

Следующий раздел — учение о жанрах речи, инициированное еще работами М.М. Бахтина и получившее в настоящее время широкое и многоаспектное развитие, вместе с тем не лишенное ряда дискуссионных проблем и наметившее различные аспекты и задачи дальнейшего изучения жанроведения.

Наконец, учение о правилах речи, менее других разработанное в отечественном языкознании (в зарубежной лингвистике см.: Г.П. Грайс, Д. Гордон, Дж. Лакофф), однако представленное: о правиле преувеличения, склонности к гиперболичности работами Л.П. Крысина, Т.В. Шмелевой, а также о правилах речевого этикета — А.А. Акишиной, Н.И. Формановской.

Все указанные линии дифференциации речи, определяющие основные разделы речеведения, «сплетены в неразрывное единство», поэтому, «толкуя о сферах речи, мы не сможем обойтись без обращения к речевой роли, фактуре, жанру и, конечно же, правилу, поскольку у речедеятеля всегда есть выбор...» (там же, с. 309). Т.о. речеведение — это формирующаяся область знаний в лингвистике, включающая комплекс наук, исследующих с разных сторон один и тот же объект — речь (речевую деятельность, речевое общение и поведение) и объединенных общим принципом изучения, а именно употребление, функционирование языка во внешней среде (контексте).

Лит.: Винокур Г.О. О задачах истории языка // Избр. работы по рус. языку. — М., 1959; Ахманова О.С., Натан Л.Н. Полторацкий А.И. Фатющенко В.И. О принципах и методах лингвистического исследования. — М. 1966; Кожина М.Н. О специфике художественной и научной речи в аспекте функциональной стилистики. — Пермь, 1966; Ее же: О речеведческом аспекте лингвистического исследования // Исследования по стилистике, вып. 2. — Пермь, 1970; Ее же: О речевой системности научного стиля сравнительно с некоторыми другими. Пермь, 1972; Ее же. Речеведческий аспект теории языка, «51уН81укаVII». — Оро1е, 1998; Ладыженская Т.А. Система работы по развитию связной устной речи учащихся. — М., 1975; Почепцов Г.Г мл. О некоторых вопросах лингвистики общения // Структурная и математическая лингвистика. Вып. 3. — Киев, 1975; Холодович А.А. О типологии речи (1977) //Холодович А.А. Проблемы грамматической теории. — Л., 1979; Шмелева Т.В. Кодекс речевого поведения. — Рус

ский язык за рубежом. — 1983. — N° 1; Ее же: Речевой жанр (Возможности описания и использования в преподавании языка), «К.изз1§1:1к. Русистика», № 2, ВегЦп, 1990; Ее же: Речеведение. Теоретические и прикладные аспекты. — Новгород, 1996; Ее же: Речеведение: в поисках теории, «81уН51:ука-У1». — Оро1е, 1997; Арутюнова Н.Д. Прагматика // ЛЭС. — М., 1990; Ее же: Речь. Русский язык. Энциклопедия. — М. 1997; Степанов Ю.С. Стилистика // ЛЭС. — М., 1990; Мещеряков В.Н. Предисловие к словарю-справочнику «Педагогическое речеведение». — М., 1998; Педагогическое речеведение: Словарь-справочник / Под ред. Т.А. Ладыженской и А.К. Михальской. — М., 1998; Сироти ни на О.Б. Риторика как составляющая системы наук об общении // Предмет риторики и проблемы ее преподавания, Материалы Первой Всероссийской конференции по риторике. — М., 1998; Форманов- с к а я Н.И. Коммуникативно-прагматические аспекты единиц общения. — М. 1998; Ее же: Соотношение риторики и речеведческих дисциплин // Риторика в современном образовании, Тезисы докл. 3-ей Международной конференции по риторике. — М., 1999; Болотнова Н.С. О связи риторики и коммуникативной стилистики текста в речеведении // Риторическая культура в современном обществе, Тезисы IV Международной конференции по риторике. — М., 2000; Хорошая речь / Под ред. М.А. Кормилицыной и О.Б. Сиротининой. — Саратов, 2001; Матвеева Т.В. Стилистика. Культура русской речи. Словарь. — Москва, 2002.

Якубинский Л.П. О диалогической речи, Русская речь, 1. Пг, 1923; Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании. — Изв. АН

СССР. Отд. общ. н. — Вып. 1. — 1931; Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. — М., 1933; Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М., 1963; Его же: О художественной прозе // Избранные труды художественной прозы. —М., 1980; Пражский лингвистический кружок. — М., 1967; Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М. 1974; Крысин Л.П. Речевое общение и социальные роли говорящих // Социально-лингвистические исследования. — М., 1976; Рождественский

Ю.В. О правилах ведения речи по данным пословиц и поговорок // Паремиологический сборник. М. 1978; Его же: Введение в общую филологию. — М. 1979; Винокур Т.Г Закономерности стилистического использования языковых единиц. — М. 1980; Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. — М. 1981; Нисио Минору, Язык японцев // Языкознание в Японии. — М., 1983; Моррис Ч.У Основания теории знаков //Семиотика. — М., 1983; Витгенштейн Л. Филологические исследования // НЗЛ. Вып. XVI. — М., 1985; Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. — М. 1987; Азнаурова Э.С. Прагматика художественного слова; — Ташкент, 1988; Акишина А.А., Акиши- н а Т.Е. Этикет русского телефонного разговора. — М. 1990; Леонтьев А.А. Психолингвистика//ЛЭС. — М., 1990; Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация. Механизмы экспрессивной окраски языковых единиц // Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. — М., 1991; Швейцер А. Д. Проблемы контрастивной стилистики. — ВЯ. — 1991. — № 4; Кубрякова Е.С. Когнитивная наука/ Когнитивные науки // Е.С. Кубрякова, В.3. Демьянков и др. КСКТ. — М., 1996; Гончарова Е.А. Стиль как антропоцентрическая категория // ЗгисНа игщшзИка. Вып. 8. Слово, предложение и текст как интерпретирующие системы. — СПб., 1999; Ее же: Еще раз о стиле как научном объекте современного языкознания // Текст—Дискурс—Стиль. — СПб. 2003; 1п§уе V Оп АсЫеуш§ Аёптеп! 111 Ьт^шзИсз, 1п: Рарегз Ггогп 1Ье РШЬ К.е§юпа1 Мее1т§ СЫса^о Ьт§ш$1лс 5ос1е1:у, СЫса^о, 1969.

М.Н. Кожина

РЕЧЕВАЯ АГРЕССИЯ — использование языковых средств для выражения неприязни, враждебности; манера речи, оскорбляющая чье-л. самолюбие, достоинство. В наибольшей степени Р а. находит воплощение в разг. и публиц. сферах коммуникации.

Содержательная сторона и формы Р а. исторически изменчивы. Р а. может переживать периоды активизации и спады употребления; особенно характерна для совр. этапа развития рус. лит. языка.

Первой фиксацией Р а. в рус. публицистике можно считать обличительные «Послания» Ивана Грозного к князю Андрею Курбскому (1564 г.), которые лежат у истоков «родословной» публиц. стиля. Иван Грозный клеймит измену своего политического противника, употребляя при этом грубые, бранные слова, которые, врываясь в книжно-славянское окружение, создают резкий контраст стилистических контекстов, усиливающий воздействующий эффект послания, его обличительный пафос: «И ты то все забыл, собацким изменным обычаем преступил крестное целование, ко врагам христианским соединился еси»; «И еже воевод своих различными смертьми расторгали есмя, а Божиею помощию имеем у себя воевод множество и опричъ вас, изменников»; ...А еже о изменах и чародействе воспомянул еси, — ино таких собак везде казнят».

В XX в. длительным периодом Р а. в отношении целых слоев общества был период господства тоталитарного режима, когда от человека требовалось полное подчинение единой моральной норме общественного служения в ущерб всем другим интересам. В публиц. выступлениях Р а. была направлена против граждан, проявлявших «беспринципность», «эгоизм», склонность к «вещизму». В сталинскую эпоху достигла пика активности такая форма языкового насилия, как «наклеивание ярлыков»: враг народа, троцкистский вредитель, уклонист и т.п. (см. Тоталитарный язык). Поскольку информация о событиях была значима не сама по себе, а как средство проведения определенной идеологии, действительность в СМИ искажалась. Так, сведен™ о событиях за рубежом окрашивались мрачным цветом с оттенком неприязни. События внутренней жизни рисовались обычно в светлых, приподнято-торжественных тонах, и это высокопарное представление действительности, вызывавшее неприятие у многих мыслящих членов общества, также было своеобразной формой Р а. Основная масса публикаций представляла собой набор идеологических штампов. СМИ выступали в качестве орудия партийного руководства обществом, читателю отводилась роль объекта идеологического воздействия. Отношения автора и адресата, складывавшиеся как отношения руководителя и подчиненного, обусловливали главенствующую

модальность текстов СМИ того периода, нередко проявляющуюся прямо и грубо, модальность долженствования. Немногие публикации (прежде всего очерки талантливых журналистов) демонстрировали искреннее уважение к герою и читателям. Тенденция к Р а. продолжает действовать в период расширения границ речевой свободы — в период перестройки и постперестройки. Отмена цензуры, идеологических табу, строгих стилевых установок привела к раскрепощению языка публицистики.

Меняется статус участников коммуникативного акта: журналиста и читателя. Становятся неактуальными отношения автора и адресата как отношения поучения, подчинения, диктата. Меняется вектор модальности долженствования, она обращена теперь к властным структурам: «И невозможно себе представить, что при осуществлении такого проекта какой-нибудь фининспектор в районе будет действовать, а министр финансов, к примеру, соблюдать политес. Так не получится. Усилия должны быть предприняты всей государственной машиной»; «Можно переписать все законы, сделать их прекрасными, но без конкретных жестких мер, без личной ответственности министров-капиталистов никакого прорыва до-

биться невозможно»; «И, как ни крути, только президент отвечает за это лично» (««Московский комсомолец» в Перми»), Приоритет общественного над частным сменился всплеском инте-

реса ко второму: в СМИ с энтузиазмом обсуждаются вопросы, связанные с частной жизнью, с интимными сторонами существования человека. Одним из самых популярных жанров стало интервью. Проявляющаяся в этом жанре назойливость журналистов воспринимается как Р а. по отношению как к интервьюируемым, так и к читателям. Напр., в интервью с бывшим актером В. Царевым автор выпытывает интересующую его подробность с помощью вариативного повтора одного и того же болезненного для его собеседника вопроса:

Выпить-то, наверное, любите ?

Нет, а кто не любит? И почему не выпить, если есть? Сильно пьете?

Да ну, перестань! —В запои не уходите? Не на что.

(«"Комсомольская правда" в Перми»).

В некоторых СМИ распространился своеобразный вид Р а. получивший название стеб (стеб — ернически агрессивное поведение, отно-

шение к чему-л. и соответствующий стиль речи). В ерническом стиле журналисты пишут о катастрофах, пожарах, убийствах, грабежах, высмеивают то, что, казалось бы, не располагает к шутке: «27 января около 17-ти часов на улице Юрша ударили по головушке заместителя

начальника одного из сбербанков...»; «В селе Кыласово Кунгурского района 34-летний мужик развелся с женой, потом как следует напился по этому поводу, а затем у строил пиф-пиф себе в грудь из охотничьего ружья...»; «Н е хил о заполыхал деревянный двухквартирный дом по

улице Таджикской... Полыхали хозяйственные постройки, баня... В неравной битве с огнем четыре барана превратились в шашлык» («МК в Перми»). Такая манера навязывает агрессивно-нигилистическое

отношение ко всем без исключения явлениям (как отрицательным, так и положительным) и отражает идейный разброд общества, в котором прежние идеалы разрушены, а новые еще не сформированы. Разрушение концептуального и стилистического единства СМИ вы-

разилось в разделении прессы на качественную и бульварную, в последней Р. а. имеет часто разнузданный характер, который был невозможен

в прежние годы жесткой цензуры. Если серьезные издания не позволяют себе явных оскорблений, а грубости читателя противопоставляют иронический или подчеркнуто вежливый тон, то другие издания избирают грубую, агрессивную манеру речи. В совр. прессе распространяется Р а. в ее «чистом» виде, когда речевое действие осознанно совершается как агрессивное и читатель воспринимает его именно как агрессивное. В высказываниях с установкой на прямое оскорбление объекта употребляется бранная лексика и фразеология, в том числе перифрастического типа (напр.: деръмократы, демпроститутки пера, дристуны свободы). Такая лексика и фразеология является языковым насилием над этическим и эстетическим сознанием

читателя.

Отказ от обязательного принципа коммунистической партийности привел к идеологическому размежеванию, к появлению самых разных по политической окраске газет — от коммунистических, монархических и даже фашистских до демократических широкого спектра. В газетах «Завтра», «Русский порядок» и т.п. используются грубо-просторечная лексика и другие средства уничижения (напр. написание фамилий

иимен со строчной буквы: господин Чубайс и т.д.) политических оппонентов. Т. о., в совр. публицистике Р а. проявляется не только в сфере межличностных отношений, но и — как в прежние времена — в сфере идеологического противостояния, но противостояния более сложного, чем бинарная оппозиция «свои — чужие».

Тенденция к Р а. в постперестроечное время активно проявляет себя в сферах функционирования устной разг. речи: в семье, в школе и других учреждениях образования, в армии, сфере хозяйства, где заняты работники низкой квалификации

ииспользуется преимущественно физический труд, сфере обслуживания, в парламентском общении. В этих коммуникативных сферах Р а. находит яркое воплощение в инвективном стиле речевого взаимодействия.

Поскольку механизмы, традиционно сдерживавшие проявление Р а. в значительной степени утрачены в условиях общего культурного неблагополучия, обусловленного длительными социальными катаклизмами, в наше время назрела необходимость в научной разработке новых механизмов, которые предотвратили бы распространение Р а. и способствовали тем самым процессам гуманизации общения.

Лит:. Кай да Л. Г Эффективность публиц. текста. — М. 1989; Какори- н а Е.В. Стилистические изменения в языке газеты новейшего времени: Автореф. дис. канд. филол. наук. — М., 1992; Лоренц К. Агрессия. М. 1994; Купина Н.А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. — Екатеринбург; Пермь, 1995; Солганик Г.Я. Газетные тексты как отражение важнейших языковых процессов в совр. обществе (1990— 1994 гг.), «51уП§1:ука-1У». — Оро1е, 1995; Михальская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике. — М., 1996; Рус. язык конца XX столетия (1985—1995). — М., 1996; Рус. язык (1945— 1995), Оро1е, 1997; Майданова Л.М. Соболева Е.Г. Чепки- н а Э.В. Общественная концепция личности и жанрово-стилистические характеристики текстов в средствах массовой информации, «81уН81укаVI». — Оро1е, 1997; Речевая агрессия и гуманизация общения в сред

ствах массовой информации. — Екатеринбург, 1997; Сковородников А.П. Языковое насилие в совр. российской прессе // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. — Красноярск; Ачинск, 1997 Вып. 2; Булгакова Н.Е. Словесные ярлыки как фактор языкового насилия (там же); Д и е в а Т.М. Социальные диалекты в совр. российской прессе (газеты «Завтра» и «Русский порядок»): Автореф. дис. канд. филол. наук. - СПб., 2001.

Т. Б. Трошева РЕЧЕВАЯ КУЛЬТУРА — часть культуры народа, связанная с использованием языка. В

нее включается сам язык, его этническая специфика, функциональные и социальные разновидности, воплощенные в устной или письменной форме. Кроме того, в нее входят и этнические особенности языковой картины мира, и сформировавшиеся обычаи и правила поведения (в том числе использование невербальных средств), совокупность текстов на данном языке. (См. определение речевой культуры в Энциклопедии «Русский язык», 1997.)

Каждый народ за века своего существования выработал свою Р к. и то, что свойственно речевой культуре одного народа, может быть совсем несвойственно Р к. другого народа, хотя есть и общечеловеческие свойства в любой речевой культуре: обязательно есть представление о правильности речи, ее эталоне, представленном в каких-то текстах, есть передача знаний о ней (хотя сами способы передачи могут быть разными), обязательно есть правила вежливости (хотя сами эти правила тоже могут различаться). Поэтому можно говорить о русской, английской, китайской, японской и т.д. речевых культурах и о Р к. как общечеловеческом феномене. Понятие Р к. шире понятия культуры речи, в которое включается только характер использования языка, отношение к нему, но не сам язык и закрепленная в нем картина мира. Реализуется Р. к. в речи, в процессе общения.

Как правило любой народ не однороден ни по образованию, ни по степени уважения к языку, выработанным за века правилам общения, ни по роду деятельности. Отсюда понятие внутриязыковых типов Р к. Эти типы могут выделяться во всем народе — носителе того или иного языка или только среди тех, кто говорит и пишет на лит. языке. Г.Л. Нещименко выделяет среди них носителей лит. языка, т.е.

действительно владеющих им, и пользователей, т.е. тех, кто лит. языком пользуется, но в достаточной мере им не владеет. Количество выделяемых типов в сфере действия лит. языка Н.И. Толстой сводит к одному (элитарная Р к.), а В.Е. Гольдин и О.Б. Сиротинина в 1993 г. выделили 4, а в 2001 г. — 5: полнофункциональный, неполнефункциональный, среднелитературный, литературножаргонизирующий и обиходный. Каждый из них распространен в определенной социальной группе, но это не тип речи, не социолект, а именно тип Р к. Полнофункциональный тип наблюдается среди людей с высшим образованием, характерен для людей с самым высоким уровнем общей

культуры. Для него характерны: владение всеми функц. стилями лит. языка, привычка к самоконтролю речи, навык обращения к словарям и справочникам не только в рамках своей профессии, максимально полное использование всех возможностей литературного языка при очень осторожном и всегда целесообразном применении внелигературных средств, соблюдении ортологических, коммуникативных и этнических норм. Для носителей этого типа Р к. эталоном речи и прецедентными текстами служат тексты классической худож. литературы и действительно образцовые тексты других видов речи. Владея языком (часто и несколькими), они не злоупотребляют ни иностранными, ни сниженными словечками, не подменяют ни письменную речь тем, что свойственно устной, ни устную речь конструкциями письменной речи, свободно переходят с одного функционального стиля на другой в зависимости от условий и задач коммуникации.

Способствуют формированию полнофункционального типа речевой культуры воспитание

иобучение (семья, школа, вуз), характер профессиональной деятельности, требующей социальной активности и многорольности, но главное — активное самообразование, постоянное стремление расширить свои познания, проверить себя не только в своей профессии, но и в языке (проверить правильность произношения, написания, значения слов и т.д.).

Неполнофункциональный тип близок к полнофункциональному и характерен для людей все же высокой культуры, хотя и менее высокой, чем у носителей полнофункционального типа. Это тоже люди с высшим образованием, но степень владения ими лит. языком не достигает уровня полнофункционального: владение не всеми функциональными стилями (обычно только профессионально значимыми для них и разговорным); не всеми богатствами лексической и грамматической системы (используется лишь малая часть синонимических возможностей языка); не вполне разграничиваются ими устная и письменная формы речи (возможна подмена или владение только одной из них). В их речи встречаются нарушения ортологических, коммуникативных и этических норм (но грубые нарушения редки) из-за недостаточной их освоенности. Это как бы несформировавшийся полнофункциональный тип Р к. Способствуют этому некоторые условия семейного воспитания (низкий культурный уровень родителей, отсутствие домашней библиотеки), плохие учителя в школе и в вузе, но главные причины — выраженная профессиональная и социальная однорольность (только оратор или только «книжный червь» — бухгалтер, работник канцелярии и т.д.) при отсутствии стремления или должных усилий к расширению круга своих интересов, привычки проверять себя не только в профессиональной сфере. Часто это интеллигенты в первом поколении, ориентирующиеся не на словари

исправочники в том, что касается языка, а на то, что они слышат по телевидению, читают в газетах. Их прецедентными текстами являются не только тексты классической литературы, но и тексты СМИ, тексты «полухудож.» произведений, тексты, написанные начальником или учителем. Ослаблено критическое внимание к речи других и к себе.

Среднелитературный тип характеризует большинство населения со средним образованием, встречается и у людей с высшим образованием. В этом типе Р к. нарушения ортологических, коммуникативных и этических норм частотны и системны не только из-за недостаточного владения лит. языком, но прежде всего из-за сознательного игнорирования его норм при очень большой самоуверенности в их знании. Как правило, речевые ошибки сопровождаются и фактическими, свидетельствующими как о низком уровне общей культуры (в газете журналист пишет о полуострове Сахалин), так и о чрезмерной самоуверенности (в газете журналист путает фамилии известных в стране губернаторов, меняет области, которыми они руководят, не утруждая себя элементарной проверкой).

Принадлежность к среднелитературному типу некоторых журналистов создает порочный круг, т.к. их речь воспринимается другими носителями этого типа как эталон, а,

следовательно, ошибки журналиста тиражируются.

Ощущение некоторой ущербности своих речевых возможностей при свойственной им самоуверенности приводит носителей этого типа Р к. или к ориентации на сугубо книжную речь, к широкому употреблению иностранных слов, или к намеренному эпатажу (бранная лексика вплоть до мата).

Поскольку прецедентными текстами для носителей среднелитературного типа являются СМИ и псевдохудож. литература, отражающая этот же тип, этот тип Р. к. постоянно самовоспроизводится без каких бы то ни было усилий со стороны его носителей.

Литературно-жаргонизирующий тип сформировался в конце XX в. усилиями журналистов как реакция на официоз и казенность речи СМИ советской эпохи. Стремление к раскованности речи, сближению с народом привело к журналистской разнузданности, прежде всего в их речи. Этот тип Р к. характеризуется намеренным снижением речи (жаргонизация речи, предпочтение литературному слову любых его синонимов из просторечия, диалектов, жаргона, бранного лексикона).

Основные его отличия от арготического типа (см. ниже) — в социальной группе носителей (журналисты) и функции используемых ими жаргонизмов (прежде всего экспрессивная). Наблюдается он у журналистов не самой высокой культуры, но вне своей профессии, возможно, относящихся к неполнофункциональному типу, так что это не столько особый тип Р к. человека, сколько создаваемое им впечатление, тип Р к. конкретной телеили радиопередачи, конкретной газеты.

Влияние таких СМИ на население порождает постепенное формирование литературножаргонизирующего типа как действительно самостоятельного типа Р к., носителями которого являются уже не журналисты, а те пользователи литературного языка (Нещименко, 2001), которые, ориентируясь на речь СМИ, широко используют в экспрессивных целях и жаргонизмы, и любую сниженную лексику, считая, что так и надо говорить и писать.

Обиходный тип не предполагает сознательного отношения к своей речи, выбора нужной формы и нужного стиля. Носители этого типа Р. к.

самого низкого в сфере действия лит. языка — в любых условиях, в том числе и в официальной обстановке, пользуются только с детства освоенной разговорной речью

ибеспомощны поэтому перед необходимостью использования речи в ее письменной форме. Их устный монолог не строится как текст, а все время сбивается на диалог с кем-то из слушателей (Понял, нет? Ты понимаешь?). В телевизионных передачах, даже если это выступление приглашенного на передачу перед присутствующими в студии (а ведь главный адресат — телезрители), это фактически диалог со знакомым ведущим, в некоторых радиопередачах — диалог диджея с одним из позвонивших. Формирование этого типа Р. к. — результат того, что его носитель никогда не прикладывал никаких усилий для овладения навыками хорошей речи, а прецедентными текстами для него служит только домашняя и уличная речь да реклама, впечатывающаяся в подсознание из-за назойливого ее повторения.

За пределами лит. языка выделяются просторечный, арготический и народно-речевой типы. Просторечный характерен для речи малообразованных горожан; арготический формируется в определенных социальных группах ради «шифрования», сокрытия информации от посторонних и в парольной функции; народно-речевой типичен для диалектоносителей с их особой культурой, особыми языковыми, коммуникативными и этическими нормами и даже представлениями о мире. «Вытягивание» из этих типов определенных слов и форм иногда обогащает литературный язык, но чаще просто засоряет его.

Для всех этих типов органична только устная форма речи, и даже передача знаний от поколения к поколению тоже происходила (и происходит) только в устной форме. Жаргонные и диалектные словари создаются лингвистами, а не носителями этих типов

ине для их носителей, а ради изучения соответствующих социальных компонентов национального языка или понимания используемых в этих социальных группах слов. Лит.: Толстой Н.И. Язык и культура // Русский язык и современность: Проблемы и перспективы развития русистики. — М., 1991; Гольдин В.Е. Сиротинина О.Б.

Внутринациональные речевые культуры и их взаимодействие // Вопросы стилистики: Проблемы культуры речи. Вып. 25. Саратов, 1993; Их же. Речевая культура//Энциклопедия «Русский язык». — М. 1997; Сиротинина О.Б. Устная речь и типы речевых культур. Русистика сегодня. — 1995. — № 4; Ее же. Русский язык в разных типах речевых культур // Русский язык сегодня. — М. 2000; Фишер И.С. Устная монологическая речь (на материале публицистических телепередач): Автореф. дис.... канд. филол. наук, Саратов, 1995; КондратьеваФишер И.С. Телевизионная