kozhina_m_n_red_stilisticheskii

СТИЛЯ МОДЕЛЬ (ТРАДИЦИОННАЯ) - представляет характеристику стиля речи (произведения) и стилистических средств языка по традиционной схеме-триаде: высокий стиль — средний — низкий, иначе: + 0 — (см. Трех стилей теория), т.е. повышение (к торжественному, риторическому) тона речи и соответствующих по стилистической окраске языковых средств или, напротив, понижение (к фамильярной, повседневно-разговорной) от «исходной» нейтральной речи (и соответствующих языковых единиц), которая берется за «среднюю норму». Такая модель обеспечивается богатой синонимикой рус. языка, в том числе стилистической; напр.: провозгласить — сказать — буркнуть; очи — глаза — гляделки; вкушать — есть — шамать; взирать — смотреть — глазеть; и т.д. Указанная модель стиля восходит прежде всего к теории трех штилей М.В. Ломоносова (в свою очередь восходящей к античности), которая хотя и утратила свою значимость в лит. языке к началу XIX в. однако осталась в языковом сознании вплоть до современности (см. Ахманова, 1957). Так, сохраняется и само представление о тройной стилевой соотносительности стилевых окрасок языковых средств, и представление о высоком или низком стиле речи. Вместе с тем следует учесть, что если в ломоносовский период названные стили имели (относительно) системный характер, то с конца XVIII в. эта системность разрушается. В совр. рус. лит. языке нет высокого, среднего и низкого стилей как самостоятельных, более или менее строго очерченных систем средств, тем более в их связях с жанрами литературы. Особенно требует оговорок так называемый средний стиль (и ранее недостаточно четко очерченный). Под ним понимаются нейтральные, т.е. без стилистической, экспрессивной и других окрасок языковые средства, иначе говоря, неокрашенные, без коннотаций (см. Нейтральный стиль, нейтральность). Обычно это общеупотребительные языковые единицы. Однако если учесть функционально-стилистические окраски (маркеры функц. стилей),

а также то, что почти любая языковая единица может потерять в контексте свою «нейтральность», то собственно нейтральных средств в языке немного. Тем самым термин «нейтральный» («средний» стиль) весьма условен даже в отношении к системе (строю) языка (и его средствам), но он становится еще более условным по отношению к речи, к аспекту употребления языка (К. Гаузенблас).

Для современной речи (кроме случаев стилизации) не свойственна одностилевая ее окраска, тем более в увязке с определенным жанром речи. В связи с тенденциями к демократизации языка грани между средним и низким стилями стерлись даже в речи интеллигенции (см. в особенности газетно-публиц. стиль, парламентскую речь и др.). Использование же средств «высокого стиля» обычно оговаривается автором (использованием оборотов: говоря высоким слогом, выражаясь высоким штилем и т.п.). Довольно широко «высокая» лексика и фразеология используется в ироническом плане как средство создания юмора и сатиры, при пародировании (обычно при столкновении разностильных единиц М.Е. Салтыков-Щедрин, М. Зощенко, И. Ильф и Е. Петров и др.), но также и в своей основной функции — придания высказыванию торжественности, приподнятости (напр. в передовицах газет советского периода, в некоторых жанрах, таких как торжественная юбилейная речь). Большей же частью это своего рода инкрустации в тексте. Примером высокого стиля (см.) и использования высокой лексики в поэтической речи может служить стихотворение А.С. Пушкина «Пророк», демонстрирующее, кстати, что эта лексика по своему происхождению является церковнославянской и книжной {Духовной жаждою томим, / В пустыне мрачной я влачился, / И шестикрылый серафим / На перепутье мне явился; / Перстами легкими как сон / Моих зениц коснулся он... / И он к устам моим приник, / И вырвал грешный мой язык, / И празднословный и лукавый, / И жало мудрыя змеи / В уста замершие мои / Вложил десницею кровавой...).

Лит.: Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина, Изд-во МГУ 1953; Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. — М., 1957; Балли Ш. Французская стилистика. — М. 1961; Панов М.В. О развитии русского языка в советском обществе. — ВЯ. — 1962. — № 3; Г в о з - дев А.Н. Очерки по стилистике русского языка.— 3-е изд. — М., 1965; Гаузенблас К. Существует ли «нейтральный стиль»? // Функциональная стилистика: теория стилей и их языковая реализация. — Пермь, 1986; Бельчиков Ю.А. Лексическая стилистика: проблемы изучения и обучения. — М., 1988; Кожина М.Н. Стилистика русского языка. — М., 1993; НаизепЫаз К., Уузоку — йгедт' — гНгку $1у1 а сИГегежпасе 51у1й <3пе$ // «51оуо а 81оуе$по51», х. 34, 1973.

М.Н. Кожина СУБЪЕКТНОСТЬ РЕЧИ (ТЕКСТА) (авторизация, субъектная организация текста) —

глобальная интегрирующая категория текста, соотносимая с одним из двух,

составляющих творческой деятельности —

субъекта и объекта. Вопрос о субъекте познавательной науч. деятельности обсуждается в литературе по теории познания (Ж.М. Абдилъдин, А.С Балгимбаев, В.С. Библер, М.С. Каган, Н.В. Мишарина, /О.А'. Наумов, 2?.А Никульшин, КС. Пирогов и др.), науковедению (5.Я. Карцев, //.А Майзель, Мй Мишин, МГ. Ярошевский и др.), психологии научного творчества (Я.Г. Герасимов, АФ. Зотов, А.Н. Леонтьев, Пономарев и др.), а также в работах по общей психологии, психолингвистике (5.5. Давыдов, А.А. Леонтьев), социопсихолингвистике (Г.М Дридзе), коммуникативной лингвистике (Л.А Леонтьев, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов, А.М. Шахнарович и др.), функц. стилистике Баженова, А.Н. Васильева, Г./1. Винокур, М.Н. Кожина, Л.М. Лапп, Э.Б. Погудина, Я.М Разинкина, РХ Терешкина, Е.С. Троянская, Д.Н. Шмелев и др.).

Вфилософской литературе общепринято, что подлинным субъектом познания является общество как целостность, не существующая вне отдельных людей. Индивид выступает как субъект познания, как представитель общества в той мере, насколько полно он выражает потребности общества как коллективного субъекта познания. Однако ни в науковедении, ни в лингвистике признание социальной детерминированности развития науки в целом не может стать достаточным основанием для анализа конкретного открытия, поэтому понятие субъекта конкретизируется посредством таких уровней субъекта творческой деятельности, как общество в целом, науч. сообщество, микросоциум ученого и личность ученого (Е.С. Бойко, В.П. Карцев). В психологии науки личность ученого как субъекта науч. деятельности изучается в связи с психологией науч. творчества, а также процессом формирования ученого. Этот процесс выходит за пределы непосредственной интеллектуальной деятельности, поскольку среди личностных качеств ученого есть такие, которые обусловлены не только биологически и социально, но и научносоциально: степень овладения познавательными категориями, собственный категориальный профиль, познавательный стиль, стиль мышления ученого. Для функц. стилистики представляет особый интерес введенное М.Г Ярошевским понятие «категориальный профиль мышления», отражающее социальную обусловленность познавательной деятельности.

Вфункц. стилистике вопрос о субъекте научной деятельности и способах его выражения в тексте интерпретируется по-разному (М.Н. Кожина, М.П. Котюрова, Э.Б. Погудина, Н.М. Разинкина, Р.К Терешкина, Е.С. Троянская и др.). Наряду с логикогносеологической стороной, основанной на социальном, познание имеет и психологическую сторону. В мировой психологии разработаны понятия «познавательный стиль», «познавательная структура личности» и «стиль мышления ученого». Если первое относится к наблюдаемым особенностям мышления данного человека, устойчиво проявляющимся в различных ситуациях, то второе обозначает определенную внутреннюю организацию психических процессов, которая обнаруживается в стиле мышления личности. Познавательная структура — связующее звено между информацией, получаемой

субъектом, и отражением ее в суждениях. Психологами установлено, что познавательные стили являются фундаментальными личностными характеристиками. О глубокой связи социального с индивидуальным свидетельствует то, что с усилением, развитием, концентрацией социального в познании увеличивается удельный вес, ценность субъективного компонента. Это проявляется в науч. тексте. Чем дальше прорывается субъект в сферу непознанного, чем больше он «отрывается» от общего знания об объекте, что приводит к утрате определенных воспроизводимых логических связей между элементами знания, тем активнее субъект актуализирует связь с социумом.

Субъектный, личностный характер текстообразования проявляется неодинаково в разных функц. стилях речи. В науч. стиле «субъект речи» понимается как фактор, оказывающий влияние на закономерности речевой организации науч. текста, и опирается на более узкое понятие «образ автора» (используемое обычно применительно к худож. стилю), а также на широкое экстралингвистическое понимание «человеческого фактора» — как привнесение рефлексивно-личностных моментов в процесс творческого осмысления внеязыковой действительности и отражения ее в речи (Л.М. Лапп). При таком подходе науч. текст соотносится с особенностями творческой деятельности ученого, в которой неизбежно участвуют все стороны сознания личности: интеллект, эмоция, воля. Значит, фактор субъекта речи, с одной стороны, обращен к таким экстралингвистическим основам науч. текста (стиля), как деятельность сознания автора текста, с другой —

непосредственно связан с реальностью науч. текста, фокусируя его лингвистические особенности в категорию субъектности текста.

Фактор субъекта речи не только обусловливает использование в речи языковых средств отдельных классов, но пронизывает весь текст в целом, образуя особый план текста, т.е. обнаруживается в текстовых структурах. Л.М. Лапп рассматривает фактор «субъект речи» как интегративное понятие, включающее пять компонентов содержания: 1. Экстралингвистический компонент, соотносимый с личностью реального автора, вовлеченного в процесс коммуникации с науч. сообществом (социолингвистический аспект). 2. Экстралингвистический компонент, соотносимый с психической сущностью человека, особенностями его интерпретационной деятельности в процессе познания, обусловленными гносеологическими причинами (философский и психологический аспекты). 3. Компонент, соотносимый с творческой функцией автора науч. текста, преобразующий внутреннее концептуальное содержание в речевой материал (психолингвистический аспект). 4. Лингвистический компонент абстрактнотекстового уровня, соотносимый с металингвистической моделью, базирующейся на отражении в тексте различных сторон деятельности сознания автора (теоретический аспект лингвистического анализа текста). 5. Лингвистический компонент конкретноязы- кового уровня (по В.В. Виноградову, «личностное говорение»), представляющий реализацию модели в комбинации языковых средств и

способов организации конкретного науч. текста, раскрывающий различные типы отношений автора текста к действительности (экспериментальный аспект лингвистического анализа). В рамках деятельностной концепции речи фактор субъекта речи определяется как интегративная категория, представляющая единство экстралингвистического, психолингвистического и лингвистического компонентов содержания понятия; как творческая функция автора (субъекта речи), организующая науч. текст как целостное произведение и определяющая его стилистическое своеобразие в отношении речевой организации модального, предметного, фазисного (связанного с этапами, или фазами, творческого поиска решения проблемы) и др. планов смысловой структуры текста, отражающих рефлексивно-личностный характер деятельности сознания ученого. Фактор субъекта речи в качестве экстралингвистической основы текста является отражением в тексте деятельности единого целостного сознания субъекта речи. Поэтому различные стороны отражения деятельности сознания в тексте рассматриваются как имеющие общий признак — субъективность.

В частности, в науч. стиле речи субъектные, антропоцентрические аспекты содержания, понимаемого в качестве науч. знания, также конкретизируются как рефлективный и коммуникативно-прагматический аспекты эпистемической, связанной с научным познанием (от греч. эпистемиа — знание) ситуации (ЭС) — метамодели процесса познания. Рефлективный и коммуникативно-прагматический аспекты ЭС характеризуются антропоцентризмом: их содержание связано с самосознанием и самовыражением ученого, его оценочным отношением к старому и добываемому новому знанию, а также с текстообразовательной деятельностью, направленной на представление полученного знания адресату. Рефлективное начало познания выражается в ценностной ориентации субъекта в содержании старого и нового науч. знания, во взглядах ученого, его идеалах, убеждениях, жизненной позиции, волевых и эмоциональных побуждениях, психологических установках и др. Иными словами, рефлексия выявляет весь спектр личностных качеств исследователя, актуальных для его науч. деятельности, ибо центром познания всегда выступает индивид как творческая личность с неповторимым набором психических свойств и собственным познавательным стилем. Коммуникативно-прагматичес- кий аспект ЭС, связанный с взаимодействием речевых партнеров, акцентирует адресатную (диалогическую) сторону научно-речевой деятельности (Е.А. Баженова). Специфика общения в науч. сфере обусловлена стремлением автора доказать истинность излагаемой концепции. Учет адресата выражается в достижении такой организации текста, которая была бы максимально целесообразной в плане науч. коммуникации. Недооценка коммуникативной стороны науч. содержания значительно снижает информативные качества речи и ее интерпретационный потенциал (М.Н. Кожина). Рефлективный и коммуникативно-прагматический аспекты ЭС представляют собой умозрительные конструкты, и их нельзя обнаружить в реальном познании в «чистом» виде. ЭС характеризуется

целостностью и членится на смысловые компоненты лишь в целях анализа, поскольку непрерывность знаний основывается на относительной устойчивости и неделимости

эпистемических образований, представляющих собой качественно определенные целостности. Именно неделимость таких образований обеспечивает существование науки, ее знаний, информации как некоего целого. В результате развития рус. лит. языка в нем оформилась группа стереотипных стилистически маркированных единиц для выражения автором «я» и фиксирующих психологические установки автора, его чувства и переживания, связанные с поиском и вербализацией нового знания. Эти единицы (слова, словосочетания, предложения, а также отдельные текстовые фрагменты), интегрируясь в речевую ткань произведения, формируют личностный план текста план (по Е.А. Баженовой, субтекст) авторизации. Субтекст авторизации представляет собой совокупность средств выражения авторского «я», а также психологических состояний субъекта, связанных с мыслительной и речевой деятельностью по получению и вербализации нового знания. Степень выраженности авторизации в науч. текстах различна. Тексты с неличной стилистической манерой изложения максимально «очищены» от следов предшествующей работы мысли. Как правило, в них содержится общепризнанное или устоявшееся знание, уже прошедшее проверку на объективность и достоверность. В рамках этого типа имеются две возможности оформления текста. Это или рафинированный стиль мысли, где в слоге ценится элегантность, лаконичность, непротиворечивость, или же, напротив, нарочито алгоритмизированный стиль (В.И. Постовалова). Тексты другого типа представляют собой автопортрет мыслителя. В речевой ткани текстов-автопортретов отражаются нюансы размышлений ученого, его живая мысль и рефлексия над «изгибами» этой мысли. Современный науч. стиль эволюционирует в сторону неличной манеры изложения (Э.Б. Погудина, Е.А. Баженова). Данная тенденция обусловлена целым рядом факторов, прежде всего экстралингвистических: возрастающей технизацией, коллективностью труда в науке, массовостью науч. публикаций, обусловливающих рост количества «лаконичных жанров», «участием» компьютера в процессе продуцирования текста, информационным бумом, повлекшим за собой повышение требований к информативной насыщенности текстов и др. В большей степени эти факторы отражаются на текстах точных, технических и экспериментальных наук, в меньшей — на гуманитарных текстах, отличающихся более ярко выраженной личностной манерой изложения.

В худож. стиле речи субъектность содержания реализуется прежде всего в главном композиционном принципе стилистической организации текста в его целостности. Худож. композиция конкретизируется субъективацией повествования, которая может быть связана с разными субъективными сферами: автором, рассказчиком (повествователем как одним из «ликов» автора, по выражению В.В. Виноградова) и персонажами. Субъектная сфера персонажа или повествователя вводится посредством глаголов речи, мышления, восприятия, а также указаний на сопутствую

щие действия, жест, движение, поступки героя. Эти указания на речь, мышление, восприятие, действия героя непосредственно предшествуют используемой форме субъективации. По В.В. Одинцову, средствами субъективации авторского

повествования являются следующие:

Субъективация авторского повествования#

Речевые формы#Конструктивные формы#

прямая речь#внутренняя речь#несобственнопрямая речь#формы представления#изобразительные формы#монтажные формы# Формы субъективации создают эмоциональное насыщение и экспрессивное напряжение

изложения, создают стилистическую выразительность.

Лит.: Виноградов В.В. О языке художественной литературы. — М. 1959; Леонтьев А.А. Психолингвистика. — Л., 1967; Его же: Язык, речь, речевая деятельность; Его же: Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. — М. 1969; Наумов Ю.К. Активность субъекта в познании. — М., 1969; Его же: Проблемы научного творчества в современной психологии. — М., 1971; Винокур Т.Г О содержании некоторых стилистических понятий // Стилистические исследования. — М., 1972; Герасимов И.Г. Научное исследование. М. 1972; Зотов А.Ф. Структура научного мышления. — М. 1973; Его же: Научное и художественное мышление. — М. 1973; Пирогов К.С. К вопросу о структуре субъекта научно-технического творчества // Пробл. деятельности ученого и научных коллективов. — Л. 1973; Каган М.С. Человеческая деятельность: (Опыт системного анализа). — М., 1974; Майзель И.А. Социология науки: Проблемы и перспективы. — Л. 1974; Его же: Основы теории

речевой деятельности. — М., 1974; Его ж е: Человек науки. — М., 1974; Б и б л е р В.С. Мышление как творчество: (Введение в логику мысленного диалога). — М., 1975; Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность.— 2-е изд. — М., 1975; Мишари- н а Н.В. Активность субъекта в теоретическом познании: Автореф. дис. канд. филос. наук. — Львов, 1975; Мишин М.И. К вопросу о субъекте научной деятельности // Пробл. деятельности ученого и научных коллективов. — М., 1975. Вып. 1; Никульшин В.А. Роль личностных категорий в процессе познания: Автореф. дис. канд. филос. наук. — М., 1975; Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка: Научный стиль речи. — М., 1976; Кожина М.Н., Титова Л.М. К вопросу об авторской индивидуальности в научном стиле речи // Исследования по стилистике. Вып. 5. — Пермь, 1976; Пономарев Я.А. Психология творчества. — М., 1976; Его же: Социально-лингвистические исследования. — М. 1976; Его же: Творчество в научном познании. — Минск, 1976; Абдильдин Ж.М. Балгимбаев А.С. Диалектика активности субъекта в научном познании. Алма-Ата, 1977; Шмелев Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях (к постановке проблемы). — М., 1977; Ярошевский М.Г. Логика развития науки и научная школа //"Школы в науке. — М., 1977; Разинкина Н.М. Развитие языка английской научной литературы. — М., 1978; Сорокин Ю.А. Тарасов Е.Ф., Шахнарович А.М. Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. — М., 1979; Социальная природа позна

ния: Теоретические предпосылки и проблемы. — М., 1979; Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. — М., 1980; Ее же: Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. — М., 1984; Одинцов В.В. Стилистика текста. — М., 1980; Троянская Е.С. Лингвостилистическое исследование немецкой научной литературы.

—М., 1982; Терешкина Р. К. К проблеме индивидуальности речи автора в научных текстах // Основные понятия и категории лингвостилистики. — Пермь, 1982; Постовалова В.И. Язык как деятельность: Опыт интерпретации концепции В Гумбольдта.

—М., 1982; Погудина Э.Б. Выражение авторского «я» в немецкой научной речи (диахронический аспект): Автореф. дис. канд. филол. наук. — Одесса, 1983; Карцев В.П. Социальная психология науки и проблемы историко-научных исследований. — М., 1984; Котюрова М.П. Об экстралингвистических основаниях смысловой структуры научного текста (Функционально-стилистический аспект). Красноярск, 1988; Л апп Л.М. Интерпретация научного текста в аспекте фактора «субъектречи». — Иркутск, 1993; Баженова Е.А. Научный текст в аспекте политекстуальности. — Пермь, 2001; М.П. Котюрова СУДЕБНОЕ КРАСНОРЕЧИЕ представлено жанрами судебных речей ходатайствующего типа,

отличающихся риторической направленностью и призванных оказывать целенаправленное воздействие на суд, способствовать убеждению судей, присяжных и присутствующих в зале суда граждан в истинности мнения выступающего; тем самым по форме и по стилю — это ораторская речь.

Судебное публичное говорение — одно из самых древних и самых почитаемых на земле занятий, один из древнейших видов ораторского искусства, и каждая эпоха, страна, народ вносят в него свои изменения. Местом рождения судебного красноречия является Древняя Греция.

Русское судебное красноречие начинает развиваться во второй половине XIX в., после судебной реформы 1864 г., с введением суда присяжных и с учреждением присяжной адвокатуры. Судебные речи талантливых русских юристов А.Ф. Кони, В.Д. Спасовича, К.К. Арсеньева, А.И. Урусова, П.А. Александрова, Н.И. Холева, С.А. Андреевского, В.И. Жуковского, Н.П. Карабчевского, К.Ф. Хартулари, Ф.Н. Плевако,М.Г. Казаринова,

В. Лохвицкого с полным правом называют прекрасными образцами судебного ораторского искусства, мастерского владения словом.

С XX в. развитие судебного красноречия пошло по пути формализации речи, ее стандартизации, нейтрализации психологической стороны речи. Ей в большей степени стали присущи формы логического развертывания. Речи известных прокуроров Н.В. Крыленко, Р.А. Руденко,

B. И. Царева, адвокатов И.Д. Брауде, В.Л. Россельса, Я.С. Киселева отличает строгая логичность, точность, убедительная доказательность, юридически обоснованная оценочность.

Выяснить, доказать, убедить — три взаимосвязанные цели, которые определяют языковые особенности этих жанров. Судебная речь ограничена сферой употребления, поскольку это официальная узкопрофессиональная речь, произносимая только в суде. Тематика этой речи, строго

ограниченная материалами рассматриваемого в судебном процессе дела, отличается большей конкретностью, чем любая другая публичная речь.

Судебная речь имеет стилистические особенности, которые проявляются в структурно-смысловом членении текста. Речи состоят из следующих частей: 1) общественно-политической оценки преступления; 2) изложения фактических обстоятельств дела; 3) анализа и оценки собранных по делу и исследованных в суде фактических данных; 4) квалификации преступления; 5) характеристики личности подсудимого; 6) выводов о мере наказания.

Рассмотрим стилистические особенности некоторых из частей. При изложении фактических обстоятельств дела ораторы изображают последовательность событий, с необходимой точностью передавая ее. В этом случае стиль изложения иногда приобретает черты репортажности, напр.. Заручившись разрешительным свидетельством городской управы на ломку здания, правление, согласно обязательству, потребовало от Лебедева немедленного приступа к работе. Лебедев отправился на Никольский рынок, и там среди рабочего пролетариата вербует себе отряд рабочих по самым дешевым поденным платам. Весь этот отряд, под командой Андрея Лебедева, рассыпался по куполу здания, который изнутри, для безопасности, был подперт четырьмя деревянными стойками, скрепленными между собой железными связками или скобами... Работа закипела. Застучали молотки, и вскоре наружная металлическая обшивка была снята, а за ней снят так называемый черный пол, и остов купола тотчас же обнажился с его металлическими стропилами, числом до 32, которые, подобно радиусам от центра, спускались от вершины купола к его основанию, лежавшему на стенах самого здания в кольце. Наступала самая трудная и самая опасная часть работы (Из речи К.Ф. Хартулари). Действие предстает не просто зримым, но и слышимым, воспроизведен даже ритм события. Это достигается благодаря использованию глаголов и глагольных форм, их разновременных планов. Стремительность повествованию придают обстоятельственные слова со значением времени (вскоре, тотчас же), союзы.

Иногда оратор вводит в воспоминания сведения о событиях, развивающихся в прошлом, напр.: С таким легковесным багажом отправилась она в Одессу. Оставаться в Симферополе, в той же еврейской семье, отныне враждебной ей среде, было уже немыслимо. Вспомните показания Бертинга. На первых порах она пыталась пристроиться к какой-нибудь хотя бы черной, хотя бы тяжелой работе. Она поступила в горничные. Пробыла несколько дней и была отпущена, так как оказалось, что она не умела ни за что взяться... Потом мы видим ее продавщицей в лавке... По отзыву полицейского пристава Чабанова... (Из речи Н.П. Карабчевского). Динамику повествованию придают глаголы и глагольные формы конкретного действия.

В речах русских дореволюционных судебных ораторов большое место отводилось психологическому анализу личности подсудимого, выяснению его психологического состояния перед совершением преступления или в момент его совершения, напр.: Видно, мысль, на которую указыва

ет Аграфена, в течение недели пробежала целый путь и уже облеклась в определенную и ясную форму — «тебе бы в Ждановку». Почему же именно в Ждановку? Вглядитесь в обстановку Егора и отношения его к жене. Надо от нее избавиться. Как, что для этого сделать? Убить... Но как убить?

Зарезать ее? Будет кровь, нож, явные следы... Отравить? Но как достать яду, как скрыть следы преступления и т.д. Самое лучшее и, пожалуй, единственное средство — утопить. Но когда? А когда она пойдет провожать его в участок, — это время самое удобное (Из речи А.Ф. Кони). В этом фрагменте оратор реконструирует размышления преступника, восстанавливая таким образом картину преступления. Фрагмент начинается вводным словом видно, выражающим предположение, оно указывает, что оратор как бы перевоплощается в субъект своей речи. Автор рассказывает о событиях, участником которых якобы он оказался, о мыслях,

которые ему стали известны в ходе расследования, вовлекая тем самым слушателей в размышление. Ход мыслей преступника восстанавливается использованием метафоры, цепей вопросительных предложений, соединяемых противительным союзом но.

Изложение в судебных речах подчинено выявлению причинно-след- ственных связей, а поэтому оно сориентировано на точность и логичность выражения. В целом стилистику судебных речей отличает сочетание стандартных и эмоциональных средств выражения, так как назначение

этих жанров требует употребления четких юридических клише и формул, однако реализация убеждающей функции делает необходимым использование речевых средств воздействия, формирующих экспрессию, которая придаёт не только эмоциональность, но и стройность, логичность аргументации, точность словоупотреблению, ясность выражению мыслей. Экспрессия создается контактоустанавливающими, а также изоб- разительно-выразительными языковыми средствами. В следующем фрагменте из речи прокурора В.И. Царева экспрессию формирует использование оценочной лексики и фразеологии, метафоры: Когда вышел из пси-

хиатрической больницы, В. Кондраков сел на шею матери. Он не торопился с устройством на работу, хотя возможности были. Работать не желает, труд презирает... Но в доме нет достатка: мать получает небольшую зарплату. А этот тунеядец... выход из создавшегося положения видит в преступлении... Паразитизм натягивает струны алчности Виктора Кондракова и толкает его на разбой.

Речи адвокатов, направленные на защиту подсудимого и на полемику со стороной обвинения, безусловно, значительно экспрессивнее, чем прокурорские. Судебный защитник, полемизируя со своим процессуальным противником, выражает мысль и свое оценочное отношение эксп-

рессивно, благодаря чему здесь особенно активны средства эмоционального воздействия (оценочная, стилистически окрашенная лексика, фразеологизмы, тропы и фигуры речи), напр.: И вот Семёновы, всю жизнь прожившие рука об руку и здесь сидящие рядом, поникшие и растерянные, с тоской внимают речи прокурора, искусно доказывающего, что обманувший Любомудров и обманутые им Семёновы связаны одним общим умыслом,

направленным на хищение тысячи рублей, как будто у рыбака и трепещущей в его хитро сплетенной сети рыбы возможен общий умысел (Из речи адвоката В.Л. Россельса).

В судебных речах наблюдаются языковые приметы устной публичной речи: текстовые и лексические повторы, ассоциативные вставки и уточнения, употребление предложений неусложненной структуры, простота субъектно-предикатных отношений, использование разговорных фразеологизмов, приемов адресации речи, слов субъективно-модального и эмоционально-оценочного характера, что вполне соответствует особенностям зрительного и слухового восприятия.

Обоснование определенной квалификации того или иного деяния происходит в полемике, а потому диалогичность — органичное свойство судебных речей. Диалогичность проявляется в обращенности, адресованное™ к процессуальному противнику, к суду, а также в оценке мнений органов предварительного расследования, подсудимого, потерпевшего и свидетелей. В следующем фрагменте представлена оценка позиции обвинения: Уважаемые обвинители, увлеченные односторонней версией о хулиганских побуждениях, якобы руководивших Иваном Далмацким, настаивают на том, будто ему ничто не угрожало. Допустим. Поверим, что Еременко и Иванов шли в тамбур с миссией доброй воли. Но откуда об этом мог знать Далмацкий? Ведь, избив в первый свой заход Владимира Далмацкого, Еременко, как помните из рассказа Красовской, отнюдь не был склонен извиниться или хотя бы считать инцидент исчерпанным. Так почему же Иван Далмацкий должен был поверить во внезапное перерождение этого человека, особенно после того, как тот укрепил свою позицию привлечением дополнительной силы в лице Иванова? Но самое, пожалуй, страшное то, что Еременко и Иванов все-таки действительно шли драться. Вот что мы узнали на этот счет от Красовской, допрошенной одной из первых в прокуратуре. В томе первом дела на листах 136, 137 и 152 имеются следующие протокольные записи ее показаний: «Я поняла, что Иванов и Еременко будут драться с Далмацким (Из речи адвоката И.П. Кана). Отрицание позиции обвинения адвокат передает с помощью отрицательных частиц отнюдь не, оценочных слов {односторонняя версия, самое страшное), частицы якобы, союза будто, в которых выражается сомнение в сказанном. Как видим, по существу, речи развертываются не как монолог, а как диалог с процессуальным противником. Отсюда

— активно используются средства, способствующие выражению диалогичности: вопросительные предложения, вопросо-ответные комплексы, вставные конструкции, обращения, активизирующие внимание слушателей, отрицательные конструкции. Для усиления убеждающего воздействия аргументации судебные ораторы стремятся не только регулировать процесс восприятия, организовать и направить внимание участников суда, но и вовлечь их в свои размышления: Можно ли согласиться с

прокурором, утверждающим «виновны и должны быть осуждены», или прав защитник, говорящий «невиновные должны быть оправданы!». Вам придется решить, кто из нас прав (Из речи адвоката В.Л. Россельса).

Одна из первых работ, в которой рассматривались особенности судебных речей, была книга известного судебного оратора П. Пороховщикова, который обратил внимание на аргументацию, композиционные особенности выступлений прокуроров и адвокатов, методику их подготовки, выявил ряд языковых особенностей рассматриваемых жанров. Эта книга сохраняет свою актуальность и по сей день. В применении к современным обстоятельствам функционирования судебной системы в России судебные речи, а точнее методика подготовки к ним, особенности аргументации в них, композиционные особенности, стали предметом рассмотрения и в работах юристов (Резниченко, 1976; Алексеев, Макарова, 1985). Первым обстоятельным исследованием, посвященным стилистическим особенностям речей великих русских ораторов XIX в., была работа Н.Г. Михайловской и В.В. Одинцова «Искусство судебного оратора». Выявлению функц.-стилистических особенностей современных судебных речей посвящена кандидатская диссертация Т.Ю. Виноградовой. Этот вопрос, но уже в методическом аспекте, затронут в учебном пособии Н.Н. Ивакиной.

Лит.: Резниченко И.М. Основы судебной речи. — Владивосток, 1976; Михайловская Н.Г Одинцов В.В. Искусство судебного оратора.— М., 1981; Алексеев Н.С., Макарова З.В. Ораторское искусство в суде. — Л., 1985; Сергеич П. (Пороховщиков П.С.), Искусство речи на суде. — М., 1988; Виноградова Т.Ю. Функционально-сти- листические особенности публичной судебной речи: Дис. канд. филол. н.. — Воронеж, 1991; Ее же: Судебное красноречие русских юристов прошлого. — М., 1992; И вакина Н.Н. Культура судебной речи. — М., 1995.

Л. Р. Дускаева

Т

ТЕЗИСЫ — см. Жанры научной литературы.

ТЕКСТ (от лат. 1ехШ8 — ткань, сплетение, соединение) — объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность, целостность, завершенность и др. В семиотике Т. рассматривается как осмысленная последовательность любых знаков. С этих позиций Т. признается не только словесное произведение, но и произведение музыки, живописи, архитектуры и т.д.

В языкознании Т. — это последовательность вербальных (словесных) знаков, представляющая собой снятый момент языкотворческого процесса, зафиксированный в виде конкретного произведения в соответствии со стилистическими нормами данной разновидности языка; произведения, имеющего заголовок, завершенного по отношению к содержанию этого заголовка, состоящего из взаимообусловленных частей и обладающего целенаправленностью и прагматической установкой. Лингвистические параметры Т. описываются посредством текстовых категорий (см.) — общих и существенных признаков, свойственных как всем типам Т., так и каждому Т. в отдельности.

Наиболее распространены три понимания термина «Т.»: 1) как единицы высшего уровня языковой системы (узколингвистический аспект); 2) как единицы речи, результата речевой деятельности; 3) как единицы общения, обладающей относительной смысловой завершенностью. Эти трактовки понятия «Т.» обусловливают различение терминов (и соответствующих понятий) «текст» (высказывание) как собственно языковой феномен и «целый текст», произведение с присущими ему свойствами, отличающими его от единиц и уровней языковой системы. Такими отличительными свойствами являются функционально-коммуникативные качества, проявляющиеся в реальных актах общения.

Понимание Т. как уровня языковой системы соответствует грамматическому подходу, который заключается в анализе реализации логических законов развития мысли и взаимосвязи высказываний. Именно с этих позиций Т. изучается грамматикой текста, в рамках которой описываются различные типы внутритекстовых связей (формальнограм

матические, логические, импликативные и др.), а также средства их реализации (повторы, дейктические единицы, служебные слова, акцентные выделения, интонация, распределение тематических и рематических элементов в предложении и др.). Однако описание лишь формально-грамматической структуры Т. не объясняет многих его существенных признаков, прежде всего коммуникативных и смысловых.

Критические замечания «в адрес» грамматики текста высказывают многие представители коммуникативных направлений лингвистики, в которых под Т. понимается речевое произведение, концептуально обусловленное и коммуникативно ориентированное в рамках определенной сферы общения, имеющее информативно-смыс- ловую и прагматическую сущность. См.: «Структуре содержания не может соответствовать ни структура языковых средств внутри предложения, ни структура на уровне соотношения межфразовых единств, отражающих внешнюю организацию текста... Так как текст — это такое образование, где внешняя форма обязательно переходит во внутреннюю форму, которую составляет целостный образ содержания, то этот переход и является наиболее характерным внутренним свойством текста» (А.И. Новиков); «Учет грамматических форм связей высказываний и других текстовых единиц оказывается недостаточным для анализа целого текста (произведения)...

Выход за пределы отдельного высказывания в целый текст сопряжен с качественно иным подходом к тексту, когда интралингвистического контекста (как и одних языковых знаний) недостаточно для объяснения многих существенных сторон изучаемого феномена, когда необходим выход в широкий экстралингвистический контекст» (М.Н. Кожина).

Всемантике текста акцентируется его информационно-смысловая основа, соотнесенность Т. с денотатом. Кроме того, Т. как необходимый элемент любого акта вербальной коммуникации рассматривается в качестве объекта, сопряженного с автором и реципиентом. Соответственно семантика Т. включает содержание Т. (в аспекте автор — текст) и смысл Т. (в аспекте текст — реципиент). Содержание Т. определяется автором и представляет собой результат объективации фрагмента действительности средствами языка. Наличие содержания в Т. — фундаментальное свойство языка, обусловленное мышлением. Смысл Т. определяется (смыслообразование осуществляется) при взаимодействии Т. с реципиентом благодаря проявлению в нем мыслительных категорий речемыслительной деятельности, репрезентированных средствами языка. Однако понимание смысла текстовой единицы возможно лишь в вербальном контексте целого Т. поскольку темы фрагментов (единиц) Т. всегда выступают в роли подтем, микротем, развивающих общую тему целого Т. Отсюда идет различение традиционного понятия «Т.» и коммуникативного — «целый Т.», актуального для стилистики.

Встилистике целого текста, а именно функц. стилистике, Т. соотносится с его экстралингвистической основой (сферой общения, жанром и др.), выявляются коммуникативная целесообразность исполь

зования языковых ресурсов в той или иной сфере и ситуации общения, соответствие их целевой установке говорящего и т.п., иначе говоря, осуществляется выход во внешнюю среду, вплоть до широкого социокультурного контекста, за рамки языковой системы. Данный подход предполагает, что Т. 1) выступает универсальной формой коммуникации, т.е. способен осуществлять речевое взаимодействие между автором и адресатом; 2) является речевым произведением, а не языковой единицей высшего уровня; 3) всегда имеет концепт (см.), т.е. идею, отражающую авторский замысел и формирующую целостность произведения; 4) представляет собой речевую систему, свойственную определенной сфере общения; 5) всегда ориентирован на адресата (даже если им является сам автор); 6) несет информацию (смысл); 7) обладает прагматическим эффектом (эффектом воздействия).

Функц. стилистика исследует целые Т. и их стилевую типологию, причем анализирует их в единстве поверхностной, формально-грамматической, и содержательнокоммуникативной, обусловленной экстралингвистически, сторон. Целый Т. характеризуется свойствами, качественно отличающими его от единиц языковой системы, поскольку лишь целый Т. (произведение) может полностью выразить авторский замысел, концепцию, т.е. обладает смыслом, несводимым к сумме значений составляющих его языковых единиц. Т. способен к смысловому приращению, которое обусловлено функционированием речевого произведения в социокультурном контексте. Поэтому целый Т. перестает быть чисто лингвистическим феноменом, «перерастая» в нечто большее и более сложное, в частности в явление культуры. Именно в целом Т. находят отражение структура речевого акта и признаки взаимодействия коммуникантов. Наконец, лишь целому Т. (произведению в целом) свойственна особая системная организация (обусловленная его экстралингвистической основой), которой не обладает отдельное высказывание-предложение, тем более единицы дотекстовых уровней. Причем эта системная организация целого Т. проявляется в композиционносодержательной его форме и пронизывает всю текстовую ткань произведения (см. Речевая системность функционального стиля).

Всех перечисленных качеств нет у Т. как уровня языковой системы, они характеризуют лишь целое произведение и могут быть осмыслены исключительно в аспекте целого Т. или типологии текстов. Кроме того, перечисленные признаки являются функц.-стилистическими, т.е. обусловливают стилевую специфику речевого произведения. В качестве критериев определения целого Т. как явления реальной коммуникации рассматриваются семантический, коммуникативно-информативный, функц.-стилистический, опирающиеся на комплексный экстралингвистический анализ, предполагающий выход за пределы собственно лингвистической науки в область смежных дисциплин (философию, социологию, психологию, культурологию, науковедение, литературоведение и др.). При этом объединяющим началом многоаспектного исследования Т. является человек в различных сферах его деятельности и социокуль

турной среды. Обращение к Т. как целому (произведению) предопределяет осмысление его семантико-содержательной стороны (см. смысловая структура текста), а также таких его коммуникативных параметров, как замысел, концепция, цель общения, фонд знаний, субъект речи, адресат и др., а на поверхностном уровне — текстовая организация, композиция (см.), принципы и приемы развертывания (см. развернутый вариативный повтор). Все эти параметры определяют качественное своеобразие, специфику целого Т. как единицы коммуникации.

При имеющемся многообразии подходов к пониманию феномена Т. одним из его главных, инвариантных свойств признается системность, которая обусловливается наличием структуры, иерархичности, целостности и взаимосвязи со средой. Структура Т. — это форма существования его содержания, которой свойственны определенность, упорядоченность, членимость и целостность. Два последних признака диалектически взаимосвязаны: будучи построенным из отдельных единиц — сверхфразовых единств (см.), сложных синтаксических целых (см.), абзацев (см.), микротекстов (см), коммуникативных блоков (см.), — Т. тем не менее сохраняет коммуникативное и смысловое единство. Наряду с этим Т. характеризуется единством внешней и внутренней формы, причем внутренняя форма является доминирующей, поскольку она является тем фундаментом, на котором строится Т. Внутренняя форма управляет на уровне замысла процессом порождения Т. и тем самым организует его внешнюю форму, т.е. распределение слов, связь предложений, объединение отрезков текста в целое.

Иерархичность Т. обусловлена иерархией заложенных в нем неравнозначных коммуникативных программ, т.е. мотивов и целей порождения речевого сообщения. Предмет сообщения подчиняется цели (основному коммуникативному намерению автора), порождающей и организующей Т. Основной замысел (концепция) сообщения выражается в опорных смысловых узлах Т. (фактах, ключевых словах и др.), образующих логико-фактологическую цепочку как смысловой стержень Т. Подчиненные коммуникативные программы соотносятся с вторичной информацией Т. (Т.М. Дридзе). Под средой Т. понимается социально-культурный контекст, в котором функционирует речевое произведение. Именно в среде Т. приобретает свойства не только лингвистического, но и социально-культурного феномена, обогащается новыми смыслами и, вследствие интерпретации и реинтерпретации, получает способность к саморазвитию. Контакты Т. и среды проявляются в различных формах воздействия среды на Т. и воздействия Т. на среду, так как последний, будучи явлением не только лингвистическим, но и экстралингвистическим, самим фактом своего существования так или иначе изменяет окружающую действительность.

Проблема связи Т. и среды разрабатывается прежде всего применительно к худож. произведениям в рамках литературоведения, семиотики, культурологии и поэтики, где среда определяется как культурная и ис

торическая эпоха написания Т., картина мира, созданная в произведении, общность эстетического языка автора и читателя (Ю.М. Лотман). В последнее время особую актуальность получила проблема межтекстовых связей, или «текстов в тексте» (см. Интертекстуальность).

Ввиду сложности и многоаспектное™ понятия «Т.» неоднозначно решается вопрос о типологии текстов. В основу классификации обычно кладутся лингвистические и экстралингвистические, объективные и субъективные факторы текстообразования и восприятия. Наиболее распространенной является классификация Т. по жанровостилистической принадлежности (художественные, научные, публицистические, деловые, разговорные с дальнейшим разграничением центральных и периферийных жанров — см. Жанр). В.В. Одинцов в дополнение к традиционной классификации