Советско-земские, советско-думские, советско-профсоюзные и иные коалиционные органы власти в провинции

Во многих губерниях не только окраин, но и центральной части страны (Калужская губерния, о которой уже шла речь, не представляла

В этом отношении исключения) неблагоприятные для большевиков расстановка сил в октябре-ноябре 1917 г. обусловила трудную и порой длительную борьбу за овладение властью. Весь­ма распространенным явлением здесь были коалиционные органы власти, в состав которых наряду с пред­ставителями Советов входили и те, кто олицетворял структуру местного самоуправления - земства и городские думы, а также политические организации преимущественно умеренно-социалистической ориентации и профессиональные союзы.

Участие местных большевиков в коалициях с органами город­ского и земского самоуправления и общественными организациями, в которых преобладали умеренно-социалистические элемен­ты, отнюдь не осуждалось в ту пору партийными верхами, как это позже стало освещаться в советской исторической литера­туре. Оно выражало обоюдное стремление как той, так и другой стороны к достижению политического консенсуса с тем, чтобы предотвратить чреватое жертвами вооруженное противоборство. Такого рода практика имела место, помимо уже упоминавшей­ся Калуги, в Костроме, Рязани, Курске, Перми, Вологде и неко­торых других губернских городах Европейской России.

Еще большее распространение она получила на аграрных окраинах страны. Формы и условия соглашений, лежавших в основе коалиционных органов власти, были самыми разнооб­разными. На Дону - это Военно-революционный комитет а объединенной демократии», в который наряду с меньшеви­ками и эсерами в целях создания единого антикалединского фронта вошли большевики Ростова-на-Дону и Таганрога. В Астрахани - Комитет народной власти, где большинство при­надлежало советско-социалистическим элементам. В Томской губернии коалиция строилась на паритетных началах, т.е. на равном представительстве от советских и несоветских органи­заций. В Забайкальской области Народный совет был образо­ван на основе пропорционального представительства от каж­дой из трех групп сельского населения (крестьян, казаков, бурят), а также Советов рабочих и солдатских депутатов, го­родских самоуправлений. В партийном отношении он представ­лял воплощение идеи «однородно-социалистической власти». На Дальнем Востоке III краевой съезд Советов и Приморское областное земское собрание, в котором временно возобладали левые элементы социалистических партий, создали на коали­ционных началах Краевой комитет Советов рабочих, солдатс­ких и крестьянских депутатов и местных самоуправлений. В Красноярском уезде Енисейской губернии возник объединен­ный комитет Совета крестьянских депутатов и уездной земс­кой управы, чему способствовало признание левоэсеровским руководством местного земства Советской власти. Дальневос­точная коалиция тоже фактически строилась на советской платформе, поскольку левоэсеровские представители Примор­ского областного земства входили в Краевой комитет советов и самоуправлений на правах меньшинства, а, главное, проводи­ли в жизнь принципы советской политики. Аналогичный по содержанию, но несколько иной по форме компромисс заключили в начале 1918 г. большевики Терека. Чтобы предотвратить межнациональную рознь и сплотить все революционно-демократические силы, они вошли в социалис­тический блок, в котором наряду с керменистами (революци­онно-демократической организацией Осетии), состояли эсеры и меньшевики.

Очень похожие друг на друга случаи заключения соглаше­ний на предмет создания коалиционных органов власти как средства быстрейшего прекращения боевых действий там, где установление новых порядков сопровождалось ожесточенной вооруженной борьбой, имели место в Смоленске, Иркутске и даже во второй столице страны - Москве.

В нашей отечественной литературе до перестройки если и писалось о всех таких коалициях, то только как о неких про­межуточных, переходных структурах на пути к так называе­мому полному советовластию. История большевистской рево­люции сложилась так, что в конце концов им и было суждено объективно сыграть именно эту несамостоятельную роль вре­менных средостений между дооктябрьской государственнос­тью и диктатурой большевистских верхов, во что перманентно стала превращаться власть Советов. Между тем генетически в них были заложены два разных начала - органов государствен­ной власти (пролетарской диктатуры в ее большевистской ра­дикальной форме) и органов демократического самоуправле­ния трудящихся.

Но сегодня, коль речь идет о потенциальных возможностях, которые в той или иной степени были сопряжены с возникно­вением и деятельностью советско-земских, советско-думских и иных коалиционных органов власти на местах, ограничить­ся только такой констатацией было бы недостаточно. К тому же опубликованные в последнее время документы и материа­лы, ранее недоступные исследователям, позволяют глубже про­никнуть в сущность межпартийных отношений, складывав­шихся внутри таких коалиционных структур, по-новому взглянуть на возможные альтернативы пролетарской диктату­ре в ее экстремистски заостренных большевистскими лидера­ми формах.

Иначе говоря, есть основания видеть в широкой практике создания и деятельности коалиционных органов власти шаги российской революции, направленные на воплощение в жизнь идеи консенсуса между социалистами неодинаковой ориента­ции при решении вопроса о власти.

Все это не позволяет согласиться с мнением Р. Пайпса, буд­то власть большевиков распространялась по стране вопреки воле Советов и что она «завоевывалась силой оружия».

До сих пор речь шла о случаях создания коалиционных орга­нов власти в масштабах краев, областей, губерний, городов и уездов. Что же касается положения дел в условиях деревенской глубинки, то здесь идея коалиции при формировании органов местного самоуправления жила значительно дольше, чем в го­родах. Даже, когда из центра уже шли директивы об упраздне­нии земств и передаче их функций вновь создаваемым волост­ным и сельским Советам, крестьяне далеко не сразу принимали такую схему перестройки местного самоуправления власти, со­пряженную с ломкой ее прежних структур. На смену земствам нередко приходили не Советы, а управления и комитеты, име­нуемые иногда крестьянской властью. Советская пресса того вре­мени сообщала, что многие волости и особенно казачьи стани­цы воздерживаются от организации Советов, заводя у себя своеобразные исполнительные комитеты, стоящие лишь на платформе советской власти, но по роду своей деятельности име­ющие мало общего с принципами таковой.

Не менее показательно и то, что мужик порой был склонен не перестраивать структуру органов низовой власти, а просто переименовать ее, не считаясь с требованиями центра соблю­дать классовый подход в организации снизу доверху системы государственного управления и самоуправления. Симптома­тично и другое: в некоторых местностях длительное время со­существовали деревенские Советы и земства, по-хозяйски муд­ро разделяя сферы своего влияния на селе и обеспечивая тем и другим органам широкое право инициативы во всех вопросах жизни.

В свете сказанного выше требует серьезных корректив тради­ционная характеристика периода с 25 октября 1917 г. по март 1918 г. как времени триумфального марта Советской власти. Хотя в рамках данного периода определяющей тенденцией был относительно быстрый переход власти к Советам, но наличие ее не исключало внутренней противоречивости проявлений дан­ной тенденции в каждом конкретном случае. Спрашивается, почему при всей почвенности советско-земских и иных коалиций в российской провинции конца 1917 -начала 1918 гг. демонстрируемая ими модель сравнительно безболезненного решения вопроса о власти не стала магистраль­ной в рамках страны в целом? Хотя в современной историогра­фии встречается мнение, будто народные низы в октябрьской революции действовали левее партии большевиков и тем са­мым радикализировали линию поведения последней, согла­ситься с ним нельзя.

Потенциальная возможность коалиционной модели решения вопроса о власти на местах могла превратиться в действитель­ность во всероссийском масштабе при двояком условии: суще­ственной либерализации в данном вопросе лидеров большеви­ков и соответствующего полевения верхов умеренных социали­стов . Но групповые и личные амбиции тех и других взяли верх над разумом. Вот почему кажущийся ныне легкореализуемым политический консенсус между большевиками и их оппонента­ми так и не был достигнут. Виноваты в этом обе стороны.