Вооруженное выступление большевиков в Петрограде. П Всероссийс­кий съезд Советов

Поводом к вступлению послужили действия Временного правительства. В ночь с 23 на 24 октября оно отдало распоряжение о закрытии за призыв к вооруженному мятежу двух веду­щих большевистских газет - «Рабочий путь» и «Солдат», и, как бы для соблюдения политичес­кого равновесия, стольких же правых газет («Новая Русь» и «Живое слово»), которые звали русских лю­дей «встать грудью за права России и предложить присяжному поверенному Керенскому передать власть достойному». Командующему Петроградским округом Г. Полковникову был отдан приказ вызвать войска из пригородов для усиления ох­раны Временного правительства, что и было сделано. Обсуж­дался вопрос о снятии с той же целью части войск с Северного фронта. Кроме того, Керенский предложил немедленно арес­товать членов ВРК и большевиков-участников событий 3-5 июля, которые были выпущены из-под ареста после Корниловского выступления. Но большинство министров, одобрив в принципе эту меру, рекомендовало премьеру прежде заручить­ся поддержкой Совета республики.

На рассвете 24 октября отряд милиции и юнкеров закрыл типографию «Труда», где печатался «Рабочий путь» оставив у нее караул. Как только известие об этом поступилов ВРК, его руководители подготовили и разослали по гарнизону и су­дам Балтийского флота «Предписание № I». В нем говорилось:

«Петроградскому Совету грозит прямая опасность, ночью кон­трреволюционные заговорщики попытались вызвать из окрес­тностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Газета «Солдат» и «Рабочий путь» закрыты. Настоящим предписы­вается привести полк в боевую готовность. Ждите дальнейших распоряжений. Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции.» По приказу ВРК рота солдат направилась к закрытой типографии и, сняв караул, обеспечила возобновление выпуска «Рабочего пути».

Тем временем состоялось экстренное заседание ЦК больше­виков. Оно одобрило отправку отряда для охраны типографии и обеспечения своевременного выпуска очередного номера га­зеты. Было решено: членам ЦК весь день не покидать Смоль­ный, создать запасной штаб в Петропавловской крепости, ус­тановить контроль над почтой и телеграфом, наладить связь с железнодорожниками и Москвой, вести наблюдение за Временным правительством, озаботиться организацией продоволь­ственного дела, провести переговоры с левыми эсерами, рас­пределив персональную ответственность между членами ЦК за проведение всех этих мер.

Действия ВРК и большевистского ЦК утром 24 октября в от­вет на попытку нанесения Временным правительством упреж­дающего удара свидетельствовали о том, что вооруженное про­тивостояние сил, верных Керенскому, и тех, кто шел за большевиками, перерастет в прямое и все более расширяюще­еся столкновение между ними. Началось оно с конфликта вок­руг типографии, где печатался «Рабочий путь». Затем в тече­ние этого дня и ночи с 24 на 25 октября борьба развернулась за овладение мостами, узлами телефонной и телеграфной связи, вокзалами, банками и другими стратегически важными объек­тами. Первыми их взяли под охрану верные правительству ча­сти гарнизона и отряды юнкеров. Во второй половине дня 24 и в ночь на 25 октября большевикам с помощью превосходящих сил солдат, матросов и красногвардейцев удалось вытеснить или разоружить немногочисленные пикеты, выставленные на этих объектах командованием округа. Решена эта проблема была, как сообщал сутками позже в Ставку начальник поли­тического управления военного министерства меньшевик Шер, по заранее разработанному плану, выполняемому не только не­уклонно и стройно, но и бескровно: «подходя к тому или ино­му зданию, охраняемому правительственным патрулем, вос­ставшие снимали его без всякого сопротивления».

Ситуацию, которая сложилась в столице к 10 час. утра 25 октября, характеризует телеграмма, отправленная тогда ко­мандующим войсками округа в Ставку и главнокомандующе­му Северным фронтом: «Доношу, что положение Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают казармы без сопро­тивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступали... Временное правительство под­вергается опасности потерять полностью власть, причем нет никаких гарантий, что не будет попытки к захвату Временно­го правительства».

К этому времени Зимний дворец, здания военного министерства штаба округа и Мариинского театра, где располагался Совет республики, остались едва ли не единственными, находившимися еще в руках Временного правительства. Участь правительства была таким образом фактически предрешена.'

Хорошо понимая, что дело захвата власти в сущности сдела­но, В. Ленин набрасывает текст обращения ВРК «К гражданам России». Опубликованный утром 25 октября этот документ объявлял, что Временное правительство низложено и государ­ственная власть перешла в руки органа Петросовета — ВРК.

Еще днем 24 октября Керенский .выступил во Временном Совете республики с заявлением о начавшемся выступлении большевиков и просил предоставления правительству чрезвы­чайных полномочий. Но после перерыва этого заседания для обсуждения вопроса на фракциях большинством голосов Пред­парламент принял резолюцию, которая хотя и осуждала экст­ремистские действия большевиков, но в то же время констати­ровала, что почва для них создана нерешительной политикой правительства и требовала от него немедленных шагов для про­возглашения условий мира, начала мирных переговоров и из­дания декрета о передаче земли до Учредительного собрания в ведение земельных комитетов.

Когда председатель Совета республики Н. Авксентьев с ли­дерами фракций эсеров и меньшевиков вечером привез в Зим­ний этот документ, Керенский и члены правительства возму­тились и пригрозили ему отставкой. Ведь они ждали от "парламентариев поддержки, чтобы начать «решительные дей­ствиям против большевиков, а получили резолюцию, в кото­рой по существу выражалось недоверие правительству. Чтобы ликвидировать инцидент, посланцам Предпарламента при­шлось заявить, что «формула перехода» в спешке неудачно сформулирована и что на следующем заседании они готовы огласить, соответствующее разъяснение.

Но, как покажет дальнейшее развитие событий, отчуждение, которое возникло между командой Керенского и революционной демократией, еще недавно являвшейся его главной опо­рой, вождям этой демократии так и не удалось устранить. В тревожном состоянии поздней ночью, когда по приказу ВРК велся методичный захват восставшими стратегических пунк­тов города, члены правительства расходились со своего заседа­ния. Но надежда, что все образуется, еще не покинула боль­шинство из них. «Мы думали все-таки, - признавал вскоре А. Никитин, в чьи обязанности министра внутренних дел вхо­дило обеспечение общественного порядка в стране и столице, что дело не дойдет до кровавого столкновения, что революци­онная демократия употребит все свое влияние на массы своих последователей и бросит на чашку весов все свое влияние про­тив авантюры большевиков».

Керенский же со своим заместителем А. Коноваловым про­вели эту роковую для Временного правительства ночь в штабе округа, тщетно пытаясь собрать силы для отпора большевикам. В этих целях они вели переговоры с делегацией трех казачьих полков, находившихся в Петрограде, но получили ответ, что без поддержки пехотных частей казаки защищать правительство не могут, тем более, что они убедились в бесполезности борьбы . на стороне правительства в июльские дни, когда арестованные большевики вскоре оказались на свободе.

Увидев, что в городе нет вполне верных правительству войск, Керенский по совету Коновалова решил отправиться навстречу будто бы подходящим с фронта войскам. Перёд тем, как он утром 25 октября покинул Зимний дворец, начавшие собираться "на заседание министры предприняли еще одну попытку склонить представителей казаков на свою сторону, но опять без осо­бого успеха. В общей сложности на охрану Зимнего к полудню 25 октября удалось собрать несколько рот юнкеров, три сотни, казаков и полуроту женского батальона - всего около 900 чело­век и до сотни офицеров при нескольких десятках пулеметов, 6 пушках и 4 броневиках.

Большевики располагали значительно большими силами. Только в оцеплении и взятии Зимнего дворца, по подсчетам разных исследователей, участвовало от 11 до 18-20 тыс. солдат, матросов и красногвардейцев. Однако расхожее утверж­дение нашей отечественной доперестроечной литературы, буд­то почти весь гарнизон Петрограда (160 тыс. чел.) и пригородов (85 тыс.) шел в это время за большевиками, тоже серьезно гре­шит против истины. Дело в том, что помимо казачьих полков большинство других частей гарнизона тоже объявили «нейтралитет в происходящем конфликте. По оценкам таких авторов, как Р. Пайпс и Н Суханов, коих нельзя заподозрить в апологетике Октябрю, на стороне большевиков было от 4 до 10 % гарнизона, а на стороне правительства еще меньше. Причем и без того явно недостаточные силы сторонников Временного правительства в ходе быстротечных петроградских событий 24-25 октября таяли буквально не по дням, а по часам и даже минутам. «В Петрограде сейчас, - телеграфировал Главнокомандующему Северным фронтом генерал для поручений при Керенском Левицкий, - не осталось ни одной части в полном смысле этого слова, на которую могло бы опереться правитель­ство».

Исход борьбы в данной ситуации зависел не столько от зна­чительности перевеса идущих за большевиками солдат петрог­радского гарнизона, сколько от того, поддержат ли правитель­ство войска ближайшего к столице Северного фронта. Вот почему основной заботой большевиков было, во-первых, не дать правительству привлечь для подавления восстания войска с фронта, и, во-вторых, используя свой перевес сил в городе, как можно быстрее «добить» (по выражению Ленина) Временное правительство, с тем чтобы, если не исключить, то существен­но ограничить колебания делегатов II съезда Советов, который по замыслу вождя большевиков, должен был не только поли­тически закрепить успех борьбы за власть на улицах города, но и, овладев властью, создать в ее лице важнейшую предпо­сылку обеспечения победы ее сторонников и по стране в целом, то есть в Москве, на фронтах, в провинции.

Справиться с первой проблемой большевикам «помогло» само Временное правительство и его глава - Керенский. В бла­гостной надежде, подпитываемой заявлениями Штаба округа и его главного начальника Полковникова, что сил для подав­ления большевистского мятежа достаточно, они слишком по­здно осознали необходимость вызвать с фронта подкрепление, причем по оценке А. Никитина, незначительное. Только дале­ко за полночь с 24 на 25 октября, когда по распоряжениям ВРК силы восставших методично овладевали опорными пунктами столицы, генерал Левицкий передал Ставке приказы Керенс­кого главкому Северного фронта генералу В. Черемисову на­править все полки двух казачьих дивизий со своей артиллери­ей, а также 23-й Донской казачий полк в распоряжение главного начальника Петроградского округа Полковникова.

Кроме явного запоздания с принятием, срыву выполнения этого приказа способствовала поистине загадочная история с его временной отменой в решающий момент открытого проти­воборства, когда чаша весов окончательно склонялась в сторо­ну большевиков, по одной версии - Главковерхом Керенским, по другой - генералом Черемисовым. Инициирование упомя­нутой акции эти деятели старились, как это случилось у того же Керенского с Корниловым двумя месяцами раньше, свалить друг на друга. Любопытно, что об алиби Главковерху сейчас хлопотал его шурин ~ генерал-квартирмейстер Северного фрон­та Барановский, который в качестве платы за услугу рассчи­тывал получить от именитого родственника место Черемисова, но не получил, поскольку против выступили генерал Духонин и его помощник Вырубов, считавшие, что «такое на­значение безусловно и определенно только подорвет последнее доверие к назначающему».

Основанием же для отмены приказа о переброске фронто­вых частей послужило принятое Временным правительством, на его последнем заседании без участия Керенского, решение о назначении особо уполномоченным по наведению порядка в городе кадета Н. Кишкина, вследствие чего посылка войск в Петроград признавалась «бесцельной и даже вредной, так как очевидно войска на сторону Кишкина не станут».

Что касается второй проблемы - как можно скорее занять Зимний дворец и Главный штаб, парализуя политический и во­енный центры противника, и тем самым предопределить харак­тер работы II Всероссийского съезда Советов, то решение ее ока­залось сопряженным с немалыми ошибками и издержками.

Прежде всего руководители восстания упустили реальную возможность уже в ночь с 24 на 25 октября без каких-либо ос­ложнений захватить Зимний дворец и штаб. Как справедливо считал Н. Суханов, охрана Зимнего в эти часы была совершен­но фиктивна, а штаб, где провели ночь премьер и его замести­тель, не охранялся вовсе. Штаб вместе с Керенским и Конова­ловым можно было взять голыми руками.

Эта упущенная возможность стоила нескольким участникам борьбы за обладание политическим и военным центрами пра­вительственной власти жизни, а еще большему их числу - ра­нениями. Порождена она была скорее тактическими просче­тами руководителей восстания, чем неготовностью в тот момент вооруженных сил большевиков решить эту задачу, о чем пи­шет Р. Пайпс. Дело в том, что первоочередной захват Зимнего и штаба противоречил возобладавшему в большевистском ЦК стремлению действовать в ходе восстания предельно осмотри­тельно, избегая до поры до времени открытого вооруженного конфликта.

Подтверждением тому является выступление И. Сталина перед большевистской фракцией II съезда Советов, заседавшей днем 24 октября. «В рамках ВРК имеются два течения: 1) немедленное восстание; 2) сосредоточить сначала силы ЦК РСДРП(б), - подчеркивал оратор, - присоединился ко 2-му». Особенно активно отстаивал эту линию Л. Троцкий. «Наша задача, обороняясь, но постепенно расширяя сферу нашего влияния, подготовить твердую почву для открывающегося зав­тра съезда Советов, - говорил он на том же заседании. - Было бы ошибкой командировать хотя бы те же броневики, которые «охраняют» Зимний дворец, для ареста правительства. Это оборона, товарищи, это оборона».

Выступления Сталина и Троцкого свидетельствовали о том» что вопреки настоятельным требованиям своего лидера дей­ствовать быстро и решительно, коллеги Ленина по ЦК придер­живались в начале восстания иной тактики. Появление Лени­на в Смольном внесло серьезные изменения в действия большевистского штаба восстания, направленные в сторону их всемерной активизации.

Заминка со взятием Зимнего не единственная оплошность, допущенная в ходе восстания и упорно замалчиваемая нашей доперестроечной исторической литературой. Если ей верить, то выходит, что, овладев рано утром 25 октября Центральной телеграфной станцией, восставшие разом лишили Временное правительство и штаб округа связи с их сторонниками как в городе, так и в стране в целом. Эта версия, проникшая даже в работы современных западных исследователей (А. Рабинови­ча, Р. Пайпса), опирается на сообщение, будто «Зимний дво­рец и штаб выключены из телефонной сети», содержащееся в Обращении ВРК от 25 октября, где желаемое выдавалось за действительное. Достаточно познакомиться с дневником А. Ливеровского, воспоминаниями А. Никитина и П. Малянтовича, чтобы убедиться в том, что никакого отключения телефонов ни штаба округа, ни Зимнего дворца взятие большевиками телефонной станции не означало, и связь со своими сторонниками осажденные министры утратили только тогда, когда были арестованы.

Кстати, содержание переговоров, которые вели министры Временного правительства со всеми теми, на чью поддержку они рассчитывали, показывает, что последняя «команда Ке­ренского», будучи осажденной в Зимнем дворце, отнюдь не являла собой состояние полной прострации, как это чаще все­го изображалось в отечественной литературе доперестроечного времени. Упомянутые выше источники воспроизводят пусть и не беспристрастную, но в целом весьма достоверную зарисов­ку действий Временного правительства, его министров в кри­тические дни 24-25 октября, - действий, хотя и малоэффек­тивных, но далеких от демонстрации растерянности, паралича воли и незнания происходящего в столице.

Показательна, например, их попытка собрать в Зимнем днем 25 октября представителей Сеньорен-конвента (совета старей­шин) Предпарламента, политических партий, а также цент­ральных исполнительных комитетов Советов с тем, «чтобы большевики имели перед собой не только Временное правитель­ство, но и всю демократию в лице представителей своих орга­низаций». Затея продемонстрировать таким образом единство рядов российской демократии оказалось несостоятельной. «Все наши просьбы, а затем самые резкие заявления другим органи­зациям и партиям, - признавался А. Никитин, - ни к чему не привели». Не менее безуспешным оказался и финал обраще­ний за помощью к руководству столичных городских самоуп­равлений. От имени городских управ Петрограда и Москвы их руководители (городские головы) отвечали, что считают не­возможным организовать что-либо на основании лозунга «за­щита Временного правительства», ибо за этим лозунгом никто не пойдет, и что необходимо выдвинуть лозунг охраны поряд­ка и безопасности против большевиков». Вероятно потому, что эта попытка не удалась, у группы министров возникла мысль о нанесении по осаждающим внезапного удара с тыла силами боевиков эсеровской и других умеренно-социалистических партий. Активный сторонник идеи нанесения такого удара А. Никитин обосновывал ее следующим образом: «Мы знали силы осаждающих, - писал он. - Если у нас было около 800 штыков, то у нападающих - не более 1000, причем они состоя­ли из сброда красногвардейцев, солдат различных полков и матросов. Они разбегались при каждой опасности, и достаточ­но было одной-двух сотен, чтобы они разбежались совсем».

Пренебрежение к противнику, плюс излишняя самоуверен­ность, которыми в канун Октября явно грешил этот деятель, сослужили ему и Временному правительству скверную служ­бу. Но как бы то ни было. сведения Никитина о численном соот­ношении сил, осаждающих Зимний и осажденных, заставляют задуматься: а был ли столь велик перевес сил участников вос­стания над теми, кто оборонял дворец, как это традиционно ут­верждалось во всей нашей историографии (до перестройки).

Но и из последней затеи ничего путного не получилось, поскольку руководители партий эсеров и меньшевиков, по словам Никитина, «боялись вызвать своих членов из полков и организовать отряды..., боялись защищать правительство, ими самими же созданное, боялись потерять свою популярность».

Все, на что решились умеренные социалисты - это принять участие в демонстрации, которую под занавес осады Зимнего решила направить туда Петроградская дума. Желающих при­нять участие в шествии собралось несколько сот человек. Де­монстранты прошли один квартал и были остановлены заста­вой ВРК.

Не получив реального подкрепления ни с фронта, ни от сво­их сторонников в городе, осажденные в Зимнем и других зда­ниях, были обречены. По мере того, как сжималось кольцо оцепления, как восставшие сначала в полдень 25 октября зах­ватили Мариинский дворец по распоряжению ВРК и распус­тили Предпарламент, а к вечеру в их руках оказался и штаб округа, усиливались колебания в рядах юнкеров, казаков и ударниц, охранявших Зимний дворец. Первыми покинули дво­рец, захватив с собой 4 пушки, юнкера Михайловского артучилища и броневики, команды которых ранее придерживались нейтралитета. За ними после предъявления осажденным уль­тиматума ВРК о сдаче настал черед казаков и ударниц. Вре­менное правительство под впечатлением только что получен­ных сведений о скором подходе с фронта самокатчиков, а за­тем и нескольких полков казаков (на самом деле и те и другие были остановлены в пути), решили ни в какие сношения с ВРК не вступать и на предложение о сдаче не отвечать.

Напрасно прождав вместо 20 мин. (как было определено уль­тиматумом) более двух часов, нападавшие по сигнальному вы­стрелу орудия с «Авроры» открыли стрельбу из винтовок в пулеметов. Под прикрытием огня несколько групп матросов, солдат и красногвардейцев проникли во дворец, но вскоре были разоружены юнкерами. На этом первый приступ завершился.

После передышки, поздно вечером, был начат артиллерийс­кий обстрел Зимнего. Он велся с двух сторон: из Петропавлов­ской крепости, а также из-под арки Главного штаба, где огонь вели 2 пушки, недавно отобранные у юнкеров. Всего по дворцу было сделано около 40 орудийных выстрелов преимуществен­но шрапнелью, которые больших разрушений зданию не причинили, но моральное воздействие на защитников Зимнего и министров оказали значительное.

О последних минутах Временного правительства министр земледелия С. Маслов спустя два дня рассказывал: «Около двух часов ночи в коридоре дворца раздался сильный шум. Стояв­шая на охране группа юнкеров около 30 человек приготови­лась к мужественному отпору прорвавшихся бунтовщиков. Но вмешательством членов Временного правительства столкнове­ние было предотвращено. Ворвалась толпа вооруженных сол­дат, матросов и штатских во главе с Антоновым. В толпе раз­дались угрожающие крики и насмешки. Антонов именем революционного комитета объявил всех арестованными и на­чал переписывать присутствовавших». Министров ждали ка­зематы Петропавловской крепости.

На следующий день в газетах будет напечатано, что при взя­тии Зимнего дворца погибли 6 человек и несколько десятков ранены.

3a три с половиной часа до падения Зимнего дворца в Смольном открылся II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Состав съезда отражал расстановку поли­тических сил преимущественно в городах и армии. Российскую деревню на нем представляли лишь посланцы Советов солдат­ских депутатов и тех немногих Советов, которые к этому вре­мени существовали в качестве объединенных организаций ра­бочих, солдат и крестьян. Остальная часть тружеников села представительства на нем не имела, так как крестьянские Со­веты в ту пору олицетворяли далеко не все население деревни, а, главное, подчиняясь решению Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, они своих представителей на съезд не направили. Иначе говоря, II съезд Советов выражал волю не большинства народа, как это утверждалось в литера­туре советского времени, а его меньшинства, хотя социально едва ли не самого активного.

Обстановка вооруженного противоборства за власть, еще не завершившаяся взятием Зимнего, в которой съезд начинал свою работу, предопределила высокий накал политических страстей, выплеснувшихся уже на первом его заседании. Об­винив большевиков в организации и осуществлении военного заговора и захвата власти Петроградским Советом накануне съезда Советов, примерно третья часть делегатов съезда, принадлежащих к фракциям правых эсеров и меньшевиков-объединенцев, сразу же демонстративно ушла со съезда. Несколь­ко позже, сославшись на то, что предложение их фракции всту­пить в переговоры со всеми социалистическими партиями о создании демократической власти не встретило сочувствия съезда, за ними последовали и меньшевики-интернационали­сты во главе с Ю. Мартовым.

Пройдет какое-то время и некоторые из покинувших съезд поймут, что делать этого им не следовало. «Уходя со съезда, оставляя большевиков с одними левоэсеровскими ребятами и слабой группкой новожизненцев, - признавал Н. Суханов, мы своими руками отдали большевикам монополию над Сове­том, над массами, над революцией. По собственной неразум­ной воле мы обеспечили победу всей линии Ленина...» После­дняя часть цитированного признания грешит явной гипербо­лизацией, но все же Суханову нельзя отказать в справедливос­ти и самокритичности его оценки ухода сторонников «чистой демократии» со II съезда Советов. Своим уходом со съезда по­литические оппоненты большевиков только развязали им руки, помогли стать безраздельными хозяевами положения, обеспечили беспрепятственное принятие съездом подготовлен­ных Лениным и его единомышленниками проектов первых советских декретов и других документов.

В перерыве между первым и вторым (ставшим, кстати, пос­ледним) заседаниями съезда днем 26 октября прошли заседа­ния ЦК большевиков и их фракции этого съезда. Хотя прото­колов этих заседаний не сохранилось, известно, что на них рассматривались и были одобрены написанные Лениным про­екты декретов о мире и о земле. Кроме них большевистский ЦК рассмотрел и вопрос о создании советского правительства. Он обсуждался с участием трех представителей левых эсеров, которым было сделано предложение войти в состав правительства, но они отказались. Левоэсеровская фракция съезда настаивала на создании «однородного социалистического прави­тельства» с Участием в нем представителей партий и групп, ушедших со съезда. Но если создать такое правительство бу­дет невозможно, левые эсеры соглашались поддержать прави­тельство большевистского состава, не входя в него. Учитывая это, ЦК РСДРП(б) решил сформировать и представить на ут­верждение съезда сугубо большевистское правительство. Сразу же на втором заседании съезда был оглашен Декрет о мире, встреченный бурной овацией и принятый единогласно.

Вот что писал Д. Рид об обстановке, которая царила в это вре­мя в зале заседания: «Один из делегатов попробовал было под­нять руку против, но вокруг него раздался такой взрыв негодо­вания, что он поспешно опустил руку... какой-то старый, убеленный сединой солдат плакал, как ребенок... Конец вой­не! Конец войне! - радостно улыбаясь, говорил мой сосед, мо­лодой рабочий».

В наше постсоветское время в отечественной историографии' появилось мнение, что с Декрета о мире берут начало многие беды похабного Бреста, развала России, и что, согласись боль­шевики продолжать рука об руку с союзниками войну с Герма­нией, стране была бы уготована иная, счастливая судьба. Но этот взгляд не выдерживает критики ни с точки зрения конкретно-исторической, ни с позиций элементарной логики. Подобного рода альтернатива Декрету о мире для большевиков, которые пришли к власти и овладели ею под лозунгом мира, была в кор­не неприемлема. Она означала бы полную измену их антивоен­ному курсу и неизбежно повлекла бы за собой утрату влияния на миллионы не только солдат, но и тружеников города и дерев­ни, недовольных войной. Ведь даже их политические оппонен­ты не могли не признать, что в основе проигрыша героями Фев­раля схватки за удержание власти была их слепая привержен­ность курсу на продолжение войны.

Следующим на съезде решался вопрос о земле. Без единой поправки и почти с тем же единодушием (при I голосе против и восьми воздержавшихся) -625 делегатов съезда приняли Дек­рет о земле, в основу которого вождь большевиков положил сводный крестьянский наказ, составленный эсерами на основании 242 наказов с мест делегатам I Всероссийского креетьянского съезда, который состоялся в мае 1917 г.

Ссылаясь на это, редкие авторы, пишущие ныне о 1917 г., не обвиняют большевиков в присвоении названного докумен­та, в заимствовании у эсеров их программы социализации зем­ли, душой которой являлась идея уравнительного землеполь­зования. При этом односторонне акцентируется внимание на том факте, что в декрет были включены лозунги уравнитель­ного землепользования и запрещения наемного труда в сельс­ком хозяйстве, противоречащие большевистской аграрной программе и составляющие сердцевину эсеровской социализации земли. В то же время замалчивается, что другие требования-Декрета о земле и включенного в него примерного крестьянс­кого наказа (безвозмездная отмена частной собственности на землю» превращение всей земли в общественное достояние, конфискация живого и мертвого инвентаря помещиков и пе­редача его, а также высококультурных имений государству или крестьянским общинам) фактически совпадали с аграрной про­граммой большевизма.

Сказанное выше не имеет ничего общего со стремлением ис­ториков предшествующих поколений представить Ленина и его сторонников искренними радетелями российского крестьян­ства. Исходным пунктом теории и практики большевиков по аграрно-крестьянскому вопросу как до, так и после овладения ими государственной властью был ленинский вывод о так на­зываемой мелкобуржуазной природе крестьянского хозяйства этой поры. Недостаточная определенность самого понятия мел­кобуржуазности в сочетании со свойственной марксистской теории двойственностью социальной характеристики мужика (с одной стороны - собственника, с другой - труженика) позво­ляла им в зависимости от сиюминутных нужд борьбы за овла­дение властью, а также за сохранение и упрочение ее в своих руках, произвольно манипулировать по отношению к деревне не только разными политическими лозунгами (сначала союз с крестьянской беднотой, затем - с середняком, а иногда тот и другой союз одновременно), но и, как правило, противополож­ными мерами воздействия - от убеждения до принуждения силой.

В не меньшей степени быстро меняющаяся политическая конъюнктура предопределяла резкие перемены во взглядах лидеров большевиков на социальную структуру пред- и поре­волюционной российской деревни. Так, когда нужно было ори­ентировать свою партию и идущих за ней пролетариев на рево­люцию, Ленин, по праву считавшийся в среде однопартийцев лучшим знатоком аграрно-крестьянского вопроса, во всех сво­их дореволюционных работах по данной теме придерживался мнения, что рабочий класс России имеет могущественного со­юзника в лице деревенской бедноты, исчисляемой едва ли не в две трети общего количества крестьянских хозяйств страны конца XIX - начала XX вв. Но стоило только большевикам оказаться у кормила власти и начать пользоваться ею в целях реализации налоговой политики новой государственности в деревне, Ленин при определении классовой направленности этой политики счел возможным исходить из совершенно иных представлений об удельном весе различных социальных групп в крестьянстве страны.

«Долю бедноты подогнать не <40%, среднее не <20 %», -указывал он в связи с необходимостью переработки проекта декрета об обложении сельских хозяев натуральным налогом. Нетрудно представить, какой заряд социальной несправедли­вости несла такая установка вождя и каким разгулом произво­ла могла сопровождаться ее реализация местными властями, если учесть, что последние, согласно цитируемому документу, наделялись прерогативой «поднимать вопрос об изменении норм обложения для богатых».

В условиях такой политики конфронтация между крестьян­ством и новой властью становилась не только возможной, но и по существу неизбежной. В то же время было бы неверным счи­тать (а именно так повелось с недавних пор в публицистике, а подчас и в историографии), будто политика большевистской власти в отношении деревни изначально покоилась на печаль­но знаменитом принципе «тащить и не пущать». Большевист­ский Октябрьский переворот крестьянство страны встретило весьма сочувственно, поскольку первыми его декретами удов­летворялись насущные требования тружеников села - мира и земли. Иное дело, когда получив на основе Декрета о мире до­рогостоящую передышку весны 1918 г., а на основе аграрных законодательных актов октября 1917 - января 1918 гг. - по­мещичью землю, крестьянство России не без участия в этом новой власти в скором времени было ввергнуто в пучину бра­тоубийственной гражданской войны и лишилось права распо­ряжаться результатами своего труда на земле.

В завершающей стадии своей работы съезд принял предло­женное большевистской фракцией «Постановление об образо­вании нового правительства». В нем говорилось: «Образовать для управления страной впредь до созыва Учредительного Со­брания Временное рабочее и крестьянское правительство, ко­торое будет именоваться Советом Народных Комиссаров». Кон­троль над Деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежали Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Централь­ному Исполнительному Комитету.

Совнарком, как стали сокращенно называть новое прави­тельство, имел структуру, аналогичную Временному прави­тельству, но в нем вместо министра по вероисповеданию зна­чилась должность председателя по делам национальностей. Состав правительства был таков - Председатель В. Ульянов (Ленин), нарком по внутренним делам А. Рыков, земледелия В. Милютин, труда А. Шляпников, по военным и морским де­лам комитет в составе В. Овсеенко (Антонов), Н. Крыленко и П. Дыбенко, по делам торговли и промышленности В. Ногин, народного просвещения А. Луначарский, финансов И. Сквор­цов (Степанов), иностранных дел Л. Бронштейн (Троцкий), юс­тиции Г. Оппоков (Ломов), продовольствия И. Теодорович, почт и телеграфов Н, Авилов (Глебов), по делам национальностей И. Джугашвили (Сталин). Пост наркома по железнодорожным делам временно остался незамещенным.

Хотя левые эсеры и меныневики-новожизненцы были не со­гласны с формированием на съезде правительства, предлагая ограничиться избранием Временного исполнительного коми­тета, чтобы посредством его добиться соглашения с социалис­тами, которые ранее ушли со съезда, большинством голосов по­становление и список нового правительства, предложенные большевистской фракцией, были утверждены.

Съезд избрал и новый Всероссийский Центральный Испол­нительный Комитет в составе 101 чел., из которых 62 были большевиками и 29 левыми эсерами, 6 меньшевиками - интер­националистами и 4 представителями иных левых групп. Пред­седателем его стал Л. Каменев (Розенфельд). На этом в 5 час. утра 2 7-октября съезд закончил свою работу.