книги / Очерки истории теории архитектуры нового и новейшего времени.-1

странственной композиции. Результаты многолетнего коллективного экспе­ римента получили теоретическое обобщение и обоснование в исследовании А. В. Ефимова «формообразующее действие полихромии в архитектуре» (1984), завершенного уже в рамках Центрального научно-исследователь­ ского института теории и истории архитектуры. Последняя по времени ис­ следовательская работа по теории архитектурной композиции, завершив­ шаяся монографией «Теория композиции в советской архитектуре» (1986), имела самостоятельную главу «Колористика», написанную А. В. Ефимовым, где как закономерные анализировались оба основных типа полихромии: со­ стоящая с объемно-пространственной формой в отношениях аналогии и контраста. Исследовательский энтузиазм А. В. Ефимова получил не только развитие, но и проектное внедрение, главным образом в области градостро­ ительного цветового проектирования. Все это нашло отражение в новой мо­ нографии А. В. Ефимова «Колористика города» и в дальнейшей творческой судьбе исследователя — заведующего кафедрой «Дизайн среды» Москов­ ского архитектурного института и главного художника Москвы в течение ряда лет.

Однако в последней по времени учебно-теоретической книге по теории архитектурной композиции, а именно в коллективном учебнике «Объемно­ пространственная композиция» (1993) архитектура снова стала условно бе­ лой, бесцветной. Само понятие «цвет» встречается в книге лишь один раз (стр. 190) в связи со средствами выявления фронтальной композиции. О по­ нятии «полихромия» нет и речи. Как ни парадоксально, нет такой проблемы в архитектурной композиции, преподаваемой как бы наследниками Н. Ладовского и В. Кринского. В то же время И. Араухо треть своей книги «Архи­ тектурная композиция» (на русском издана в 1982 году) посвящает пробле­ мам цвета. В этом я вижу закономерное развитие теории архитектурной композиции XX века — века по преимуществу модернистского.

Примечания

1 Вёльфлин Г. Основные понятия истории искусства. СПб., 1994.

2Бринкман А. Пластика и пространство. М., 1935.

3Мастера советской архитектуры об архитектуре. М., 1975. Т. I. С. 343-344.

4Гегель Г. Сочинения. М., 1940-1958. Т. XII. С. 21.

5Жегин Л. Язык живописного произведения (условность древнего искусст­ ва). М., 1970.

6Кандинский В. О духовном в искусстве. М., 1992. С. 194.

7Кандинский В. В. Ступени. Текст художника. М., 1918. С. 20. Подробнее см. на стр. 340.

8Кандинский В. О духовном в искусстве. С. 87.

9Кандинский В. В. Ступени. С. 31.

10Там же. С. 28.

11Кандинский В. О духовном в искусстве. С. 85.

12Советское искусство за 15 лет. М; Л., 1933. С. 127.

13Там же. С. 141.

14Габричевский А. Г. Пространство и масса в архитектуре // Искусство. 1923. № I. С. 293.

15Там же. С. 296.

16Цит. по: Хан-Магомедов С. О. ИНХуК и ранний конструктивизм. М., 1994- С. 33.

17Там же. С. 34.

18Адаскина Н. Л. В. Фаворский — педагог-теоретик (О курсе теории компо­ зиции) // Советское искусствознание’77. Вып. 2. М., 1978.

19Вагнер Г. К. Владимир Андреевич Фаворский — теоретик искусства: Ввод­ ная статья // Фаворский В. А. Литературно-теоретическое наследие. М.,

1988. С. 20.

20Фаворский В. А. Литературно-теоретическое наследие. С. 71.

21Там же. С. 72.

22Там же. С. 197.

23Там же.

24Там же.

25Там же. С. 86.

26Там же. С. 121.

27Там же. С. 83.

28Там же. С. 213.

29Цит. по: Адаскина Н. Л. В. Фаворский — педагог-теоретик. С. 223.

30Хан-Магомедов С. О. Указ. соч. М., 1994.

31Цит. по: Хан-Магомедов С. О. Указ. соч. Там же. С. 39.

32Там же. С. 43.

33Там же. С. 51.

34Фаворский В. А. Литературно-теоретическое наследие. С. 220.

35Там же. С. 221.

36Там же. С. 92.

37Там же. С. 95.

38Там же. С. 96.

39Там же.

40Там же. С. 152.

41Там же. С. 194.

42Там же.

43Там же. С. 148.

44Там же. С. 149.

43 Адаскина Н. Л. В. Фаворский — педагог-теоретик. С. 224.

75Араухо И. Архитектурная композиция. М., 1982. С. 58.

76Там же.

77Там же. С. 58-59.

78Кринский В. ф., Ламцов И. Вм Туркус М. А. Элементы архитектурно­ пространственной композиции. М., 1934. С. 17.

79Там же.

М Там же. С. 18.

81Там же. С. 84.

82Там же.

83Адаскина Н. Л. Пропедевтический курс ВХуТЕМАСа (1920-1926 гг.) // Тра­ диции и истоки отечественного дизайна. М.э1979. С. 51. (Труды ВНИИТЭ. 21.)

84Голосов И. А. О современных течениях в архитектуре // Мастера советской архитектуры об архитектуре. М. 1975. Т. I. С. 415.

85Голосов И. А. Докладная записка к программной схеме архитектурного обу­ чения. 1921 г. // Мастера советской архитектуры об архитектуре. Т. I. С. 406.

86Голосов И. А. О современных течениях в архитектуре. С. 417.

87Ле Корбюзье. К архитектуре // Ле Корбюзье / Перевод под ред. К. Топу-

ридзе. М., 1970. С. 9.

88Там же.

89Там же.

90Там же. С. 11.

91Ле Корбюзье. Градостроительство // Ле Корбюзье. М., 1970. С. 25.

92Ле Корбюзье. Новый дух в архитектуре // Ле Корбюзье. С. 67.

93Там же. С. 69.

94Там же. С. 70.

95Там же. С. 72

96Ле Корбюзье. Модулор // Ле Корбюзье. С. 236.

97Там же. С. 237.

98Там же.

99Ле Корбюзье. Из книги «Беседа со студентами архитектурных школ» //

Ю9 Схематическая программа работ Института художественной культуры по плану В. В. Кандинского // Советское искусство за 15 лет. М.; Л., 1933. С. 127.

по Там же.

ШКандинский В. Музей живописной культуры // Художественная жизнь. 1920. № 2.

122Там же.

123Там же.

124Там же. С. 284.

125Там же.

126Фаворский В. А. Литературно-теоретическое наследие. Мм1988. С. 408.

127Там же. С. 104-105.

128Там же. С. 201.

129Там же. С. 207.

130Там же. С. 208.

131Мастерская монументальной живописи при Академии архитектуры СССР.

1935-1948. М., 1978. С. 79.

132Там же. С. 67-68.

133Там же. С. 68.

134Там же.

135Фаворский В. А. Литературно-теоретическое наследие. С. 430.

136Азизян И. А. Композиционные основы взаимодействия искусства // Архи­ тектурная композиция. М., 1970. С. 176.

137Там же.

138Ьа ро1усЬгоппе агсЬкесшга1е / Сепгге заепиГи^ие ег (есЬшцие би Ъаитепг. СаЫег 423. 1961. № 12.

Г Л А В А 15

«Каноны» архитектуры модернизма

Пмым очертить свои задачи. Представляется необходимым описать типологически характерное для архитектуры модернизма, ее некие устой­режде всего , необходимо раскрыть существо заглавия и тем са­

чивые «каноны», касающиеся ядра теории архитектуры — проблемы формы, ее свойств и качеств, а также принципов и приемов ее «порождения», так или иначе нашедших отражение в корпусе теоретической рефлексии.

Естественно, что понятие «каноны», фигурирующее здесь в кавычках, употреблено, скорее, в античном смысле, понимаемом как правила, порядок. Модернизм, а главное, авангард, в своем генезисе — глубоко антиканоническое искусство. Вообще, в чистом виде понятие «канон» приложимо к тради­ ционным и к классической культурам. Тем не менее, ряд формообразующих принципов и методов, в том числе и индивидуально-творческих, стали про­ граммными для архитектуры модернизма на десятилетия, а в модифициро­ ванном виде действовали на протяжении всего XX века. Вместе с тем эти догматы модернизма, в принципе, амбивалентны не только в переходе от модернизма к постмодернизму, но и внутри самого классического модерниз­ ма и индивидуального творчества его мастеров.

Функциональность

Основное направление архитектуры модернизма не случайно с первых лет своего зарождения получило название «функционализм». Подхватив эстафе­ ту знаменитого лозунга Л. Салливена «форма следует функции», пионеры современной архитектуры не изобрели функционального метода, они лишь возродили его в новых социальных условиях. Ибо архитектура, этот двуеди­ ный в своих идеально-духовных и материально-телесных аспектах вид ис­ кусства, была функциональна во все эпохи. «Нужды и требования прошлого могли быть более или менее сложными, но они были такой же основой опре­ деления окончательного образа, как и теперь»

функционалистская и одновременно техницистская метафора Корбюзье «дом — машина для жилья» не исключала чрезвычайно поэтического пере­ живания мастером пространства и пластики архитектуры: «...гармония — секрет живого процесса, чудо жизни. Без гармонии функции — конфликт­ ны, они предмет расстройства и очень скоро умрут» 2,— пишет Корбюзье в письме к Сарториусу.

Теоретик и пропагандист идей русского конструктивизма и функцио­ нального метода в архитектуре М. Я. Гинзбург полагает: «Только функцио­ нальное архитектурное мышление жестко устанавливает пространствен­ ную организацию как исходную точку работы, указывает то место, куда должен быть направлен основной удар... Из этого прежде всего исходит со­ временный архитектор, это заставляет его развертывать свой замысел из­ нутри наружу, а не обратно, как это делалось в периоды эклектики» 3. Гинз­ бург отождествляет цели и функцию: «Без точно и заново очерченной цели невозможна функциональная архитектура» 4. Понимая функциональный ме­ тод как комплексный профессиональный метод архитектора, Гинзбург, рас­ сматривая взаимоотношения формы и функции, полагает, что «правильно понимаемый функциональный метод требует от современного архитектора, во всех без исключения случаях, материального оформления, вызываемого новыми условиями жизни. Если, в конечном счете, у архитектора в резуль­ тате его работы получилась форма атавистическая — значит, функциональ­ ный метод применен неправильно и решение в чем-то ложное» 5.

Лидер архитектурного конструктивизма, вместе с Гинзбургом отстаи­ вавший функциональный метод творчества, А. Веснин уже на излете аван­ гарда объяснял неоднозначность понимания функции: «Когда я часто упо­ требляю термин „функция", „функционализм", я начинаю опасаться, что буду неправильно понят. Современный функционализм в архитектуре ни­ когда не претендовал на исповедание тех двух одиозных истин, в которых противники его обвиняют. Он никогда не полагал себя сочинителем какихто новых, никогда в архитектуре не практиковавшихся принципов. О целе­ сообразно разрешенных функциональных задачах думали все подлинные мастера и зодчие всех стран и всех веков. Мы также никогда не заявляли, что функции сооружения (в узком смысле этого слова) должны быть подчинены все прочие архитектурные компоненты, то есть композиционная целост­ ность образа, его художественное назначение и даже его роль декоративного элемента в общем ансамбле улицы, площади и города. Мы только утвержда­ ли, что нельзя до бесчувствия пренебрегать функциональным назначением сооружений, так как они воздвигаются для живых людей... Так что, по су­ ществу, подлинный функционализм означает только возрождение извечно

существовавшего в архитектуре примата функции (включая сюда не только утилитарное, но и художественное и социальное назначение здания)» 6.

В докладе на общемосковском совещании архитекторов в 1936 году А. Веснин снова и снова доказывает правильность функционального метода конструктивистов: «Мы ищем новые формы. Нужно искать их исходя из со­ держания жизни, учитывать как функциональную сторону, так и восприя­ тие и т. д. Все это входит в содержание. Содержание — это не просто утили­ тарная функция, в него входят и функции идеологического порядка... Ряд положений конструктивизма, над которыми мы работали, остаются вер­ ными и сейчас... Мы ставили себе задачу найти формы, вытекающие из фун­ кции материала и конструкции. Это положение остается верным, но оно должно быть развито, ибо раньше, хотя мы и понимали под функциямиутили­ тарные и идеологические, ноу нас все-таки превалировали функцииутилитарные-» 7. Понимание функционального метода русскими конструктивистами вполне перекликается с пониманием функционализма лидерами западного модер­ низма. Так, основоположник Баухауза В. Гропиус, выступая на Восьмом кон­ грессе СИАМ, говорил: «функциональный метод в архитектуре опери­ рует диалектически двумя противоположными полюсами: объективным и субъективным» 8. «функционализм для нас означает включение психоло­ гических проблем так же, как и материальных» 9. Правда, о второй важ­ нейшей стороне функционального метода, стороне субъективной, психо­ логической, эмоциональной, часто забывали вульгарные последователи, толкователи и исследователи функционализма. Они ставили «механические функции сооружения над их человеческими функциями, пренебрегая чув­ ствами, чувственностью и интересами людей, которые должны населить это сооружение» ш,— писал в конце 1940-х известный архитектурный критик

Л.Мамфорд.

В1933 году Афинской хартией функциональный метод был возведен в ранг основного принципа современного градостроительства. Технико-эко­ номические условия XX века: всемерное развитие промышленного произ­ водства, его кооперирование и превращение в крупные, территориально развитые промышленные комплексы, использующие тысячи работников, появление вредных производств, развитие транспортных средств — все это привело к переосмыслению в градостроительном масштабе необходимой функциональной схемы: жилье — работа — отдых — движение, а также к провозглашению необходимости разделения транспортного и пешеходного движения. И хотя сегодня, спустя более полувека с момента принятия это­ го документа, догматы Афинской хартии подвергнуты пересмотру, ряд по­ зиций функционального, то есть целесообразного подхода к городской пла­

нировке, в том числе транспортному переустройству городов, живет и бу­ дет продолжать жить в практике градорегулирования и градоустроения. А вот строгая дифференцированность функций городских территорий за­ мещена кооперированием, множественностью и одновременностью функ­ ций городских организмов, обеспечивающих их жизненность, постоянную обитаемость, напряженный пульс городской активности.

Альтернативой функционализму внутри современного движения стала концепция универсального пространства одного из пионеров архитектуры модернизма Миса ван дер Роэ. «...Мы не позволим функциям диктовать нам план. Вместо этого запроектируем пространство, приемлемое для различ­ ных функций» п. Исследователь творчества Миса пишет: «Мис ван дер Роэ никогда не был восторженным проводником функционального метода, но, как сын своего времени, отдал дань и ему... Так, функциональное происхож­ дение плана можно предположить и в сельском доме из кирпича (1923), и в сельском доме из железобетона (1924), и в вилле Тугендхата (1930). Однако уже в 1927 году, руководя застройкой квартала Вайсенхоф в Штуттгарте, на этой исторической „ярмарке4архитектурных новинок, Мис ван дер Роэ

всвоем жилом доме предлагает недифференцированную планировку квар­ тир, изменяемую с помощью передвижных перегородок сообразно с измене­ нием функциональных требований. Со всей серьезностью несовершенство функционального метода выявилось для архитектора в работе над комплек­ сом Иллинойского технологического института» 12. Мастер приходит к вы­ воду: «Единственная функция, сохраняющаяся с определенной устойчивос­ тью в уникальных сооружениях, это функция изменяемости их назначения

втечение всего срока их существования» 13.

Парадоксальное постоянство изменяемости особенно остро было обнару­ жено представителями архитектуры зрелого модернизма в отношении фун­ кций городских пространств, что и привело уже в 1960-е годы к ревизии догматов Афинской хартии. Разделяя концепцию множественности и одно­ временности функций архитектуры, голландский архитектор Бакема счита­ ет: «...одна форма удовлетворяет множество функций» |4. При этом зодчий призывает «освободить форму (имеется в виду эстетическая форма) от ее со­ стояния роскоши и признать ее функцию в повседневной жизни» 15.

Решению проблемы одновременности функций градостроительных про­ странств второй половины XX века стала, по мнению Кензо Танге, «замена традиционного двухмерного метода зонирования — трехмерным» 16, то есть зонирование по вертикали. При этом не стоит забывать, что вертикальному зонированию внутреннего архитектурного пространства придавали боль­ шое значение пионеры современной архитектуры в 20-30-е годы, в том

числе Ле Корбюзье с его двухэтажной жилой ячейкой: сначала виллы, впо­ следствии — многоэтажной жилой единицы.

Итак, функциональный метод архитектуры модернизма активно эволю­ ционирует. «Мы должны создать новую иерархию функции, в которой ме­ ханическая функция будет замещена биологической, биологическая — соци­ альной, социальная — индивидуальной,— пишет в 1949 году Л. Мамфорд.— В этом новом порядке вещей машина не может больше служить символом; значительности, преданной обезличенности, антиорганичности, антигу­ манизму, объективности мы должны противопоставить некоторое бес­ покойство,— быть может, временно слишком большое — об органичности, субъективности, индивидуальности» 17.

Хотелось бы обратить внимание еще на один аспект, скорее, важную со­ ставляющую функционального метода — проектирование графика движе­ ния. Вдохновленные идеями целесообразности конвейерного производства форда, конструктивисты принимают концепцию графика движения не только для проектирования современной фабрики, но и для других типов зданий, в том числе для жилья и таких его технологических узлов, как кух­ ня. Об этом неоднократно пишет в своих статьях М. Гинзбург. Идея графика движения была не чужда и архитекторам-рационалистам, коллегам и после­ дователям Н. Ладовского. Но критерием его проектирования было опти­ мальное восприятие архитектурной формы — объема, пространства, после­ довательности пространств. И именно этот комплекс критериев лежит в основании проектирования графика движения Университетского центра Каракаса, построенного в 1953 году К. Р. Вильянуэва при участии большого числа зарубежных и собственно венесуэльских художников. Программи­ рование потока зрительных ощущений путем проектирования графика движения зрителя в ансамбле и расположение многочисленных средств пластики и цвета (мозаичных стенописей, скульптуры, витража, даже функ­ циональной пространственной пластики А. Кальдера — акустических под­ весных экранов различной формы, размера и цвета в пространстве ауди­ тории) в соответствии с этим графиком, сделало возможным создание многообразных камерных пространств, в которых сравнительно небольшие по абсолютной величине произведения пластики воспринимались как мо­ нументальные.

Весь график движения архитектор разделил на шесть фрагментов или «движений», как их называл Вильянуэва, «...подразумевая, как в музыкаль­ ной партитуре, последовательные части единого целого» 18.

Первое движение — группировка пластических средств — соответствует движению зрителя во входном дворе. Задача этого движения — подгото­