Глава III. Социальная память и художественная культура

3.1. Отражение исторического сознания в искусстве

В формировании исторического сознания и социальной памяти людей

особую значимость имеет художественная литература. Это объясняется тем, что литература развивается в общечеловеческом русле общественного прогресса и своими средствами она осмысливает происходящие явления, события, факты. При этом историческое сознание писателя и его произведения обращены не только в прошлое. Стержнем его исторического сознания является не только историческое прошлое, но и историческое настоящее. По мнению М. Барга, историческое сознание писателя является для нас духовным мостом, переброшенным через пропасть времен. Оно является основой для социальной памяти многих поколений людей.

Отражение исторического сознания в художественной и мемуарной литературе можно рассмотреть на произведениях, написанных на тему Второй мировой войны. И увидеть, как спустя более полувека изменилось национальное самосознание художника и его героев за эти годы.

Этой проблеме посвящены научные конференции, Международные симпозиумы и конгрессы, которые прошли под названием “Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру”. Они соответствовали основному устремлению международного комитета “Лингвапакс” /ЮНЕСКО/- обеспечению мира и стабильной памяти о культурных процессах, происходящих в регионе. Оценивая значение конгресса в гармонизации межнациональных отношений на Северном Кавказе и в развитии научных и культурных связей с ЮНЕСКО, Президент международного комитета “Лингвапакс” Феликс Марти сказал: “... Мы очень признательны организаторам за то, что они провели эту встречу под знаком согласия, терпимости и обеспечения прав человека”.¹ В июне 1995 г. В Москве состоялась международная научная конференция “Мир через 50 лет после Второй мировой войны”, на которой выступали многие отечественные и зарубежные ученые по проблемам сохранения мира, социальной памяти и культурных взаимосвязей Запада и Востока. В. Ключевский писал: “Тот народ знает свою историю, где ход и смысл родного прошедшего есть достояние общего народного сознания и где это сознание прошлого есть привычный акт мышления... Минувшее - только слагаемое той суммы, которую мы называем настоящим, а будущее - только ряд неизбежных следствий настоящего”.²

В произведениях многих писателей и поэтов Северного Кавказа глубоко отражены чувства причастности народа в защите Родины в годы Великой Отечественной войны и показано, как происходило повышение активности людей в общественно-политической жизни и изменение исторического сознания. Участники Второй мировой войны Али Шогенцуков, Керим Отаров, Алим Кешоков, Кайсын Кулиев, Джемалдин Яндиев, Бетал Куашев и многие другие по- разному отражали проблемы исторического сознания и социальной памяти в поэзии и прозе. Их произведения военных и послевоенных лет - это своеобразная социальная память о том положительном опыте, что было тогда с воюющим народом. Здесь память выступает как выражение героических поступков солдат, воспринимавших войну как борьбу за жизнь на земле.

Кулиев гордился этими высокими моральными качествами и воспевал их, прославляя горца, латыша, чуваша, сражавшихся за русские города на просторах России с такой же самоотверженностью и отвагой, с какой бы они защищали от врага свои родные края:

Чуваш, дружа со мною от души,

Мне с табаком протягивал кисет.

Мне русые знакомы латыши,-

Я, раненый, оставил крови след

На их земле, а друг мой умер там,

Склонясь к земле простреленным челом.

Жестокой битвы дым по волосам

Полз у меня в окопе под Орлом.

/Перевел Д. Кедрин/

Факты боевой дружбы теперь стали историей. Но тогда, в трагическом 1942 году Кулиев сказал о подлинных ценностях человеческого общения в одном из лучших стихотворений этого года - “Всегда гордился тем, что горец я!” Художественное осмысление нравственной силы воюющего народа не могло не привести к раздумьям о родине - матери-России, как символе Отечества, которое защищали от нашествия врага люди различных национальностей. Находясь на фронте, общаясь с ними, Кайсын Кулиев дорожил высокими свойствами естественной жизни воюющего народа, и его социальная память вбирала в себя все то, чем он тогда жил. “Я по дорогам Севера бродил, любил простор и ширь его полей, хлеб дружбы ел и воду дружбы пил”, - рассказывал о себе поэт, когда он сражался на фронтах - в Прибалтике, под Сталинградом, в донских степях, Крыму. Это стихотворение глубоко и эмоционально раскрывало мир национальных чувств и психологических переживаний поэта, сердце которого не переставало тревожиться о земле предков, где он родился и рос.

Мне довелось из Волги пить не раз,

Ее красой душа была горда.

Но свой любимый, свой родной Кавказ

Носил в душе повсюду и всегда.

Социальная память - это как древо духовной жизни этноса. Она доносит до нас в наиболее точном виде все события и факты, которые происходят в истории. Она не может быть безразлична к социальной несправедливости или злу, к телесным страданиям, тем более к переживаниям души. На наш взгляд, более точное научное определение социальной памяти дал Я. К. Ребане. Он писал: “Социальная память - это своеобразное хранилище результатов практической и познавательной деятельности, выступающих в информационном отношении базисом формирования сознания каждого человека, а также базисом функционирования и развития индивидуального и общественного сознания”.³

Отражение исторического сознания в прозе о войне мы находим прежде всего в романах и повестях карачаево-черкесских писателей, таких, как О. Хубиева “Аминат”, “Люди”, К. Джегутанова “Волшебная игла”, Д. Кубанова “Два времени”, Хачукова “Сыновья бойцов”, Р. Хужева “Героев не оплакивают”, Ц. Коховой “Фатимат”, С. Капаева “Мост”, “Очаг”, “Песня Тасазу”, Ф. Абдулжалилова “Семья сильных”, А. Туаршева “Испытание мужества”. В них показан национальный характер и специфические для народа социально- психологические черты в наиболее тяжелый период для нашей страны. Перед лицом общенародной, общечеловеческой опасности герои этих произведений - люди высокой духовной стойкости, глубоко осознавшие личную причастность к судьбе Отечества. Этими качествами и чертами характера обладали солдаты всех народов, так как они были сыновьями одной Родины - СССР.

Одним из таких запоминавшихся особенностей этнического характера являлось чувство привязанности к “малой” родине, земле отцов. Уместно здесь вспомнить слова русского философа Н. Ф. Федорова, который писал, что историческая память - о жизни, помыслах, деяниях предшествующих поколений, осознание ценности прошлого и кровной связи с ним, говоря словами Пушкина, - это “любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам”. Такая постановка вопроса ориентировала на выявление единства человеческого рода, преемственной связи поколений, проявляющейся в сознании каждым себя, сыном, внуком, правнуком, праправнуком... потомком всех умерших отцов.

Раскрывая национальный характер, писатели Северного Кавказа не могли обойти и такие вопросы, которые связаны с национальным самосознанием, с его развитием и формированием, с тем, что победа в Великой Отечественной войне вызвала качественные изменения в нравственном сознании и национальном самосознании всех народов нашей страны. Ее результаты явились чрезвычайно важным фактором изменения в общественной психологии и сфере морали.

Обостренный интерес литературы к прошлому, новые художественные интерпретации истории и культуры имеют большое значение для формирования правильного исторического сознания. А это в свою очередь способствует качественному изменению национального самосознания. Историзм мышления проник не только в прозу и поэзию, но и в мемуарную и документальную литературу. Так, В. А. Нежинский в книге “Под боевыми знаменами” рассказал о боевых делах Героев Советского союза Карачаево-Черкессии. Писал он и о простых солдатах (”Солдаты умирают с оружием”). По этой проблеме написано множество книг, в них правда и та истина, которая и должна быть в основании любой национальной истории и в культуре.

В последние пять лет произошло осмысление роли документально- мемуарных жанров, которые имеют большое значение в развитии национальной культуры и в формировании исторического сознания. Особенно много книг было опубликовано в связи с 50- летием депортации некоторых народов Северного Кавказа, в которых красной нитью прошла проблема о социальной памяти.

Олжас Сулейменов в предисловии “Вайнахи! Братья и сестры” к сборнику “Белая книга: Из истории выселения чеченцев и ингушей. 1944-1957гг.” сказал: “Гибли и страдали все. Но гибель и страдания репрессированных народов, их горе и унижение многократно превзошли все трагедии, когда- либо происшедшие в истории с целыми народами, потому что нет большего несчастья для нации, чем потерять Родину...

Знаю, что память ваша кровоточит. Знаю, и то, что умолчать, забыть происшедшую трагедию нельзя, ибо это будет преступлением перед памятью, сопоставимое с постигшим вайнахским народ несчастьем”.⁴ Составитель и ответственный редактор Л. Яхъяев включил в эту книгу воспоминания, архивные материалы и фотодокументы - это неоценимые свидетельства социальной памяти, которая сохранила правду о судьбе каждого отдельного человека и ставшую потом исторической летописью чеченского и ингушского народов. Социальная память учит людей не забывать преступления тоталитаризма, в какой бы форме он не выражался против своих сограждан. Иначе история преступлений может повториться. К такому выводу приходят С.И. Эфендиев, И.Х. Ахматов, Ж.М. Гузеев в книге “Насилие” (”Зорлукъ”), изданной в Нальчике в 1996 г. на балкарском языке. Сборник этот состоит из документальных очерков, повествующих о депортации балкарского народа. Кроме того, в книге есть и запрещенная “лагерная поэзия” - песни- плачи, сложенные балкарцами в годы выселения, и воспоминания очевидцев о событиях тех трагических лет. Социальная память нашла воплощение в художественной культуре КБР.

В современной северокавказской литературе в связи с переосмыслением истории, освещением “белых пятен” развивается документально-мемуарный жанр, который позволяет проследить отражение исторического сознания этноса и отдельной личности в документальной прозе. В связи с этим хотелось бы остановиться на художественно- документальном сборнике “Так это было”: Национальные репрессии в СССР 1919-1952 годы, в 3-х томах, изданных Российским Международным фондом культуры “Инсан” в Москве, в 1993 г. В нем с помощью документов, исторических фактов, личных воспоминаний, статистических данных, произведений народного творчества, прозы, поэзии, драматургии воссоздана картина национальной репрессированной политики того периода.

Отражение исторического сознания балкарского народа нашло в художественном фильме “Дорога на край жизни”. В нем показано, вследствие каких чувств и мыслей приходила личность к новому качеству сознания. В трагический момент героиня художественного фильма “Дорога на край жизни” покончила с собой, когда поняла крах своих убеждений, что зря ей верили люди. И она как депутат “высшей власти” от народа несла только зло, и вера в справедливость оказалась наивной. Прозрение пришло слишком поздно, когда товарняк, насквозь продуваемый ветром, мчал балкарский народ навстречу неизвестности, на край жизни. Эту роль замечательно сыграла народная артистка СССР Н. Фатеева. Это был первый широкоформатный художественный фильм о насильственном выселении народов. Он демонстрировался во всех республиках России, СНГ и за рубежом. Фильм получил широкий резонанс и высокую оценку у зрителей Японии, Турции, Греции, Германии, Канады и других стран.

Сознание людей было деформировано и никто не мог понять, почему “произвол недоверия шел из Кремля, на соседа сосед доносил, как предатель. От насилия и крови стонала земля. Но судить продолжал всех сам “вождь-председатель”!⁵. Эти строфы приведены из очерка “Потомки страны белых аистов” Бориса Пак, который пытался осмыслить трагедию 1937 года, повлиявшую на психику человека и его национальное самосознание.

Помнишь страшный Указ, -

Наших бед всех исток, -

Как корейцам сказали:

“Всех выслать!!!”

Мать кричала: “ За что?!- Не могла все понять

ЗА КАКУЮ ПРОВИННОСТЬ И ГРЕШНОСТЬ?!”

Лучше б нас приказали тогда - расстрелять,

Эту правду снести было бы легче!⁶

Через чувственно-конкретное переживание матери, изображение индивидуальных свойств национального характера автор пытался показать социально-историческую правду, как изменялась психология людей, их нравы, быт, сознание и самосознание. Глубокое понимание им неразрешимых социальных проблем, одной из которых являлась проблема истории и национального характера, позволило автору показать социально- историческую детерминированность национального характера, но в силу идеологических причин начисто размытого, почти исчезнувшего, остались только внешние проявления.

Я - кореец по паспорту и по крови.

Но лишь русским одним я владею.

От корейца остался - один внешний вид:

Я культуры своей не имею!⁷

Сознание - это отражение объективного мира, необходимая сторона практической деятельности человека. Оно возникает, функционирует и развивается в процессах взаимодействия человека с реальностью, на основе его чувственно-предметной деятельности, общественно-исторической практики. По определению философа Ю. Левады, понятием “историческое сознание” охватывается все многообразие стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество осознает (воспроизводит и оценивает) свое прошлое. Историк М. Барг по вопросу исторического сознания писал: “Ошибочно предполагать, что историческое сознание обращено только в прошлое... В действительности же прошлое - только грань исторического сознания, которое концептуализирует связь между тремя модальностями времени: прошлым, настоящим и будущим... Стержнем исторического сознания во все времена являлось историческое настоящее, сущее”.⁸ Одним словом, это сущее сейчас воспроизводится в документально- мемуарном жанре северокавказской литературы, в котором принцип историзма нашел наиболее глубокое воплощение. Так, сборник документов и материалов “ССЫЛКА калмыков: как это было” (Элиста, 1993), являясь частью многотомного издания, содержит в себе архивные материалы, имена, погибших в годы ссылки, и свидетельства - воспоминания бывших спецпереселенцев, которые о горьком периоде их жизни родителей и близких родственников, о том, трагическом дне 28 декабря 1943 года, когда калмыков насильственно лишили их этнической территории и разбросали их по Алтайскому и Красноярскому краям, Новосибирской, Омской и Тюменской областям на 13 страшных лет. В предисловии “Слово к читателю” Президент Республики Калмыкии Кирсан Илюмжанов писал: “Мне кажется, что Книгу памяти можно считать книгой - завещанием поколения, пережившего депортацию, всем тем, кто родился после 1957 года. Мы и наши потомки должны знать и помнить, как это было, чтобы горький урок Истории больше никогда не повторился. Таков завет тех, кто не вернулся из далекой холодной ссылки в родные степные просторы. Будем же достаточно мудры, чтобы не пренебречь опытом прошлого, потому что это нужно для нашего будущего”.⁹

Прав был М. Барг, когда утверждал, что прошлое - это грань исторического сознания, связывающее прошлое, настоящее и будущее. Об этом же пишет в этой же книге и В. Б. Убушаев - о социальной памяти и справедливости: “Правду, подлинную историю тех лет можно будет представить лишь в триединстве официальных документов, имен погибших и воспоминаний оставшихся в живых.

Необходимо особо подчеркнуть, что при изучении некоторых материалов сборника следует сделать определенную поправку на достоверность цифровых данных, имея в виду, что многие оправдания

гнусных акций геноцида по отношению к целым народам”. В книге очень много докладных записок, различных приказов, донесений, резолюций, сведений о численности калмыков по районам и областям, планов расселения спецпереселенцев, карточек по учету спецконтингента, предписаний многочисленных начальников, указаний заместителей наркомов внутренних дел, телеграмм наркомов путей сообщения, рапортов начальников управлений НКВД, директив УНКВД - УНКГБ, писем - заявлений от отдельных граждан с просьбами, заключений медико-санитарного обслуживания и жилищно - бытовых комиссий и других документов, за которыми стоят сотни и тысячи искалеченных судеб конкретных людей, калмыцкой национальности. В основном это документы датируются 1943-1944 годами.

1944 год - это время успешных наступлений Советской Армии. Она в этот период превосходила врага по всем видам оружия, и это превосходство возрастало с каждым месяцем. Остались позади битвы и разгром немцев под Москвой, Сталинградом, на Орловско-Курской дуге. В январе 1944 года была освобождена вся Ленинградская область, а в феврале - марте этого года - Правобережная Украина. В конце марта 1944 года наши войска вступили на территорию Румынии, война была перенесена за пределы нашей страны. Оставались считанные месяцы до Великой победы и до освобождения народов Европы. Каково же было национальное самосознание высланных народов накануне великой Победы?! Поэтому не было никакого основания высылать, скажем, балкарцев в этот 1944 год- год успехов Красной Армии. Чем помешали старики, женщины и дети, жившие в своих аулах и селениях далеко в горах?! Но 8 марта 1944 года на основании постановления ГКО СССР от 5 марта этого же года они были насильственно высланы с пределов отчей земли в Казахстан и Киргизию ”... навечно, без права возврата...”, - гласил пагубный Указ, подписанный М. Калининым. Такой же участи подверглись еще одиннадцать народов: калмыки, карачаевцы, чеченцы, ингуши, курды, крымские татары, корейцы, греки, немцы Поволжья, турки-месхитинцы и хемшиды, которых тоже лишили всяких человеческих прав и дали клеймо “спецпереселенцев”. Балкарцы, как и эти народы, находились фактически в резервации, они не имели возможности общаться друг с другом, так как им нельзя было покидать места проживания без особого разрешения спецкомендатур, не имели право и учиться в вузах, а писатели и поэты - печатать свои произведения. Национальная литература и искусство были приостановлены в своем развитии на долгие тринадцать лет. Это был, по сути дела, настоящий геноцид- физический и духовный. Этнокультура и национальное самосознание были на стадии деградации. Постепенная утрата национальной художественной культуры, процесс “вхождения” неприглядных фактов истории и социальной несправедливости в сознание и душу человека-горца или степняка-калмыка ничего хорошего не предвещало. Вместе с деформацией национальной политики шла деформация национального сознания и этнической культуры. Глумление над наказанными народами не могло не сказаться на их общественном сознании и национальном самосознании. Ведь каждый из них понимал, что оклеветанные и лишенные исторической родины, они в конце войны не представляли никакой опасности для государства, тем более, что все мужское население, верное своему патриотическому долгу, проявляло величайшую отвагу и героизм на фронтах второй мировой войны. Маршал Советского Союза А. А. Гречко писал, что народы многонационального Кавказа “сражались в едином строю против фашистских захватчиков. Животворный советский патриотизм, горячая любовь к родине и беззаветная преданность... - вот, что характеризовало в годы Великой Отечественной войны все без исключения народы и народности Кавказа”.¹⁰

Душевная рана, нанесенная репрессированным народам, и пережитые ими тогда несчастья и беды не могли не повлиять на процесс развития культуры и формирования национального сознания. Их национальное сознание и национальное самосознание было изувечено культовой идеологией. Национальному самосознанию и историческому сознанию был нанесен большой нравственно-психологический урон. Как права была Ольга Бергольц, когда воскликнула: “Великая печальная молчаливая вторая жизнь народа!” Об этой второй жизни народа рассказали в документальной повести Магомед Джургаев и Олег Джургаев “Круги ада”. М. Джургаев был очевидцем всего того, о чем писал. По сфабрикованным обвинениям его отца обвинили и посадили в трудлагерь под Астраханью, брат Аубекир оказался на Соловках, а сам автор книги Магомед Юсупович сидел в печально знаменитых Темниковских лагерях (Темлаг). Это одна семья, а сколько таких семей было разбросано по всем тюрьмам и трудлагерям! “По трущобам земных широт рассовали нас, как сирот.., - пророчески писала Марина Цветаева.

Книга “Круги ада” посвящена стойкому и мужественному, многострадальному и неистребимому чеченскому народу, как писал в предисловии автор. ”В моем повествовании нет ничего вымышленного - ни факта, ни фамилии. Люди, которых в нем буду называть, возможно, живы. Тешу себя надеждой, что они или их близкие откликнутся и дополнят этот драматический рассказ новыми эпизодами об операции по переселению чеченцев и ингушей и об их жизни в Сибири, Казахстане и Средней Азии». Эта книга вносит определенный вклад в социальную память народа и его художественную культуру.

Вследствие депортации и непосредственных методов уничтожения некоторой части населения носители этнического сознания и мироощущения были накануне Победы самыми униженными и оскорбленными, объектом физических и духовных истязаний. Они осознали и почувствовали, как говорится, на своей судьбе, что в отношении их попираются общечеловеческие моральные нормы.

О судьбе такого воина-защитника родины поведал художественным словом Иван Минтяк в вайнахской стихотворной повести “Возвращение огня”.

Непросто жить, судьбой припертым

Не видя звезд родной земли...

Альви с войны в сорок четвертом

В аил казахский привезли -

И там, как нечто на уроке,

Узнал он, что его дада

Расстрелян был еще в дороге,

А нану съели холода...¹¹

В жанровом отношении эта стихотворная повесть несколько отличается от затронутого нами документально- мемуарного жанра, но дело в другом: речь идет о социальной памяти народа и отражении исторического сознания в художественной литературе и искусстве 80-х-90-х годов XX века, который войдет в историю как век многочисленных трагедий, социальных потрясений и народной скорби.

Возвращаясь к сказанному выше, необходимо заметить, что в повести “Возвращение огня” И. Минтяк, касаясь конкретных случаев из жизни героя и его особенностей национального характера, стремился показать социально историческую правду характера, в данном случае представителя чеченского этноса. На примере жизни одного Альви, пришедшего с войны в сорок четвертом и попавшего в число “врагов народа”, автор показал трагические судьбы многих спецпереселенцев.

Художественный показ конкретной жизни людей и сосуществование коренных народов и некоренных, спецпереселенцев в рамках единой территории и единого государства затрагивал непростые вопросы.

Дело в том, что репрессированные народы не могли не понимать, что в первое время общественное мнение коренного населения было не всегда на стороне интересов людей, подвергшихся принудительному выселению. В массовое сознание коренных жителей упорно и небезуспешно насаждалась идея о том, что все они - изменники Родины, враги народа, варвары. Эти мотивы проходят во всех произведения различных жанров, в частности и в “Возвращении огня”: главный герой Альви полюбил Джамилю, но встретил непонимание. “Она поначалу не скрывала вражды, пускавшейся на месть, потом - кормила, врачевала и согревала всем, что есть...”¹² Шло время, коренные труженики видели в депортированных таких же трудяг, как и они сами. Мифы развеивались и улетучивались. Национальное сознание тех и других изменялось. Самосознание репрессированных народов продолжало развиваться. Даже в этих условиях они осознавали себя частью советского народа, имели свое отношение к окружающему миру, осознавали свои поступки и действия, желания и интересы. Каждый из них осознавал себя личностью, хотя в то тяжелое время трудно было сохранить свое достоинство, честь, гордость, взаимопонимание, веру в справедливость, так как не было никакого закона о правах человека с клеймом спецпереселенца.

Национальное самосознание является формой развития этнического самосознания и его формирование происходит, как это известно, вместе со становлением образа жизни, накоплением этнического наследия. В этом плане интересными работами являются следующие книги: “Карачаевцы. Выселение и возвращение”¹³ и “Трагедия ингушского народа”¹⁴.

Обе эти книги можно отнести к документально-мемуарному жанру. Первая книга состоит из двух частей. Первая часть- это акт, подготовленной республиканской комиссией по реабилитацией карачаевского народа в результате серьезной и кропотливой работы группы специалистов и ученых в различных сферах науки, народного хозяйства и культуры. Во второй части, наиболее интересно и значимо для вопросов нашего исследования, приведены материалы и документы, раскрывающие исторические события, происходившие с карачаевским народом в трагический период с 1943 по 1957 год, а также подтверждающие положения и выводы комиссии по проблемам реабилитации карачаевцев. Документы периода 1943-1957 годов взяты из государственных и частных архивов.

Составитель Ю. Тангиев брошюры “Трагедия ингушского народа” поднял очень важные проблемы, касающиеся не только насильственной депортации, но и современных национальных вопросов, связанных с периодом, который последовал после выселения и непосредственно 1944 года, когда чеченцы и ингуши подверглись тотальному переселению из родных мест.

Касаясь вопроса исторического сознания и его художественного отражения в северокавказской литературе, невозможно не упомянуть о научно- практических конференциях, непосредственно связанных с проблемой национального самосознания и этнического наследия, в которых диссертант принимал участие, выступал с докладами и сообщениями. Эти конференции прошли на Северном Кавказе и были посвящены 50-летию депортации народов. Так, в Элисте прошли конференции в 1992 году “Репрессированные народы: история и современность” и в 1993 г. “Репрессированные народы: упразднение их национальной государственности и проблемы реабилитации”; в 1994 году подобные конференции были в Нальчике “Репрессированные народы: история и современность” и в Карачево-Черкесске “Репрессированные народы: история и современность”. Ингушский научно- исследовательский институт гуманитарных наук провел IV Всероссийскую научно- практическую конференцию к 50-летию депортации ингушей и чеченцев в феврале 1994 года. На этих научных формах четко прослеживались выступления по следующим вопросам: ”Участие депортированных народов в Великой Отечественной войне”, “Ликвидация государственности этих народов”, “Социально-философское осмысление причин геноцида”, “Этнокультурные ценности репрессированных народов: утраты и сохранение их в период депортации”. Не обошли вниманием и вопросы национального самосознания и культурных проблем этнического наследия. Некоторые говорили об определенном этапе развития нашего общества, которое оказалось в состоянии некоторой дезинтеграции. “Это некие объективные процессы, которые можно назвать прогрессирующей индивидуализацией сознания”. Много говорилось о том, что в самосознании народов должны быть идеи возможности и необходимости совместного бытия, национального взаимопонимания и согласия. При отсутствии этих понятий в общественном сознании возникают предпосылки разрушения социального организма на основе идеи национального государства. Историческое сознание в условиях роста национального самосознания должно быть направлено на решение реально существующих проблем, так как оно более широкое понятие и призвано формировать у людей конкретной национальности здоровое национальное самосознание “Человечество без исторической памяти, - писал Х. Гусейнов, -это мир без будущего, толпа одиночек, неспособных понять друг друга”¹⁵.

Эти и другие проблемы были подняты на научных конференциях, посвященных 50-летию Великой победы Советского Союза во Второй мировой войне, которые прошли в некоторых городах Северного Кавказа, в частности в г. Нальчике 4-5 мая 1995 года “50-летие Победы в Великой Отечественной войне” и в Ставрополье “50 лет Победы в Великой Отечественной войне”. Материалы региональных научно- практических конференций были опубликованы. “Уроки и итоги Второй Мировой войны”, “Ставрополье и Северный Кавказ в годы Великой Отечественной войны”, “Социально-философские и политические аспекты войны и мира в XX веке”, “Отечественная война и молодежь”, “Судьбы участников Великой войны”- вот основные темы, вокруг которых выступали ученые: философы, культурологи, социологи, историки и др. Отражение исторического сознания депортированных народов в художественной и мемуарной литературе продолжает оставаться важной задачей отечественной историографии, культурологии и социологии, что способствует восстановлению и развитию исторической памяти и этнической культуры.