Глава 6. Право, мораль, правосознание

183

морали, согласно которой моральные понятия и категории выра­жают санкции общества, одобряющего одни поступки и порицаю­щего другие.

Важным достижением И. Канта, И. Бентама, многих филосо­фов и правоведов XIX века является обоснование различий меж­ду правом и моралью. Классическая теория естественного права XVII—XVIII вв. нередко отождествляла или смешивала мораль­ные и правовые категории, оценки, требования¹. Для глубокого ис­следования морали и права как самостоятельных социальных яв­лений необходимо обособление одного от другого. Именно на осно­ве этого обособления стали возможны исследования связей между правом и моралью.

Ряду правоведов и философов конца XIX — начала XX в. при­надлежит определение "право — минимум морали". В это опреде­ление вкладывалось разное содержание.

Широкую известность получило рассуждение Г. Еллинека о безжалостном кредиторе, отбирающем у должника его последнее достояние, выколачивая долг: "Он действовал бы более нравственно, если бы отпустил его должнику. При взгляде на право, как низ­шую ступень нравственности, устраняются все конфликты, кото­рые возникают, если право и мораль представить двумя самостоя­тельными силами"². Ошибка Еллинека состоит в том, что мораль, вопреки его рассуждению, не поддается количественным измере­ниям. При заключении юридического договора по закону можно тор­говаться о цене, о праве на долю имущества или в доходах, о про­центах по долгу или вкладу, о плате за пользование жилищем и приборами, о сроках и времени пользования ими и т. п. В морали нет количественных измерений, она не поддается ни дозировке, ни процентированию. Личность оценивается целиком. "Полуморальный" человек — это законченный негодяй.

Право — не "минимум морали" и по той причине, что регули­рует обширный круг отношений (процессуальных, административ­ных, производственных, организационных и др.), вообще не подле­жащих моральной оценке.

Кроме того, само существование права означает, что мораль бессильна урегулировать ряд отношений между людьми; они по­тому и пишут договоры, заверяют их в нотариальных конторах, ого­варивают пени, штрафы, неустойки за невыполнение обязательств, что не верят в честность своих контрагентов; право с его формаль­ной определенностью, доказуемостью и способностью к принуди­тельному осуществлению является не (только) "минимумом нрав-

¹ Право и мораль смешивали еще римские юристы II—III вв. (см.: Дигесты Юстиниана. М., 1984. С. 23, 25).

² Еллинек Г. Социально-этическое значение права, неправды и на­ казания. М., 1910. С. 61—62.

ственности", а ее "суррогатом", несовершенной, однако необходи­мой формой отношений между людьми.

Постоянной причиной противоречий права и морали в любом обществе, где они существуют, является формальная определен­ность права, не всегда дающая возможность распространить его действие на ситуации, настоятельно требующие правового регули­рования, но не предусмотренные правом, либо наоборот, допуска­ющая применение права к жизненным отношениям и ситуациям, где мораль считает такое применение несправедливым. Иными сло­вами, противоречия возникают в силу того, что право по-разному оценивает ситуации, одинаковые с точки зрения морали, или, на­оборот, уравнивает жизненные обстоятельства и ситуации, весьма различные с моральной точки зрения. Не случайно древние гово­рили: "Чрезмерно точное осуществление права порождает наивыс­шую несправедливость".

Содержание некоторых правовых норм откровенно и грубо противоречит даже тем моральным предписаниям и запретам, ко­торые содержатся в религиозных заповедях. Правом разрешено и предписано убийство, запрещенное в Библии. Прелюбодеяния или непочтительное отношение к родителям, осужденные Библией, пра­вом не запрещены и не влекут юридической ответственности. Право уделяет большое внимание правосудию, хотя в Новом завете пред­писано не судиться, а решать дело миром. Нормами государствен­ного, а также процессуального права установлены обязательность и формы присяги (президента, других должностных лиц, а также свидетелей в уголовных и гражданских процессах), хотя Новым заветом клятва запрещена.

Право допускает и узаконяет денежное возмещение мораль­ного вреда¹. Право предписывает считать невиновным заведомого преступника, пока он не осужден.

Но если презумпция невиновности имеет исторические и ра­циональные основания и обоснования как способ защиты обвиняе­мого от вполне возможного незаконного и необоснованного осужде-

¹ "Вознаграждение за нравственный вред есть само нравственный вред, — писал Г. Ф. Шершеневич. — Оно не только не восстанавливает нарушенного равновесия, но само его усиливает. Нравственный вред до­пускает только нравственное удовлетворение: приговор общественного мнения, приговор государственного или третейского суда. Законодатель­ство, устанавливающее принцип денежной вознаградимости нравственного вреда, вызывает безнравственные мотивы в представлении своих граж­дан. Нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, что­бы внушать ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нрав­ственным страданиям. Переложение морального вреда на деньги есть ре­зультат буржуазного духа, который оценивает все на деньги, который считает все продажным" (Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Учеб­ное пособие (по изданию 1910—1912 гг.). Т. 2. М., 1995. С. 263).

М

184

Сущность права. Проблемы теории и философии права

;:ия, то нельзя объяснить недавно возникшее, откуда-то заимство­ванное обыкновение судебной практики помещать подсудимого в зале суда в специальную клетку¹. Это явно противоречит нормам Международных пактов о правах человека и конституционным нор­мам о достоинстве личности и о презумпции невиновности. Что ка­сается конституционных принципов состязательности процесса и равенства сторон, то они были бы (хотя бы внешне) соблюдены в том случае, если в точно такую же клетку, как подсудимый, в про­цессе слушания и решения дела был бы помещен государственный обвинитель.

Из сказанного, однако, не следует, что мораль всегда хороша, а право нередко бывает плохим. Лицемерия не чужды моральные системы многих стран и веков. В Древнем мире, начиная с фило­софии стоиков (а может быть, до нее), признавалось духовное, мо­ральное, природное равенство всех людей, свободных и рабов. Идея этического равенства людей, независимо от их социального поло­жения, свойственна также христианству. Но отсюда не делался вывод о правовом равенстве рабов и свободных, феодалов и кре­постных. Общечеловеческая норма природного равенства людей была существенно ограничена и деформирована в господствующей морали сословно-кастового общества, считавшего естественными рабство и крепостничество.

К сторонникам взглядов Г. Еллинека на право как на "мини­мум морали" нередко относят русского философа В. С. Соловьева, который писал: "Право есть низший предел или определенный ми­нимум нравственности"². Однако теория В. Соловьева существенно отличается от взглядов Еллинека уже тем, что не стремится нрав­ственно оправдать содержание каждого предписания действующего права во всех его, порой негуманных, проявлениях. "... Право в сво­ем элементе принуждения к минимальному добру, — рассуждал В. Соловьев, — хотя и различается от нравственности в собствен­ном смысле, но и в этом своем принудительном характере, отвечая требованиям той же нравственности, ни в каком случае не должно ей противоречить"³.

Вслед за А. Шопенгауэром, определявшим право как часть нравственности, как минимум добра, В. Соловьев писал: "Право есть принудительное требование реализации определенного минималь­ного добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла... Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий в зле мир обра-

¹ Напомним, что Эйхман, Чикатило и некоторые другие убийцы в ходе открытых и гласных судебных процессов помещались за решетку или за пуленепробиваемое стекло в интересах их (подсудимых) безопасности.

² Соловьев В. С. Нравственность и право // История философии права. СПб., 1998. С. 453.

³ Там же. С. 461.