Д.А. Узойкин о презрении к компромиссу, о мировой сделке и перегруженности российских судов

Узойкин Д.А., кандидат юридических наук, президент Московской коллегии адвокатов "Узойкин, Писков и коллеги".

Около 95% судебных дел в США, порядка 87% дел в Великобритании и примерно такое же количество дел в странах Западной Европы разрешаются путем заключения мировых соглашений <1>. Согласно статистике Высшего Арбитражного Суда РФ в 2008 - 2010 гг., первом полугодии 2011 г. процент дел, производство по которым прекращено в связи с утверждением мирового соглашения, составляет около 3% от всего количества дел, рассмотренных за год. Процент дел по экономическим спорам, возникших из гражданских правоотношений и прекращенных путем заключения мировых соглашений, составляет в среднем 5%.

--------------------------------

<1> Данные ресурса "Территория права" (http://www.adved.ru); также см.: Давыденко Д.Л. Мировое соглашение как средство внесудебного урегулирования частноправовых споров (по праву России и некоторых зарубежных стран): Дис. ... к.ю.н. М., 2004.

Столь разительный диспаритет вряд ли объясним причинами, носящими сугубо юридический характер. Означает ли это, что россияне более конфликтны и конфронтационны, нежели англо-американцы и европейцы, или дело не только в психологии?

Вполне возможно, что первопричина действительно кроется в особенностях национальной психологии, морали и культуры жителей России. Как отмечают многие наблюдатели, как российские, так и зарубежные, в основном за время советской и постсоветской истории в общественном сознании сформировалось негативное, презрительное отношение к компромиссу. На лингвистическом уровне это проявляется в негативной оценке таких слов, как "компромисс", "соглашение", "соглашательство", "сделка", "сговор". В Толковом словаре русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова (1935 - 1940) у слов "сделка" и "сговор" появились значения с пометкой "неодобрительно". В том же словаре под редакцией Д.Н. Ушакова приводится типичный пример словосочетания "гнилой компромисс". Даже слова "согласие" и "примирение", которые традиционно имели положительную окраску, получили своих негативных собратьев: "соглашательство" и "примиренчество" <1>. В результате, как отмечает с сожалением кинорежиссер А. Михалков-Кончаловский, "в русской философии больше всего ценится бескомпромиссный человек, этакий идиот. Чехов же замечательно говорил: "Я ненавижу честных людей" <2>.

--------------------------------

<1> Шмелева Е. О бескомпромиссных борцах, сговорах и сделках. Меняются не только времена, но и значения слов // Учительская газета. 2011. 27 ноября. Онлайн версия (www.ug.ru/archive/42288).

<2> Кончаловский А. Я принципиально считаю себя реакционером: Интервью // Известия. 2006. 9 февраля.

При этом в реальной общественной жизни СССР бескомпромиссность приветствовалась только в борьбе с врагами правящего режима, а точнее, лишь в соответствующей словесной риторике. Действительная же бескомпромиссность ничего хорошего советскому человеку не сулила. Не имея возможности проявить твердость и бескомпромиссность там, где они органичны и полезны, т.е. в политической, общественной жизни, люди могут без особых рисков проявлять ее в личных взаимоотношениях. Возможно, что в результате подобной, как сказали бы психологи, сублимации получилось, что наши граждане готовы смиренно терпеть произвол, злоупотребления и откровенное презрение власть предержащих, мириться с криминалом, но, с другой стороны, на уровне межличностных взаимоотношений готовы биться до последнего с соседом по даче за перенос границ участка на несколько сантиметров, с контрагентом по бизнесу или с соучастником ДТП, проявляя неведомо откуда взявшиеся принципиальность и обостренное чувство личного достоинства и считая, что прощать и мириться - это признак слабости, недостойный сильной и независимой личности. Существует мнение, что категоричность, безапелляционность суждений и неспособность к уступкам и компромиссам вредят как многим российским менеджерам при продвижении по службе в международных компаниях, так и российским политикам, особенно оппозиционным, которые оказываются не способны создавать коалиции и союзы для достижения практических целей. Эти же качества нередко вредят и тяжущимся сторонам, которые стремятся идти в суде до конца, проучить, наказать противную сторону, даже если сумма затрат на процесс уже многократно превысила цену спора.

Вряд ли можно серьезно рассчитывать на то, что право как вторичное, надстроечное социальное явление может быстро изменить традиции и психологию народа, которые формировались десятилетиями. Однако все же право как продукт передовой общественной мысли, результат работы интеллектуальной элиты страны должно создавать стимулы для рационального, цивилизованного поведения граждан.

Нельзя сказать, что современное отечественное законодательство препятствует распространению мировых соглашений в гражданском и арбитражном процессе. Нормы законодательства, в частности действующего АПК РФ 2002 г., напротив, выглядят весьма либерально. В силу ч. 2 ст. 140 АПК РФ мировое соглашение может включать любые условия о согласованных сторонами обязательствах. Эта норма вполне сочетается с принципом свободы договора (ст. 421 ГК РФ) и диспозитивными началами частного права. Однако в реальной судебной практике применение норм АПК РФ о мировых соглашениях вызывает существенные затруднения. Большая часть российских судей считает, что условия мирового соглашения должны быть непременно связаны с предметом и основаниями иска. Порой это приводит к тому, что достигнутое сторонами соглашение об устранении спора не утверждается судом на том основании, что такое соглашение достигнуто не в отношении тех материальных прав и обязанностей, которые были предметом судебного разбирательства (Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 17 октября 2007 г. N Ф08-6861/2007), условия мирового соглашения не корреспондируют с предметом и основаниями иска (Постановление ФАС Уральского округа от 11 апреля 2011 г. N Ф09-947/11-С2), условия мирового соглашения выходят за рамки предмета иска (Постановления ФАС Уральского округа от 2 октября 2008 г. N Ф09-5526/08-С5, ФАС Московского округа от 16 ноября 2000 г. N КГ-А40/13615-10).

Получается, что если между сторонами возник спор, например, о возмещении имущественного вреда, то стороны не могут заключить мировое соглашение, в котором бы констатировалось, что стороны прекращают возникший у них спор на условиях уплаты ответчиком истцу денег или передачи имущества либо совершения иных действий без указания на то, признает ли ответчик деликтные требования, или отказывается ли истец от таких требований. Аналогичная ситуация возникает применительно к большинству исковых споров. Суды требуют, чтобы стороны в мировом соглашении сделали признания относительно судьбы материальных исковых требований и возражений, хотя это и не основано на буквальном тексте закона. В результате вместо того, чтобы избавить себя от спора, т.е. от выяснения вопроса о том, был ли деликт, неосновательное обогащение или договорный убыток, путем мировой сделки, стороны вынуждены делать какие-то признания на сей счет, что совершенно не в их интересах и может в будущем создать для них негативные последствия, в частности породить поводы для иных дальнейших судебных претензий в будущем.

Подобный подход российских судов к мировым соглашениям отличается от зарубежной практики. Так, в странах общего права широко распространены споры, в которых средством защиты является доказывание истцом фактов мошенничества ответчика в деловой сфере (business fraud). Абсолютное большинство таких споров оканчивается заключением мировых соглашений на условиях уплаты сторонами значительных денежных сумм, в которых стороны не делают никаких признаний относительно квалификации их материальных правоотношений. Если бы такие споры рассматривались в российских судах, то для заключения мирового соглашения от сторон потребовалось бы признание в том, имело или не имело место мошенничество и по какому основанию выплачиваются деньги.

При таком подходе извращается сущность мирового соглашения как способа устранения спора о неопределенных правах тяжущихся сторон, поскольку от сторон требуется, по сути, чтобы они в мировом соглашении определили свои материальные права по спорному правоотношению. Определить же действительные материальные права сторон может только суд в ходе разбирательства дела по существу, а ведь именно этого стороны стремятся избежать, заключая мировое соглашение.

Представляется, что одной из главных причин вышеупомянутых затруднений практики является отход как правовой доктрины, так и судебной практики от классического понимания мировой сделки, предельно ясно сформулированного еще в трудах российских правоведов второй половины XIX - начала XX в. (Д.И. Мейера, Г.Ф. Шершеневича, К.П. Победоносцева, Е.В. Васьковского, И.Е. Энгельмана, Е.А. Нефедьева, Д. Азаревича и мн. др.) и не утратившего значения и поныне. Как обоснованно указывается в некоторых современных работах, "трактовка существа мирового соглашения, игнорирующая теоретические основы мировой сделки, сформированные дореволюционными правоведами, существенно ограничивает сферу проводимых исследований и снижает их значимость, малопродуктивна в научном плане и чрезвычайно вредна для практики... Подобный подход к пониманию мирового соглашения (исключительно с процессуальных позиций), предполагающий изолирование мирового соглашения от мировой сделки, привел к созданию правовых конструкций, оторванных от базиса - цивилистической теории мировой сделки. Он препятствует пониманию и использованию на практике мировой сделки (как судебной, так и внесудебной - мирового соглашения), не позволяет формироваться законодательству, регулирующему мировую сделку" <1>.

--------------------------------

<1> Договорное право: соглашения о подсудности, международной подсудности, примирительной процедуре, арбитражное (третейское) и мировое соглашения / Под общ. ред. М.А. Рожковой. М., 2008.

Мировая сделка на протяжении советского периода рассматривалась исключительно как институт гражданского процесса. В итоге мы видим преобладающие судебные решения, в которых отрицается природа мирового соглашения как гражданско-правового договора. Суды характеризуют мировую сделку (соглашение) как "средство защиты субъективного права", как "способ исполнения судебного решения", "институт, имеющий процессуальную природу", иногда указывают на то, что "правовые последствия влечет не само мировое соглашение, а определение суда о его утверждении" (Постановления ФАС Московского округа от 21 июня 2004 г. N КГ-А41/4839-04; ФАС Восточно-Сибирского округа от 9 декабря 2004 г. по делу N А19-9474/04-22-Ф02-5128/04-С2; ФАС Поволжского округа от 19 апреля 2007 г. по делу N А65-14173/2006-СГ1-30; ФАС Западно-Сибирского округа от 14 марта 2006 г. N Ф04-10023/2005(19189-А27-30); Определение Пермского краевого суда от 9 ноября 2010 г. по делу N 33-9810-2010 и мн. др.).

По этой логике раз мировое соглашение - это не институт гражданского права, на который распространяется действие принципа свободы договора, то действительно свобода сторон ограничена исключительно рамками предмета и оснований заявленного иска, а содержание мирового соглашения не может выходить за их пределы. Между тем уже в рамках советского процессуального права авторитетные авторы не считали институт мирового соглашения чисто процессуальным явлением. Так, М.А. Гурвич писал, что мировое соглашение является "не процессуальным договором, а юридическим составом более сложным, в который входят договор, в смысле сделки гражданского права, и ряд элементов процессуального значения" <1>.

--------------------------------

<1> Советский гражданский процесс / Под ред. М.А. Гурвича. М., 1975.

Нужно признать, что в настоящее время в специальной литературе преобладают обоснованные призывы вернуть мировую сделку в состав институтов гражданского материального права и предлагаются соответствующие изменения в ГК РФ. Постепенно и с трудом эта позиция проникает и в судебную практику. Так, в Определении Верховного Суда РФ от 22 октября 2001 г. по делу N 21-ВПР01-45 указывается, что "мировое соглашение - это двусторонний договор, в котором стороны идут на взаимные уступки друг другу (заново определяя свои права и обязанности по спорному правоотношению), в результате которых приходят к обоюдному согласию по способу устранения разногласий и окончательному разрешению конфликта". Несмотря на то что в данной формулировке Верховного Суда признается сделочная гражданско-правовая природа мирового соглашения, тем не менее предполагается, что, заключая мировое соглашение, стороны остаются в рамках спорного правоотношения.

Не менее осторожна и практика арбитражных судов. Так, ФАС Восточно-Сибирского округа в Постановлении от 11 июля 2005 г. по делу N А58-160/03-Ф02-3016/05-С2 прямо признает, что "мировая сделка представляет собой разновидность гражданско-правовой сделки, которая совершается лицами, связанными гражданским правоотношением, для защиты права и прекращения возникшего между ними спора, явившегося причиной предъявления иска". Аналогичного мнения придерживаются и ФАС Волго-Вятского округа в Постановлении от 4 октября 2007 г. по делу N А79-1501/2007, ФАС Дальневосточного округа в Постановлении от 29 мая 2007 г. N Ф03-А24/07-1/1137, а также МКАС при ТПП РФ (решение от 9 февраля 2000 г. по делу N 177/1996).

Между тем, чтобы разобраться в вопросе, стоит вспомнить простое и понятное определение мировой сделки, приводимое Г.Ф. Шершеневичем, который предлагал именовать мировой сделкой любой "договор, в силу которого контрагенты обязываются ко взаимным уступкам ввиду сомнительности принадлежащих им в отношении друг друга прав". Действие мировой сделки, как отмечал Г.Ф. Шершеневич, заключается в том, что на ее основании устанавливаются новые договорные отношения, т.е. имеет место новация. Исходя из сути новации, мировым соглашением стороны добровольно и при условии соблюдения прав и законных интересов третьих лиц распоряжаются своими гражданскими правами путем прекращения этих прав и их защиты в судебном процессе.

При этом в основе мировой сделки лежит сомнительность прав как основание, как причина для заключения мирового соглашения. Заключая мировую сделку, стороны снимают с себя риск того, что права, которые они должны защищать в судебном процессе, окажутся ненадлежащими, отсутствующими (не принадлежащими им в действительности), т.е. риск проигрыша дела и возникновения потерь, связанных с ведением процесса и возмещением выигравшей дело стороне судебных расходов. "Мировая сделка относительно прав, не возбуждающих никакого сомнения, не теряет своей силы как договор... но она утрачивает значение мировой сделки... <1>.

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 2005. Т. 2.

Во избежании риска потерь вследствие проигрыша дела при сомнительности прав заключается интерес сторон мировой сделки. Ради этого избежания риска стороны мирового соглашения готовы идти на уступки и платить деньги или передавать имущество. В отказе от риска путем прекращения спорного правоотношения без его правовой оценки по существу заключается правовая цель, т.е. кауза мировой сделки, а никак не в урегулировании материального отношения, из которого возник спор. Поэтому суд не может отказать в утверждении мирового соглашения на том основании, что стороны не разрешили свой спор о том, каков характер спорного отношения и права сторон по нему.

В этом смысле положение АПК РФ о том, что в мировом соглашении могут (но не обязаны) содержаться указания на признание или прощение долга, не должно восприниматься как должное правило. Наоборот, признание или прощение долга по спорному правоотношению в рамках мирового соглашения - это скорее исключение из правила о том, что мировая сделка прекращает спорное отношение без выяснения прав сторон по нему путем его замены на другое отношение. Например, по отдельным категориям споров, в частности по спорам о признании недействительными сделок или корпоративных актов, отказ от оспаривания является неотъемлемой частью содержания мирового соглашения. При этом и в этих случаях должно быть возможно мировое соглашение на условиях аннулирования спорной сделки (если этим не затрагиваются права иных лиц, не являющихся сторонами по делу), заключения вместо нее другой сделки и т.п.

Возможна критика вышеприведенной точки зрения, в соответствии с которой мировая сделка не должна непременно быть связана рамками предмета и основания иска с практических позиций. При таком понимании мировой сделки под ее прикрытием недобросовестные стороны могут осуществить передачу денег и имущества без правового основания либо обойти законные запреты, например запрет дарения между коммерческими организациями (ст. 575 ГК РФ). Эта критика будет иметь под собой основания, особенно с учетом текущего состояния правил о допуске гражданских и арбитражных споров к судебному разбирательству по существу. Мало для кого из практикующих адвокатов является секретом то, что порой самые сомнительные сделки при известном старании могут получить судебную санкцию в виде утвержденного судом мирового соглашения, причем именно для того, чтобы суд "осенил" такую сделку своим авторитетом, и затевается сам судебный процесс.

Действительно, сейчас достаточно оплатить государственную пошлину и сформулировать самые абсурдные, нередко очевидно не имеющие никакого реального правового содержания требования, чтобы гражданское или арбитражное дело было возбуждено судом и принято к производству для рассмотрения по существу. ГПК РФ, в отличие от АПК РФ, для возбуждения гражданского дела не требует даже того, чтобы истец указал правовое основание для своих требований, т.е. нормы права, на которых основаны претензии истца к ответчику. Также практикующие юристы в курсе того, что вопрос о принятии искового заявления к производству суда, как правило, решается помощником судьи, который проверяет лишь соответствие иска формальным требованиям процессуального кодекса, хотя судья и расписывается в определении о принятии иска к рассмотрению и назначении дела к слушанию. Не менее формально проводится судьей (а в судах общей юрисдикции также нередко даже не самим судьей, а помощником) собеседование и предварительное судебное заседание, в котором с точки зрения закона должно быть выяснено существо исковых требований и возражений на них, раскрыты доказательства. Нынешнее предварительное заседание по действующим ГПК РФ и АПК РФ лишено существенного смысла, так как, независимо от состояния дела и позиции сторон по нему, если стороны желают продолжить спор, то суд обязан назначить дело к судебному разбирательству и рассмотреть спор по существу.

В итоге любой спор независимо от наличия или отсутствия правовой позиции при соблюдении минимума формальностей допускается к стадии полноценного судебного разбирательства, а суды оказываются переполнены делами, причем нередко "пустыми", т.е. без правовой позиции или на ничтожные суммы или иной предмет спора. В итоге наши суды стали фактически неработоспособны, так как судья, рассматривающий 20 - 30 дел в день, просто не способен обдумать и качественно мотивировать решение по всем делам, находящимся в его производстве. Такая ситуация приводит либо к полной профанации правосудия по гражданским делам, либо к уходу думающих судей из судебной системы.

Перегруженность судов гражданскими и арбитражными делами стала общеизвестным печальным явлением, бороться с которым предлагается с помощью внедрения электронных средств правосудия, повышения госпошлины, увеличения судейских штатов и прочих высокозатратных методов, в то время как уменьшение количества дел, доходящих до стадии разбирательства по существу, и увеличение количества заключаемых мировых соглашений могли бы помочь в разгрузке судов и превращении их из измученных формально-канцелярских учреждений в реальные органы правосудия по гражданским и арбитражным делам.

Государство и экспертное сообщество заинтересованы в решении этой проблемы, в том числе в стимулировании участников всех судебных споров к разрешению конфликтов путем мировых сделок. Об этом свидетельствуют не только последние изменения в гл. 15 АПК РФ, но и введение в уголовно-процессуальное право института досудебного соглашения обвинения и защиты о сотрудничестве.

Другая сторона проблемы заключается в том, что когда любое дело без проверки наличия по нему правовой позиции допускается до судебного разбирательства, то стороны действительно могут пытаться организовать так называемый суд понарошку и под видом мирового соглашения по такому притворному спору "протащить" через суд сделку в обход запретов закона. Отсюда не случайно настороженное, подозрительное отношение российских судов к мировым соглашениям, стремление свести их к полному или частичному признанию либо к отказу от иска, что, в свою очередь, лишает стороны, в большинстве своем действующие вполне добросовестно, стимулов к тому, чтобы пытаться разрешить споры миром.

Путь решения проблемы перегруженности гражданских и арбитражных судов всем понятен и по существу тот же, что и способ решения проблемы перегруженности городских дорог, заключающийся в ограничении количества автомобилей, имеющих доступ к дорогам. Доступ к судебному разбирательству должны получать не все дела автоматически, как сейчас, а лишь те, по которым есть правовая позиция, которую стороны, прежде всего сторона истца, должны продемонстрировать в предварительном судебном заседании. Если истец не может обосновать позицию, представить хотя бы основные доказательства, то дело не должно назначаться к разбирательству по существу, а производство по нему должно быть прекращено в упрощенном порядке. При этом не обязательно, что истец в этом случае должен лишаться права предъявить аналогичный иск в будущем, когда он сможет собрать хотя бы первичные доказательства, сформулировать правовую позицию. Подобные институты реального предварительного (распорядительного) заседания с возможностью преграждения дальнейшего движения дел при очевидном отсутствии правовой позиции знакомы судопроизводству многих развитых стран, положения права которых сегодня активно изучаются и заимствуются российским законодателем и правоприменителем, в особенности Высшим Арбитражным Судом РФ.

Разумеется, введение реального предварительно заседания потребует от сторон гражданских споров повышения качества юридического сопровождения подготовки и ведения дел. Это в очередной раз подтверждает верность предложений представителей юридического сообщества о введении той или иной формы ограничения доступа к судебному представительству по гражданским делам для лиц, не имеющих юридического образования и профессиональной подготовки в сфере судебного представительства. Проблему же доступа малообеспеченных слоев общества к правосудию следует решать не за счет дегенерации судопроизводства, а за счет развития бесплатной или льготной социальной юридической помощи, в том числе с активным привлечением возможностей наших многочисленных юридических высших учебных заведений.

Если дело признано в реальном предварительном заседании достойным разбирательства по существу, то заявление сторон о заключении мирового соглашения на любых условиях, хотя бы и никак не связанных с предметом и основанием иска, должно допускаться, а мировое соглашение - утверждаться судом без ограничений, притом что условия мирового соглашения не нарушают прав не участвующих в нем лиц и иных запретов, содержащихся в законе. Это объясняется тем, что, признав дело допущенным к разбирательству по существу, суд тем самым признает, что у сторон действительно имеются спорные, т.е. подлежащие сомнению, права, которые могут быть точно установлены лишь в судебном заседании. Намерение сторон устранить спорное правоотношение и прекратить спор является достаточным основанием для утверждения мирового соглашения на любых условиях, не запрещенных законом.

Допустимость мирового соглашения по большинству гражданских споров может быть проверена тестом ст. 421 ГК РФ: если стороны вне рамок процесса могут законно заключить ту сделку, которую они хотят заключить как мировую, то у суда нет оснований отказать в утверждении соответствующего мирового соглашения.

Мировое соглашение помимо устранения материального спора должно избавлять стороны и от расходов на ведение процесса. Вот почему целесообразно существенно увеличить размеры государственной пошлины, по крайней мере по делам, рассматриваемым арбитражными судами. Это сократит количество обращений по несущественным спорам, которые не будут стоить суммы госпошлины. С другой стороны, возврат уплаченной пошлины при завершении дела мировым соглашением будет прагматическим стимулом к примирению сторон.

Создание стимулов для сторон гражданских споров активнее использовать мировое соглашение должно оказать облагораживающее воздействие и на профессию судебных представителей, прежде всего адвокатов. Адвокаты не должны уподобляться публике, подзадоривающей участников уличной потасовки, стремясь затащить клиентов в суд любой ценой с тем, чтобы вытянуть из них гонорар за ведение процесса, в то время как искусство адвоката может быть с не меньшей для клиента пользой направлено на то, чтобы помочь клиенту получить выгодные условия путем переговоров об условиях мирового соглашения.

Движение в этом направлении должно привести к тому, что постепенно презрение к компромиссу уступит место договороспособности и сотрудничеству в сфере защиты гражданских прав, что в немалой степени сделает российское общество более цивилизованным.