Kuveyt_Mozaika_vremen

По сведениям Джона Малкольма, другого английского политического резидента в Персидском заливе, суммарный объем торговли Индии с Аравией не превышал 40 лаксов рупий в год (1 лакс равнялся 100 000 рупий). Из них 30 лаксов приходилось на Басру и 10 – на Бахрейн, Кувейт и соседние с ним порты (77)

Согласно данным, содержащимся в информационно-спра- вочном материале «Аравия», подготовленном английским внешнеполитическим ведомством, в 1913 г. суммарный объем торговли Кувейта составил 570 558 фунтов стерлингов, в том числе ввоз – 370 817 фунтов стерлингов. Кувейтский порт в 1913 г. посетило 63 парохода (62 из них – британских) с 121 482 тоннами грузов (78).

Развитие морской торговли и возросшая потребность в судах определили необходимость открытия в Кувейте судоверфи. Главная проблема корабелов Кувейта – это отсутствие на месте древесины. Стволы пальмовых деревьев для строительства океанских судов не подходили. Поэтому древесину, в том числе тик для обшивки бортов и для киля, завозили из Индии. Канаты поступали из Занзибара, а паруса – с Бахрейна. Вскоре открылись и собственные мастерские по изготовлению парусов и канатов. Борта судов обмазывали акульим жиром. Самым прочным и водостойким, наряду с кипарисом и кедром, считалось у корабелов эбеновое дерево. Корабельный лес, поступавший из Индии, складировали прямо на побережье Кувейтской бухты, и охраняли круглосуточно. По сравнению с другими аравийскими портами Персидского залива, климат в Кувейте – сухой, что и обеспечивало долговременную сохранность древесины. Ее здесь закупали для своих судоверфей торговцы из Катара и с Бахрейна.

Полковник Л. Пелли называл корабелов Кувейта лучшими судостроителями Залива (79). Подавляющее большинство кувейтских ремесленников, включая корабелов, были переселенцами-шиита- ми, перебравшимися в Кувейт с побережья Персии и с Бахрейна. Въезд их в свои земли правители Кувейта поощряли. Никаких препон им – ни в работе, ни в жизни – не чинили.

Судостроение в Кувейте, сообщают арабские историки, основали бахарны, потомки древнейших на Аравийском побережье Залива арабов-корабелов, с многовековыми традициями и богатыми

навыками ремесла. Коммуна их изначально проживала на Бахрейне. В круг свой они никого из «посторонних» не пускали. Браки заключали только между собой.

С приходом на Бахрейн ислама стали придерживаться шиитского толка. Финансированием судостроительных работ в Кувейте занимались такие знатные семейно-родовые кланы, как ал-Ганим, ал-Китами, ал-Шахин и ал-Сакр.

Все крупнотоннажные аравийские парусники в речи европейцев – это бумы, а малотоннажные – самбуки. Сами же арабы Аравии именовали свои суда – в зависимости от формы их корпуса и предназначения – по-разному: бугала, бум, самбука, шу’и, батила, баггара, джалибут, хури и шаша. Самые большие океанские суда кувейтцов, длиной от 15 до 30 метров, – это бум и бугала. Их использовали для морских грузовых перевозок, самбуку – для «жемчужной охоты», а шу’и – для рыбной ловли.

На кувейтской судоверфи строили крупнотоннажные океанские бумы, бугалы и батилы, маневренные самбуки, джалибуты

(суда двойного назначения – торгового и военного), а также легкие шу’и и хури. На бумах, коих у кувейтских торговцев в 1941 г. насчитывалось более 130, совершали торговые экспедиции в Индию и на Занзибар (2–3 раза в году). Паруса для бумов, огромные и тяжелые, заносили на суда, при спуске их на воду, человек 15, не меньше.

Лучшие суда сооружали на судоверфи Хаджжи Ахмада алАтрама. Рассказывают, что по личной просьбе правителя Катара он построил классический бум (128 футов длиной и 27 футов шириной) для катарского торгового флота. Судно это, крепкое и легкое, с «быстрым бегом», как тогда говорили, было лучшим в морской флотилии Катара.

Заслуженной славой у мореходов пользовался и аравийский парусник доу. Слово «доу» пришло в Персидский залив из Йемена. Корни его следует искать в персидском слове «доуид», что значит «быстрый». Первыми слово «доу» для обозначения им своих быстроходных парусников использовали мореходы арабского племени бану ка’аб, обитавшего на персидском побережье. В Кувейте слово это вошло в лексикон местных жителей в те далекие времена, когда красавицу Марйам, дочь шейха Кувейта, пытались похитить

и увезти на своих парусниках доу, «хищники моря», дерзкие мореходы племени бану ка’аб.

Среди других классических аравийских судов, строившихся на судоверфях Аравии и бросавших якорь в Кувейтской бухте даже в 1970-е годы, можно назвать:

–‘абру – парусник мореходов Хадрамаута; на них они доставляли в Кувейт благовония из Йемена;

–зарука – парусник арабов Южного Йемена;

–банучи – аналог самбуки (это название парусника происходит от двух английских слов: «сан» – «солнце» и «боут» «лодка»);

–бадан – легендарное грузовое судно оманских торговцев «черной костью» (рабами);

–бакара – судно для прибрежной перевозки грузов в шейхствах Договорного побережья (нынешние ОАЭ) и в Омане.

В 1904 г., когда в Кувейте, по словам Дж. Лоримера, ежегодно спускали на воду не менее 20–25 судов (80), на сооружение крупнотоннажного океанского судна уходило месяцев десять, а небольшого парусника (в зависимости от его размера и предназначения) – от месяца до четырех.

К концу 1930-х годов со стапелей судостроительных верфей в Кувейте ежегодно сходило уже до 50-ти судов разных типов. Строили их исключительно вручную. Особым спросом у заказчиков из шейхств Прибрежной Аравии и портов Персии пользовались крупнотоннажные кувейтские суда.

Парусник бугала, построенный в XIX веке Хуссайном Марафи, стал впоследствии судном-памятником. Его установили на набережной Кувейта – в честь местных корабелов и мореходов. Он внесен в Книгу рекордов Гиннеса как самое большое в мире деревянное судно этого типа.

Двумя знатными кланами корабелов в «уделе Сабахов» кувейтские историки называют семейства ал-Халаф и ал-‘Уста’ад. Первое из них славилось своими мастеровыми, а второе, выражаясь современным языком, – дизайнерами. Специализировались оба этих клана потомственных судостроителей из арабов-шиитов на сооружении парусников для «жемчужной охоты» и рыбной ловли.

Чаще всего новому судну, спущенному на воду в Кувейте, давали, по традиции, имя его капитана: бум «Ахмад», к примеру, или джалибут «’Абд Аллах».

Женщин и детей к судоверфям охранники не подпускали. Согласно древнему поверью, бытовавшему среди судостроителейбахарнов, если женщина перешагивала через лежавший на песке киль для строившегося корабля, то судно ожидала беда, а один из членов экипажа должен был погибнуть – «отдать свою жизнь за жизнь рожденного ребенка».

Женщина же, делавшая это, могла забеременеть и родить. Что, собственно, и влекло бесплодных замужних женщин на судоверфи.

В 2002 г. британские археологи обнаружили в северной части побережья Кувейта фрагменты парусника цивилизации ‘Убайд. Возраст этого тростникового судна, вымазанного изнутри битумом, – около 7 тысяч лет. Там же, в местечке Эль-Субийа, они нашли и вылепленные из глины фигурки лодок, служившие древним мореплавателям талисманами-оберегами. Ученые полагают, что в седом прошлом стоянку в Эль-Субийа древние мореходы использовали для отдыха и для ремонта своих судов. И что на этот случай они могли хранить там запасы тростника.

Основным источником жизни арабов Прибрежной Аравии до начала нефтяной эпохи являлся жемчужный промысел. Если во время «жемчужной охоты» суда того или иного из шейхств подвергалась нападению пиратов, то это больно ударяло по доходам всего населения этого шейхства (81).

Перед 1-й мировой войной на жемчужный промысел из Кувейта ежегодно выходило до 700 парусников. Суммарная численность их экипажей (ловцов жемчуга, «тягачей», то есть подъемщиков, и матросов) составляла от 10 до 15 тыс. человек. Если же говорить обо всех шейхствах Прибрежной Аравии, то в «жемчужной охоте» в 1905 г., к примеру, участвовало 3411 парусников, с суммарной численностью экипажей в 64 390 человек. В 1915 г. из Кувейта, для сравнения, на ловлю жемчуга отправился 461 парусник, с Бахрейна – 900, из Дохи (Катар) – 350, из Дубая – 335, а из Шарджи – 200 (82).

До конца 1920-х годов жемчужный промысел был одним из основных видов коммерческой деятельности Кувейта. Однако к

концу 1930-х годов, когда из-за разразившегося мирового кризиса спрос на жемчуг резко упал, в море на ловлю жемчуга выдвигалось уже не больше 330 кувейтских судов (83).

Впервые жемчуг в бассейне Персидского залива люди обнаружили у берегов Дильмуна, нынешнего Бахрейна, занимаясь ловом рыбы. Из-за белизны и яркого свечения на солнце жемчуг сделался у дильмунцев, а потом и у других народов Прибрежной Аравии атрибутом культовых обрядов и талисманом-оберегом любви и счастья. Древние аравийцы называли жемчуг «камнем чистоты и искренности». Верили в то, жемчуг облегчает женщинам роды, оберегает семьи и сохраняет любовь мужчины к женщине. У народов Древней Аравии жемчуг считался символом «чистого сердца», добрых помыслов и намерений, судьбы и невинности. Его приносили

вдар богам. Владыки Ассирии брали дань с арабов в подвластных им землях Аравии жемчугом и благовониями. Жемчуг, говорится

всказаниях автохтонов Аравии, – это слезы жителей Рая, а самые крупные из перлов – слезы счастья Венеры, богини любви и плодородия.

Вклинописных табличках шумеров, датируемых 2300 г. до н. э., жемчуг, поступавший с Дильмуна в Шумер, фигурирует под именем «рыбьего глаза» или «камня счастья из Горького озера», то есть Персидского залива.

Легенда арабов Аравии гласит, что у Маймуны, крылатой лошади, сотворенной Господом из белого мускуса, которая спустила на землю Адама, одно крыло было из жемчуга, а другое – из кораллов.

ВДревней Аравии жемчуг ценился очень высоко; являлся непременным атрибутом захоронений (его клали на глаза покойника). Воины-аравийцы инкрустировали жемчугом рукоятки мечей

икинжалов, вшивали их в игалы (обручи для удержания головных платков) и кожаные шлемы, веруя в то, что жемчужины уберегут их от ран и «даруют радость победы».

Самое древнее из жемчужных ожерелий, сохранившихся до наших дней, обнаружено археологами в саркофаге персидской принцессы в зимнем царском дворце в Сузах. Ему более 2400 лет. Хранится оно в Лувре.

В Древнем мире жемчуг пользовался спросом повсюду. Моду на жемчуг в Риме ввел Помпей Великий (106–48 до н. э.). Историк Плиний (23–79) сообщает, что во время одного из триумфов Помпея в торжественной процессии несли портрет императора, вышитый аравийским жемчугом, и 33 украшенных им венца-короны. «Обласканный» Помпеем, жемчуг стал в Риме символом богатства

ивысокого статуса в обществе. Эксцентричный Калигула (12–41) украсил роскошным жемчужным ожерельем … шею своей любимой лошади, произведенной им … в сенаторы. По словам Плиния, жемчуг занимал первое место в списке «дорогих вещей» у жителей Рима.

Португальцы знали о жемчужных богатствах Персидского залива задолго до покорения Ормуза (1515) Афонсо д’Албукеркой, «неистовым конкистадором Востока». Тверской купец Афанасий Никитин, бывавший на Ормузе, называл этот остров-царство «жемчужным рынком мира» и «знатным пристанищем торговым», где «все, что на свете родится, – есть». Мануэл I Счастливый (1469– 1521), король Португалии, направляя Афонсо д’Албукерку к берегам далекой Аравии, наставлял его непременно разыскать Бахрейн

изахватить его. Утвердившись на Ормузе и в Южной Аравии, Афонсо писал своему властелину: Ормуз повергнут. Вскоре падет к ногам Лиссабона и знатный Бахрейн, а вместе с ним отойдет Португалии и все остальное, что есть в «море персов».

«Все мы, – говорил в беседе с путешественником Дж. Пэлгревом в 1862 г. правитель Катара шейх Мубарак ибн Тани, – от простолюдина до человека знатного, слуги одного господина – жемчуга». Действительно, замечает Дж. Пэлгрев, большая часть 60-тысячного населения Прибрежной Аравии тех лет «состояла на службе у жемчуга», то есть была вовлечена в жемчужный промысел.

Использовали в Древнем мире и жемчужные раковины. В Месопотамии, к примеру, а потом и в Египте (в 4500 и 4000 гг. до н. э. соответственно) ими инкрустировали кровати. Находили применение и другим «дарам моря» – панцирям черепах (из них изготавливали гребни для волос и посуду) и кораллам.

Помимо Бахрейна, иноземные купцы хаживали в прошлом за жемчугом в Сираф и на Ормуз, в Гомберун (нынешний Бендер-

Аббас) и Линге, на остров Дальма (принадлежит эмирату Абу-Даби, ОАЭ) и в Джульфар.

Сираф, бойкий в свое время рынок Фарса (Персии), славился также и торговлей ювелирными изделиями.

Ормуз считался вторым по величине, после Бахрейна, жемчужным рынком мира. Английский торговец Ральф Фитч, посещавший Ормуз в 1538 г., отзывался о нем, как о крупнейшем на земле «складском месте жемчуга». Поступал он на Ормуз с Бахрейна и из других шейхств Прибрежной Аравии. С торговыми караванами, рассказывает Ральф Фитч, жемчуг уходил оттуда во все концы империи Сафавидов (Сефевидов), а морем – в Лахор и дальше на Восток.

Знатным жемчужным рынком Персидского залива известный американский миссионер и исследователь Аравии С. Цвемер именовал лежащий напротив Абу-Даби (ОАЭ) остров Дальма, где собирались тавваши (торговцы жемчугом) с обоих побережий Залива. Сюда, чтобы пополнить запасы воды, риса, чая и табака, наведывались суда, занятые в ловле жемчуга.

Доминировал в торговле жемчугом рынок Бахрейна (Дильмуна и Авала в прошлом). На остров съезжались крупные купцы

иименитые ювелиры из Лондона и Парижа, Санкт-Петербурга и Бомбея. Из отчета британского консула в Маскате за 1869 г. следует, что примерно 2/3 сезонного улова жемчуга в Персидском заливе «ушло на север» – в Персию, Турцию и Россию, а 1/3 – через Маскат – в Бомбей и Англию. Торговые коммуны индусов-банйанов из портовых городов Омана скупали жемчуг (лу’лу’) у капитанов судов прямо в море, на жемчужных отмелях (фаштах).

Крупным центром жемчужной торговли Нижней (Южной) Аравии знаменитый арабский историк ал-Идриси (1100–1165) называет Джульфар (нынешний эмират Ра’с-эль-Хайма, ОАЭ). Дуарте Барбоса (1480–1521) известный португальский мореплаватель и хронист португальских владений в Индии, отмечал, что за жемчугом в Джульфар прибывали торговцы с Ормуза. Закупали его там

ивезли в Индию и в Персию. С восхищением отзывался о жемчужном рынке Джульфара и венецианский ювелир Гаспаро Бальби, посещавший этот легендарный город в 1580 г.

Торговали жемчугом и в Кувейте. Сделки купли-продажи вели «языком пальцев». Обычай «немого торга» пришел в княжества Прибрежной Аравии с Ормуза. Касанием того или иного пальца на руках продавца, каждый из которых означал ту или иную конкретную сумму, покупатель «называл» свою цену за предлагаемый торговцем товар. Руки продавца (им выступали капитаны жемчужных судов) и покупателя скрывал от глаз других участников аукциона по-аравийски в лице местных торговцев-оптовиков (таввашей) и чужеземных купцов кусок материи. Если оба участника торга были местными жителями, то они просто просовывали руки в широкие рукава одежд друг друга, и делали то же самое.

Сжимание, к примеру, двух пальцев продавца означало, что покупатель предлагал за выставленный на продажу товар, одну жемчужину или целый лот, 200, 2000 или 20 000 индийских рупий (мелкий жемчуг продавали на вес). Нарасхват шли крупные молоч- но-белые жемчужины. Французские купцы с охотой приобретали также и розово-белые жемчужины. Хроники свидетельствуют, что

в1929 г. за одну большую первоклассную жемчужину французский ювелир отдал 29 000 индийских рупий.

Для аравийского базара, шумного и многоголосого, «немые сделки» – явление, надо сказать, странное, а для кочевников – и вовсе удивительное. Бедуины в местах торговли жемчугом на кувейтком рынке собирались толпами. Как можно торговаться, не проронив при этом ни слова, они понять не могли. Ведь торговля – это азарт, говорили они, своего рода игра, вызывающая всплеск эмоций. Зачем же держать их в себе, зачем лишать себя радости жизни?!

Устраивались на кувейтском рынке, в местах торговли жемчугом, и своего рода жемчужные лотереи. Покупатель приобретал

вювелирной лавке нераскрытую жемчужную раковину. Платил за нее 1–5 индийских рупий. Брал с прилавка специальный нож, и тут же, на месте, вскрывал раковину. Если находил в ней жемчужину, то становился ее законным обладателем. Зачастую сразу же продавал ее владельцу лавки. Если раковина оказывалась пустой, то уходил из лавки не солоно хлебавши.

О«жемчужных лотереях» на рынках шейхств Прибрежной Аравии упоминают в своих воспоминаниях английские капитаны

Гамильтон и Вайтлок. Арабы со встречавшихся на нашем пути судов, занимавшихся ловлей жемчуга, пишет капитан Вайтлок, предлагали купить у них нераскрытые жемчужные раковины – 100 штук за два фунта стерлинга. Вскрыв их, редко, но все можно было обнаружить внутри 2–3 недорогих жемчужины. Профессиональные ловцы обладали феноменальным чутьем на жемчуг, и поэтому раковины эти оказывались, как правило, пустыми. Но азарт брал верх над разумом, и раковины у них покупали. О продаже на рынках «жемчужных шейхств» Аравии нераскрытых жемчужных раковин, которые могли подарить покупателю, если повезет, конечно, жемчужину, притом исключительно мелкую, рассказывает и капитан Гамильтон.

Немецкий предприниматель Ричард Беннер, посещавший Персидский залив в 1869 г., оценивал тогдашний суммарный улов жемчуга в том районе в 3 740 000 долларов США. В конце XIX–начале XX в. повсюду в мире наблюдался высокий спрос на жемчуг. В период 1910–1914 гг. он увеличился в разы. Вывоз жемчуга с Бахрейна, к примеру, в период с 1909 по 1913 гг. вырос в пять раз. В 1906 г., когда на мировом рынке отмечался очередной крупный скачок цен на жемчуг, суммарный улов жемчуга в Персидском заливе равнялся его улову во всех других частях света, вместе взятых (84).

В годы, предшествовавшие 1-ой мировой войне, в пик спроса на жемчуг, примерно 80% жемчуга, поступавшего в Европу, приходилось на поставки из Персидского залива (85).

По сведениям английского внешнеполитического ведомства, суммарный объем торговли жемчугом в Персидском заливе подскочил с 2 млн. фунтов стерлингов в 1907 г. до 4, 349 млн. фунтов стерлингов в 1911 г. В период 1911–1914 гг. ежегодные продажи жемчуга здесь составляли в среднем 4,168 млн. фунтов стерлингов (86).

«Кончину» жемчужного промысла в Кувейте хронисты датируют 1948 г., когда на сезонный лов в море вышло только несколько парусников.

В 1920-егоды, для сравнения, в «жемчужной охоте» участвовало практически каждое семейство коренных кувейтцов. В 1961 г.

весь жемчуг, что продавали на кувейтском рынке, завозили уже с Бахрейна.

Жемчужная ловля в речи кувейтцов фигурирует под словом «гавс», что значит погружение под воду, а сообщество ловцов-ны- ряльщиков – под словом «гававис». Квалифицированные ныряльщики (гаввасы), равно как маститые капитаны-наставники и лоцманы, имевшие точное представление обо всех жемчужных отмелях Залива и гаванях его обоих побережий, были среди кувейтских таввашей, оптовых торговцев жемчугом, и владельцев судов нарасхват. Тавваши частенько затевали между собой споры из-за лучших из тех, кто «постиг науку чтения неба, вод и ветров», то есть из-за лоцманов и капитанов. Соперничали друг с другом и из-за ныряльщиков, которым из сезона в сезон сопутствовала удача, которые непременно поднимали со дна крупные, дорогостоящие лу’лу’ (жемчужины).

На «жемчужную охоту» кувейтская флотилия отправлялась в начале июня, а возвращалась в порт в конце сентября. Это время называлось у местных жителей сезоном «большого лова» (ал-гавс ал-кабир). О его начале объявлял лично правитель шейхства. Сигнал для выхода жемчужной флотилии в море давал адмирал. Им становился самый опытный и авторитетный нахуда (капитан). Он представлял в море интересы всей флотилии, в том числе в сношениях с другими флотами и шейхами княжеств, наведывавшихся на места лова. На каждом из судов, отправлявшихся на «жемчужную охоту», обязательно поднимали флаг шейхства, знак-символ (васм) территориальной принадлежности судна.

Помимо «большого лова», существовали и два так называемых малых: ал-гавс ал-барид, что значит «холодный лов», приходившийся на апрель-май; и ал-гавс ал-муджаин, то есть «свободный от уплаты налогов» или зимний, длившийся с октября по май.

В июле 1900 г. в сезонной ловле жемчуга участвовало 12 000 кувейтцов (ловцов жемчуга и матросов среди населения Кувейта насчитывалось тогда 15 000 человек) (87).

Согласно данным, приводимым Дж. Лоримером, в 1906 г. ловлей жемчуга в шейхствах Договорного Омана занимались 22 тыс. человек; в Катаре – примерно 13 тыс. чел.; на Бахрейне – около