Kuveyt_Mozaika_vremen

обычаю, прежде чем приступить к исполнению супружеских обязанностей в «приюте молодоженов» мужчина должен помолиться на абайе жены.

Простыню с брачного ложа «со следами взлома невинности» молодой женщины ее мать показывает на следующее утро женской части породнившихся семейств, демонстрируя тем самым, что они сохранили свою дочь для ее мужа «нетронутой и чистой».

Перед восходом солнца муж покидает брачные покои, тщательно моется и совершает утренний намаз. Оставляет при этом под «мужней половиной брачного ложа» подарок жене. Аравийцы именуют его словом «сабахийа», что значит «утренний гостинец». В прошлом он состоял в основном из серебряных монет (в размере 1/10 от суммы выплаченного женихом калыма).

Мать и родственницы молодой жены занимаются в это время ее омовением, меняют одежды и причесывают – готовят к новой встрече с мужем.

Втечение трех дней кряду молодая жена из супружеских покоев никуда не выходит, нигде не показывается. Видит она все это время только мужа да женщин-родственниц, отвечающих за «приготовления женщины к утехам любви». И только в конце третьего дня ее навещают подруги. Всех их на входе окуривают благовониями, а затем угощают кофе со сладостями.

Если женщина выходит замуж впервые, то новобрачные проводят в доме отца невесты семь дней; если же мужчина берет замуж разведенную женщину или вдову – то три дня. Затем молодожены перебираются в дом мужа. Покидая жилище родителей, женщина надевает на себя все имеющиеся у нее драгоценности, в том числе

иподаренные ей на свадьбу. Чего только нет на ней при совершении этого церемониала. На ушах – золотые сережки; в носу – кольцо с жемчугом или бирюзой; на запястьях рук и на ногах – золотые браслеты; на шее – жемчужные ожерелья. Голову украшают серебряные повязки, волосы – заколки из слоновой кости, инкрустированные драгоценными камнями.

Вбылые времена, перебравшись в дом мужа, женщине, выходившей замуж впервые, полагалось на протяжении последующих 15 дней ежедневно навещать своих родителей, непременно в сопро-

вождении мужа. Покидали они жилище рано утром, когда горожане еще спали. Возвращались поздно вечером, когда жизнь в городе затихала. Бытовало поверье, что в эти первые 15 дней их семейной жизни в собственном доме-гнезде, видеть молодоженов, дабы избежать сглаза, следовало как можно меньшему числу людей.

Если выяснялось, что бедуин брал в жены девушку, терявшую невинность до свадьбы, то это ложилось позором на все семейство девушки. Если муж предъявлял соответствующие «улики» ее отцу или брату, то есть чистую белую простынь после первой брачной ночи без следов крови, то кто-то из них, дабы «обелить» честь рода, лишал «блудницу» жизни.

Первые из тех кувейтцов, кто выезжал учиться в Европу и женился на чужеземках, подвергались остракизму даже в их семьях, не говоря уже о родоплеменной общине в целом. Карьера их, когда они возвращались домой, не складывалась. Никакие пособия и льготы, полагавшиеся для коренных жителей Кувейта, на них не распространялись. Что касается служащих внешнеполитического ведомства, то в Кувейте и поныне в силе негласное правило, согласно которому дипломат-кувейтец, работающий за границей и берущий в жены «чужестранку», должен незамедлительно покинуть Министерство иностранных дел (51).

Коренная жительница Кувейта и сегодня не может выйти замуж за христианина, будь то араба или европейца. Кувейтцу-му- сульманину брать в жены иноземку-европейку, христианку и даже еврейку, дозволено.

В прошлом, если коренные кувейтцы и женились на христианках, то только на христианках-арабках. Мусульманин, к слову, может взять в жены и еврейку, но дети, рожденные ею, должны принять ислам. Такова традиция и таков закон.

Адюльтеров в былые времена в семьях коренных арабов Аравии практически не случалось. Если же имели место, то для женщин они заканчивались печально, смертью. Довольно часто – от рук ее же родных и близких. Согласно обычаям и законом аравийской пустыни, отец и братья такой женщины, «не очистившись от нее», не могли принимать участия в маджалисах, то есть в почитаемых в Аравии мужских встречах-посиделках по вечерам за чашечкой кофе с

кальяном. В прошлом рассказывает Захра Фрис, если даже легкое дыхание скандала, обоснованного или нет, касалось замужней женщины, что «чернило честь ее мужчины в глазах соплеменников», то отец и братья могли убить ее, прямо в доме. И закон это разрешал.

В 1960-е годы, вспоминали работавшие в Кувейте русские специалисты, таких женщин подвергали просто-таки чудовищному наказанию: бросали в море на съедение акулам (52).

Под строжайшим запретом во всех странах Аравии находились в прошлом, даже в 1980-е годы, аборты. В наши дни они разрешены, но только если есть угроза жизни роженице. Врачей, уличенных в проведении несанкционированных абортов или в подделывании обязательно запрашиваемых при таких операциях врачебных заключений, что случается только в частных клиниках, штрафуют и сажают в тюрьму, сроком на 15 и 10 лет соответственно. Аборты, если возникает в том необходимость, коренные кувейтки делают за границей.

Первые законы о труде, принятые в Кувейте, гласили, что работающая беременная женщина имеет право на два оплачиваемых отпуска. Первый из них, сроком на 30 дней, – до родов; и второй, сроком на 40 дней, – после родов.

Бедуинки, в отличие от горожанок, рожают, можно сказать, безостановочно. Для них роды – это «порядок вещей», «естественное состояние» замужней женщины. Привыкают они к ним настолько, что уже через несколько часов после родов занимаются домашними делами.

«Мужчина только наполовину мужчина, если у него нет детей», – гласит поговорка арабов Аравии. «Главное богатство мужчины, – повторяют в Кувейте присказку предков, – это его потомство». «Венец счастья женатого мужчины и его опора в старости, – заявляют бедуины, – это сыновья». «Семья для араба – вторая кожа», – говорят в Кувейте.

В былые времена если женщина не могла забеременеть, то обращалась либо к вещуньям, либо к святым старцам. В 1930-е годы в Кувейте бытовало поверье, что если женщину сфотографируют, то ее ждет печальная участь – детей у нее будет, и рожать она не сможет. И потому объектив фотоаппарата, направленный чужеземцем

на торгующую на рынке, закрытую, заметим, чадрой, женщину, воспринимался в штыки. Фотоаппарат у иностранца тут же изымали и разбивали. Так продолжалось довольно долго. Случались подобного рода эксцессы даже в 1970-х годах.

Особой популярностью у коренных жительниц Кувейта и поныне пользуется древняя гробница в руинированном храме ЭльКидр, что на острове Файлака, установленная над могилой святого старца. В сказаниях арабов Прибрежной Аравии говорится, что жил во времена Авраама, неподалеку от нынешней Басры, святой старец. Регулярно, не менее 2–3 раз в год, хаживал в Мекку, к Дому Господа, к Ка’абе (Каабе). По пути туда посещал Файлаку. Когда впервые ступил на остров, шагнув на него с прибрежного мыса, расположенного напротив Файлаки, то оставил там, не стершиеся со временем, отпечатки ступней ног и посоха на камне. Плиту эту со следами святого старца археологи, по словам краеведов, обнаружили у стоявшего когда-то на Файлаке древнего храма Эль-Кидр, круглой формы, без крыши.

Женщины времен джахилийи (язычества), рассказывают кувейтские историки, а потом и мусульманки, как суннитки, так и шиитки, притом не только из Кувейта, но и из Южной Месопотамии и Персии, являлись по средам в тот храм с гробницей святого старца. Цель посещений – «обрести плодородие», то есть способность рожать детей. Приносили у гробницы святого в жертву овец. Били о стены храма яйца, расписывали их хной и опрыскивали розовой водой. Возжигали благовония в курильницах и оставляли в храме пряди своих волос, свято веруя в то, что Господь услышит их и поможет им забеременеть. Бытовало поверье, что поклонившись праху святого, исполнив описанный выше ритуал предков, женщина «обретет способность воспроизводить потомство», и непременно забеременеет, если, конечно, ничем до этого не прогневала Господа.

Находится на острове Файлака еще одно, часто посещаемое женщинами, захоронение – могила «шейха-целителя», как прозвали в народе место упокоения шейха ал-Гариба. Предания повествуют, что помогал он, как мог, всем нуждавшимся в крае женщинам, тем, кто оставался без мужей и близких. Перед смертью просил островитян лишь об одном – похоронить достойно. Они исполнили его

просьбу – возвели над могилой шейха куполообразный склеп. Незамужние женщины приходят туда, опять-таки по средам, возжигают

всклепе благовония, веря в то, что дух шейха, регулярно селящийся там именно по средам, услышит их и подвигнет кого-нибудь из достойных мужчин к тому, чтобы обратить на них внимание.

Среди тех мест, которые женщины Кувейта исстари посещают на этом удивительном острове, чтобы излить горести и высказать тайные мысли и пожелания, историки Кувейта упоминают и два невысоких холма – Са’ад и Са’ид. Названы они так, говорится в сказании, в честь двух братьев, умерших, спасая честь их сестры. Узнав об этом, она покончила жизнь самоубийством. Тело ее покоится в небольшой могилке между холмами-захоронениями братьев. Коренные жительницы Кувейта и сегодня верят в то, что «выражение почтения» местам захоронений Са’ида и Са’ада поможет им «уберечь любовь к себе их родных и близких».

Повествуют своды кувейтской старины и о месте упокоения на острове Файлака «матери Шашу», зловредной джинниййи, то есть женщины-джинна. Обитала она, дескать, на этом острове

вгоды становления ислама в Аравии. Была наполовину человеком, наполовину животным, с ногами осла вместо рук, и копытами верблюда вместо ног, и волосами, похожими на связку колючего хвороста. Слыла самым злобным в Прибрежной Аравии существом, колдуньей-чародейкой, досаждавшей счастливым семьям. Наведывалась по ночам в прибрежные города-порты и поселения рыбаков на островах. Страшно пугала людей своим видом. Многих из них лишала дара речи либо оставляла заиками, на всю оставшуюся жизнь.

Чарльз Монтегю Даути (1843–1926), известный британский поэт и яркий исследователь-портретист Аравии, рассказывал, что среди аравитянок существовал один очень странный обрядобычай, сохранившийся в племенах со времен седой старины. Женщины, которые не могли родить, наведывались к своим замужним подругам и целовали мошонку их новорожденных малышей. Бытовало поверье, что это дарует им счастье забеременеть и родить мужу долгожданного сына.

Впрошлом шейхи аравийских племен женились и разводились бессчетное количество раз. Случалось, оставляли жен буквально

на следующий день после женитьбы. Таким путем, то есть посредством «плетения родственных уз», по выражению бедуинов, с семействами «благородными», вождь племени укреплял родоплеменные связи, являющиеся и сегодня фундаментом племени. За детьми, рождавшимися в таких браках, равно как и за разведенными женщинами до их следующего замужества, присматривали достойно. Король Ибн Са’уд, если верить тому, что о нем говорят арабы Аравии, каждой жене своей, с которой разводился в «накатившее на королевство счастливое нефтяное время», дарил дворец и назначал ежегодный пансион … в размере одного млн. долл. США.

Тема о детях – самая частая в разговорах аравитянок с находящимися у них в гостях иностранками-европейками. Услышав, что у гостьи-россиянки, к примеру, только один ребенок, да к тому же девочка, кувейтка непременно порекомендует ей срочно обратиться к врачу. С женщиной, не способной родить ребенка, кувейтец разводится. Если же она рожает, но только одних дочерей, то берет в жены еще одну женщину. Дети в Аравии – это гарантия продолжительности и прочности супружеских связей.

Следует знать, что, находясь в гостях в доме аравийца и ведя разговор о новорожденном ребенке в его семье, непременно надлежит сказать: «Да убережет его Аллах!». Ибо в противном случае, как гласит поверье, на малыша или малышку можно накликать беду – обратить на дитя внимание Иблиса (шайтана), злостного недруга людей.

Отец в Аравии гордится всеми своими сыновьями, но особенно тем из них, кто с детства смел, находчив и ловок, правдив и щедр. Имя ребенку, по обычаю предков, принято давать в Аравии на седьмой день после рождения (число семь у аравийцев считается счастливым).

Большие семьи в Аравии пользуются уважением у соплеменников. Число членов семейства соответствующим образом отражается на авторитете и престиже главы семейства в его роду и племени, равно как и в общине (умме) того или иного жилого квартала в городе, где проживают коренные жители. Будучи в гостях у главы многодетного семейства, отметить это в беседе с ним, но не за обе-

денным столом, а за чашкой кофе, автор этой книги рекомендовал бы непременно.

От жен-ворчуний аравийцы избавляются, и как можно скоро. «Сварливость и задиристость жен, – говорят они, – как ничто другое, вредит здоровью». От этой «болезни» есть только одно «лекарство» – расставание.

Для того чтобы развестись, мужчине нужно всего-то, что сказать трижды, в присутствии свидетелей, что он разводится. На языке аравийцев это означает, что мужчина женщину эту больше не хочет, а значит – и нет в семье их «здоровой атмосферы» для продолжения совместной жизни.

При разводе женщина и сегодня сохраняет за собой все подарки, сделанные ей на свадьбу родственниками, гостями и мужем, будь то ювелирные украшения, яхта, дом или автомобиль, а также все подарки супруга, полученные от него во время их семейной жизни. Что касается детей, то по достижении семи лет мальчиками и девяти лет девочками разведенная женщина теряет над ними при- смотр-опеку, и они переезжают жить к отцу, в его дом.

Когда муж умирал, пишет в своих «Воспоминаниях арабской принцессы» дочь владыки Омана и Занзибара, то жены его и наложницы облачались в траурные одежды, «закрывались в темных комнатах и несли траур в течение четырех месяцев» (у бедуинов Аравии этот срок равняется 4 месяцам и 10 дням). На дневной свет не выходили. Пользоваться благовониями и парфюмерией им в течение траура не дозволялось, так же, к слову, как и разговаривать с мужчинами, за исключением их отцов, братьев и сыновей.

По завершении обряда траура вдовы исполняли церемониал очищения: тщательно омывались, с головы до ног. При этом рабыни умершего господина, с его мечами и кинжалами в руках, стояли позади омывавшихся вдов. Издавая звон ударами клинков, они, по верованиям тех лет, оповещали человека, «ушедшего в мир иной», что траур по нему исполнен. Очистившись, вдовы облачались в новые одежды, и могли снова выходить замуж (53).

Когда же муж с женой разводился, то женщина, согласно традиции, не могла выходить замуж в течение трех последующих месяцев, то есть трех менструальных периодов. Семейно-родовому

клану женщины требовалось убедиться в том, что от мужчины, который с ней расстался, она не забеременела (54).

Случалось, что разведенные женщины выходили замуж по нескольку раз. Так, красавица ал-Джази, сестра шейха Халида ал-Хиз- лайна, верховного вождя племени ал-‘аджман трижды становилась женой только одного короля ‘Абд ал-‘Азиза Аль Са’уда, не считая других мужчин. Старых дев Аравия, по выражению историков, не знала.

Среди бедуинов попадались и такие, которые разводились раз по пятьдесят, не достигнув и 45 лет.

Рассказывают, что у короля Ибн Са’уда, основателя Королевства Саудовская Аравия, было 400 жен. Некоторые из них оставались таковыми в течение ночи или двух. Тридцать восемь мальчиков из 450 рожденных ими детей величались принцами.

Ч а с т ь XVIII

Сцены из повседневной жизни

Хроники быта

До начала нефтяной эпохи основу хозяйственной деятельности Кувейта составляли: рыболовство, жемчужный промысел, морской извоз, кораблестроение и торговля.

Рыболовецкий, жемчужный и торговый флоты нуждались в сотнях капитанов (нахуд) и тысячах матросах. В 1939 г., например, когда численность населения Кувейта не превышала 70 тыс. человек, только в морской торговле было занято 10 тыс. чел. (1). Лучшими матросами считались члены племени бану джана’ат, мигрировавшего в свое время с Бахрейна. Они же, к слову, главенствовали и в артели портовых лодочников.

Крупными местами занятости населения Кувейта являлись также порт и рынок. Погрузка и разгрузка судов велась вручную. Артели портовых грузчиков, лодочников, перевозчиков грузах по городу (на ослах и мулах) и разносчиков воды играли важную роль

вповседневной жизни Кувейта.

В1904 г. в городе Эль-Кувейт насчитывалось 12 чайных магазинов, 7 кофейных домов, 70 торговых контор и 250 складов для хранения товаров. По сведениям, приводимым Дж. Лоримером, в Кувейте в 1904 г. проживало: 36 торговцев тканями, 21 золотых дел мастер, 11 кузнецов, 12 жестянщиков, 11 торговцев рыбой, 32 торговца финиками, 24 торговца рисом, 15 торговцев мукой, 2 маслобойщика, 147 бакалейщиков и 132 лавочника, специализировавшихся на торговле товарами для кочевников (коврами, одеждами, сандалиями, гвоздями и подковами для лошадей, свинцовыми пулями и дробью) (2).

Как в любом портовом городе, в Кувейте имелись кожевенники и портные, изготовители стеганых одеял и мужского белья, бу- лочники-пекари и мясники, продавцы топленого масла и фруктов, овощей и табака.

Главными общественными местами города до конца 1930-х годов выступали мечети. Поскольку большинство мусульманского населения Кувейта являлись суннитами, то и мечети в основном, коих в городе к концу 1930-х годов насчитывалось порядка 40, были суннитскими. Шииты-мигранты, в основном из Персии, Южного Ирака и с Бахрейна, заложили 12 мечетей для шиитской общины Кувейта, очень простых, с архитектурной точки зрения, с невысокими минаретами, едва-едва возвышавшимися над крышами домов.

Всправочном материале о Грейне (Кувейте), подготовленном

в1863 г. полковником Л. Пелли, английским политическим резидентом в Персидском заливе, говорится, что сам город, столица удела Сабахов, – чистый, в торговом отношении – активный; что базары его – обширны и наполнены различными товарами, а прибрежная полоса города – одна сплошная судоверфь. Судостроение, отмечает Л. Пелли, – единственная отрасль индустрии Грейна. Среди корабелов – много выходцев с Бахрейна и из Омана. Дерево для строительства судов завозят из Малабара (Индия). Местные моряки отменно обучены, и пользуются высокой репутацией среди арабов Прибрежной Аравии.

Мясом и молоком город снабжают скотоводы, разбивающие становища прямо у стен города. Овощи и фрукты практически все привозные. Поставляют их из Басры, с Бахрейна и из Персии. Имеются и небольшие собственные огороды, но только в районе Джахры. Вода в колодцах – солоноватая (3).

«Город Ковейт» (Эль-Кувейт), пишет в своих записках российский дипломат-востоковед А. Адамов, лежит в южной части бухты. При подходе к нему с моря долгое время остается незаметным, будучи заслоненным длинной песчаной косой Ра’с-эль-‘Аджуза. Строения на берегу, опять же таки, если смотреть на них с моря, походят больше на «гигантские термитники», нежели на жилища людей. Вид города – мрачный. В нем нет никакой растительности, даже финиковых пальм.